- Ни фига!
- Фига, фига. Эндрюс, сотри потом этот момент.
Вот так и прошёл мой выпускной. Мы пили сок (правда, не совсем в чистом виде), сочиняли на ходу частушки про преподавателей (кое у кого получился даже полноценный лимерик, причём на английском) и носились с видеокамерой по этажам, пытаясь заснять всё, что нам казалось достойным увековечивания. Короче, как и все нормальные студиозусы, страдали фигнёй.
Ты спросишь, анонимус, почему я начинаю с выпускного, когда у меня было столько захватывающих студенческих лет? А потому, что ни разу они были не захватывающими. Студенческая веселуха, коей положено быть, промчалась мимо меня. Как там говорится? Жизнь идёт хорошо, только мимо.
Хотя нет, вру. Кое-что интересное всё-таки было.
***
Помню, лет в двенадцать я начала вести дневник. Обычный такой дневник, в красивой тетрадке, которую мне подарили на Рождество вместо велосипеда. Эта тетрадка мне так понравилась (да, у меня тогда были серьёзные траблы со вкусом), что я торжественно поклялась записывать в дневник каждый прожитый день. Ну, вы поняли, что из этого вышло – ничего. Когда я поняла, какую однотипную фигню пытаюсь документировать, сразу же забросила это дело.
Так уж получается, что большая часть пережитого всегда остаётся за кадром. Только иногда, когда случается что-нибудь эдакое, сбоку словно кто-то щёлкает вспышкой. И в невидимый альбом добавляется ещё один снимок с парой строк внизу. Вот так же мне запомнились и студенческие годы – несколько кадров на фоне пожелтевших безмолвных страниц.
Кадр первый.
Мы с Орионом вместе лопаем кашу (наконец у него получилось приготовить что-то сложнее бутерброда), и тут он выдаёт:
- Слушай, Лаки! А ты не знаешь, какие цветы любит Изадора? Я хотел…
- Без понятия, - пожимаю я плечами. – У неё спросить не пробовал?
Зачем? Ну зачем он советуется о том, что понравится этой фифе, именно со мной? После того, как он нагло вытер ноги о моё доверие, мне попросту противно было служить жилеткой. А уже тем более – придумывать, как ублажить его девчонку. Нашёл у кого спрашивать – у человека, который этой романтики и не нюхал.
Да, у них в самом деле была любовь – той донельзя романтичной ночью в бассейне с лепестками всё только началось. Сальватти и Рикардо ничуть не скрывали своих отношений – наоборот, разве что с трибуны не орали: «Мы спим вместе, ура!». Спали, надо сказать, они действительно в одной постели, и соседи шутили, что наше общежитие потихоньку превращается в семейное.
Но я не завидовала, нет. И уже даже перестала переживать, что друг от меня отдалился. Просто переболела этой дружбой. Орион больше не был тем, без чьего участия я не смогу прожить. Уж лучше доверять мысли дневнику.
С цветочным вопросом, кстати, он разобрался и без меня. Это было ужасно смешно – смотреть, как этот чудик вскакивает на рассвете и несётся за букетом, чтобы Изадора проснулась от аромата цветов.
Романтик хренов.
Никогда, ни за что не вляпаюсь в такую мерзость. И тем, кому стукнет в голову за мной ухаживать, не позволю так сходить с ума.
***
Кадр второй.
В зачётке появляется печать о том, что я закрыла летнюю сессию. На отлично, ура! Впрочем, это и не удивительно – раз у меня нет ни друзей, ни хахаля, чем ещё заняться, как не учёбой?
Мы остались на лето в общаге. Под видом практики. На самом деле мы пару часов перекладываем бумажки в приёмной комиссии, а после отдыхаем от «тяжких трудов». До самого утра, а потом всё повторяется.
Сальватти играет в футбол, и у неё получается. А у меня - нет. Позорище.
Ну и ладно, зато у меня – повышенная стипендия. И я наконец-таки могу привести комнату в пристойный вид.
***
Кадр третий.
