|
критик
Адрес: Тюмень
Возраст: 40
Сообщений: 4,922
|
Двадцать шестая – сорок восьмая жертвы
Поздравляю всех с волшебным праздником Хэллоуин! Самый хэллоуинский из всех хэллоуинских отчетов уже на экранах
Теперь ты там, где знают все, скажи:
Что в этом доме жило кроме нас?
Анна Ахматова
Что это? Где я? Темные, мокрые стены, низкий, давящий потолок… Что это за подземелье? Что за пыточный застенок?
Такое впечатление, что я попала в какой-то средневековый замок.
- Нет, - вздохнув, сказал прозрачный и призрачный Стив, грустно глядящий на меня сверху, - нет, Офелия, это тебе не Эльсинор.
Несмотря на нереальность всего происходящего, его появление испугало меня настолько, что я вскрикнула:
- Стив?! Это ты!
- Нет, блин, тень отца Гамлета!
Я невольно улыбнулась, с трудом поднимаясь с пола. Каждая косточка в теле болела.
- Ты тень. Отца Гамлета. И Виолы. Скажи, я тоже умерла?
Он покачал головой.
- Куда торопишься? Все впереди… Меня послали провести тебя по этим коридорам.
- Я бы и так не заблудилась. Я знаю, что здесь. Мы ходили сюда с Джульеттой…
…Теперь, когда моя жизнь висела на волоске, я вспомнила все. Все механизмы, которые блокировали мою память, были сняты, и я вспомнила даже то, чего не видела.
- Стив, ты ведь тоже что-то подозревал, когда переехал сюда жить?
- Подозревал. Но пока был жив, старался об этом не думать. Мне хотелось верить, что это неправда, что это только мои фантазии.
- Вот и со мной то же…
…Мы с Джульеттой обнаружили этот ход, когда Стива взяли. Я сидела рядом, когда она беседовала со следователями в присутствии адвоката. Три часа. Три часа они допрашивали бедную Джульетту, пытаясь вытащить из неё хоть какую-то информацию о Стиве, подловить на лжи, выведать хоть что-то, что позволит обвинить мужика в убийстве детей. То, что эти детки убили, хоть и по неосторожности, беднягу Льва, а потом уже вполне осознанно пытались сжечь заживо меня и Виолу, почему-то никого не волновало, хотя я, когда давала показания, несколько раз повторила, что парни хотели нас убить, а Стив нас спас, и практически заставила внести эту строчку в протокол.
На втором часе допроса я поняла, чего они хотят: повесить все смерти, случившиеся в нашем доме, на Стива. Это было очень гнусно, но с точки зрения здравого смысла вполне логично.
Никто не поверит, что в чьем-то доме раз за разом умирают люди, а хозяин не имеет к этому никакого отношения. Вполне разумно обвинить его во всех этих смертях. Присяжным будет проще поверить в то, что обвиняемый врет, чем в то, что он во всех случаях ни при чем.
Конечно, я не верила, что Стива осудят. И все же ему будет очень непросто из всего этого выпутаться, даже со всеми его деньгами и возможностями. А уж как рады будут газетчики – конечно, они смогут настроить публику на нужный лад. Живо сделают из бедолаги-рокера анархиста, сатаниста и пожирателя младенцев.
Джульетта сидела заплаканная, мрачная и бледная как полотно, но спокойная, как будто даже бесчувственная. За три часа она ни разу не повысила голос, ни разу не заплакала в голос, ни разу не потеряла самоконтроля. Она спокойно и внятно отвечала на вопросы, даже на те, который ей задавали в сотый раз, и повторяла одно и то же:
- Мой муж невиновен. Он никого не убивал.
Следователи придерживались другого мнения. Очевидно, это дело стало той самой последней каплей, после которой они на нас ополчились и решили не верить нам ни в чем и любыми средствами добиться от нас признания.
