просимовец
Сообщений: 138
|
Одна ночь из жизни Северуса Снегга. Часть 1
За окном неясная серая муть. Где-то в полдень пошел снег, и теперь улицы были покрыты тонким налетом белёсых влажных хлопьев. К утру растает. На часах только что пробило шесть вечера. Это несколько раннее время для вампира, но на сегодня граф Филипп назначил «суаре». Званый вечер – это, конечно, громко сказано, так…соберутся несколько вампиров, наших общих знакомых, и мы все вместе проведём эту ночь. Став вампиром, ты не перестаёшь быть существом социальным, нуждающимся в общении, например с себе подобными, поэтому мы поддерживали контакты друг с другом.
Мимо меня быстрым шагом прошел Филипп. Он что-то объяснял по телефону невидимому собеседнику. Мне не хотелось вслушиваться в их беседу.
- Надеюсь, не будет никаких живых одурманенных девушек? - хотя я знал ответ, но лучше убедиться наверняка.
- Конечно, нет. Я же не могу контролировать аппетиты гостей и все действия человеческих доноров. А мне совсем неохота встречаться с Ним. Ты же прекрасно понимаешь.
Читать дальше Я понимал, о чём он говорит. Откинувшись в кресле, я перенёсся мыслями в его кабинет, где за разговорами мы проводили столько долгих ночей. Филипп сидел за большим дубовым столом, закинув ногу на ногу и выпуская струйки серебристого дыма в потолок.
По обе стороны от него висели два больших портрета в вычурных золоченых рамах. На одном из них был изображен он сам в прюнелевом бархатном плаще, подбитом рысью. Взгляд его был потерянным, рассредоточенным в пространстве, граф смотрел вглубь себя, не обращая внимания на зрителя, как будто груз прожитых за столетия жизней давил ему на грудь и туманил взор. Я всегда думал, что этот неизвестный художник был тонким психологом и мастером своего дела, раз смог поймать и запечатлеть истинное лицо Филиппа. Портрет датировался 16 веком и был самым первым в галерее портретов графа Коллина. Напротив висел портрет его жены Розалинды Валуа. Она была одета по моде 18 века в платье цвета Rose Pompadour, которое оттеняло неестественный прозрачно-красный цвет её глаз. Но, странным образом, всё это ей шло. Такой Розали была, когда граф впервые её встретил и обратил.
Но главным здесь был центральный портрет. С него смотрела маленькая голубоглазая девочка, застенчиво сложившая ручки на подлокотники детского стульчика. Взгляд её был не по-детски задумчивый и глубокий. По щекам блуждал нездоровый чахоточный румянец. Это была маленькая дочь графа. Такая, какой он запомнил её. До того, как она умерла у него на руках.
Филипп продолжал рассказ негромким размеренным голосом:
- И он забрал у нас единственную дочь. Наше общее живое сердце, по невероятному и чудесному божественному промыслу бегающее отдельно от нас на пухлых детских ножках.
После её смерти жена потеряла смысл жизни, она стала пустой тусклой оболочкой человека, не освещенной внутри лампадой души. Я пытался её утешить тем, что у нас ещё могут быть дети, что лекарь мог ошибаться… Но всё было бесполезно.
Леони постриглась в монахини и отринула всё мирское. Как и обещал Жнец, она прожила долго, очень долго - для 12 века этого хватило бы на три полноценных жизни - девяносто восемь лет… Последние десять лет – в глухих пещерах, куда древние, отжившие свой век, инокини отправлялись умирать. Она питалась одним лишь мхом...
Через пару годов после того, как жена заперла себя в монастыре, я стал вампиром, и предложил ей этот дар. Но она прокляла меня, назвала приспешником Жнеца и обвинила во всем зле, что с нами произошло. Больше мы не виделись. Точнее, она не видела меня, а я незамеченным следил за ней все эти годы. Она стала почти святой для современников, потому что не боялась никаких послушаний, холода, голода, болезней. Единственная выжившая, что ухаживала за больными во время эпидемии чумы в начале 13 века. Её не ужасали ни тиф, ни чахотка, ни проказа, ни оспенные язвы, ни гнойные нарывы. Всем этим она занималась с особым рвением, как будто стараясь принять заразу в себя и пораньше отправиться на небеса. Но ничто не брало «святую Леону», пока её организм не износился от старости. Моя жена умерла во сне. Так оборвалась последняя ниточка, связывающая меня с миром живых, потому что другие мои родственники оказались в земле ещё в эпидемию чумы.
