Глава 2. Сoelibatus
Людвиг был недоволен. Солнце палило вовсю, из-за ветра волосы постоянно лезли в глаза, во рту пересохло а в горле першило.
- Нет, я не имею не малейшего понятия обо всем, что касается работы хозяина. Лучше придите, когда он приедет, - трухлявая старуха недобро зыркнула на мужчину единственным здоровым глазом и недовольно поджала морщинистые губы. Людвиг выдержал этот взгляд и нахмурился.
- Я понял. Спасибо.
Найти дом посредника Клиффа Бастара – что, между прочим, в таком немаленьком городе было сложно – было только половиной дела. Хозяина дома не оказалось – уехал по делам, как сказала старуха-распорядительница, - и теперь Людвиг был в недоумении. Сначала монах отставал от распятия на день, теперь ему суждено было задержаться на неделю – пока не вернется посредник. И это только в том случае, если оно все-таки было ему продано.
Слишком много условий, слишком много проблем. Тут бы и, казалось, плюнуть на это дело, но Людвиг не мог. И на самом деле не потому, что это было его священным долгом или чем-то вроде того.
Монах боялся, даже не отдавая себе в этом отчета.
Это было его целью, пока единственной. Он пропал бы без нее. Что ему бы оставалось делать? Начинать новую жизнь слишком поздно, продолжать старую он уже вряд ли смог бы. Для Людвига не было ничего страшнее бездействия, страшнее скуки и бессмысленности.
Поэтому мужчина не отступил. Отойдя на приличное расстояние от громко и как-то возмущенно захлопнувшейся двери, из-за которой донеслось приглушенное ворчание, он прислонился к холодной каменной стене спиной и закинул назад голову. Людвиг расслабился, почувствовав растекающуюся по телу прохладу, и провел рукой по волосам.
«Будет ужасно, если я через десяток-второй лет стану таким же ворчуном», - усмехнулся он, наслаждаясь секундой мнимой беззаботности.
Улица была пустынна – кто выйдет на улицу в разгар летнего дня, - и некому было обратить внимание на странно ведущего себя человека. И никто не видел, как он с громким вскриком отскочил от стены и словно принялся танцевать. Естественно, мужчина не танцевал, а просто отряхивался. Когда какое-то очень болезненно укусившее его насекомое упало на землю, Людвиг прочистил горло и воровато оглянулся по сторонам, и только потом двинулся в сторону своей таверны. Останавливаться на одном месте ему уже решительно не хотелось. Кто знает, что еще ему может упасть на шею.
Теперь у мужчины было два пути: либо терпеливо ждать, либо действовать. Второй путь казался нецелесообразным, пустой тратой энергии. Как можно найти вещицу размером с ладонь, пусть даже и такую приметную, в большом городе? Людвиг решил ждать. Как только появятся хоть какие-то наводки, он будет действовать. Может, Пауль сможет подбросить какую-то идею: он казался неглупым молодым человеком.
На улицах ближе к центральным было уже не так безлюдно. Время от времени навстречу шли уставшие женщины с загоревшими лицами и покрасневшими руками, грубые крестьяне, чьи черты словно были неудачно высечены топором, ярко одетые женщины со сладострастным взглядом... Людвиг же был поглощен своими мыслями о том, насколько отвратительно и приторно позднее лето, и не сразу заметил, что к нему подошла одна из ярко разукрашенных женщин.
- Господин, - тихо начала она, но закончить не успела: Людвиг кинул беглый взгляд на ее лицо и отшатнулся. Удивленная такой реакцией проститутка вздрогнула, но с места не сдвинулась. Мужчина выдохнул и извиняющее улыбнулся, принимая расслабленную позу.
- Прошу прощения, это все моя рассеянность, - попытался оправдаться он и скользнул взглядом по хорошенькому светлому личику женщины, обрамленному светлыми волосами.
Приняв этот взгляд за оценивающий, проститутка встрепенулась:
- Господин не желает себе хорошей компании? – игриво поинтересовалась она, улыбаясь пересохшими, потрескавшимися губами – единственным, надо признать, изъяном на ее лице.
- Сожалею, нет, - монах покачал головой, не стирая с лица дружелюбную улыбку. Он успел заметить краткое разочарование в глазах женщины, пока не отвлекся на громкий голос, раздавшийся откуда-то сбоку:
- Опять ты? Прошлого раза оказалось недостаточно, чтобы научить тебя держаться подальше от этих районов?
Светловолосая проститутка, стоящая перед ним, нахмурилась и глянула на женщину, которой принадлежал этот голос.
- Ты без своих наемников, Ленор. Уж промолчала бы.