Я впервые поняла, как же сильно я ненавижу копов – не за их личные качества, всех, кто к нам приехал, я знала с детства, и они были в общем неплохими людьми – а за их поганую работу. Они в течение трех часов издевались над женщиной, только что пережившей страшный шок, едва не потерявшей при пожаре дочь (ну и меня, думаю, моя смерть её также огорчила бы), женщиной, чьего мужа они только что упрятали в кутузку – и обращались с ней так, будто она была хитрой, лукавой преступницей, которую надо было вывести на чистую воду. Три часа её не отпускали к детям, не давали позвонить мужу. Нужно быть моральным уродом, чтобы пойти на такое.
Джульетта держалась молодцом, и они, понимая, что она никогда не поверит, что её муж виновен, начали убеждать её – козлы! – что она на самом деле не может быть в этом уверена, что она не знает всей правды о Стиве. Честно сказать, в тот момент, когда они начали это делать, мне захотелось встать и надавать им всем по морде – но я вспомнила, что и так уже доставила Стиву с Джульеттой кучу неприятностей, и взяла себя в руки.
- Скажите, вы ведь работаете в университете полный рабочий день? (Джульетта: Да). Значит, большую часть дня проводите вне дома и не знаете, чем занимается ваш супруг? (Джульетта: Да, как и вы не можете наверняка знать, чем сейчас занята ваша жена). Мы сейчас говорим только вашей ситуации. Итак, пока вы были на работе, вы не знали, чем занимается ваш муж дома (Джульетта: Если мне нужно было узнать, чем он занят, я звонила ему по телефону. А так – я за ним не следила, конечно). Выходит, вы не можете знать, чем он занимался, пока был вне вашего поля зрения (Джульетта: Я ему доверяю. Он не делал в мое отсутствие ничего, чего не смог бы сделать на моих глазах). Увы, это всего лишь ваше предположение. Точно вы этого знать не можем (Джульетта: Я готова в этом поклясться).
- Кто выбирал кандидатов на роль прислуги – вы или ваш муж? (Джульетта: Мы оба). Значит, ваш муж активно участвовал в обсуждении кандидатур, верно? Следовательно, он мог обратить ваше внимание на того кандидата, который лично ему понравился больше остальных? (Джульетта: Стив не испытывал никаких личных чувств к нянькам, все они для него были не больше чем наемные работники). Допустим, но вы же не можете отрицать, что он мог повлиять на ваш выбор, чтобы вы взяли на работу женщину, которая ему понравилась больше других? (Джульетта: Ему обычно не нравился никто. Он вообще был против нянь, хотел сам сидеть с детьми). И тем не менее, он участвовал в обсуждении кандидатур? (Джульетта: Да, участвовал. Но он никогда не выделял какого-то кандидата, они все для него были одинаковы. Чаще всего он соглашался с моим решением). Мы не можем знать, действительно ли это было так. Возможно, он заранее отбирал тех кандидатов, что были нужны ему для своих целей, а потом заставлял вас поверить, что вы сами его выбрали (Джульетта: Это чушь. Вы зря стараетесь меня запутать. Факт в том, что он не хотел никого выбирать, решение оставалось за мной. Вот и все).
- У вашего мужа в роду были люди с психическими заболеваниями. Как мы смогли выяснить, его мать была помещена в психиатрическую больницу «Атэнс» и там покончила с собой (тут я вспомнила прекрасный призрак, поймавший меня в темной комнате, и закрыла рот рукой, чтобы не закричать). Как вы считаете, наследственность и детские психологические травмы могли отразиться на его психическом здоровье? (Джульетта: Я уверена, что мой муж психически здоров.) Вы не замечали странностей в его поведении, разговорах? У него не было жалоб на головную боль, депрессию? Может, он делал что-то пугающее, странное? (Джульетта: Не больше, чем мы все.) Итак, вы считаете, что ваш муж здоров, но в его медицинской карте записан психиатрический диагноз, как вы можете это объяснить? (Джульетта: Синдром Клейна–Левина – не психиатрическое, а скорее неврологическое заболевание, и мой муж полностью излечился от него к двадцати пяти. Этот диагноз несколько лет как сняли). А вы не боялись, что у него разовьется другое отклонение? Вы следили за тем, чтобы он консультировался у специалистов? (Джульетта: Стив посещал доктора раз в полгода, никаких отклонений у него не находили. Последний год он не ездил к доктору, отсюда слишком далеко до него добираться). Итак, вы не можете утверждать, что за этот год у вашего мужа не развилось какое-либо психическое заболевание (Джульетта: Его состояние не изменилось, я подумала, что нет нужды делать новое освидетельствование, если оно ничего не покажет). Вы могли и не замечать изменений в его состоянии, если он их тщательно скрывал. Это дело специалистов.
