[Алисса]

Предисловие

Да, это именно то, о чём вы подумали. Я принесла новый отчет Наконец-то!
Долгое молчание я старалась компенсировать объемом текста и количеством вкусностей. Надеюсь, вам понравится ))
Пользуясь возможностью безнаказанно трепаться в авторском предисловии, шлю две большие спасибки .fever и katsol за воодушевляющие пинки и вопросы о новом отчёте. И ещё одна спасибка улетает к Serenity, которая тоже показывала, что мы не просто не забыты, а постоянно находимся под пристальным вниманием)))) Спасибо вам
Да.. Виолетта здесь ещё подросток. События убежали совсем недалеко от прошлого отчёта, и на мой взгляд было бы нелогично показывать её так внезапно и стремительно повзрослевшую. Но в следующем отчёте мы наверстаем.
А ещё хотела предупредить насчёт музыкального сопровождения к танцу Харви и Виолы. Текстовое описание танца гораздо короче, чем аккомпанемент для него, так что я бы рекомендовала сначала прослушать музыку, поймать нужное настроение, а потом читать. Но это дело вкуса. Если любите читать одновременно, то на словах "Лиловый луч прожектора..." можно перемотать до 1.20 - 1.30 минуты.
В общем инструктаж пройден, авторские слова исчерпаны, можно переходить к прочтению)))

Выпускной экзамен, он же - итоговый концерт, был назначен на десятое мая. С одной стороны, дата вполне логична. Закончив со специальными предметами, мы сможем спокойно готовиться к июньской итоговой аттестации. Но с другой стороны, времени до самого ожидаемого и ответственного мероприятия остаётся все меньше.
Две недели. Это ужас, как мало. А ведь нам нужно не просто сдать экзамен, нам надо всем вместе сделать безупречный концерт. И кроме отточенности движений на нашей совести лежит множество нюансов: от быстрых переодеваний и своевременных выходов на сцену, до улыбок и характера в танце.

Стоит ли говорить, что последнее время все разговоры были только о концерте? Мы так перенервничали, что одна за другой начали болеть. У меня то и дело поднималась температура, у Джессики пропал голос, а Сара ходила на занятия с перевязанной эластичным бинтом стопой. Лила несколько дней была на больничном, по официальной версии - отравилась некачественными суши. В те дни, завидев моё мрачное лицо, Симона пыталась ободрить меня: "Да не волнуйся ты, поправится она скоро. Посидит на геркулесовой диете, и будете снова отрабатывать ваше Адажио". Я благодарно кивала, хоть и не думала в те минуты ни о каком Адажио...
"Три калеки, две чумы", - качала головой миссис Садлер, глядя на наши поредевшие ряды. Но мы держались. Все прекрасно знают, что перед ответственным выступлением начинается такой вот форс-мажор. Так что мы всё равно упорно ходили на занятия. В бинтах, шарфах, запивая таблетки микстурами и прыгая, вращаясь, репетируя снова и снова.

- Виола, у вас не выпускной класс, а лазарет, - шмыгая носом, сказал мне Харви, придя на очередную репетицию, - Уже и меня заразили!
- Сорри, мы не нарочно, - шаркнула ножкой я, - Пойдём репетировать, танец - лучшее средство от простуды.