- А я не могу молчать. Маман и без таких как ты забот хватает, я не могу ей не помочь.
- Естественно ей в вашем курятнике, который вы по ошибке зовете борделем, забот хватает. Там же половина такие неотесанные крестьянки, как ты, и большая часть – такие же змеи.
Та, что звалась Ленор, оскалилась и толкнула противницу в обнаженное плечо. Людвиг инстинктивно сделал шаг назад, а потом почувствовал, как его схватили за рукав и ловко затащили за угол.
- Что...
- А ты, я смотрю, времени зря не теряешь, - усмехнулся Пауль.
Мужчина облегченно вздохнул:
- Ты меня напугал. Не каждый день меня так беспардонно затаскивают в подворотню.
- Бояться ты должен не меня, я того, что там происходит, - бард кивнул туда, откуда доносилась громкая женская брань.
- И что же там происходит?
- Конкурентки сцепились. Ленор в близлежащем борделе работает, потрясающая девка. А вон та, вторая – вроде как пришлая. Здесь пришлых не любят, закидывают их куда подальше, на окраины.
Людвиг фыркнул.
- Сколько по борделям не ходил, никогда ни о чем подобном не слышал.
- Человек передо мной ходил по борделям? – Пауль присвистнул.
- Мне тоже когда-то было двадцать, юноша, - усмехнулся монах. Тут до мужчин донесся глухой звук удара и всхлип. Людвиг дернулся туда, но Пауль придержал его за рукав.
- Послушай моего дружеского совета: никогда не вмешивайся в женскую драку. Ни в какой другой драке ты столько ненависти и жестокости не увидишь, как в этой.
И снова звук удара, всхлип, уже громче, и грязная ругань.
- Я знаю, - сухо кинул мужчина, и Пауль выпустил его рукав. Бард покачал головой, тихо буркнул себе под нос: «Благонравный и благонамеренный дурак», - и двинулся вслед за Людвигом.
- Еще раз ты так обо мне отзовешься... - Ленор стояла над свернувшейся в клубок, вывалявшейся в пыли соперницей. Увидев мужчин, она процедила им сквозь зубы, предварительно натянув ну уж никак не похожую на искреннюю улыбку: - Вы бы не якшались с этим отребьем, было бы прискорбно, если бы такие, - улыбка стала еще натянутей, - мужчины что-то подцепили бы.
- Не могу не признать, но есть в ее словах про болезни доля истины, - задумчиво отметил Пауль, когда женщина отошла на достаточное расстояние. Людвиг же опустился на колени рядом со вздрагивающей, перемазанной грязью девушкой и осторожно тронул ее за плечо.
- Эй, - позвал он, мгновение посетовав, что не знает ее имени. Дрожь прекратилась, и проститутка встала на четвереньки, пытаясь подняться. Порыв мужчины помочь был встречен резким окликом:
- Уйдите!
И в голосе ее прозвучала какая-то такая надломленная сила, такая воля, что монах послушно отодвинулся. Когда девушка встала уже на ноги, она лишь кинула беглый взгляд на сочувствующее лицо Людвига и кинулась прочь. И ее глаза, полные какой-то особой, недоступной мужчиной гордости, на покрытом пылью и заплаканном лице, отчетливо отпечатались в памяти.
- Как твои поиски? – буднично поинтересовался Пауль, разминая шею. Услышав о поисках, Людвиг нахмурился еще больше. – Судя по всему, отвратительно.
- Пойдем в таверну. У меня горло деревянным станет, если я проведу на улице лишние пару минут.
- Тогда не будем доводить твое горло до крайностей. С меня вино.
- Не откажусь.
- Я думал, монахи не пьют, - признался бард, хитро прищурившись.
- Пьют, - коротко ответил мужчина и пошел в нужную сторону. – Пить и напиваться – две разные вещи.
Пауль не стал отвечать, а двинулся вслед за Людвигом.
***
- Тебе очевидно не везет. Даже я ничего придумать не могу кроме как сидеть и ждать этого Клиффа. А что поделать, - бард пожал плечами, - не будешь же ты бегать по городу и спрашивать «Простите, вы не видели мою овцу?».
- Овцу? – Людвиг поднял бровь.
- Ну распятие, чего ты к словам придираешься, - монах снова апатично глянул на полупустую чашку с вином в своей руке и задумался. Пауль закончил настраивать лютню и тихо заиграл. Мужчина поймал себя на мысли, что впервые видит сопровождающего его барда с музыкальным инструментом в руках и, заинтригованный, отвлекся от рассматривания вина и откинулся на спинку стула. Пауль улыбнулся одними уголками губ, видимо довольный эффектом, и встал, приняв несколько вальяжную и расслабленную позу. И тогда он запел.