До чёртиков надоело тухнуть в кампусе (в каникулы там немудрено свихнуться от скуки). Забрасываю вещи в рюкзак и еду домой. В одном из аридийских клубов сегодня вечеринка, и кто-то из соседок поделился пригласительным.
Там играют в бильярд. Какая-то брюнетка с причёской, будто из кино, улыбается и приглашает присоединиться. А я ни разу, ни единого разу не держала в руках кий.
Но не для того же я тащилась так далеко, чтобы спасовать с порога? Засовываю куда подальше своё «не умею» и нагло спрашиваю:
- Сколько ставишь?
- Семьдесят пять.
75 симолеонов у нас – не такая уж большая, но вполне ощутимая сумма. За эти деньги можно неплохо поесть в приличном ресторане. Или даже, если повезёт, купить шмотку на распродаже в «Папайе». Но это если я выиграю. Если же нет… по крайней мере, мне есть где сегодня переночевать.
- По рукам!
Она разбивает треугольник из шаров, я слежу за движениями соперницы. А затем неловко пытаюсь повторить.
Мимо! Кто бы сомневался. Но я не собираюсь так просто сдаваться. Плевать, что она умеет, а я нет. Если эта фифа собиралась так легко меня уделать – пусть обломится.
Катится, катится, катится… Неужели в лунку? Да-а! У меня получилось!
Моя уверенность, как жидкость в термометре, подскакивает на несколько делений. За одним шаром летит другой, и я уже забываю, что пришла сюда неумехой. Выиграть. Я должна выиграть, иначе и быть не может.
Наверно, у меня в тот момент было зверское лицо, потому что у соперницы боевого духа как-то поубавилось.
Время идёт, и на столе остаются только два шара. Моя очередь. Упор, локоть чуть назад. Сосредоточенность, которой позавидовал бы снайпер. Будто в замедленной съёмке, по красному бархату скользит шар, и…
Стук о лунку. Я выиграла.
На светскую фифу страшно смотреть. Приглашая меня в игру, она вряд ли ожидала, что эта пигалица её уделает.
На стол тихо ложатся три купюры. Надо же, а я уже собиралась отдавать ей выигрыш монетками по четверть симолеона.
Выхожу на веранду перекусить. Впиваюсь зубами в бутерброд – проголодалась я знатно. И тут – в потоке эйфории я не сразу это осознаю, - отодвигается соседний стул, и рядом со мной приземляется… Ни за что не поверите, кто.
Выпучиваю глаза на недавнюю соперницу, а та улыбается:
- Не переживай, я на тебя не злюсь. Было бы глупо. Хотя, признаться, меня давно не обыгрывали.
Секундочку. Я только что разгромила эту дамочку в пух и прах, а она сидит рядом и улыбается, как ни в чём не бывало? Воровато оглядываюсь – нет ли рядом громил, которые сейчас уложат меня мордой в пол, накостыляют и отберут выигрыш? Успею ли я добежать до выхода прежде, чем они расчехлят стволы?
Но подозрительных личностей не наблюдается. Может, я плохо ищу?
- Как тебя зовут? – нарушает молчание мадам.
- Лаки, - представляюсь я. Фамилию не буду называть – мало ли?
- Везунчик, значит? А я – Глэйн. Глэйн Финдли.
Что-о? Я только что обыграла Диву и по совместительству – жену крутого бизнесмена?!
- Очень приятно, - я даже пытаюсь улыбнуться, хотя в голове всё кувырком.
- Вот моя визитка. Захочешь пройти на какую-нибудь закрытую вечеринку – назови моё имя.
Я наконец возвращаюсь на землю:
- А с чего мне такие почести? Мы же знакомы всего ничего.
- Я люблю целеустремлённых людей, - улыбается Дива. – Воля к победе должна быть вознаграждена.
Она подмигивает и поднимается из-за стола. А я остаюсь в полнейшей прострации рассматривать кусочек золочёного картона.
***
Дальше – снова пустые страницы, время от времени – заметки на полях.
Вот мама получила награду. Я приезжаю на выходные домой, чтобы поздравить её.