Сказать по правде, несмотря на эту волну эпидемий, я была в каком-то приподнятом настроении. Может быть виной тому эйфория перед концертом? Мистер Вагнер поставил на нас с Харви сольный танец. В этом нет ничего удивительного, ведь на экзамене у каждого должна быть сольная партия, в этот день никому не удастся спрятаться в кордебалете. Но для меня наш танец был особенным. Очень эмоциональный, сложный по смыслу и характеру. В нём я должна идти по грани между агрессивностью и нежностью.
Казалось бы, в этот раз мне повезло, это же моё естественное состояние. Я должна справиться. Но почему-то я долго топталась на одном месте, не умея вдохнуть нужные настроения в движения.
Танец - это не только определённая последовательность заученных с академической точностью прыжков и пируэтов. Это не зарядка, а маленькая жизнь. И надо уметь её прожить, прочувствовать.
Мне удалось это тогда, когда я представила ревность Арчи. Этот невероятный букет самых разных чувств, когда я вот-вот готова сорваться на крик, когда злюсь на него за несправедливые обвинения и, в то же время, испытываю прилив нежности за то, что дорога ему.
Присутствие Харви в этом танце подливало масла в огонь. На последних репетициях мистер Вагнер даже пробормотал сухое: "Сойдёт. Вот теперь сойдёт". Эти слова в его устах были подобны всемирному признанию. Вагнер страшно скуп на похвалу.
За всей этой суматохой никто из нас даже не подумал готовиться к выпускному вечеру. Когда в других школах девушки бегают по магазинам в поисках вечерних платьев, мы были заняты примеркой костюмов лондонских бродяг и восточных принцесс.
"Потом, после концерта. Может быть тогда будет больше времени?" - повторяли девчонки. А я даже не думала об этом. Платье? Мне? Зачем? Ну, разве только ради Арчи...

Арчи. Мне сейчас страшно его не хватает. Привыкнув к хорошей жизни, когда моя парень всегда рядом, теперь я чувствовала себя зажатой в тиски, ведь мы с ним почти не виделись. На музыкальном отделении творилось то же, что и у нас. Даже репетиции Миднайта отошли на второй план, первоочерёдными теперь были экзамены по музыкальной теории, сольфеджио, и что там они ещё изучают?
Поцелуй с утра, встреча в столовой за обедом, обычно скомканная и прерванная чем-то важным, поцелуй на прощание. А потом нас обоих ждали домашние задания, контрольные и репетиции...

Пересмешник: Привет! Только не говори, что ты уже убегаешь?
вилkа: Час ночи. Куда я могу убежать? Привет.
Пересмешник: Ну... В мир снов?
вилkа: Заманчиво...

Пересмешник: Нет! Стой! Не спи!
вилkа: Поразительная бодрость в столь поздний час.
Пересмешник: Есть чему порадоваться. Впрочем, это от тебя зависит.
вилkа: От меня? И что же?
Пересмешник: Скажи мне, Вилочка, когда у тебя экзамены в Джульярд?
вилkа: В июле. Числа пятого вроде.
Пересмешник: А школьные когда закончатся?
вилkа: Двадцать третьего июня будет выпускной.
Пересмешник: Отлично!
Пересмешник: Мы с Кейшей хотим после моей сессии съездить в Сансет. Отдохнуть. Могли бы встретиться. Кей мечтает с тобой познакомиться.
вилkа: Вау! Это круто! А я тебя с Арчи познакомлю, мне кажется, вы могли бы подружиться.
Пересмешник: Отлично. Тогда будем планировать на конец июня. А теперь не смею задерживать, спокойной ночи.
вилkа: И тебе! Пока.

Я растянулась на кровати и улыбнулась. Всё так хорошо... Даже странно сейчас вспоминать прошлое лето, когда я металась, маялась в одиночестве и была никому не нужна.

Я изменилась за этот год. Арчи меня изменил. Я уже не злюсь на весь мир, вокруг меня собирается все больше людей, и даже ненавистные одноклассницы оказались не такими уж и плохими. Будто весь тот негатив, что меня терзал и раздражал, находился где-то внутри меня. Я сама раскрашивала мир вокруг себя мрачными красками, а потом огрызалась и злилась на то, что слепила сама.

- Кажется, мы миновали буйный подростковый период, - как-то утром осторожно произнесла мама, заваривая кофе для папы.
- Погоди-погоди, то ли ещё будет, - "обрадовала" её бабушка, - У тебя вон вторая подрастает...
- Да и меня пока рано списывать со счетов, - хихикнула я, - Мало ли у меня это временное помутнение?

Мама с бабушкой оценивающе на меня посмотрели.
- Нет, - сделала вывод маман, - Характер твой всё равно останется при тебе, но без причины, на ровном месте ты вряд ли будешь взрываться. Это ведь гормоны виноваты были, перестройка организма...

Да уж. Мама и не догадывалась, что вечером следующего дня мой истошный крик поднимет на уши весь дом. Они по старой привычке сбегутся к дверям, а я в страхе буду сидеть на коврике возле ванны, не решаясь ни открыть дверь, ни вообще пошевелиться.