Людвиг и раньше слышал пение Пауля, оно ему нравилось. Его приятный, звонкий голос словно был создан для этого, и песня в устах барда была бальзамом для ушей. Но дополненный звуками лютни, этот голос казался еще более изумительным.
- Любовь моя, я ль заслужил отвергнутым быть грубо? – немногие посетители таверны слегка затихли, некоторые повернули голову. Пауль, казалось, был полностью погружен в свое занятие, не обращая внимания на окружающий его мир. Людвиг отметил, что юноша действительно расслабился. Если это занятие ему нравилось – прекрасно, значит, он вкладывал в него свои чувства.
- Зеленые рукава, мне радость, веселье вы, вы – сердце из золота, рукавчики цвета травы, - таверна затихла, слышно было только пение и шум народа за стенами. Пауль закрыл глаза, не прекращая своего занятия, а Людвиг бегло осмотрел людей, что сидели с ними в одной комнате. Большинство было молодыми мужчинами, зашедшими сюда, видимо, пообедать, и слушали они песню с мечтательным выражением лица; в дальнем углу сидели два старика, подперев головы руками; служанка тихо мыла посуду, стараюсь не издавать громких звуков и навострив уши. Мужчина улыбнулся своим мыслям.
Им прекрасное не чуждо.
- Любовь моя, что верен я, пойми, молю я вновь и вновь; как прежде я люблю тебя, приди и подари любовь, - Пауль закончил петь, а спустя пару секунд замолчала и его лютня. Бард снова опустился на стул. В таверне зазвучал привычный бытовой шум.
- Ну и как...? – юноша пытливо глянул на Людвига. Мужчина рассмеялся:
- Хорошо.
- Я, видите ли, трачу свои способности на то, чтобы вывести сидящего передо мной человека из состояния унылого забвения, а все, что получаю – простое «хорошо»? – притворно ужаснулся Пауль.
- Ладно-ладно, это действительно было прекрасно. Ты отличный бард. Спасибо, - Людвиг улыбнулся.
- Вот, уже лучше.
- Эй, бард, - крикнул кто-то. Пауль с выражением интереса на лице отклонился от стола, балансируя на двух ножках стула и держась одной рукой за столешницу. – Держи монету!
Звякнул металл, и юноша ловко поймал деньги.
- Благодарю! – крикнул он в ответ и снова повернул лицо к Людвигу, ставя стул, как положено. – А вот теперь вообще замечательно! – бард ловко спрятал монету в кошель и приложился к чашке так, словно не пил целый день. Мужчина тоже приложился к своему вину и повел плечами, почувствовав, как рубашка прилипла к влажной спине.
- Ненавижу сухой воздух. Мне будто песка кто в рот насыпал, - Пауль со звонким стуком поставил пустую чашку на стол и жестом подозвал служанку, которая бегала между столиками. – Еще вина дорогуша, - девушка кивнула и скрылась. – Знаешь, а я ведь давно хотел спросить... а чем так ценно для тебя это распятие? Ну дорогое и дорогое, красивое и красивое...
Людвиг поджал губы и скрестил руки на груди.
- Это просто очень святая вещь и я не хочу, чтобы она попала в чужие руки.
- Не доверяешь, значит.
- Недостаточно доверяю.
- Что ж, - бард на секунду замолчал, потом расслабленно улыбнулся, - правильно делаешь. Зато теперь мы узнали, что не так-то эта вещичка и проста, иначе ты мне все выложил бы без колебаний. Таким образом и то, почему она не так проста, узнать недолго.
Мужчина поднял бровь и подозрительно глянул на Пауля. Тот рассмеялся:
- Не смотри на меня, как накер, я еще ничего такого не сделал.
- «Еще», - выделил Людвиг, тоже как-то расслабившись и улыбнувшись.
- Зато ты не можешь меня упрекать в том, что я искренен. Спасибо, красавица, - бард кивнул девушке и немного отпил из чашки. Людвиг потер висок, облокотившись на подлокотник.
- Ты когда планируешь уезжать из города? – поинтересовался он у Пауля.
- Я только приехал, с чего бы мне уезжать. К тому же не могу же я тебя оставить одного! Мне же самому уже стало интересно, чем все это закончится. Что-то мне подсказывает, что ты найдешь еще много приключений на свою голову.
- Ты, я смотрю, любишь говорить без обиняков, - отметил мужчина.
- Ага. И часто, очень часто бываю за это бит. Чаще, чем хотелось бы, - бард красноречиво потер шею. И тут сзади Пауля раздалось тихое покашливание. Мужчина обернулся к источнику звука, и оба собеседника замерли в некотором удивлении. Перед ними стояла та самая светловолосая проститутка, которая была участницей такой неприятной сцены на улице. Одета она была в какую-то простую, неприметную одежду и, несмотря на жару, куталась в шаль.
