[Enlil]

Jana Weber, Ответка

я с самого начала отчета уже четко распределила свои симпатии и антипатии, иногда я даже прочтя полкниги не могу сказать, кто из персонажей мне нравится, и нравится ли кто-то вообще(

вообще, честно говоря я даже не знаю, радоваться или расстраиваться подобной характеристике)) с одной стороны, приятно, что персонажу с небольшой ролью удалось достаточно удобоваримо прописать характер даже в пределах его роли, с другой стороны... не очень люблю однозначных и плоских персонажей, мол, он плохой и все тут, не любите его)) над этим стоит серьезно подумать))

Это 3Э, малыш, а ты что думал, в сказку попал?=))

Сатин же такая миииилая) как тут можно заподозрить нехорошие намерения и гнусные членовредительственные поползновения?))

Порадовало упоминание инструкции про маньяков..=))

что?.. хорошая инструкция, папа плохому не научит)) только в жизнь все не удается воплотить))

Прекрасный Цезарь по-моему способен составить достойную конкуренцию Генриху. Это он реально подарил?) или сюжетный ход?)

по моему я уже говорила в приватной беседе... но на всякий случай повторюсь))) да, такова была воля Максиса, это действительно приволок Фрэнсис, и я решила не спорить) такова судьба, пришедшаяся весьма кстати))

Я читала, и думала, что да, я тоже это чувствовала. Вот именно так.

лично я подозреваю, что тут дело не в 3Э, а в женской дурости))
но спасибо большое, ты не представляешь, как это меня греет, лично для меня очень важно, что бы читатель чувствовал, видел, то, что чувствую я персонаж) иначе все фигня, тлен и пыль))

Но мазохистка благородная. Добрые намеренья они, конечно, известно куда ведут, но я поступок оценила.

нууу, я бы до такой степени не идеализировала)) это скорее коктейль из чувства вины, юношеского максимализма и невольно привитого семейством чувства элитарной самоуверенности)
Но Кларисса тоже пусть думает, что это благородный порыв дружеских чувств, да))

Я поняла, кстати, что ты говорила о длительных рефлексиях. Теперь поняла. Таки да, чорд(

Рефлексииии!!))))

Innominato, ответка

Знакомство с Ворзингтонами меня удивило

на мой взгляд, честно говоря, тоже как то рановато с семейством повели знакомится... но как то оно так внезапно вышло... третий курс, смотри ж ты... пора!))))

От Равэнне, не смотря на их схожесть, Сатин отличает именно это - решительность.

в этом вопросе Сатин как то больше похожа на Визериса, тогда как Венка на Даламара)) но, пожалуй, отчасти ты права... рефлексии и еще раз рефлексии))) будем надеяться, что это временное))

Я почуствовала себя Клариссой, потому что мне бы тоже понравилось))

да, что бы оценить Цезаря надо быть натурой творческой, чего Сатин, при всем ее гуманитарном складе ума, явно не хватает))) поэтому, думаю, и Клариссе и Цезарю будет хорошо друг с другом)))

Что ж вы такие глупые-то, а? Эх.

Рефлексииии!!!)))))))

Добавлено через 7 минут

Итак. Отчет многобуквен и во многом эксперементален. Еще раз напоминаю о рейтинге, потому как поставить сразу в шапке, это ж, само собой, для слабаков. Рейтинг... мнэээ... как минимум 16+. Наверное.
И еще раз. Буков много. И рефлексии. Ха.Ха.Ха.

ЗЫ: техничку добавлю потом. Завтра. Устал я.

Сатин - 21 год. 4 курс.

Новый учебный год начинается с новости о появления у профессора Мэрсона новой лаборантки. Интерес к ней подогревается тем, что она молода, привлекательна, белокура и очаровательна в общении. Ее зовут Изабелла и обаятельного ангела обожают все. Или почти все. В число тех, кому она не нравится, входить и сам профессор Мэрсон, что неожиданно, зная его пристрастие к прекрасному полу, но, очевидно, он предпочитает девиц помоложе. Чем именно ему так не угодила Изабелла - загадка, но их скандалы, всегда громогласные и иногда сопровождаемые битьем пробирок, посуды и ценной аппаратуры, развлекают весь корпус и даже деканат. Любви окружающих, итак не пользующемуся особенной популярностью, Мэрсону это не добавляет.

