Меня зовут Стэлла. Стэлла ан Грай, если точнее. Два месяца назад я отметила полное совершеннолетие и прошла Посвящение, а десять дней назад – встретила самого потрясающего парня в мире.
Йозеф – живое воплощение грез почти любой девушки: остроумный, обаятельный, внимательный, заботливый – и просто потрясающе красивый. А еще обходительный и щедрый (и достаточно богатый). А еще он, хоть и приехал к нам недавно, не шарахается от «нелюди». То есть мне-то в этом смысле повезло внешне попадать под «человеческие стандарты», а уши обычно спрятаны под волосами, но при близком общении риск всегда есть, да и глаза, если верить окружающим, меня тоже выдают.
Но Йозефу было плевать на мою видовую принадлежность. Именно это окончательно убедило меня, что Йозеф Кранц – идеальный парень и воплощение моей мечты.
Поправка. Был бы им. Если бы был Йозефом Кранцем.
Я уже говорила, что мой избранник умен? Во всяком случае, расчетлив. И на этот раз он тоже все просчитал: никто в Фэйритауне не мог раскрыть его обман: документы настоящие, а из знавших его под прежним именем местных не выжил никто. Старая катастрофа и многолетнее смутное время после нее вообще здорово проредили ряды долгоживущих в нашей долине. Собственно, из живых время до взрыва электростанций в горах помнят разве что самые удачливые жители холмов, но они никогда не интересовались гостями из-за гор.
Таким образом, узнать его не мог никто из ныне живущих. «Йозеф» не учел только одного: узнавать могут не только живые.
А еще он не знал – не мог знать – что я – «говорящая с призраками». А еще он понятия не имел, что все эти столетия души погибших в годы ужаса не находили себе покоя - и жаждали встречи. Думаю, он вряд ли способен представить себе всю глубину боли, ярости и ненависти, охвативших неупокоенных, когда он явился вновь. Я, во всяком случае, не могу. Мне хватило эмоций основательницы нашего рода (до сих пор кажется, что после такого должна была остаться кровоточащая рана). Не удивительно, что я даже не пыталась спорить с разгневанным духом. Назначила то время и место для нового свидания, какое назвала основательница, и не пикнула. А как иначе? Тем более, когда узнала прежнее имя «Йозефа».
Впрочем, для этого еще не время. До назначенного часа еще почти пятнадцать минут – и мне надо как-то пережить их. И по возможности не свалиться: мне еще разговаривать с «возлюбленным» от имени всех собравшихся. Просто потому, что именно я слышу всех.
Живые родичи, разумеется, не могли пропустить эту встречу. Кто может – прячется в неверных тенях возле деревьев, остальные стоят чуть дальше, между могилами, укрывшись иллюзиями. Я и сама никого не вижу, просто знаю, что они есть – и в случае необходимости обязательно придут на помощь, но пока рано – пока я просто жду.
Если бы только это было действительно просто. Ждут ведь не только живые. Живые составляют хорошо если десятую часть тех, кто пришел сегодня к границе парка и старого кладбища.
Старое кладбище – особенное место. Оно, если честно, больше напоминает лес: в то время живым было не до расчистки места для мертвых и не до ритуалов погребения. Там больше братских и «семейных» могил, чем отдельных. А еще много пепла вместо тел: боясь появления новых чудовищ, погибших часто предпочитали сжигать. Если, конечно, была возможность. Именно поэтому растения там сейчас здоровее и гуще чем в парке, хоть за парком и ухаживают.
Впрочем, встречаемся мы с «Йозефом» все-таки в парке. У монумента жертвам той самой катастрофы и ее последствий. Монумент, к слову. И правда удался. Красивый, величественный, вот только любоваться им я сейчас не могу: для этого надо повернуть голову в сторону кладбища, а это значит – увидеть неупокоенных. И ладно бы мертвые тела, так ведь нет – духов, каждый из которых так охотно делится историей своей боли, что хоть закрывайся. Вот только толком закрываться я пока не умею, да и от такой лавины никакие щиты не спасают. Десяток-два еще могут удержать амулеты. Может, даже сотню потянут, но здесь-то их тысячи! И каждый случайный взгляд в их сторону одаривает меня новой болью. Сгорать вместе с работником станции, погибшим при взрыве, задыхаться вместе с тем, кого не успели вытащить из-под развалин здания, умирать от голода и страха вместе с ребенком, который не дождался родителей с работы, последний раз смотреть на небо вместе с тем, кто не смог расплатиться с мафией, пережить последнюю встречу с чудовищами с не самым везучим горожанином – ничего из этого я не пожелала бы никому. Почти.
Я смотрю прямо перед собой – и больше всего на свете боюсь дернуть головой или случайно перевести взгляд. И появления «Йозефа» жду, как шанса на избавление.
А еще я точно знаю, что ни за что не продержалась бы, если бы не родственницы. Девять женщин – цепочка, соединяющая меня с той самой катастрофой – и с «Йозефом». Мои предки, каждую из которых я помню с детства. Кого-то – видела в жизни, кого-то – в семейной галерее, но помню всех.
Стэлла – та самая, единственная из ан Граев, пережившая давний взрыв – первая в возрожденном роду. Сохранившая кровь и память рода, продолжившая его.
Лана, первая Мать рода, которую до сих пор считают воплощением Айны Милосердной. Она вырастила десять детей, но главой рода себя так и не осознала, так что первой главой рода считается Антея – железная леди ан Грай. Та, кого боялись, уважали, осуждали, но у которой не было более строгого судьи, чем она сама.
Яриэлла – первый маг в роду. Не то чтобы очень серьезно занималась магией, но хоть занималась, а не ограничивалась амулетами.