- Прошу прощения, - тихо начала она. – Я слышала о... цели вашего визита в этот город, - блондинка посмотрела в глаза Людвигу. – Я могу вам помочь, но нам надо поговорить наедине. Всем троим.
Мужчины переглянулись и встали.
- Пойдемте, - кивнул Пауль и двинулся вверх по лестнице, к комнатам. Когда все вошли в небольшое, прохладное и плохо освещаемое дневным светом помещение, Людвиг плотно прикрыл за собой двери. Не дожидаясь приглашения, девушка села на кровать.
- Я видела распятие наподобие того, что вы ищете.
- Распятий много. Откуда вы знаете, как выглядит именно то, которое является нашей целью? – спросил монах, опираясь на стол.
- Я не думаю, что Бастару каждый день приносят распятия на продажу. Он такими вещами редко занимается.
- Так вы видели...
- Подожди, - прервал Людвига Пауль, стоявший возле окна. – Прошу прощения, сударыня, но моя душа настойчиво настаивает на соблюдении всех правил приличия, - бард поймал слегка удивленный взгляд Людвига, но непонимание длилось пару секунд – монах утвердительно кивнул, одобряя такой поворот разговора. – Меня зовут Пауль.
- Людвиг, - слегка наклонил голову в знак приветствия мужчина.
- Элиза, - назвалась девушка.
- Вы не отсюда, верно?
- Не отсюда, но не вижу причин расспрашивать меня об этом.
Пауль открыл было рот, чтобы возразить, но Людвиг резким жестом остановил его. «Достаточно», - одними губами сказал он и пытливо глянул на Элизу. Девушка вздрогнула, встретив этот взгляд.
- Расскажите нам все, что хотели, так, как посчитаете нужным, - мягкий голос и добродушный тон монаха способствовали тому, что Элиза слегка расслабилась и, очаровательно улыбнувшись, закинула ногу на ногу изящно-естественным движением. Людвиг никак на провокацию не отреагировал, а вот лицо Пауля казалось весьма заинтересованным.
- Я думаю, вам не составило труда угадать, чем я занимаюсь по жизни, - начала девушка и на секунду целостность соблазнительного положения была нарушена: Элиза неловким движением поправила чуть сползший платок на плечах. За ту секунду, что белое покатое плечо было обнажено, Пауль успел заметить свежую царапину, - и второго дня мне выпала честь, - девушка хмыкнула, - быть гостьей в доме Бастара. И я видела, как какой-то очень неприятный мужик среди ночи ворвался в этот дом и стал впаривать его хозяину какое-то распятие. Они очень долго спорили о цене, а потом, когда стали его взвешивать, еще дольше спорили о том, что оно слишком легкое для сделанного из чистого золота, - на лице Людвига дрогнул нерв, но это осталось незамеченным для находящихся в комнате. – А затем Бастар как-то очень резко сменил свое мнение и дал за эту вещь столько, сколько было запрошено сначала.
- Вы можете описать это распятие? – спросил Людвиг.
- Оно было весьма необычным, так что неудивительно, что даже этот богохульник купил его. Такое все золотое, увитое чем-то вроде терновых веток... по-моему они тоже были из какого-то металла.
- Медь, - кивнул головой Людвиг.
- Да, было похоже на медь. И три рубина: один там, где должно быть сердце, а два там, где должны располагаться ладони. Центральный мне еще показался каким-то странным: вроде круглый, но не идеально, и с какой-то гравировкой...
- Достаточно, - прервал Элизу монах. Ему было достаточно и того факта, что крест был декорирован терновой ветвью; теперь же сомнений даже не осталось.
- И никто вообще не озаботился тем, что за обменом следит посторонний человек? – полюбопытствовал Пауль.
- Я находилась в другой комнате и вроде как ничего не должна была слышать. На всякую прислугу вообще внимания не обращают, если она себя тихо ведет, словно это мебель. Мне это сыграло на руку, - Элиза встала и подошла к Паулю, тоже встав у окна. Девушка кинула на барда быстрый взгляд из-под ресниц и обратила свои глаза к Людвигу. Пауль оценил умение стрелять глазками и фыркнул так тихо, чтобы это могла слышать только Элиза, улыбнувшаяся от такой реакции одними уголками губ. На этот безмолвный флирт Людвиг не обратил ни малейшего внимания, погруженный в собственные мысли. Его определенно радовало то, с какой легкостью нити шли к нему в руки, но его не радовало то, что эти нити были старые, такие, какими невозможно было шить – они сыпались и рвались прямо в руках.