В начале октября раздается неожиданный звонок.
- Я бы хотела встретится с тобой. Сегодня вечером. В ресторане "Premium Fresh". Это недалеко от вашего студ городка. Найдешь? - короткие, рубленные фразы и ленивый, равнодушный голос Риган Кларк в трубке. По позвоночнику пробегает легкий холодок, словно воочию возвращая меня в особняк Ворзингтонов с их бесконечными покойными ирландцами.
- Прошу прощения? - я не понимаю столь внезапно проснувшегося интереса к моей персоне со стороны мисс Кларк, с которой за все время моего визита к ним мы не обменялись и пятеркой фраз.
- Сегодня в семь. "Premium Fresh", - повторяет она и кладет трубку. Эта достойная работница макулатурного завода не спрашивает, могу ли я прийти, какие у меня планы, она ставит перед фактом. И это я еще считала, что у меня проблемы с коммуникабельностью. Но игнорировать столь настойчивое приглашение родственницы Френсиса невежливо. Кто знает, может мне собираются открывать страшные семейные тайны.
Без пяти семь я вхожу в ресторан. Риган Кларк уже здесь, задумчиво изучает меню за столиком в углу зала. Она слегка кивает, приветствуя меня, и я сажусь напротив. Тут же подбегает услужливый официант.
- Здесь хороший чай, - говорит мисс Кларк. - Особенно черный. Настоящий английский чай.
- Неужели в Ирландии нет хорошего чая? - вырывается у меня прежде, чем я успеваю прикусить язык. Риган Кларк беззвучно смеется и на пару мгновений становится немного приятнее.
- В Ирландии слишком холодно для чайных плантаций. Зато там неплохая рыба, поля, покрытые вереском, и все сплошь герои, - невозмутимо сообщает она. Я даже теряюсь от такого заявления, не понимая, насколько она всерьез.
- Мне казалось вереск - это в Шотландии.
- Возможно. Если тебя действительно это интересует, тебе лучше поговорить с Фиделмой. Она поразительно хорошо осведомлена для того, кто покинул Ирландию в возрасте трех лет.
Я открываю было рот, вопросы рвутся кучей, толкаясь и напирая друг на друга. Как же семейное кладбище? Как же похищение невесты мистером Ворзингтоном-старшим? Как же...? На несколько секунд я так и замираю, и Риган смотрит на меня с выжидающим, исследовательским любопытством. Нет, я не хочу знать. Ни знать, ни слышать, ни каким-либо иным образом касаться тараканом миссис Ворзингтон, пусть они остаются с ней. Видимо на лице у меня отображается какое то нервическое подергивание, потому что мисс Кларк снова смеется, так же коротко, жутковато-беззвучно. Она откладывает папку меню в сторону, убедившись, что говорить о Ирландии я не жажду, и подается вперед.
- Мне нужна твоя помощь, - говорит она. Я, не скрываясь, удивленно вскидываю брови. - Я позвала тебя, потому что ты не нравишься Фиделме, нравишься мне и у меня чертовски мало времени.
Я смотрю на нее и думаю о том, что для того, у кого мало времени она поразительно велеречива.
- Профессор Мэрсон, ваш преподаватель социологии... - она замолкает, подбирая слова. - На данный момент у него находится некий пакет документов. Он будет у него недолго, сам Мэрсон - дурак, но это единственный шанс перехватить пакет. Потом они будут вне нашего доступа.
Я смотрю на нее изумленно, кажется, что я впервые ее вижу, что я сплю или не в своем уме.
- Прошу прощения, мисс Кларк. Вы меня на что подбиваете?
- Украсть у профессора Мэрсона бумаги и отдать их мне, - невозмутимо конкретезирует она.
Некоторое время она молчит и мы просто смотрим друг на друга. Затем она тянется к сумочке и достает небольшую карту, закатанную в ламинат. "Старший офицер Риган Кларк. Служба внешней разведки" напечатано рядом с фотографией самой Риган. Я смотрю на него растеряно, оглушено, и в себя меня приводит голос мисс Кларк.
- Ты же ведьма. Наверняка у тебя есть в арсенале какое-нибудь заклинание на проверку подлинности документов.
- Ведьма, а не инспектор дорожной полиции, - огрызаюсь я. Я уязвлена ее знанием того, что не афишировала в Академии, не говорила даже Френсису. Но заклинание и правда есть. Я стараюсь провернуть его незаметно и оно нашептывает мне, что этому удостоверению лет пять, с момента своего выпуска оно принадлежало означенной особе и не подвергалось изменению и постороннему воздействию. От него пахнет казенным запахом пыли и пороха. С большой вероятностью оно и правда настоящее. Риган делает вид, что не замечает моих манипуляций.
- Что за документы? - спрашиваю я не столько из любопытства, сколько что бы разрушить болезненно натянутую, как струна, тишину. Вопросов много, но все они сформулированы на примерно одинаковом уровне маловнятного "Какого черта?!". Риган улыбается одними губами, глаза у нее холодные и очень серьезные. Она качает головой.
- Мы еще не договорились, а ты уже хочешь знать государственные тайны. Достань их - и я покажу.
- Вы предлагаете мне сделать то, что не смогли МИ-5?
Она чуть морщиться, словно от досады или зубной боли.
- Это тот случай, когда гипертрофированная паранойя невольно находит основания. У нашего агента, скажем так, нет возможности подобраться достаточно близко. Вызывать и внедрять другого агента нет времени. Но есть ты. И к тебе Тарас Мэрсон испытывает... - она на мгновение замолкает и я ее понимаю, относительно Мэрсона и правда сложно сформулировать что-то достаточно приличное, - испытывает некоторую склонность.
Я фыркаю, не сдержавшись. "Некоторая склонность" - это верх деликатности.
- Эту склонность он испытывает к большей половине женского населения Ля Тур, и немалое количество из них используют ее, что бы успешно сдавать экзамен.
- К сожалению, не со всеми ими я знакома так близко, как с тобой.
Это звучит забавно, но она, кажется, и правда так считает. Любопытные представления о близости. Я молчу. Риган подпирает подбородок сцепленными в замолк ладонями и, не мигая, смотрит на меня.
- Я понимаю, моя просьба довольна неожиданна и весьма нетипична, - ее голос становится мягким и вкрадчивым, таким тоном разговаривают с душевнобольными в психушке или с рецидивистами на допросе. - Я не жду от тебя ответа немедленно. Подумай до завтра, вечером я позвоню, - она аккуратно убирает свою карточку в сумку и поднимается с места. - Сатин, - говорит она, расплачиваясь. - Я буду рада, если ты согласишься. Добровольно, - участливо добавляет она и удаляется, не прощаясь.