"Вио, что случилось? Ты там жива? Не молчи! Быстро открой дверь! Хоть голос подай!" - в панике будет кричать мама. А я наберу побольше воздуха в лёгкие и силой выдавлю из себя слова: "Да, всё нормально, тут просто паучок в душе". Родные повозмущаются какое-то время и разойдутся с места катастрофы, а я ещё долго буду неподвижно сидеть, погружённая в себя, и ловить в пёстром ворохе беспорядочных мыслей хоть какую-то одну, что подскажет, что мне делать дальше.

А на следующий день я опять побегу в аптеку, придя домой дрожащими руками разорву картонную коробочку и сделаю новый тест. Даже пять. Для верности. И на каждом из них окажется по две полоски.
Я пропала...

Чистенький кабинет врача пронизан солнечным светом. Белые стены, белый пол, белая мебель. Даже комнатное растение на столе у мисс Лоу усеяно белыми цветами. Я сижу на мягкой кушетке, как это ни удивительно - на белой, и чувствую себя персонажем детской страшилки: "В белой-белой комнате сидел чёрный-чёрный колдун..."

Мисс Лоу листает мою карту, проверяет результаты анализов, делает какие-то пометки в большой белой тетради, а я уже знаю, что она сейчас скажет.
И совсем не знаю, что буду делать.
- Мисс Тольди, - откашлявшись, произносит она, стараясь придать голосу самые ласковые интонации, - Я не знаю, как вы отнесётесь к этой новости, но хочу вам сказать...
Я наблюдаю за тем, как шевелятся её губы, аккуратно очерченные красным карандашом, как её пальцы листают разлинованные странички моей медицинской карты, как за окном на подоконнике прыгает птичка, подставляя весеннему солнышку свою блестящую спинку...

Я совсем не слышу, что мне говорит мисс Лоу. Мне не хочется внимать продолжительной занудной лекции о том, как хорошо быть матерью. Это всё так искусственно! Терпеть не могу прописные истины, завёрнутые в лоснящуюся обёртку из пафосных слов. Столько шума, и ни грамма искренности! Всё по инструкции, по установленному порядку, который диктует призывать юных девушек повышать рождаемость в стране.
Я не хочу стать такой же глянцевой и слегка пластмассовой, как та хорошенькая мисс с рекламного плаката на стене. Вместе со своим круглым животиком она втиснулась в крохотное розовенькое платьице и, видимо довольная этим, ослепительно улыбается докторице, сидящей напротив. Над их макушками нависает пушистенькая надпись, слепленная из милых розовых облачков: "Я буду мамой".
Лиле бы понравилось...
- Мисс Тольди? Вы меня слушаете? - замечаю, что мисс Лоу строго смотрит на меня, хоть и старается при этом улыбаться как та докторица с рекламного плаката.
- Да, - неохотно отвечаю я, а потом вдруг чуть не подскакиваю на месте, вспомнив один важный вопрос, который я так хотела задать, - А мне можно танцевать?

Мисс Лоу хоть и выглядит несколько ошарашенной внезапным вопросом, но вздыхает с облегчением. Аборта я не прошу, а значит, её миссия по содействию увеличению рождаемости в стране провалена не будет.
- Понимаете, я учусь в школе искусств. У нас через неделю будет итоговый экзамен по танцу. Мне бы только на нём выступить, а дальше я буду паинькой, - скороговоркой выдаю я.
- Мисс Тольди, - серьёзно смотрит она мне в глаза, от чего моё сердце уже готово в испуге полететь вниз, - Конечно, чрезмерные нагрузки вам могут навредить, так что переусердствовать точно нельзя. Но если вы постоянно этим занимаетесь, то резко снижать физическую нагрузку также вредно. Я уже сказала, что ваша беременность протекает хорошо, так что можете танцевать. Но будьте осторожны и не переутомляйтесь.
Камень с сердца упал, и я снова погрузилась в себя, слушая мисс Лоу через слово. Я старалась запоминать все важные рекомендации, но мои мысли занимали совсем другие вещи. Например, Арчи. Как он это воспримет? Будет ли рад узнать, что в Нью-Йорк мы поедем уже втроём? Конечно, это немного не то, чего я хотела, но ведь вместе мы всё преодолеем?