- Ты вроде как не рад?
- Я рад, - Людвиг поднял глаза на Пауля, - теперь все не настолько печально. Но даже несмотря на то, что я теперь уверен в том, что распятие у Бастара, я не могу быть уверенным в том, что мы не отстанем от него еще на неделю. Вдруг он увез его с собой и перепродал?
- Ты пессимист, мой друг.
- Я просто немного склонен к самобичеванию, - усмехнулся мужчина, не скрывая насмешки в словах.
- А, теперь ясно, почему наш герой ушел в монастырь; не ожидал, не ожидал, - поддержал шутку Пауль.
- В монастырь? – удивленно спросила Элиза.
Оба мужчины глянули на нее с улыбками. Бард хихикнул:
- Это потерянный для представительниц твоей профессии человек, дорогая. Понимаешь ли, церковные обеты, всякие там воздержания, особенно... Людвиг, как это называется?
- Целибат.
- Именно. Именно целибат. Целибат в сочетании с подозрительными упрямством и спокойствием.
- Почему сразу подозрительными? – рассмеялся монах.
- Stille Wasser sind tief
* в тихом омуте черти водятся (досл. тихие воды глубоки)
, как любил говаривать один мой друг, выбирая себе девку на ночь.
Повисла тишина. Людвиг с Паулем тихо посмеивались, в том числе и над непонимающим лицом Элизы. А девушка так вообще растерялась, не столько из-за того, что Людвиг оказался монахом, сколько из-за того, как непринужденно этот человек, казавшийся серьезным и даже несколько хмурым, начал короткий обмен не совсем понятными ей шутками. Сейчас в его глазах не было прежней серьезности, они искрились весельем и добродушием. Элиза прокашлялась, пытаясь замять неловкость в своем поведении, но ее слегка порозовевшее лицо выдало смущение. Еще больше она смущалась от того, что не могла понять, что из сказанного все-таки было шуткой, а что – правдой. Людвиг не был похож на монаха, и все фразы про обеты и монашество походили больше на издевки и подколки.
- По-моему мы запутали бедную девушку, - мягко сказал мужчина. – Я действительно давал всякие там обеты, - Людвиг умело передразнил интонации Пауля, и тот усмехнулся. – Монах я, или нет – сложно сейчас сказать. По крайней мере, я был им, и до сих пор придерживаюсь данных обетов.
- Если вкратце, то перед тобой стоит скучный человек, который и в таверне не напьется и не подебоширит, и с девками не повеселится и вообще его жизнь уныла и скучна, - подытожил Пауль.
- Нашел скучную жизнь, - фыркнул монах.
- Ничего, и не таких раскручивали, - хмыкнула Элиза, чем вызвала изумленный возглас Людвига и громкий смех Пауля.
- Вот это наш человек! – бард приобнял девушку за плечи, но та кинула на него игривый взгляд и элегантным движением скинула его руку.
- В любом случае, я хотела попросить вашей помощи, - Элиза сразу помрачнела. – Вы, - она обратилась к Людвигу, - показались мне человеком, который не откажет в помощи несчастной девушке, кем бы она ни была. Я.. следила за вами после того происшествия, - щеки девушки слегка покраснели. – Я узнала, где вы остановились, и пришла к вам. Разговор о распятии я застала случайно и посчитала своим долгом рассказать все, что знаю. Сейчас, конечно, моя просьба покажется немного странной, словно я требую что-то взамен тому, что рассказала... – Элиза замялась и начла сбиваться.
- Чем вам помочь? – прямо спросил Пауль, однако его голос звучал уже не так громко и настойчиво, как раньше, а по-тихому доверительно. Людвиг недоуменно глянул на барда, уловив эту перемену. Девушка ее не заметила.
- Как я поняла, вы недолго пробудете в этом городе. Я хочу, чтобы вы потом взяли меня с собой. Я не буду обузой, покину вас сразу же, как мне попадется удобная возможность.
- «Мы» покинем город? – полюбопытствовал Людвиг, не сводя глаз с Пауля. Они еще не разговаривали о том, что будет потом, когда Людвиг получит или не получит распятие, и продолжат ли они путешествие вместе или разойдутся.
- Если барышня желает, то «мы» покинем город. Мне-то что, я все равно на одном месте не люблю долго засиживаться, - монах коротко кивнул и бард перевел взгляд на Элизу. – Мы возьмем вас с собой, если вы того желаете, - Элиза широко улыбнулась, но слова благодарности застыли на ее устах, остановленные резким жестом Пауля: - Только можно узнать, от чего такие желания? Если это уместный вопрос, конечно.