Я подумала, что Стив и правда был немного не в себе последний год, но ведь это была обычная депрессия, ничего такого… Или нет?
Плохо, очень плохо. Если они вытащат это на суд, Стиву все его деньги не помогут, и лучший в стране адвокат его не выручит. Слишком похоже на правду, даже в отсутствии убедительных улик. Присяжным хватит и предположения, чтобы вынести решение «виновен». И ждет его тогда многолетняя тяжба, и будет он мотаться по тюрьмам, и мы его еще много лет не увидим.
А вдруг – даже подумать страшно – вдруг он виноват? Хотя бы частично, хотя бы косвенно. Тогда губернатор сразу посадит его на стул, и его убьют.
- Значит, вы утверждаете, что ваш муж имеет дурную наследственность, в молодости страдал психическим заболеванием, и при нездоровом образе жизни, который обычно ведут люди его профессии, целый год находился без присмотра врача. Следовательно, никто не может поручиться, что за этот год он не превратился в маньяка и не начал убивать людей, которые приходили в ваш дом. Учитывая все факты, такое вполне могло случиться.
Джульетта сидела, закинув ногу на ногу, молчаливая, бледная, заплаканная, твердая, уверенная. И курила, курила, курила, ломая фильтр за фильтром в тонких пальцах.
Я никогда не видела, чтобы она столько курила.
Я вообще никогда раньше не видела её курящей.
- Мой муж не убийца, - очень четко, практически разбивая слова на слоги, сказала она. – Он никого не убивал. Я точно знаю, что он этого не делал.
Даже сейчас я как будто вижу её бледное лицо: красные от слез глаза и опухшие веки, потеки туши на щеках, судорожно сжатые губы. Только тогда я поняла, насколько сильно она любит мужа.
Любовь Стива была очевидна всем, он был привязан к ней, как ребенок, искренне и открыто, и каждый видел, что он ей надышаться не может. Любовь Джульетты была куда глубже, иногда даже казалось, что она снисходительно позволяет себя любить.
И только сейчас стало очевидным, что и она готова душу продать, чтобы спасти любимого человека – Стива.
…
Через три часа копы, ничего так и не выяснив, ушли, запретив нам покидать дом. Когда я спросила, что нам делать, если закончатся продукты в холодильнике или еще что-то понадобится, мне сказали, что полицейские, которые теперь круглосуточно будут дежурить во дворе, будут доставлять все, что нужно.
- Не вздумайте покидать дом, - сказал один из следователей. А второй, выходивший следом за ним, шепнул мне:
- Лучше бы тебе уйти отсюда, Офелия. Тут скоро такое начнется… Хочешь пожить у нас? Сэнди будет рада. Если согласишься, я попробую уговорить начальство.
Я отрицательно мотнула головой. Я хорошо знала этого человека, когда-то мы дружили с его дочкой, и ничего против него не имела, но сама мысль о том, чтобы покинуть Мэллоев в трудные времена, была мне противна.
Мне только хотелось спросить: что же такое здесь начнется? Но он ушел раньше, чем я успела задать этот вопрос.
Пока я закрывала дверь, Джульетта все так же сидела неподвижно, и когда щелкнул замок, даже не пошевелилась. Только когда я подошла к ней, она пошевельнулась, пронзительно посмотрела на меня и суровым, не допускающим возражения голосом заявила:
- А теперь расскажи мне все, что знаешь. И ничего не скрывай. Я должна понимать, в какой заднице мы оказались.