Подумаешь, сначала у меня будет семья, а потом карьера. Мы ведь и думали уже о совместной жизни, о нашем будущем. Пусть мы не произносили вслух слова "свадьба" и "дети", пусть нас эти две вещи пока особо не волновали и даже немного пугали, но и без того было ясно, что когда-то потом, годам к тридцати мы к этому придём. Ну да, получилось гораздо раньше. Но ведь мы сможем с этим справиться?
Интересно всё-таки устроено человеческое мышление. Ещё пару минут назад мои мысли были жизнеутверждающими, настраивающими на лучшее. Я улыбалась, представляя себе возможное совместное будущее с Арчи, в котором мы всё преодолеем вместе и будем счастливы. Как вдруг всё это исчезло, перед внутренним взором предстала Лила, а в висках запульсировали её недавние слова: "Ты представь, это же вся карьера полетит под откос!"

"Под откос, под откос, под откос..." - неприятное эхо громом прокатилось в моей голове, больно ударило в затылок, рухнуло куда-то вниз и тревожно заныло в области живота. Стало страшно. Неведение, непонимание чёткой картины моего будущего сильно пугало. А вдруг не получится за заботами о ребёнке построить карьеру? Вдруг я за этот год сильно отстану, растеряю мастерство и уже не смогу влиться в танцевальную среду? Ведь даже когда я в прошлый раз болела гриппом и две недели провалялась в постели, то после выхода с больничного мне пару дней казалось, будто мои ноги наполнились свинцом. Две недели, и такой результат! А что может быть после девяти месяцев? Или больше? Я даже не знаю, сколько времени потеряю...
"Под откос, под откос, под откос..." Да уж. Бабушка верно говорит: "Не суди и не судим будешь". Какая ирония. Ещё недавно я осуждала Лилу, считала себя умнее, правильнее, благоразумнее. Давала ей советы, не одобряла её поведение, а в душе даже обвиняла её за глупую неосмотрительность и нежелание отвечать за свои действия. Ну-ну. Теперь у меня есть шанс показать, как нужно поступать правильно. А Лила теперь может громко смеяться над моей неосмотрительностью.
Думаю, глупо теперь заламывать локти, поднимать взор к небесам и вопрошать: "Мы же предохранялись, почему так вышло?". Я понятия не имею, почему. И совсем, совсем не знаю, как пережить ту бурю эмоций, что клокочет внутри меня.

Ветер с хохочущим свистом мчится вперёд, будоража и подгоняя солёные волны. Они поднимаются над морем огромными кристальными глыбами, растут, возносятся всё выше, а потом с грохотом обрушиваются на каменную набережную. И, рассыпаясь миллионами брызг, они отступают, чтобы освободить место для новых водяных глыб, ещё более неистовых и устрашающих. Стихия расталкивает лодки, мирно дремавшие тут раньше, заставляет всё сильнее биться их друг о друга, и они уже вот-вот готовы разлететься в щепки. А я словно завороженная смотрю за происходящим и понимаю, что больше всего на свете хочу сейчас переживать именно эти эмоции. Как люди, наблюдающие за пугающим штормом, не могут оторвать взгляд от вздымающихся волн. Вновь и вновь они всматриваются в опьянённое бушующей стихией море и чувствуют, как их сердце замирает в восторге, в сладком и мучительном трепете. Будто они присутствуют при совершении чуда...

***

Десятое мая. Два месяца прошло с моего дня рождения. Врачи ставят срок шесть недель, но мне кажется, что они ошибаются. Почему-то хочется верить, что всё произошло именно тогда, когда Арчи поздравлял меня с восемнадцатилетием...
Я стою за кулисами, переминаюсь с ноги на ногу. Нервничаю. Но не от предстоящего выступления, тут я почему-то уверена, что всё будет хорошо. Мисс Лоу после очередного осмотра ещё раз подтвердила, что танцы мне, то есть нам, не повредят. Тем более что концерт - это не репетиция, на которой ты страшно выматываешься, вновь и вновь повторяя самые сложные элементы. Даже несмотря на присутствие экзаменационной комиссии, мы воспринимаем это выступление как праздник. Надо просто выйти и сделать то, что мы уже хорошо умеем.