Утром я сдаю экзамен по социологии. Это последний экзамен у профессора Мэрсона и, кто бы знал, как я этому рада. Он мерзкий, похабный, самовлюбленный бабник, но, о чудо, внимание разведки накладывает на него ореол не привлекательности, но интриги. Я сегодня рассеяна и Мэрсон это видит, если и не благодаря собственной сообразительности, то благодаря определенному опыту, приобретенному за годы общения со студентами. Я долго смотрю на выпавший билет, почти не вижу вопроса, и приходится приложить некоторые усилия, что бы выкинуть из головы вчерашний визит мисс Кларк и сконцентрироваться. Мэрсон задает вопросы. Много вопросов. У него отвратительная снисходительная улыбка и маленькие суетливые глазки. На занятия к нему я всегда стараюсь одевать как можно больше одежды. Я отвечаю на все вопросы, но он спрашивает что-то еще, он не замолкает, и его голос навязчивым жужжанием звучит в голове. Я не люблю социологию, терпеть не могу самого Мэрсона, и я меньше всего думаю о оценке и экзамене.
- Деточка, - говорит он. Это слово заставляет вздрогнуть и даже изумленно вскинуть на него глаза. - Дтчкааа, - повторяет он, глотая согласные, наклоняет голову и улыбается со слащавой, двусмысленной покровительственностью. Безумно хочется впечатать его рожей в стол. Руки чешутся с такой силой, что приходится скрестить их на груди. Он расценивает это по своему. - Не стоит скрывать неуверенности, я же все вижу. Вы сегодня поразительно рассеяны. Увы, я не могу поставить вам отличную оценку, и вы сами знаете почему.
"Почему же? - хочется спросить мне. - Потому что я не уединялась с тобой в кладовке? Потому что не давала лапать себя за коленку?".
Он ставит мне "В", и эта чертова оценка портит мне потенциальный диплом с отличием. Черт с ним, с дипломом, я убеждена, что по приезду домой закину его в дальний шкаф и не вспомню о нем еще многие годы, а потенциальный работодатель примет меня вне зависимости от того, сколько у меня отличных отметок.
Я выхожу из аудитории и полной грудью вдыхаю свежий воздух, чистый, свободный от присутствия Тараса Мэрсона.
Вечером, когда перезванивает Риган, я говорю, что согласна.

Утром, выйдя за почтой, я обнаруживаю в почтовом ящике и увесистый конверт без марок, подписей и каких либо иных опознавательных признаков. В конверте я нахожу досье на мистера Мэрсона, его семейное положение, распорядок дня, фотографии жены, родственников, дома и любимой собаки. Там же краткое описание искомого документа. Мне ничего не говорят формулы и чертежи, загадочные химические названия, по которым я должна его опознать при обнаружении, но я старательно запоминаю каждую черточку.
Проблема неожиданно возникает с маскировкой. Ничего мало-мальски подходящего для визита к незабвенному профессору у меня в гардеробе нет. Это изрядно озадачивает меня и некоторое время я стою над своей полкой, пытаясь понять, какой момент жизни я пропустила, дожив до двадцати двух лет и не имея ни одной, скажем, мини-юбки. Я уже подумываю сходить в магазин и раскошелиться на какую-нибудь пошлую яркую тряпку, но вовремя вспоминаю, что у меня есть Кларисса, которой дома нет, но которая с радостью поделиться с любимой подругой своим гардеробом.