Девушка некоторое время смотрела в лицо склонившегося рядом с ней барда, разгадывая его мысли, а затем кротко кивнула и мило улыбнулась:
- Уместный. Я готова все рассказать. Но только при одном условии... – Элиза выдержала драматическую паузу. – Вы оба проводите меня до места, где я живу. Это не очень далеко, как раз достаточно, чтобы я успела рассказать свою историю.
Пауль глянул на Людвига. Монах пожал плечами.
- Значит, так тому и быть. Идемте, Элиза, - юноша подал Элизе руку и та, с тихим смешком и напускной напыщенностью, приняла ее.
- Вы могли видеть отношение местных... барышень ко мне, - начала девушка свою историю, когда компания вышла на улицу. Солнце уже двигалось к западу, и воздух стал заметно свежее. – И не только барышни так ко мне относятся. Любители повеселится бесплатно, мошенники, разнообразные темные личности, о которых мне хочется поскорее забыть... Если быть откровенной, они все проходят мимо меня серой бесформенной массой. Некоторые нагло пользуются тем, что у меня нет протекции, некоторые просто ворюги... Но недавно мне очень крупно не повезло, - Элиза вздохнула и замолчала на секунду. Порыв ветра пронес мимо слегка пожелтевший листок, но никто на него не обратил внимания. Девушка заговорила тише: - Я задолжала денег одному человеку. Денег, которые я никогда не отдам и не отработаю. Я должна бежать отсюда. Но я боюсь сама выходить из города: стражники запомнят одинокую женщину, покидающую город, и радостно расскажут и опишут меня любому, кто сыпанет им в карман достаточное количество монет. А в том, что если я уйду, то в одиночестве, сомневаться не приходится: здесь у меня нет друзей, нет даже хороших знакомых. Вы же – не скрою – просто обеспечите мне хорошее прикрытие. Назовите меня сестрой, чьей-то женой, в конце концов, и одной проблемой в моей жизни станет меньше. Я следила за воротами – очень многие крестьянские семьи покидают город, с поклажей и налегке, закупаться; это подозрений ни у кого не вызовет и он не будет знать, в какую сторону я ушла.
- Почему бы не покинуть спокойно город и не выйти через лес на другую дорогу? – спросил Людвиг, щурясь от солнца.
- Я боюсь. Говорят, в здешних лесах творятся жуткие вещи; говорят даже, что не человек – их причина. Лучше меня мирно зарежут, чем я вклинюсь в танец пикси.
- Как вы стали проституткой? – прямо поинтересовался монах. Элиза ни капли не замялась.
- Мне казалось, что это легкие деньги. Оказалось, не такие уж легкие, и не так уж много денег. Теперь я много раз раскаялась, что покинула семью и навлекла на них позор, но к нормальной жизни вернуться уже не могу.
- И что же, выбравшись из этой передряги вы продолжите заниматься все тем же?
- Что мне еще остается делать?
Людвиг грустно глянул на девушку, услышав безысходность в его голосе. Ее последний вопрос эхом отдавался в его ушах. «Ничего не поделать, дитя». Прошлое не воротить, остается только жить, как знаешь, как умеешь.
Монах как никто иной знал это.
- Здесь нам надо расстаться,- прервала его мысли Элиза, отходя от галантно придерживающего ее за локоть Пауля. – Завтра свидимся. Я с вечера соберу вещи и тоже сниму комнату в вашем трактире. Хотелось бы быть поближе, - девушка улыбнулась усмехнувшемуся от подобной перспективы юноше и зашла в один из домов.
- Что ж, до завтра, - Пауль повернулся и очутился лицом к лицу с Людвигом. Во взгляде мужчины была явно заметна хитринка. – Вот только не надо мне тут начинать и подробно разбирать по полочкам все, что я думаю, с этим я как-то и сам могу разобраться!
- Ну вот что ты сразу пылишь, - Людвиг пожал плечами и двинулся обратно к трактиру. Вечерняя прохлада все усиливалась. – Но признай, она тебе понравилась.
- Вот что я говорил о подозрительном упрямстве не менее, чем час назад, м? Да, она очень милая.
Мужчина тихо хмыкнул.
Элиза действительно появилась в их таверне на следующий день, и два дня в ее компании прошли очень быстро. Она оказалась не только красивой девушкой, но и очень интересным человеком, знала много историй и умела поддерживать беседу в бодром, веселом ключе. Людвиг не без интереса наблюдал за тем, как она соревнуется с Паулем в том, кто больше сможет рассказать историй из жизни. Соревнование длилось каждый вечер, и конца ему не было видно. Элиза одевалась неброско, незаметно – словно не ее он видел в тот день в ярком, кричащем платье. К нему она относилась с каким-то безмолвным, но ненавязчивым уважением, с Паулем постоянно шутила и заигрывала, отвечая на неоднозначные намеки.