- Харви, у меня что-то сегодня живот болит. Скорее всего, нервное, но ты всё же будь аккуратнее, - прошу я своего партнёра. Разумеется, у меня ничего не болит, но я беспокоюсь за некоторые поддержки и лучше подстраховаться.
- Да ты что, - обеспокоенно произносит он, - Сильно болит?
- Да, сильно, - рявкаю я, - Поднимай меня осторожно. И смотри, не урони.
- Буду с тобой обращаться как с дорогой фарфоровой вазой, - улыбается он, ничуть не обидевшись на мой резкий тон. Харви уже привык к моим взбрыкиваниям, и как хороший партнёр он знает, как следует со мной обращаться. Как в танце, так и в жизни. Только вот совесть всё-таки колется подобно маленькому ёжику.
- Виолеттик, - вдруг доносится до меня шёпот Лилы. Я оборачиваюсь и наблюдаю, как она пробирается к нам сквозь столпившихся за кулисами ребят. Здесь действительно очень тесно. Все уже готовы к своему выходу и смиренно ждут начала. Кто-то потихоньку репетирует, проходит вместе с партнёром сложные моменты. Кто-то старается незаметно заглянуть за занавес, чтобы разглядеть присутствующих в зале. Но большинство просто ждёт начала, машинально выполняя экзерсис, чеканя бесконечные батманы и тандю.

- Тебя Арчи зовёт, - взволнованно произносит Лила, наконец подойдя к нам, - Он в гримёрке.
Вместо ответа я бросаю взволнованный взгляд на часы, висящие над входом.
- Успеешь, ещё пятнадцать минут до начала, - успокаивает она меня. И я тороплюсь к нему.
Зайдя в гримёрку, я не могу сдержать восторженный возглас. На моём столике стоит огромный букет алых роз. Арчи ловит мой взгляд и довольно улыбается, а я чувствую себя прима-балериной. Странное чувство. Вроде бы и приятно, но в то же время как-то неестественно и немного киношно.
- Хотел пожелать тебе удачи перед началом, - немного смущаясь, произносит он, продолжая стоять в дальнем углу комнаты.

- Спасибо!
- Или у вас принято желать ни пуха ни пера?
- Тогда к чёрту, - смеюсь я.
Он подходит ближе, слегка наклоняется и неловко обнимает меня, боясь повредить костюм. Целоваться тоже нельзя, ведь на мне целая тонна грима.
- Я скучал. Мне даже начало казаться, что ты избегаешь меня.
- Что ты! Это просто из-за концерта так кажется. Уже завтра у нас будет море времени! - ободряюще тараторю я, стараясь оправдать свою недавнюю игру в прятки.
- Это радует, - кивает он, а затем спохватывается, - Ладно, не буду отвлекать. Иди, а то опоздаешь.
- Сейчас пойду...
- Буду смотреть на тебя из зала. Знай, что я там, - подмигивает мне он, слегка сжимая мои ладони.
- Хорошо, - улыбаюсь я, и через минуту выпархиваю из гримёрной.
Как трудно. Мне и правда тяжело рядом с ним находиться. Даже когда он так нежно на меня смотрит, говорит, что скучает, что хочет поскорее оказаться рядом со мной, не замотанной в сценический костюм, ограничивающий наши объятия. Мне страшно признаться ему. Я боюсь, что узнав правду, он не сможет сделать новый шаг навстречу, что невольно начнёт пятиться назад. Вот я и избегаю его. Но это ведь неправильно, он же не знает причины, но чувствует, что что-то поменялось. А вдруг он подумает что-то плохое?