Я вздохнула, принесла стул, уселась и начала рассказывать. Всё, начиная с самой первой смерти – няни Вики, и заканчивая сгоревшими сегодня молодчиками.
Потом, выдержав паузу, я рассказала ей о Джетро – вроде бы он никак не относился к делу, но его исчезновение тоже сильно нас напугало.
- Значит, ты думаешь, что и его тоже Стив убил.
- Нет, конечно! То есть я вообще не думаю, что Стив кого-то убивал. Просто Джетро так внезапно исчез…
- Джетро умер там, на острове, Офелия. Нам вчера позвонили… Стив должен был ехать на похороны в среду. Мы решили вам пока не говорить, чтобы не портить праздник, ну а теперь чего уж там…
- Как он… как это случилось? Где? Когда?
- Неподалеку от вашего лагеря. Когда и как – следователи не смогли определить, от него остался только скелет, то ли звери его разодрали, то ли птицы…
Меня трясло, как в лихорадке. На Джульетту было больно смотреть, но и у меня видок, наверное, был не лучше.
- Офелия, кто всё это делает?
- Не знаю!
- Офелия, не ври. Скажи честно, что ты об этом думаешь.
- Ты меня в психушку запрешь, если скажу!
- Да нам всем пора в психушку! - не выдержав, заорала Джульетта. - Говори, как есть, я устала всех от этих тайн! Кто убивает людей?!
- Дом!!! - заорала я в ответ.
- Дом не может убивать, дом – это стены, пол и крыша!
- Только не наш! – я почувствовала дикую боль в затылке, перед глазами все поплыло, и я схватилась за Джульетту, чтобы не упасть.
-Офелия, ты что? Тебе плохо?
- Там, - я показала рукой на книжный шкаф в углу, - там…
- Что? - Джульетта уставилась на шкаф непонимающе. -Тебе нужна какая-то книга?
С её помощью я дотащилась до шкафа и сняла с полки первую попавшуюся книгу. Шкаф тут же услужливо отодвинулся в сторону, освобождая нам проход в длинный и узкий коридор.
Мы с Джульеттой переглянулись.
- Тайный проход, как в старинном замке… - пробормотала я. Джульетта решительно шагнула за порог. Мне вдруг стало очень-очень страшно.
- Не ходи, - закричала я, хватая её за руку и пытаясь удержать. -Там так жутко! Представляешь, что там может быть?
Джульетта даже не обернулась.
- Я должна знать, что здесь творится. Не хочешь – не ходи.
- А вдруг все это Стив сделал? - неожиданно даже для себя спросила я. - Ты всё равно хочешь знать?
Она обернулась.
- Тогда мы будем думать, как ему помочь. Но для этого мне нужно знать правду.
…
- Значит, она готова была меня простить, даже если бы узнала, что я убийца? - спросил бесплотный Стив, паря по левую руку от меня.
- Не знаю. Думаю, она все-таки пыталась надеяться, что это не ты. Хотя вариантов оставалось не так уж много – ты, я или Себастьян, кто ж еще…
И я рассказала ему, что когда мы спускались по узкой лестнице, Джульетта ни с того ни с сего крепко схватила меня за шиворот, развернула лицом к себе и угрожающе произнесла:
- Если это ты! Если ты это устроила…
- Честное слово, не я. Правда-правда!
Она разжала руку и отпустила меня.
- Я люблю его и люблю тебя. Но я никому уже не верю.
…- Она сильно напугалась, когда увидела все это? – поинтересовался Стив.
- Очень, у неё даже губы посерели. Но виду не подавала, держалась молодцом.
Мы проходили одну за другой сырые камеры, забранные плотными железными дверями. В смотровые окошечки можно было увидеть, что лежит внутри – кости и полуистлевшие останки некогда замученных людей.
- Из тебя какой-то странный призрак, ты спрашиваешь, а сам ничего не рассказываешь.
- Призраки вообще редко говорят.