Неделя казалась уже не таким огромным сроком. За занятиями и веселыми вечерами не было возможности посидеть и повздыхать о том, как все плохо. Даже если все пошло по худшему сценарию и ему придется вновь пускаться в путь и нестись уже в другой город, там снова искать хоть что-то, сбивая ноги, Людвиг знал – он не устанет от этого. У него собралась очень душевная компания.
В том, что Элиза уже их не покинет, он не сомневался.
- Знаешь, а ведь люди поговаривают, что Клифф Бастар вернулся в город, - Пауль как всегда вошел без стука и как всегда застал унылое зрелище то ли дремлющего, то ли глубоко задумавшегося Людвига. Мужчина открыл один глаз:
- Да?
- Знаешь, ты очень странный человек. То неделя опоздания для тебя кошмар полный, то ты абсолютно апатичен к тому, что эта неделя сократилась на три дня.
Людвиг молчал пару секунд, а потом резко открыл глаза и вскочил с кровати:
- Вернулся?
- Ну да. Вроде как сегодня в обед. Нельзя быть уверенным в сплетнях, но я бы пошел и проверил, на твоем месте, - Пауль кивнул. Монах улыбнулся и задумчиво глянул куда-то за спину.
- Завтра с утра пойду и проверю. В лучшем случае завтра же и выйдем из города. Ты бы пошел и сказал Элизе – для нее это важно.
- Если она вернулась, то скажу, а то я ее с обеда не видел.
- Кстати, ты вчера пел прекрасную песню. Не то, чтобы я был силен в любовной лирике, все-таки не особо-то много я подобного прочел... – начал Людвиг, но Пауль его перебил:
- Просто прекрати и ничего не говори по этому поводу. Ужас просто, чем ты меня выставляешь. Ужас просто, как я себя веду. Ужас, - конец фразы бард уже бормотал себе под нос. Мужчина усмехнулся и прислушался к тихим шагам за дверью и вопросительному «Элиза?». Пару секунд висела тишина, а потом раздался громкий возглас: - Людвиг!
Монах не медля вышел в коридор и подошел к стоявшему в дверях комнаты Элизы Паулю. Сначала он почувствовал знакомый запах, и лишь потом увидел.
Бордовое пятно на деревянном полу, ярко выделяющийся надрез на белой точеной шее, ужасная улыбка-оскал мертвых губ. Та, что теперь искореженной куклой лежала на полу еще утром улыбалась и бессовестно флиртовала с Паулем. Издевка природы. О, воистину издевка! Смерть не была красивой, она была ужасающе настоящей и реальной; не была красивой мертвенная бледность, вызывали отвращение рваные края раны, начавшие появляться кое-где синие потеки хотелось стереть, убрать чем угодно, хоть соскоблить ножом. Страшнее всего был пустой взгляд стеклянных выпученных глаз.
Природа забрала ту красоту, которую дала.
Пауль перевел взгляд на Людвига, словно ища поддержки, но еще больше ужаснулся: лицо монаха было пусто. Не то, чтобы оно было равнодушно, оно было действительно пусто, не выражало ничего, словно из него выкачали все, что в нем было... Это длилось не более секунды, и затем Людвиг обратил на товарища полный сочувствия и удивления взгляд. Пауль так и не понял, было ли это ложное впечатление из-за шока или на Людвига действительно нашло какое-то наваждение.
Монах снова окинул взглядом распростертое тело и наклонил голову.
- De terra facta sunt omnia...
- ...et in terram omnia pariter revertuntur
* Все произошло из праха и все возвратится в прах. (Экклезиаст, 3:20)
, - продолжил Пауль, тоже наклонив голову. Мужчины стояли в молчании, пока бард не уронил: - Этого можно было ожидать.
- От этого менее горестно не становится, ты же знаешь.
- Ложь. Если ожидаешь худшего, то не так горько.
Людвиг некоторое время думал, прежде чем ответить:
- Ожидать и знать о неизбежности – разные вещи. Если знаешь о неизбежности то да, все переносится легче. Но если просто ожидаешь... Значит, есть где-то и надежда на лучшее, пусть ничтожная, но она даст о себе знать, когда худшее случится.
Пауль промолчал, обдумывая услышанное.
- Пойдем, надо сказать хозяину трактира, - Людвиг вышел из комнаты. Пауль посмотрел на то, что некогда было Элизой, и последовал за монахом.