Его взгляд устремился в невидимую точку пространства и остекленел. Я знал, что сейчас в своей памяти он совершает путешествие во времени к тем недолгим годам счастья на закате 12 века, когда у него была полноценная семья. Он был полнокровным, пышущим здоровьем мужчиной, пусть и младшим сыном обедневшего ландграфа, но имеющим свой дом, ремесло и молодую горячую жену, с которой они предавались всем радостям супружеского счастья. Молодые смело смотрели впёред и видели только долгую череду счастливых лет, проведённых вместе в том большом крепком доме под сенью апельсиновых дерев и каштанов.
Но счастье их продлилось недолго. Они были обычные симы, скроенные из плоти и крови по образу и подобию Демиурга. Мягкие, уязвимые, ранимые – смертные. Его молодая Леона слегла с брюшным тифом. И средневековые лекари с их кровопусканием, ртутью и опиумом никак не помогали. Покрытая розовыми пятнами, со вздувшимся животом она металась по взмокшим от пота простыням и бредила, она никого не узнавала.
Филипп сам находился не в лучшем состоянии: с красными глазами, вспухшими от недосыпа веками и трясущимися руками он продолжал ходить за женой, лишь изредка позволяя себе передышки. В одну из таких передышек, когда он, глотнув для профилактики крепкого вина, вышел на крыльцо дома, чтобы немного развеять тяжелые бредовые мысли, и произошло то, что перевернуло жизнь простого средневекового парня.
Была ночь. Прекрасная тёплая летняя ночь, когда на далёком обсидиановом небе так ярко горят звёзды. Филипп вдохнул свежий ночной воздух и с болью почувствовал этот жестокий контраст: окружающий мир по-прежнему полон красоты и безмятежности, вселенная цветёт, и никому нет дела до его горя и страданий. Чёрная смердящая тень скоро опустошит их дом, а весь этот прекрасный господний мир будет бесстрастно наблюдать за крахом двух жалких маленьких жизней.
- Будь ты проклят!!! Будь ты проклят, Бог! Ты отбираешь у меня самое дорогое, - Филипп в бессилье опустился на ступени крыльца и обхватил голову руками, - Я бы всё отдал, лишь бы Леона осталась жива! – граф снова поднял глаза в безгласную бездну и тихо заплакал пьяными слезами.
Этот монолог, который, как думал парень, никто не слышал, привлёк внимание некоего господина. Он отделился от тени большого каштана и бесшумно пошел по мощеной дорожке прямо к парадному входу, где сидел Филипп.
- Добрый вечер.
Филипп вздрогнул от неожиданности и поднял взгляд, замутившийся от слез и алкоголя, на незнакомца.
Перед ним стоял высокий мужчина в черном дорожном плаще. Он имел крупные, резко вылепленные черты лица: широкую челюсть, высокие хорошо очерченные скулы, хищный нос с легкой горбинкой, и густые тяжелые брови, нависающие над глубокими глазницами. Серебристая проседь блестела в длинных волосах ночного гостя, забранных в хвост. Но самыми интересными были его глаза, в ночном свете они казались лишенными цвета, почти белыми, тускло мерцающими в темноте.
- Добрый… Что Вам нужно здесь в такое время? – не слишком вежливо ответил Филипп.
- Я могу Вам помочь. Я слышал, Ваша жена тяжело больна, а Вам ничего не жалко ради её здоровья.
- Да. А вы лекарь? Наш местный лекарь ничем ей не помог… – начал было Филипп, всё же поспешно вскакивая и пропуская гостя.
- Я подарю Леоне жизнь. Но у меня есть одно маленькое условие…
Так Филипп подписал свой бессрочный договор с Мрачным Жнецом, где особым пунктом договора шло условие, что взамен подаренной жизни он забёрет любую другую, связанную с ним кровью, на выбор. Что значила возможная далекая смерть какого-то родственника, когда на кону была жизнь любимой жены? Филипп тогда не думал ни о каких последствиях.