Уже в дверях я резко останавливаюсь, пронзённая этой внезапной мыслью. Разворачиваюсь и разрезаю тишину громким: "Арчи!"
Он взволнованно смотрит на меня. Поймав его растерянный взгляд, я вдруг начинаю смеяться. Вот ведь досталась ему такая психопатка!
- Что? - мой смех вводит его в ещё большее замешательство.
- Просто... Хотела сказать, что люблю тебя.
- И я тебя, - тепло отвечает он, - Ты только иди, а то не успеешь к началу. Удачи тебе. Ты - лучшая.


Концерт проходит на одном дыхании. В каждом танце меня охватывает вдохновение. Обволакивает, заставляет оторваться от земли и распахнуть крылья. Я будто открыла в себе новое, шестое чувство, и знаю точно - это всё из-за Арчи.
Он здесь, в зале. Он любит меня, он верит в меня. И встреча в гримёрке немного рассеяла мои страхи. Ну не может он, такой заботливый, такой чуткий, бросить меня, не приняв моей новости.

Я вглядываюсь в темноту зала, и мне кажется, что я вижу его. Да, я уверена, что это Арчи сидит в восьмом ряду партера, по центру возле прохода. Его тёмная чёлка падает на лицо, глаза блестят во мраке. Я чувствую связь между нами, ту энергетическую ниточку, почти осязаемую, которая заставляет меня танцевать лишь для него одного. Думаю, что и он это ощущает. Ему незачем ревновать меня к Харви, ведь в этом большом зале я сейчас вижу и чувствую лишь его, сидящего в восьмом ряду партера.

Удивительно, но я и представить себе не могла год назад, что мне доверят такой разнообразный репертуар. Меня даже в Адажио вместе с Лилой поставили, хоть это самый нежный, женственный танец, который у нас есть.
Миссис Садлер, конечно, много меня гоняла, стараясь силой слова смягчить мне руки и придать большей плавности движениям. Мне и теперь кажется, что в этом танце я скорее оттеняю Лилу, чем притягиваю внимание к себе. Но сам факт моего участия меня очень радует.

В антракте за кулисами меня ждёт мистер Вагнер. Рядом с ним стоит Харви, уже одетый к нашему танцу. "Колесо Фортуны", так он называется. Музыка Карла Орфа, трудная по ритму, но пробирающая до глубины души, покорила меня с первого прослушивания.
Я подхожу, готовая выслушать последние напутствия педагога.
- Вио, помни последние репетиции. Поймай тот настрой, - говорит он, сурово сдвинув брови. Я молча киваю, поправляя трико.
Костюмы очень простые, весь акцент на движениях, характере. Потому и сложно, ведь зритель будет видеть танец в чистом виде, не отвлекаясь на разглядывание ярких и сложных аксессуаров.
- И чтоб ничего такого, что ты только что показала в Адажио! Мне нужна не Жизель, а Кармен, - строго добавляет он.
- Да, мистер Вагнер, - уж чего-чего, а Жизелью мне сейчас быть совсем не хочется.

Харви берёт меня за руку, мы входим в темноту сцены, скрытые пока от зрителя. Но с первыми звуками, резко и беспощадно разрезающими тишину, тьма начинает рассеиваться, обнажая страдания двух душ, мечущихся в беспощадном вращении колеса Фортуны.

Лиловый луч прожектора скользит по нам, подчёркивая изломанные линии рук и ног, а я забываю, что нахожусь на сцене, что на нас смотрит толпа народу. Я лишь стараюсь найти своё место в этом беспощадном мире, поймать свою фортуну, вырваться из замкнутого круга, унестись далеко за горизонт вместе с любимым. Мы сможем, мы откроем души этому миру, распахнём крылья и улетим. Как бы ни было тяжело, как бы ни метались в бешеной пляске красные огни прожекторов, разрезающие темноту вокруг нас.

Музыка закручивается в огромное торнадо, обволакивает и опустошает. Нет, вырваться не получается, две души могут лететь вместе только если будут крепко держаться друг за друга. Если обе будут хотеть.
Но связь хоть и прочна, она ничто в стремительном кружении колеса жизни.
Партнёр ослабляет хватку, я заламываю локти, взбрасывая руки к небесам, позволяя им вновь окунуться в лиловые лучи прожекторов. Между нами сгущаются тучи, нас обволакивает тьма. Нам уже не преодолеть её, не сцепить вновь наши разомкнутые пальцы.