В 17.00 я стою на пороге дома Мэрсонов, переминаясь с ноги на ногу. Стою уже давно и, признаться, изрядно подмерзла, короткое платьице из тонкой ткани мало согревает, а профессора все нет. Я уже начинаю нервничать, когда он, наконец, появляется. В 17.10, что учтено нашим планом, иногда он имеет обыкновение задержаться после занятий в преподавательской. Обычно он пьет кофе по вторникам, у окна, которое очень удачно выходит на окна спортзала, где в это время занимается женская сборная по баскетболу. И все же я облегченно вздыхаю, когда вижу его. Облегчение задерживается недолго, буквально на пару секунд, а потом он подходит ближе.
- Профессор, - бормочу я прежде чем успевает заговорить он, и голос мой надрывно, даже слишком натурально, дрожит. - Я бы хотела обсудить с вами возможность исправить оценку... вы понимаете, у меня диплом с отличием... почти с отличием... и мой папа, он будет таак сердится на меня...
Папе, даже в школе не заглядывавшему в мой дневник, у себя в Вероне, должно быть, очень икается. Я умоляюще округляю глаза, кусаю губы и, на всякий случай, выпячиваю вперед грудь. Грудь в глубоком декольте, с подложенными в лифчик чулками Клариссы, волнительно колыхается, надежно приковывая к себе внимание Мэрсона.
- О да... конечно, конечно... - выдыхает он и открывает дверь, пропускает меня впредь и закрывает за собой, отрезая мне пути к отступлению.
Итак, я попадаю во вражеское логово и у меня есть около тридцати минут. Это знаю я, но не знает сам мистер Мэрсон.

Розоватые обои, розовый ковролин, светлая и беззастенчиво розовая мебель. Согласно досье, этот дом принадлежал миссис Мэрсон еще до замужества и я, впервые, начинаю понимать страсть профессора к молоденьким студенточкам. Даже сочувствовать. В такой обстановке и правда немудрено получить моральную травму.
Мистер Мэрсон едва ли на минуту оставляет меня без внимания, и только для того, что бы торопливо швырнуть портфель на диван и, не глядя, закинуть в гардеробную плащ. Я присаживаюсь на диван, вычурный, отвратительно розовый, местами потертый то ли от старости, то ли от частых визитов студенток. Невольно всплывает неуместная мысль, как у него вообще на этой пакости встает, но, видимо, тут сказывается некий иммунитет, выработанный за годы супружества. Я пристраиваюсь поближе к портфелю и Мэрсон плюхается рядом, сходу, с алчностью загнавшего добычу хищника, приобнимая меня за плечи. От его прикосновения я вздрагиваю, но он расценивает это как скромность и неопытность и расплывается в улыбке.
- Милочка Сатин, - щебечет он. Меня передергивает, но я утешаю себя тем, что это тоже прогресс. Должно быть, с его точки зрения, "милочку" трахать потенциально удобнее, чем "деточку".
- Раньше вы не проявляли особого интереса к моему предмету. Признаюсь, меня это весьма огорчало.
Мне безумно хочется сломать ему руку, а потом оторвать к чертям означенный "предмет", но я только глупо хихикаю, когда он начинает поглаживать меня по коленке.
- Я раскаиваюсь, - с придыханием сообщаю я. - Я не смела... вы понимаете?...
- Я понимаю, - с участием педофила соглашается он и пальцы ползут вверх по моему бедру, задирая ткань платья.
- Так что насчет оценки? - я мило, кокетливо улыбаюсь, упираясь пальчиками ему в грудь. Ненавязчиво, наощупь, достаю из сумочки зачетку и плюхаю ее ему на колени, не забывая задержать руку ровно на столько, что бы у него сбилось дыхание.
- Да, конечно, - бормочет он, достает ручку из внутреннего кармана пиджака, несколько раз роняет ее, пока открывает зачетку. Все это время я терпеливо жду со смущенной и чуть рассеянной улыбкой на губах, украдкой оглядываясь по сторонам.
Дом Мэрсонов в точности такой, каким я его видела на фотографиях в досье. Небольшая кухня, гостиная, спальня, гардеробная, веранда, вплотную прилегающая к искусственному водоему, настолько мутному и мелкому, что в нем стеснялись обитать даже лягушки. Со слов мисс Кларк, дом был не единожды осмотрен специалистами МИ-5, в том числе перед самым моим визитом, однако поиски ничего не дали и единственной вероятностью оставалось то, что документы профессор Мэрсон постоянно носит с собой. Оглушить его кирпичом в темном углу и спокойно обыскать недвижное тело МИ-5, по видимому, мешала политика партии.
- Вот, - прерывает мои размышления профессор и сует в руки зачетку. - Потом зайдешь на кафедру, поставишь печать, что все исправлено верно.
- Оооо, благодарю. Вы мой спаситель, - он уже тянется за наградой, но в паре сантиметров от своих губ я останавливаю его. В конце концов, у меня остается около двадцати минут, а еще ничего не сделано.
- Ах, профессор, - шепчу я. - Почему бы нам не отметить наладившееся взаимопонимание? Бутылочка вина, возможно? Или коньяк? Это помогло бы нам еще лучше друг друга... понять...
Выходит крайне многозначительно и Мэрсон некоторое время переваривает информацию. Дабы простимулировать его умственную деятельность и ускорить принятие решения, я невинно передергиваю плечиком, но проклятые рукава Клариссиного платья сидят как влитые и категорически отказываются эротично сползать без дополнительных усилий. Но Мэрсону хватает и этого. Он срывается с места и, пока он гремит на кухне посудой и бутылками, я вскрываю его портфель. Он весьма кстати задерживается, судя по звукам в попытке штопором откупорить бутылку. Я успеваю изучить все карманы и найти, помимо учебных бумаг, горсть клубничных ирисок, пачку презервативов и пару ампул Мескалина. Обожаю Ля Тур и ее преподавателей. Я проверяю портфель на наличие потайных карманов, как учила Риган, и даже кое где вспарываю подклад, но найти все равно ничего не удается. К тому моменту, как Мэрсон