А следующий семейный праздник, день рождения Михеля, проходит без меня. Для мамы это повод увидеть отца, и я точно буду лишней.
Но на Рождество-то я должна приехать, верно? Не такая я свинья, как обо мне думают.
***
Кадр четвёртый.
Мама укладывает Михеля, я мешаю тесто для печенья. Подгореть не должно, я специально тренировалась всю неделю.
Я не парюсь с выходным нарядом – надеваю единственное приличное платье, которое у меня есть. А вот мама выходит из комнаты только через час. И, надо сказать, старалась она не зря.
- Мама, ты самая красивая.
- Ну что ты, доченька? Самая красивая – это ты.
Звонок в дверь. Бросаюсь папе на шею.
Мне плевать на то, что отец разрушил мои мечты. Плевать, что по его милости у нас такая идиотская семья. Главное, что у меня есть папа и я могу его обнять.
Поднимаем бокалы за новый год, новое счастье и всё такое.
Мама зажигает бенгальские огни и даёт один мне. Палочка подрагивает в моих руках – не люблю я всякие огненные штуки.
А затем несёмся всей толпой на улицу – шуметь. Это такая традиция – чем громче шум, тем больше счастья в наступающем году.
Мама и папа веселятся, словно молодые. А это – примета куда более действенная, чем кастрюльный грохот.
Ну вот, событие года свершилось. Наверху поставили ещё одну галочку, страница перевернулась, а дальше? За это я и не люблю Рождество - сказка быстро заканчивается, и всё возвращается на круги своя.
Скука. Выбрасываю догоревший огонёк, плюхаюсь на стул. Максис, зачем я пила эту кислую шипучку? Да ещё и столько съела… Безразлично наблюдаю, как мама отчитывает Марка – одного из толпы гостей. До меня долетают слова «мужняя жена», «как вы посмели, мистер Эллингем» и всё такое.
- Что он сделал, мам? – машинально спрашиваю.
- Ручку мне захотел поцеловать, наглец этакий. И это – на глазах у мужа!
О, да. Преступление века, как же.
С таким же безразличием наблюдаю, как родители целуются под омелой. Картинка из рекламы, ни дать ни взять.
Я снова лишняя.
Утром придёт «всамделишный» Санта и вручит Михелю подарок. Ох уж эти родители – сначала заставляют поверить в сказку, а затем прикладывают фейсом о грешную землю.
***
Кадр пятый.
За столом деканата вместо суровой тётки под полтинник сидит моя одногруппница. Но она не играет в «Тетрис», как большинство документоведов, а уткнулась в учебник. И я понимаю, что финишная черта – намного ближе, чем я предполагала.
Четвёртый! Матерь Хамблова, последний курс! Каких-то жалких полгода – и нам дадут пинка во взрослую самостоятельную жизнь. Мы должны будем доказывать неким важным дядькам и тёткам свою незаменимость. Травить байки о том, какие мы замечательные специалисты, чтобы получить хоть какую-то должность. И если ещё год назад я посмеивалась над теми, кто крутится между офисом и вузом, прогуливает пары из-за работы, то теперь я им завидую. Эти лошадки кому-то нужны. А я – нет.
Я посмеивалась над теми, кто до сих пор боится экзаменов. Серьёзно, ребята, сессия – фигня собачья. Вот я иду на красный диплом и пашу в разы больше, чем вы. Только кому это надо?
Здесь я – звезда, а за дверями универа буду ничтожеством. Ничтожеством с красным дипломом.
Даже при первом прыжке с вышки я чувствовала себя увереннее.
Кстати, о плавании. Раньше оно заменяло мне физкультуру, но теперь бассейном пришлось пожертвовать. Теперь я ходила на футбол – не могла же я позволить Изадоре Сальватти меня обойти? Да и пинки по мячу немного успокаивали.
Так летел мой последний год в универе. Страницы перелистывались с огромной скоростью, как в конспекте утром перед экзаменом.
Тогда я ещё не знала, что очень скоро в моём университетском альбоме появится ещё одно воспоминание. То, которое займёт сразу несколько страниц.
Но это - позже.
бонусы