Последняя вспышка яркого света озаряет зрительный зал. Наш безумный полёт окончен, крылья сломлены, мы падаем вниз. Музыка резко обрывается. А я не понимаю, что происходит. Что это за звук? Аплодисменты? Ах, да, мы же были на сцене, это же всего лишь концерт... А мне показалось, что я только что прожила целую жизнь.


- Виола, ты - чудо! - взволнованно говорит мне Харви, едва мы покидаем сцену, - Серьёзно! Ты точно не хочешь в мой институт поступать? А то у меня там нет такой партнёрши.

- Харви, ты мне льстишь, - покраснев от смущения, толкаю его в бок.
- Да я серьёзно... Ай! Всё-всё! Молчу! Прекрати! Пощади! - смеясь уворачивается от меня он, а затем, отойдя на безопасное расстояние, ещё раз повторяет свои слова о моём танце.
Мне неловко слушать эту похвалу. И потом, чтобы составить своё мнение о выступлении, мне ещё надо просмотреть видеозаписи с концерта. Но даже если были какие-то технические недочёты, то в эмоциональном плане я чувствую маленькую победу. Не мою, нет. Нашу, общую.


Концерт окончен, праздник завершён. И вместе с ним, собрав свои скромные пожитки, уходят детство и наивные мечты.
Сколько времени я закрывалась ото всех, опасалась, не доверяла? Скольких людей я держала на расстоянии, боясь сблизиться, а затем разочароваться? Разве мне мало было урока с Лилой? Зачем... Зачем я позволила себе довериться кому-то?
Мы встретились в недавно открывшемся в нашем городе кафе Старбакс. Несмотря на его просторные залы и открытые пространства, которые не оставляли никаких шансов уединиться и остаться незаметным, мне здесь нравилось. Народу в понедельник днём было немного. Несколько студентов да парочка бизнесменов, заглянувших сюда в обеденный перерыв. В воздухе витали ароматы кофейных зёрен и миндаля. Мне немедленно захотелось попробовать какой-нибудь чизкейк. Малиновый. Или нет, лучше круассаны с заварным кремом.

- Не смотри на меня так, - проворчала я, поймав на себе внимательный взгляд Арчи, - Концерт позади, я могу разочек и расслабиться.
- Да я ничего не имею против, - поднял он руки, будто показывая, что он здесь ни при чём, - Кофе будешь?
- Не, - замотала головой я, - Сегодня буду мятный чай.
Эх. А всё так хорошо начиналось...

Сейчас, вспоминая тот день, я ёжусь от холода. От стыда. Некогда железная, сильная, стойкая Виолетта позволила себе сменить кованые латы на лёгкое платье. Сняла все щиты, раскрыла душу, поверила, полетела к нему навстречу. "Он мне как муж. Ясно же, что мы идём по жизни вместе, что для нас теперь важны не слова родителей, а мнение друг друга", - думала я. Нет больше "я", теперь есть только "мы".
Мы едем в Нью-Йорк, мы будем жить и учиться вместе, мы всегда будем рядом. Я не сомневалась в этом.
Ровно до тех пор, пока Арчи не опустил глаза вниз с тяжёлым вздохом и не произнес глухим бесцветным голосом:
- Как мы допустили это?

Нервничая, не зная, куда деть руки и на что переключить внимание, он привычным движением достал пачку сигарет из кармана, уже готов был закурить, как вдруг посмотрел на меня, и, чертыхнувшись, спрятал сигарету. Потом он просил у меня прощения. За то, что поддался страсти, недосмотрел, доставил мне такие проблемы. Глупый. Как будто это его вина...
- Летта, мне так жаль... Тебе теперь придётся пройти через такое...
Наивная. Я смотрела на него и не понимала, к чему он клонит. Я не слушала. Мне лишь хотелось уловить в его интонациях нужные мне настроения, поймать затерявшуюся на лице улыбку, разглядеть в нём хоть каплю радости, хоть толику понимания, истинного понимания того, что сейчас происходит.
- Да не волнуйся так, все женщины как-то это переживают. Я не первая и не последняя. Появляются же как-то люди на свет. Главное, чтобы ты был со мной, - постаралась приободрить его я.
Боже. Как мне до сих пор стыдно за эти слова. Ведь мы говорили о совершенно разных вещах, а я этого не замечала.
Сейчас я прокручиваю в памяти тот диалог, и холодный пот прошибает спину. Слабая, ничтожная, я будто валялась у него в ногах, а он, не заметив, растоптал всю мою душу.
- Ты... Ты хочешь оставить ребёнка? - хрипящие звуки вырвались из его горла, в глазах нарисовался неподдельный ужас, а руки бессильно упали на столешницу, - Но Летта... Как же... А... Ведь...