появляется с двумя бокалами, я уже кротко ожидаю его с видом абсолютной невинности.

Плохенькое столовое вино, крепленное спиртом. Я выпиваю свой бокал залпом и его вкус смешивается с горечью заранее распитого растительного масла (во второй раз оно идет лучше, хотя и чувствуешь себя роботом с планеты Железяка)
Я могла бы собираться с силами и дольше, но он, наконец, целует. Дыхание перехватывает, а к горлу подкатывает тошнота. Обед, вино и масло рвуться наружу. Он видит в моем замешательстве скромность, возбужденно пыхтит, слюнявя мою шею, и задирает платье. Я давлю подступающий приступ легкой паники и вспоминаю, зачем я здесь. В порыве предполагаемой страсти я сдираю с него пиджак и, пока он продолжает мусолить шею и плечи, за его спиной старательно обыскиваю пиджак. Ничего. Я неловко ощупываю его штаны, вытряхиваю замусоленный носовой платок, университетский пропуск и несколько монет. Снова ничего. Мэрсон рассценивает мои поползновения, как призыв к более активным действиям, нависает и рисующимся жестом порно-героя, в одно движение, выдирает ремень из брюк. Ремень застревает где то в петлях и происходит некоторая заминка. Он отвлекается на возню с ним, а я смотрю на его харю ошалелыми глазами, не понимая, что я пропустила, где мне дальше искать, и понимая, что я, кажется, серьезно влипла. Проходит еще несколько минут неловких тисканий, я бросаю взгляд на настенные часы, такие же розовые и мерзкие, как все в этом доме, и с замиранием сердца вижу на них 17.40. План превышен на десять минут и до сих пор, кроме сопения мистера Мэрсона, ничего не произошло.
Многоуважаемая миссис Мэрсон, дама строгих правил, член попечительского совета Академии и председатель общества "Домашний Очаг" в дни, в которые проводятся совещания, задерживается не менее чем до 20.00. И в эти дни, за графиком которых мистер Мэрсон внимательно следит, он позволяет себе расслабиться тем или иным способом. Согласно графику должна она задержаться и сегодня, но, чего не знает ее дражжайший супруг, сегодняшнее совещание отменено по причине эпидемии ветрянки, внезапно подкосившей общество "Домашний Очаг". Согласно этим данным, миссис Мэрсон должна вернуться аккурат к 17.30, если не возникнут непредвиденные сложности на пути ее следования. К этому времени я уже должна была благополучно раздеть и обыскать ее супруга, найти документы и, с появлением жены, в экстренном темпе исчезнуть. Тем не менее документы до сих пор не найдены, миссис Мэрсон неизвестно где задерживается, а мистер Мэрсон так ретиво стаскивает с меня платье, что я всерьез опасаюсь за его сохранность. Объяснить это Клариссе будет весьма проблематично.
Минутная стрелка неумолимо подбирается к сорока пяти, невзирая на все мои ненавязчивые попытки как можно дольше затянуть процесс. Я начинаю всерьез подумывать о том, не изобразить ли приступ тошноты, как меня спасает звук открывающейся в прихожей двери. Миссис Мэрсон возвращается, наконец, домой, как нельзя более кстати.
- Тарасик, я вернулась! - оповещает она, шумно скидывая сумки и разуваясь в прихожей. "Тарасик" мечется по гостиной, торопливо сгребая мои и свои вещи вперемешку, не зная, куда девать как их, так и меня.
- Давай быстро! - шипит он, подталкивая меня к веранде. В дверном проходе я артачусь, упираясь руками в косяки.
- О, Боже мой, профессор, там же ВОДА! - причитаю я, округляя глаза. - Я не умею плавать! Я же УТОНУ!
Это форменный идиотизмом, что бы утонуть в их луже, надо обладать нетипичной ловкостью и огромным энтузиазмом. Но Мэрсона, видимо, ужасает сама мысль о трупе любовницы в водоеме законной жены. Он ругается сквозь зубы и разворачивает меня в другую сторону, особо не церемонясь заталкивает в гардеробную, а затем швыряет вслед вещи.
- Моя зачетка... - страдальчески бормочу я в щель и спустя несколько секунд она прилетает мне в лоб.