- Ты же теперь там, где знают всё. Расскажи мне про это место. Как давно это продолжалось?
- Около шестидесяти лет.
- Значит, моя тётя была не первой, она тогда была слишком мала, чтобы такое придумать. Она ведь тоже это делала, верно?
- Ей приходилось. Её вынуждали, делали с ней то же, что и с нами.
- Бедная. Но все же это её не оправдывает.
- Она знала, потому и сошла с ума. Как и моя мама.
- Твоя мама тоже как-то к этому причастна? И эта умершая тетка?
- Она сама тебе расскажет. Просила ничего не говорить тебе заранее, чтобы не портить впечатление от речи.
- Ты вообще хоть что-нибудь можешь сказать? Хотя бы о себе? Ты, когда умер, встретил там маму, Джульетту?
- Нет. Ни ту, ни другую. Они где-то в другом месте. - Стив вздохнул. - Мне здесь очень плохо.
…
Призрак Стива привёл меня в большой зал, где собралось множество людей в темных одеждах, напоминавших монашеские. В этой темной толпе я увидела Себастьяна, Виолу и Гамлета, одетых в костюмы героев Шекспира, ярких, нарядных и смертельно бледных. Агнцы, приготовленные на закланье.
Гамлет, как и полагалось его персонажу, был одет в черное, и как Принц Датский, был лицом мрачнее ночи и белее полотна. Виола и Себастьян были наряжены в одинаковые камзолы, и хоть не стали от этого близнецами, но выглядели очень похоже. Я машинально отметила, что наряды им очень идут.
Себастьян, увидев меня, что-то закричал, но я ничего не услышала – видимо, его лишили голоса. По движению губ я разобрала, что речь идет о нашей дочери.
Значит, её захватили, она у них.
Тётка с того света, старая ведьма, сидела посреди зала прямо на чьем-то гробе. Я подумала, это уж слишком, но с другой стороны, для шабаша в канун Дня всех Святых – самое то.
- Офелия с нами! - торжествующе закричала она, увидев меня. - С возвращением в семью, Офелия! - и все коричневые, как по команде, захлопали в ладоши. Я чуть не оглохла от грохота рукоплесканий.
- Не знала, что я принадлежу к семье упырей. - я хотела сказать это язвительно, не знаю, как уж получилось. - Почему вы считаете, что имеете право распоряжаться моей судьбой? Я вовсе не хочу быть такой, как вы.
- У тебя нет выбора, - довольно миролюбиво сказала старуха. - Ты просто не понимаешь, как важно то, что ты должна сделать.
- Единственное, что мне нужно сделать – сдать вас всех в полицию прямо сейчас. Думаете, что если вы нас убьете, никто об этом не узнает? Ошибаетесь.
Коричневые отреагировали дружным смехом.
- Полиция здесь, Офелия, - сообщила тётя Бри, - и суд, и прокуратура, и все, кто мог бы тебе помочь. Весь город здесь, Офелия. Все, кто посвящен.
Некоторые из коричневых приподняли капюшоны – и я действительно узнала известных горожан. Похоже, и вправду все они собрались здесь.
- Когда вы все это придумали? Как вам вообще такая мерзость в голову пришла?
- Не суди нас, прежде чем не узнаешь, как было дело. Знаешь, как мы тогда жили? Через наш городок проходила линия фронта, представляешь, что это такое? Я была совсем маленькой, но я хорошо помню, в каком аду мы жили. Город бомбили днем и ночью, трупы валялись на улицах, их даже закапывать не успевали – просто сбрасывали в канавы… Ты знаешь, что это такое – ходить по городу, превращенному в кладбище? Конечно, не знаешь. Солдаты ходили по домам и отбирали все, что им нравилось, не было лекарств, не было хлеба, не было мяса, за водой выстраивались длинные очереди… Мы никому не были нужны – одна власть от нас отказалась, другая хотела вырезать нас всех до последнего. Мы остались одни, Офелия, про нас все забыли. Город был обречен, он доживал последние дни в окружении, и никто не мог отсюда сбежать. И тогда твоя бабушка придумала это.