Ему было сложно говорить. Слова никак не хотели вырываться наружу. Но если он в тот момент потерял дар речи, то я теряла гораздо больше. Вся моя будущая жизнь, так любовно выстроенная в моём воображении, таяла, рушилась, рассыпалась, словно карточный домик.
- Виол, но ведь это так рано, ты сама подумай. Как же учёба? Карьера? - Арчи вновь обрёл способность говорить, а я понемногу возвращала себе свою силу, ожесточение и злость.
- Карьера? Арчи! О чём ты говоришь? Думаешь, я не боюсь? Думаешь, я не расстроена тем, что моя учёба, моя мечта откладывается до лучших времён? Да мне в десятки раз сложнее, чем тебе! Но даже несмотря на это, у меня хватает сил понять, что именно произошло. И я, съёжившись от страха и отсутствия уверенности в тебе, в завтрашнем дне, да вообще во всём, всё же чувствую счастье от того, что это твой ребёнок. И я готова отложить учёбу на год, чтобы дать ему появиться на свет.

Мои горячие слова мгновенно остывают, скованные холодом его молчания. Он отводит взгляд, сосредоточенно думает, плотно сведя брови к переносице и барабаня костяшками пальцев по столешнице.
- Виола... Я даже не знаю, что сказать, - тяжело вздыхает он после продолжительного молчания. Ещё пара фраз в таком тоне, и у меня на глазах навернутся слёзы. Да как же так? Неужели у нас с ним такие разные взгляды на жизнь? Неужели это только я верила в крепкое и вечное "мы", а он не планировал быть со мной дальше?

- Хорошо, - сдерживая подступающее негодование выплёскиваю я, - Тогда скажи, какие у тебя были планы насчёт меня?
- Летта... Ну не заводись...
- Я не завожусь. Но ты скажи, о чём ты думал, планируя учёбу в Нью-Йорке? Во всех наших сборах инициатива исходила от меня. Ты вообще хотел переезжать туда со мной? Ты хоть видел нас вместе?
- Я в любом случае не думал, что ты будешь так торопиться! Я же говорил тебе, что нормальные люди сначала учатся, находят работу, встают на ноги. Я всегда говорил, что жениться надо после тридцати. Летта, ну какая из нас семья? Ты сама посуди, ещё слишком рано!
- Подожди, не уходи от вопроса... Ты хотел жить со мной в Нью-Йорке?
- Виол, давай не будем ссориться. Я не хочу, чтобы моя девочка грустила. Дай мне немного времени, хоть прийти в себя... Осознать, что происходит, - он в сотый раз тяжело вздохнул, а я как ошпаренная вскочила с места.

Он не ответил! Мне ведь не послышалось? Нет...
Это невыносимо. Я не могу больше здесь находиться. Не могу его видеть!
Почему всё происходит именно так? Почему мне кажется, что обратного пути уже не будет? Что бы я ни решила, как бы ни поступила, это уже ничего не исправит. Я уже не верю ему, я уже не вижу нашего будущего. Всё перевернулось, закрутилось в безумном беге колеса фортуны, перемешалось и рассыпалось в хаотичном порядке.
Как будто из под нас резким движением выдернули скатерть, и мы подобно фарфоровым чашкам со звоном рухнули на кафельный пол. Разве можно теперь собрать эти мелкие осколки? Разве можно вновь сложить то некогда прочное и незыблемое слово "мы"?