Теперь он жил с этой виной уже более восьми веков, и ему оставалось лишь представлять, как же могло всё сложиться, скажи он тогда «Нет». И конечно, он ненавидел Мрачного Жнеца, и старался как можно реже видеть его чёрные тени, скользящие к трупам. Ведь за любой черной тенью мог оказаться сам Повелитель, он бы разразился глумливым смехом прямо в лицо ему - наивному доверчивому идиоту. А такого граф не перенёс бы.
- И ведь ты знаешь, - с грустной усмешкой продолжал Филипп, - эта бумага не горит и не тонет. Она всегда появляется в верхнем ящике моего стола, если я пытаюсь от неё избавиться. Я даже Розали обращал не своей кровью, потому что по злой иронии, в контракте не стоит «одну жизнь», а значит, любой из моих «детей» может подвергаться опасности. Я не хочу рисковать своим сердцем снова.
***
Как только солнце окончательно скрылось за горизонтом, стали прибывать гости. Сначала появились мои старые знакомые: графиня Анна Харт со своим супругом Калебом Бёрном. Они вместе уже более 150 лет. Калеб, широкоплечий «медвежонок» с квадратной челюстью и смеющимися глазами, сейчас работает частным детективом. Его супруга Анна, похожая на маленькую точеную статуэтку из алебастра с волной платиновых волос, была рождена знатной бездельницей, и в настоящее время пребывает в этом же состоянии. Правда, у Анны есть неплохая галерея изобразительного искусства, где выставляются многие знаменитые художники этого времени. К сожалению, они уже довольно долго жили открыто, и соответственно, скоро им придётся уйти в тень или переехать.
Потом подтянулись последние гости. Александр Гот со своей подругой Лилией Новосельских. Они оба достаточно молодые, новички, и так как Александр мой сосед, я неофициально присматриваю за ними. Быть может, позже я расскажу их занимательную историю, но сейчас не о том…
Кабинет Филиппа представлял собой просторное помещение, условно разделенное на рабочую зону и зону отдыха. В последней наибольший интерес сегодня представлял большой стол для покера, обитый зеленым сукном. Мы собирались раскинуть картишки. Вампирам в силу возраста и многолетней практики скучно играть со смертными. Особенно радовался граф Филипп, он иногда ведёт себя, как мальчишка, как будто ему снова всего 25 лет, а не 825. Смеётся и потирает руки в предвкушении того, как всех обставит.
Хотя, надо сказать, именно друг с другом за этим столом мы вновь становимся теми молодыми парнями, что когда-то были. Возможно, кто-то уже не помнит, но мне было всего 20 лет, когда граф Джером меня обратил. Если снять все магически наведённые следы времени с моего лица, то многие бы удивились.
Ещё одной отличительной чертой этого помещения является то, что здесь собраны почти все портреты вампиров, когда-либо встреченных Филиппом. По крайней мере, все вампиры Китежграда были на этих стенах. Вот такое странное хобби. Наши двойники, друзья и давно умершие лица смотрят на нас со всех сторон. Сначала, первый раз попав в этот кабинет, невольно съеживаешься под прицелом множества этих взглядов, потом со временем привыкаешь.
Пока мужчины гипнотизировали карты за столом, девушки делились друг с другом и с нами последними новостями. Розалинда нежно перебирала пряди сидящей у её ног Лилии, сооружая замысловатые прически, а Анна успевала увлеченно следить за игрой мужа, которой тот давал подсматривать в свои карты.
Мы обсуждали недавнее печальное событие – а именно то, что самая старая вампирша графиня Рита Маккартни, отметившая свой 945 день рождения, решила встретить рассвет. Это глубоко шокировало всех нас, но все вновь открывшиеся обстоятельства указывали на то, что самоубийство было добровольным решением графини. И оставалось лишь гадать, что побудило её к этому шагу. В какой-то момент наступила пауза…
- Поздравьте нас! – весело промурлыкала Лилия, переводя разговор в приятное русло, - у нас родился внук!
Все, конечно, тут же принялись выражать свою радость за «ребят». Для нас они остаются самыми молодыми членами вампирской семьи, а во внешней жизни уже пережили одно «превращение» из самих себя в своих далёких родственников. Чтобы у прочих симов не возникало подозрений, почему эти двое не стареют.
