Как я уже упоминала, вынужденное отшельничество не принесло Йозефу Донадо ни счастья, ни того мира и покоя, ради которого некоторые сознательно оставляют цивилизацию. После неудачной встречи с первым обитателем этих мест несчастный должен был догадываться, что никогда не сможет стать «уважаемым горожанином», что в большинстве своем люди будут от него шарахаться – и мало кто решится даже просто заговорить с ним без необходимости. Супруга описывает Йозефа как человека неглупого, так что он наверняка все это понимал, но все равно продолжал рваться в город. Возможно, просто мечтал об удобствах, хотел официально приобрести землю, на которой жил, оформить дом – и наконец получить в свое распоряжение такие блага цивилизации как водопровод, канализация и электричество. А еще о нормальном хлебе. Или хоть о макаронах, потому что то подобие, которое получается, если следовать оставленному им короткому рецепту – еще та дрянь (я пробовала). Как и то подобие кетчупа, которым он якобы пользовался. Йозеф Донадо был очень неплох во многих областях. Он мог починить или вырастить, наверное, что угодно, но вот кулинария явно не была его призванием.

Неудивительно, что он часами возился на свалке, на которую по-прежнему регулярно привозили много полезного. В частности – старые автомобили, один из которых Йозеф мечтал однажды снова поставить на колеса. А ведь найти и починить необходимые инструменты тоже стоило немалого труда.
Ну еще, конечно, со свалки он приносил столь необходимые баллоны с остатками газа – и прочие химикаты, из которых основатель наловчился изготавливать отраву для вредителей, повадившихся донимать его растения.

Для самих растений и плодов эта смесь была в целом безопасна (обработанные листья есть не рекомендовалось, а вот корни и плоды – сколько угодно). Увы, безопасность этой смеси для людей была под большим вопросом.
Пару раз облившийся концентратом Йозеф несколько дней едва ходил, извел весь запас трав – и выжил не иначе как чудом. Его жена пишет, что сам он упоминал какие-то семейные способы, но в подробности не вдавался, да и вообще про эти дни говорил неохотно, ссылаясь на то, что они окончательно изуродовали его и так далекое от нормы лицо.

Однако даже он признавал, что это превращение очень помогло ему в жизни. Хотя бы потому что уставать он стал гораздо меньше, уход за «плантациями» почти перестал отнимать столь ценное время – и появилась возможность чуть не переселиться на свалку – и, в конце концов, починить «железного коня».

Ну как починил… Машина была в состоянии кое-как тащиться на далеко не предельной скорости – и даже везти энное количество урожая. Если не очень наглеть – был шанс добултыхаться до города. Если он не окажется в паре дней езды, разумеется, потому как мало того, что Йозеф не был уверен в способности «ведра с гвоздями» выдержать такое испытание, так еще и бензина, чуть не по капле собранного где только можно, было не так уж много (и эта адова смесь должна была очень быстро «убить» даже новый двигатель, не то что кое-как отремонтированный самоучкой).
Ну плюс внешний вид, конечно. Йозеф в меру своих возможностей выпрямил и отполировал, что было реально, но покрасить машину или заменить треснувшее стекло было банально нечем.

В общем, Йозеф не без причины считал подарком судьбы уже то что вообще доехал и смог сдать урожай – и получить за него деньги (и даже договориться с тем, кто был готов впредь заезжать лично).
Еще ему удалось уладить вопрос с собственностью на землю (рассказав о развалинах, которые еще расчищать надо, и озерце, которое уже почти болото – и умолчав про все благоустройства и в частности про полученную с этой земли прибыль).
Правда, для этого пришлось съездить в город несколько раз, но деньги на приличный бензин теперь были. Через год-два таких мотаний хватило и на такие желанные удобства (благо тянуть трубы и провода пришлось не от города: за ближайшим к нашему дому поворотом (два часа на машине (и бес его знает сколько пешком) только до поворота – и еще пять после) уже тогда был поселок – к идущим к нему от города коммуникациям и «прицепились». Недешево, но жить можно.
Больше всего меня удивляет, что никто особенно не разбирался, что это за странное существо. Ни в его кратких пометках, ни в иных записях того времени, об этом ни слова. Спокойно пишут о некотором обмане чиновников, но молчат о получении документов. Мне пришлось приобрести учебники по истории, чтобы понять, в чем тут дело.
Хотя точной информации нет и в них. До сих пор никто не знает, что за техногенно-магическая катастрофа произошла на границе проклятого города, но оттуда в то время приходили… Всякие. Иногда совсем не похожие на людей. В городах их не особенно любили, но бесхозные земли на расстоянии от населенных пунктов выдавали охотно.
Проходишь проверку на въезде, потом в городской больнице, и если ни там, ни там не находят ничего опасного – можно просить документы на любое имя. Никто даже проверять не станет, был ли такой. Вот для желающих жить в городе правила были строже.
Впрочем, если верить учебнику, многие, получив документы, при первой возможности переезжали в другие страны. Чаще всего – в дальние, где никто понятия не имел о местных заморочках. Хотя с внешностью Йозефа, конечно, выбора особо не было.
Итак, у основателя появились кое-какие деньги, вполне легальные документы, а со временем даже вполне жилой дом. Ему даже выдали какую-то награду за достижения в сельском хозяйстве.

В остальном… Чуда не случилось.
Никто не стремился с ним общаться, стать ему другом (это не говоря уже о чем-то большем). С ним вообще старались не разговаривать. Продавцы в магазинах, торговец, покупающий у него овощи-фрукты и прочие, по долгу службы вынужденные терпеть «монстра», еще пытались выдавить вежливую улыбку (что поделать, работа такая).

Все остальные, в лучшем случае, просто кривились.

А гораздо чаще – открыто требовали не подходить к ним.

И в случае чего жутко ругались. Доходило и до рукоприкладства.

Так и жил. Вроде и законный гражданин, полезный обществу, а на деле – изгой. А в ушах все настойчивей звучал голос рыжей ведьмы: «И быть проклятым и тебе, и всем потомкам твоим, до рождения десятого колена рода твоего.»
А какое тут могло быть десятое колено, когда и первого не завести? Женщины не то что кривятся – вообще не заговаривают.