За дверью раздаются шаги и голос мистера Мэрсона с преувеличенной радостью рассказывает жене, как он по ней соскучился. В гардеробной прохладно, я невольно ежусь и зябко потираю предплечье. На мне только нижнее белье, которое, к моему неописуемому счастью, содрать с меня не успели. Одежда кучей лежит на полу, в углу, под вешалкой, валяются босоножки. Я наклоняюсь за платьем и натыкаюсь на плащ Мэрсона, тот самый, в котором он был, когда мы заходили в дом. Мысль приходит неожиданно и бьет раскатом грома. Я бросаю платье, хватаю плащ, торопливо его ощупывая, не пропуская карманы, подклад и даже воротник. Сердце замирает, когда я вытряхиваю упакованный в пластиковую папку и свернутый в трубку пакет. Я вскрываю его дрожащими пальцами, перебираю листки с уже знакомыми формулами и закорючками, смаргиваю, боясь что мне пригрезилось, но листы никуда не исчезают. Шаги становятся чуть громче, приближаются к двери, за которой прячусь я. Мистер Мэрсон громко, нервно смеется и шаги замолкают, давая мне лишних пару минут.
Под самым потолком я замечаю окошко дюймов двадцать на десять, небольшое, но достаточное, что бы в него пролезла девица вроде меня. Я открываю окошко, прислушиваясь к каждому звуку за дверью, стягиваю волосы в хвост найденным тут же обувным шнурком, выкидываю первым делом сумочку, за ней босоножки, свернутое в куль платье, беру в зубы папку с документами и, опираясь на вешалки, подтягиваюсь сама. Я уже наполовину вывешиваюсь из окошка, когда нога с вешалки соскальзывает, непроизвольно дернув ей, я сбиваю весь стеллаж, он с грохотом валиться на пол, а я вываливаюсь наружу, едва успевая сгруппироваться и благословляя папины тренировки.

Платье я натягиваю в ближайших кустах, документы прячу в сумочку, а ремешок одной из босоножек в процессе выкидывания оказывается порван. Я ковыляю до дороги, ловлю такси и устало плюхаюсь на заднее сиденье. Водитель ни о чем не спрашивает, но улыбается крайне многозначительно. Видимо я не первая и, видимо, не последняя, девица, которую он подбирает в подобном виде недалеко от дома Мэрсонов. Эйфория быстро проходит и документы в сумке быстро перестают греть сердце и утешать совесть, остается только усталость и брезгливость.
Домой я вхожу хромая на обе ноги, с одной слетает босоножка, вторую я таки умудрилась подбить во время оконных кульбитов. Помятое платье со следами вина и земли, шнурок потерялся по дороге и волосы стоят дыбом. Я с порога слышу смех Клариссы, понимаю, что объяснений за платье не избежать, и с каким то равнодушным, усталым удивлением понимаю, что мне все равно. Кларисса не одна. Рядом с ней, пристроившись на Генрихе на поразительно целомудренном расстоянии, сидит Алистер. Он поднимает смеющиеся глаза, смотрит на меня и забывает поздороваться.
- Все в порядке, Сатин? - осторожно спрашивает он и на меня неожиданно накатывает злость. Конечно в порядке, как же иначе.
- В полном! - огрызаюсь я, не глядя швыряю сумку в угол. - К профессору Мэрсону ходила оценку исправлять!
Алистер, конечно, знает его, у него на политологии социологию преподает тот же Мэрсон и вряд ли его методика преподавания радикально отличается в зависимости от курса и специальности. Алистер знает, я со злорадным торжеством вижу, как его глаза тускнеют, становятся серьезными и холодными.
- И как? Исправила? - спрашивает он.
- А то ж, - самодовольно отвечаю я, разворачиваюсь и гордо ковыляю к ванной.
У дверей ванной меня ловит Кларисса. Ей все равно, где я была, что я исправляла, почему в ее платье и почему платье в таком состоянии. Она сияет.
- Сатинсатинсатин! - шепчет она и аж подпрыгивает на месте, стискивая мои ладони у себя в руках. - О Боже, Сатин, ты не представляешь! Ты же знаешь, что мы с Алом общались? Ну, после той вечеринки, он потом бросил свою мымру и мы иногда вместе проводили время... знаешь ведь, да? Оооо, Сатин, Ал предложил мне встречаться! Ты представляешь? Сатинсатин, Сатиночка! Завтра же вечером мы с тобой идем это отмечать!
Я неловко обнимаю ее, поздравляю с этим знаменательным событием, будто речь идет уже как минимум о помолвке, и сбегаю, закрывшись от Клариссы дверью ванной.
В душевой кабинке я очень долго сижу на полу, прислонившись к стеклянной стенке и обнимая себя за плечи. Я не хочу думать, не хочу шевелиться. Я чувствую себя грязно, мерзко. Едва теплая струи воды бьют по плечам, превращают волосы в черные обвислые сосульки.
Я не хочу думать.
Я не хочу чувствовать.