Именно эти четверо сейчас ближе всех. Именно они прикрывают меня от остальных. Прикрывают, как могут. А сразу за ними, под сенью ближайших деревьев, застыли живые. Ланика – первая из них, умудрившаяся дожить до этого дня, и самая безумная, наверное, за всю историю рода, раз решилась на рискованное превращение. Кайнорис – первая из наследниц, от рождения не относящаяся к людям – и первая же, читавшая при Посвящении Выбор. Савири – первая жрица рода. А еще – бабушка Риана и моя мама – первые наследницы, рассорившиеся когда-то насмерть.
Они даже сегодня стараются не замечать друг друга. Кайнорис рассказывала, что это из-за истории с моим рождением, но подробностей я сейчас не помню. Сейчас для меня важно только то, что, невзирая на разногласия, они обе здесь. Ну еще не оборачиваться. Прямо перед собой, Стэлла, только прямо перед собой…
«Йозефу» я обрадовалась, как пропавшему много лет назад, а теперь вдруг обретенному родичу: наконец-то эта пытка закончится!
Впрочем, на шею я ему не кинулась: сил не было. Выслушала его восхищения,
умилилась (все-таки умеет он складно говорить, а пра-….бабушка Стэлла говорит, что и при ее жизни умел), а после уже почти привычного «Ваше имя Вам так подходит! Звезда – иначе и не назовешь», у меня все-таки вырвался смешок.
- А моей прабабке вы то же самое говорили, лорд Грэй? Когда замуж звали. Имя-то у нас одно.
И означать оно, к слову, может не только звезду. Впрочем, замешательство моего «возлюбленного» длилось недолго. Опыт сказался?
- Бред какой-то… Я понимаю, вы в своей долине привыкли, что обычный парень может годиться в прадедушки, но я-то из-за гор!
- Обычный парень может еще и помнить время до взрывов АЭС. Вас узнали, лорд.
- Перепутали.
- Это вряд ли. Вас узнала невеста. Та самая, которую вы бросили умирать. И она очень хочет узнать, зачем вы уничтожили Фэйритаун. Чем вам помешал город?!
Это не мой крик. То есть кричу-то я, но только потому, что держать в себе чужую боль сил уже нет. Как и вопрос, волнующий слишком многих не-живых. На секунду мне даже кажется, что они готовы отпустить его, отказаться от мести, если причина окажется достойной. Например, если существование нашего города угрожало жизни целого мира. Глупая мысль. Даже глупее причины.
- Чтобы родилась ты.
- Бред какой-то…
- Нет, ты послушай! Мы предсказали рождение девушки, которая станет величайшим Источником этого мира. Настолько сильным, что ее избранник приблизится по силе к вашим Старшим. Ты понимаешь, что это значит?
- В загорном мире магия не действует…
- Еще как действует, если сил хватает. С этой девушкой – с тобой – их хватит на что угодно. Ты понимаешь?
- Могущество, равного которому среди людей сразу и не вспомнишь… Но при чем тут город?
- Нам была известна только дата рождения да то что девушка – утренняя звезда, рожденная на рассвете дочь одного из древнейших родов, последняя выжившая. Нам хватило. Вот только род оказался хоть и угасающим, но пока что многочисленным. И мы решили помочь пророчеству.
- То есть весь этот ужас был только для того чтобы та Стэлла осталась последней? Все эти тысячи жертв – ради какого-то Источника?!
- Ради тебя, дура!
Я так много хочу ему сказать, а еще лучше – сделать, но замираю, словно громом пораженная. .И дело, конечно, не в лорде Грэе. Никакие его крики не могли бы остановить меня так, как это сделал шелестящий потусторонний голос Осипа, мужа той самой Стэллы: «Но ведь звезда моя говорила, что родилась на закате, я точно помню».
А потом между мной и «Йозефом» встала она.
Ей даже не пришлось ничего произносить: я и так знала, кто она. Руанис фон Адриен, последняя наследница рода, веками поклонявшегося Рыжей стерве. На момент катастрофы в роду оставались только она да ее неизлечимо больной брат. Ричард-Энтони оказался одним из очень немногих, кому катастрофа продлила жизнь: все случившееся изуродовало его, но он выжил.
Его сестру, последнюю надежду на выживание рода, которую, разумеется, никто и не думал показывать чужаку и чье имя как раз и можно было перевести как «утренняя звезда», взрыв уничтожил. А ведь она была старше Стэллы ровно на четырнадцать часов.
Дальше помню смутно. Помню, как из-за деревьев начали выходить живые. Многие из них весьма смутно представляют себя ужасы смутного времени, но статистику смертей примерно представляет каждый – и названная причина не устраивает никого. Дети чудом выжившего города не пришли в восторг от того, что их уничтожили ради появления Источника, пусть и невиданной силы. А если еще вспомнить, что я – всего лишь скромная говорящая-с-призраками, а вовсе не ключ к божественному могуществу, то следом как-то само собой приходит на ум, что заочный смертный приговор виновному в катастрофе пока не отменен. И вот уже Риа Колин делает несколько шагов назад и скрещивает руки на груди: служительница закона, судья – она не будет мешать исполнению давно вынесенного приговора. Вот уже Виортея лар Дэн поднимает руку в благословении Ночи. Сейчас ее жест повторит наследница рода Черной – и он умрет. И меня меньше всего беспокоит, на сколько это преступление или самосуд. В конце концов, совершенное им тоже было преступлением – и жертвы не согласны с такой легкой карой. За тысячи погубленных жизней, за десятилетия страданий, за разрушенный город – всего лишь смерть?! Именно их ярость вынуждает меня вмешаться в «ритуал». Разумеется, мнение двадцатилетней девчонки мало кого волновало, но тех, чья ярость не дала мне промолчать, они должны были послушать.
- Стойте! У НИХ есть идея получше.