- Она придумала заманивать бедных женщин в дом и убивать? Очень мудрое решение. А как вам это помогло-то? Неужели вы стали жить счастливее? Бомбы падать перестали?
- Ты просто не понимаешь, как это работает. Позволь, я тебе продемонстрирую…
Коричневые расступились, и из-за их спин показалась стайка юных девочек-подростков в белом. Они были чуть постарше, чем моя дочь, но моложе Виолы.
Следом за ними шли два мальчика в таких же белых балахонах и взрослая девушка, очень красивая.
…
Ничего хорошего ожидать не приходилось: как только я увидела этих несчастных, я уже знала, что их принесут в жертву. Я дернулась было, чтобы их спасти, но коричневые сзади крепко держали меня – и Себастьяна, и Виолу, и всех, кто мог бы помешать ритуальному убийству.
Меня также решили дара речи, и все, что я могла делать – мычать и вырываться, что я и делала без особого успеха. Жертвы с тихой песней вышил в центр зала и выстроились в шеренгу.
Девочки и мальчики, как заколдованные, сами шагали в пасть зверюге, и она с чавканьем проглатывала их. Они даже не сопротивлялись, и это делало зрелище еще более противоестественным.
Лица гостей были скрыты под капюшонами, и я не могла понять, какие эмоции они испытывали, но никто, кроме нас четверых, не отворачивался. Значит, никто шокирован не был.
Когда последняя девочка была сожрана, коричневые дружно зааплодировали, так же громко, как раньше аплодировали моему появлению. Чудовище показало огромное вымя, и тётя под одобрительные крики начала его доить. Вскоре все разобрали стаканчики с мутной жидкостью, которую она сцедила, и принялись пить соки, выдавленные из несчастных.
- И чего вы добились? - спросила я, как только ко мне снова вернулся дар речи. - Для чего вы погубили двадцать три невинные души?
- Разве ты еще не поняла? - тётя повернулась ко мне со стаканом в руке. - Город существует только благодаря таким душам. Ты не думала, почему все ближайшие города и городки в войну разрушили, а наш – нет?
Я призналась, что не задумывалась об этом.
- Скажи еще, что ты не думала, откуда в вашем доме такое большое кладбище и почему по двору вечно бродят приведения. Офелия, хватит прятать голову в песок, как страус! Ты всё знала с самого детства, только не хотела замечать. Кто-то приносит жертву, кто-то её принимает – это в порядке вещей. Город был полон беженцев, которые и так погибли бы от голода или бомбежек – а твоя бабка открыла этот канал, и дал им возможность умереть тихо, безболезненно, с улыбкой на устах. И с пользой для города! – громко закричала она, и коричневые поддержали её громким смехом.
Всё это выглядело настолько отвратительно, что я не столько боялась, сколько испытывала чувство гадливости.
- В этот дом все приходили по доброй воле, - продолжала рассказывать тётушка. - Здесь предлагали пищу и кров, и теплые постели – всем, кто не попросит, особенно детям. Мы с сестрой еле добрались сюда, осиротевшие, голодные, оборванные. Ей было три месяца, мне – пятнадцать лет. Наш отец был итальянским офицером, ты понимаешь, что это значит? Мы – дочери врага, перед нами все двери были закрыты!
Стив-привидение, снова появившийся рядом со мной, тяжело вздохнул. Инфернальная тетушка подтвердила то, что я давно уже успела понять – мы с ним были родственниками, пусть не по крови, так по судьбе. Нас связывал этот проклятый дом.
- Дом нас принял и полюбил. В то время в доме жило тридцать гостей, но из всех из них он выбрал нас трёх. Только мы понравились ему, поэтому остались в живых и стали Хозяйками.
- Трёх?
- Да. Меня, мою сестру и твою тётушку. Кстати, пора бы и её пригласить на наш праздник.
Последний раз редактировалось Лалэль, 28.02.2016 в 12:42.
|
|