Когда я выхожу из ванны, в комнате все еще слышны голоса, смех Клариссы, обманчиво сдержанные, ироничные, замечания Ала. Я прокрадываюсь мимо них очень осторожно, хотя очень сомневаюсь, что кто-либо из них заметил бы, даже если бы я топала и вопила. Они увлечены друг другом.
Таксист попадается тот же самый, и он ухмыляется еще более многозначительно, но до коттеджа Френсиса мы доезжаем в гробовом молчании. И на том спасибо.
Я выбираюсь из машины и сталкиваюсь с Френсисом у самого порога, видимо он уже собрался куда то уходить.
- Я скучала, - говорю я вместо приветствия. Френсис смотрит на меня радостно и чуть растерянно.
- Сатин, мне нужно... я как раз....
- Пожалуйста... - я не знаю, что он видит в моем взгляде, я очень устала, с моих волос все еще капает вода. Я думаю о том, что если он сейчас уйдет, я пошлю его к чертям и пусть мамочка подбирает ему более ирландскую девушку. Я думаю о том, что Ал, должно быть, с его ненормальным, гипертрофированным чувством долга, наверняка бы ушел.
Фрэнсис не уходит. Он неловко улыбается и обнимает меня, уводит в дом под насмешливый взгляд таксиста.

В доме Френсис пытается мне предложить чай. Но меньше всего я сейчас настроена на разговоры. Я целую его сама, первая, так жадно и отчаянно, что Френсис, никогда особо не отличавшийся чуткостью и сообразительностью, все понимает. Ну или по крайней мере то, что нужно.
К спальне мы продвигаемся какими то немыслимыми зигзагами, мы целуемся, я смеюсь и чувствую себя пьяной. У него теплые, ласковые руки, он всегда безупречно аккуратен и нежен, он обволакивает заботой и в эти мгновения, мне кажется, я его почти люблю.
- Все в порядке? - спрашивает он уже после и осторожно проводит пальцами по моей спине, по линии позвоночника. Я вздрагиваю, не от касания, от его фразы, слишком много мне чудиться в ней... чужого. Я вынимаю физиономию из подушки, поворачиваю лицо к нему и улыбаюсь.
- Просто соскучилась.
Френсис целует меня в плечо и улыбается в ответ.

До конца года мы пишем дипломные проекты. Кларисса неутомимо ругается каждый раз возвращаясь от своего курирующего преподавателя. Она по десять раз переделывает свои эскизы и дом насквозь провонял маслом и растворителем, ни шагу нельзя ступить, что бы не напороться на очередной, очень важный, набросок, карандаш, кисточку, а то и открытую банку с краской. Она расслабляется, играя в дартс и представляя на месте мишени рожу своего куратора. По выходным у нее свидания с Алистером, который утешает ее, видимо, куда лучше дартса.
Я тороплюсь отделаться от своего диплома как можно скорее и он уже около двух недель лежит на полке в аккуратно переплетенной папочке, дожидаясь своего часа. Помимо диплома меня поджидают финальные испытания во Дворце Света. Время от временя в нашем доме появляется Эмрис, шипит и с каждым разом становиться все более нервным и напряженным. Я чувствую себя немного неловко, в отличие от него мне совершенно плевать, сдам я их или нет, получу жетон мага или меня сочтут недостойной, но для него это важно, и я учу, зубрю, отрабатываю заклинания до уровня, устраивающего Эмриса.