***
Нора не хотела подслушивать. Она не должна была прислушиваться к разговору, раздававшемуся в соседней комнате, но помимо своей воли навострила уши: в тишине и одиночестве работать было скучно.
- Я не представляю, как можно быть настолько упорным. И это учитывая то, что я ясно дал понять, что церемониться не буду, и вся эта затея с самого начала была обречена на провал, - слегка хриплый голос звучал как всегда спокойно, и от его звука по спине Норы побежали мурашки. Первое время голос хозяина вызывал у нее лишь ужас, но потом, когда она привыкла к этому человеку и поняла, что он не так страшен, каким кажется... Она определенно влюбилась в этот голос. Да и не только в голос.
Уши служанки зардели.
- И это мне говорит самый упорный человек из всех, что я знаю.
- Я умею отступать когда это от меня требуется, - повисла тишина и раздался тихий скрип кресла. – В любом случае, не думаю, что он сильно дорожит сыном. У таких ублюдков как Мавель абсолютно нет ценностей и они смело возложат плоть от плоти своей на алтарь алчности, - короткая пауза. – И прекрати так улыбаться!
- Ты ответил шантажом на шантаж и еще смеешь осуждать Мавеля? И еще попрекать его тем, что у него нет ценностей? – во втором голосе, более мягком и молодом, звучало веселье.
Пауза. Нора выжала тряпку и вытерла выступившие на лбу капли пота.
- Ладно, я не меньший мерзавец, чем он. Тем легче – так я лучше его понимаю.
- Тогда это действительно странное противостояние.
- Друг мой, в мире сражаются не только добро со злом, но и зло со злом, да и добро с добром. Но это так, если придерживаться более приятной многим концепции деления мира строго на добро и зло, - раздался звон бокала.
- А на самом деле ни добра, ни зла не существует?
- Именно. Вот я: добро или зло? Впрочем, можешь не отвечать, мы здесь не для философских дискуссий собрались.
- Но ведь Мавель – определенно зло.
- А если он дико любит птичек? Или кормит сирот? Или тоскует по своей первой любви, погибшей в юности? И вообще в душе – добрейший человек?
- Я что-то не пойму, он твой враг или друг, что ты его так выгораживаешь.
- Это я просто для примера, - тишина. Скрип кресла. - Я теряю хватку. Местный воздух превратил меня во что-то абсолютно бесформенное и безынициативное.
- Ну не говори: я видел, как ты орудуешь мечом.
- Да разве это поможет... Разве что я сам навещу Мавеля до зубов обвешанный оружием и самолично перережу глотку ему и всей его семье.
- Что тебе мешает так поступить?
- Скука. Я давно не прыгал на кончике ножа. Мне интересно насколько далеко этот человек может зайти.
- Ты бы не прыгал, Леон, а хоть как-то пытался бы балансировать. Я слышал, что он недавно приказал стереть с лица земли монастырь святого Патрика только за то, что тот мешал его амбициям.
Раздался сдавленный кашель:
- Монастырь святого Патрика? Тот, что на юге, недалеко от побережья?
- Он самый.
Повисла напряженная пауза. Нора заинтересованно подняла голову и посмотрела на закрытую дверь, ожидая дальнейшего развития диалога. Тишина затягивалась на непозволительно долгое время.
- Ты удивлен?
В голосе хозяина прозвучали непривычные Норе интонации:
- Пожалуй, да. Насколько успешно этот монастырь стерли с лица земли?
- Очень успешно. От него камня на камне не осталось. Кто из послушников выжил – убежал, но многие там и полегли. Местные рассказывают об ужасающей жестокости, с которой там все были убиты.
- Разграбили? – вопрос вышел каким-то неестественно рваным и резким.
- Естественно.
Нора кинула тряпку в бадью и позволила себе немного передохнуть. Ее ухо уловило звук двигаемой мебели.
- Леон, ты в порядке? На тебе лица нет.
Хриплый смешок:
- Надеюсь Мавель недостаточно умен, чтобы извлечь из этого происшествия всю доступную выгоду.
- Я сижу тут, между прочим. Может, поделишься своими секретами, а? Чем этот монастырь так важен?
- Это уже неважно. Важно то, что мне пригодится твоя помощь.
- Куда уж без моей помощи, - раздались шаги, и Нора вновь принялась за работу.
- Мне нужно чтобы ты проследил за людьми Мавеля. Мне надо знать, что они делают, что для них сейчас приоритетно, - дверь открылась и впустила в коридор яркий свет. Служанка на секунду встретилась взглядом со своим хозяином, и он едва заметно кивнул ей. Девушка улыбнулась и опустила голову.
- Из кожи вон вылезу, но сделаю, - мужчины удалились.