- Ух, ты! Это значит, я могу считать себя прабабушкой! – Розали являлась «родителем» Лилии, и нянчилась с ней, как с собственной дочерью, которой у неё никогда не было. Жена графа специально обратила Лилию в шестнадцать, чтобы создавалась видимость матери и ребёнка. Я и Рита были против, уговаривали девочку пожить ещё пару лет человеком, а потом, после совершеннолетия, присоединиться к нам, но Лилия и Розали были непреклонны. И Филипп не стал противиться желанию своей жены.
- Можешь прийти посмотреть как-нибудь вечером. Он очарователен!
– и девушки принялись щебетать про младенцев, а моё внимание вернулось к игре.
Потом мы обсуждали торжества, которые собираются устроить Калеб и Анна в этом году. И я совершенно не понимаю, как невинный разговор о юбилее совместной жизни плавно перетёк в обсуждение меня!
- Северус, тебе надо найти пару! Как тебе не скучно быть одному вот уже полтора столетия?
- У меня есть семья! Я никогда не был один, в отличие от всех вас. – Я просто ненавидел эти разговоры про личную и семейную жизнь, но Розали упрямо заводила эту «песню» с тех пор, когда мы с Арианой завершили наши отношения.
- Да, но это родственники, и в отличие от всех нас, они смертные. Какие-то 70-80 лет - и они в могиле! Ты просто живешь рядом, а не вместе с кем-то. Поверь, это большая разница!
- Розали, во-первых, это не твоё дело, а во-вторых, даже если я вдруг снова женюсь на смертной симке, то я не обращу её в вампира. Ты же знаешь, я не считаю нашу жизнь божественно прекрасной.
- А ты не думаешь, что неплохо бы спросить у девушки, хочет ли она обратиться в вампира и жить с тобой долго и счастливо?! Клянусь, ты ни разу этого не спрашивал! Думаешь, им нравилось стареть рядом с тобой, покрываясь уродливыми морщинами, и планировать, где им будет удобнее лежать в могиле, пока ты весело смотрел в будущее? А наша жизнь хоть и не идеальна, но ты себе даже не представляешь, как много иные готовы сделать, чтобы её получить!
- Роззи, позволь Северусу самому решать, что делать со своей жизнью. – Я был признателен Филиппу за вмешательство, так как моё терпение уже достаточно накалилось, чтобы напомнить вампирше о самой неприятной жертве во имя вечной красоты и молодости. А для неё это было очень болезненно.
- Хорошо, я буду молчать. - Девушка подошла к мужу и обняла его за плечи, заглянув в карты, - Всё, заканчивайте играть, у Филиппа опять стрит – флэш. Пойдёмте перекусим!
Мужчины стали дружно ворчать и возмущаться, что она так бесцеремонно прервала игру, но всё же положили свои карты на стол, признав, что им нечего противопоставить Филиппу, и он действительно выиграл эту партию. Филипп, счастливо улыбаясь, следом за женой продефилировал в столовую.
Мы спустились на первый этаж и прошли в небольшую столовую, ведь вампирам нет надобности проводить много времени за приготовлением и употреблением пищи. Да и пища у нас специфическая. Сейчас наш ужин состоял из пары бокалов подогретой донорской крови, недавно доставленной из медицинского пункта. Добровольцы экстренно сдавали кровь для помощи несуществующему тяжелобольному симу, поэтому она была благоухающая: свежая и ароматная. Лучше может быть только кровь из вены живого сима.
Антикварные часы в гостиной пробили полночь. Луна высоко поднялась над деревьями и теперь заливала помещения мягким серебристым светом. В парадной зале разожгли большие камины. И вампиры уютно расположились здесь на мягких диванах, греясь в теплом воздухе каминов. Розалинда грациозно порхнула к роялю. Легко пробежавшись пальцами по клавишам, она начала играть красивую меланхоличную мелодию одной старой песни. И высокий чистый голос Анны запел о льющейся с небес стихии и неопределенности человеческой жизни.
Волны музыки нежно баюкали моё сознание. Расслабившись в удобном кресле, я погрузился в размышления. Неужели Розали права, и я эгоист, никому не дающий права выбора? Выбрала бы Алина бессмертие, предложи я его? И была бы Светлана счастлива сейчас, скажи я «да»?
PS Я заранее извиняюсь за много букв, я тоже люблю, чтобы много картинок и мало текста, но так не умею
|
|