Меня не съедают монстры, я не взрываюсь от собственного заклинания и даже все конечности остаются при мне. Я прохожу испытания и в положенный день являюсь на церемонию вручения жетонов.
Я никогда не любила ни Дворец Тьмы, ни Дворец Света, и в том, и в другом гипертрофированное поклонение своему Источнику на самой грани с театральными декорациями шарлатанов в цирковых шатрах воскресных ярмарок. И все же, с некоторой натяжкой, Дворец Тьмы мне был симпатичнее. Возможно потому, что появляться мне в нем приходилось куда реже. Но я нейтрал, и по традиции, длящейся уже сотни лет, с того самого момента, как наш Великий Нейтрал канул в неизвестность, нам предстоит получать свои жетоны в Дворце Света, из рук Великой Саши, негласной главы кособокой троицы нашего мира.
Эмрис приходит вместе со мной, но, кажется, нравится ему здесь еще меньше, чем мне. У самого трона Великой Саши, пока я получаю свой жетон с переплетением терновника и вычурной цифрой четыре, он затевает какую то свою кошачью перебранку с духом-наблюдателем Великой. Опасаясь, что дело дойдет до драки, я торопливо, не дослушав конца речи Саши о возложенной на меня чести и ответственности, выхватываю из ее рук жетон, оббегаю трон, подхватываю гневно шипящего Эмриса, и, подобрав подол платья, скатываюсь с лестнице, перепрыгивая сразу через две, а то и через три, ступени. Саша смотрит мне вслед ошалело и изумленно, но уже спустя миг делает вид, что все идет как надо.
Я не собираюсь здесь задерживаться, меня мало интересуют последующие фокусы, торжество и всяческое восхваление отличившихся адептов. Но по пути меня перехватывают знакомые маги, с ними мы пару раз сталкивались во Дворце, а когда они уходят и я оборачиваюсь, Эмриса рядом нет. Я нахожу его почти случайно, под одной из арок заслышав знакомое шипение.
- Ты обещала! Обещала!
- Я ничего не обещала тебе, Мирдин Эмрис, - второй голос принадлежит Саше, уже освободившейся от дипломирования юных магов, в нем неожиданно много раздражения и недостойной светлой злости. Я невольно вжимаюсь в страуса за углом в полуметре от них. Влезать в беседу мне очень не хочется. - Я сразу предупреждала тебя. Как и Люра, как и Шерилайн, даже Мирдин говорил тебе то же самое!
Эмрис снова шипит, так яростно, что мне кажется, вот-вот набросится и искусает Великую.
- Люра, Шерилайн, Мирдин! Вам было плевать тогда, плевать и сейчас! Сорок три года, Саша... ты знаешь, что это?!
- Я говорила тебе, обратись к Аристану... - ее голос звучит устало, будто этот разговор не впервые, и, она знает, что не в последний раз. Эмрис фыркает.
- Знаешь что можешь передать Аристану, Саша? Что он...
- Эмрис! - ее укоризненный вопль глушит окончание фразы, а пару секунд спустя всклокоченный, злой как черт, кот вылетает из-под арки. Он замечает меня и мне становится очень, очень неловко.
- Вот ты где, - говорит он так, будто это шлялась черти где и скандалила с Великими. - Идем уже.
Я покорно следую за ним, и только у самого порога оборачиваюсь. Великая Саша смотрит на нас как то очень грустно.

Вручение дипломов в Академии проходит без эксцессов, хотя профессор Мэрсон за месяц до этого таинственным образом исчезает и больше не появляется ни на работе, ни дома. По Академими в связи с этим ходит огромное количество слухов, один другого зловещее, но самой популярной является версия про похищение инопланетянами. Меня мало интересует его судьба, хотя и есть несколько, куда более прозаичных, предположений.
Я бы уехала домой сразу после вручения, но Кларисса настаивает на том, что бы устроить вечеринку. Финальную, грандиозную, мега-вечеринку, как она говорит. Она достает балахоны и картонные шапки и я, смеясь, соглашаюсь. В конце концов, уж последнюю вечеринку я как-нибудь переживу. К нам стекаются студенты со всего городка, выпускники, потенциальные выпускники, приезжает даже Френсис, с трудом протискиваясь в двери с огромным букетом роз. Это очень мило, трогательно, но мы уезжаем уже завтра и я не имею ни малейшего понятия, куда девать этот веник.
Пунш, пиво и знаменитый яблочный сидр Капулетти льется рекой. В кои то веки в горле не горчит от привкуса растительного масла, и от этого полузабытого ощущения неожиданно приятно.
Я пьяно висну на Френсисе и рассказываю, какие замечательные он привез цветы, Френсис смущенно улыбается и, на всякий случай, придерживает меня за талию, хотя ему и самому приходится опираться на стол.
Когда дело доходит до бильярда, с первой попытки я промахиваюсь мимо шара, со второй бью с такой силой, что шар вылетает со стола и падает в чашу с пуншем. Я прыскаю со смеха, а Френсис разворачивает меня спиной к пуншу и мы оба делаем вид, что никоим образом не причастны к возмущенным воплям, обнаружившим неожиданный подарочек.
- Кстати, Сатин, - все еще подхихикивая, вспоминает Френсис и протягивает мне визитку. На визитке надпись "Макулатуроптпереработка. Секретарь Риган Кларк" и ниже телефон. - Тетя просила передать. Сказала, может после учебы захочешь пойти к ним. Ума не приложу, что тебе делать у них на макулатурном заводе, но я обещал. Можешь выкинуть в ближайшую мусорку, - советует он. Я смотрю на визитку и чувствую, как медленно трезвею.
- Да, наверное я так и сделаю.
Испоганенному пуншу на смену приходит ведро сидром. На заднем плане громко хохочет Кларисса.
Впереди нас ждет Верона. А может не только она.