В чудесное воскресное утро я воткнула рядом с почтовым ящиком табличку о продаже. Кто бы что ни говорил, с этим маленьким красным домиком, утонувшем в гортензиях, меня очень многое связывало, но иногда приходится оставлять места, где ты, возможно, вырос или просто жил долгое время ради чего-то лучшего. Дом не вмещал мою большую семью, поэтому я твердо решила его продать и купить что-нибудь более подходящее. Даже уже присмотрела пару вариантов в интернете, но пока еще точно не определилась, надо сначала этот продать. Как только я сказала детям, Фред первым же побежал собирать вещи. Может, наконец-то разберет свой бардак на полке и выбросит все лишнее, а то оттуда уже все падать начало, скоро совсем отвалится.
Жалко было оставлять мои растения, особенно редкие, которые я привезла из Египта, но я утешила себя тем, что смогу съездить туда еще раз, у меня же целая вечность, черт возьми. За это время наука дойдет до такого, что выращивать что-то совсем не придется, люди станут синтезировать все необходимые продукты из воздуха или воды.
Но переезд я задумала не просто так. Вдруг он поможет Коллину снова стать нормальным? Вдруг эти положительные эмоции, приятное волнение и предвкушение новой жизни смогут вернуть его старого? Вдруг мы сможем начать все с чистого листа?
Я не знала, что думать, его поведение в последнее время меня очень пугало, да и детей тоже. Не знаю, как я смогла простить его, хотя все продолжалось. Он постоянно срывался, кричал, бил кулаками по стенам, уничтожил целый комплект посуды, даже разнес гитару о пол, а спустя пару минут мог быть совершенно спокоен и холоден. Ладно хоть больше не поднимал на меня руку. На любые расспросы отвечал, что просто устал, и просил оставить его в покое. Сначала я думала, что он всего-навсего разлюбил меня, нашел другую, узнал об измене, да что угодно, хоть и мне было очень больно так думать. Все сомнения развеялись через две недели, в субботу, когда я решила встать пораньше и обыскать кабинет мужа на предмет каких-либо улик – так продолжаться уже больше не могло.
Одежда, висящая в шкафу, пахла парфюмом, который я подарила ему на Рождество, никаких следов помады, женских волос на рубашках тоже не было. Или он все так искусно прячет, или действительно дело не в какой-то воображаемой мной девушке. На полках ничего подозрительного, только счета и всевозможные договоры, в ящиках стола аккуратно разложены папки с документацией. С легкостью угадав пароль на ноутбуке, проверяю почту… Только деловые письма с организаторами концертов, переписка с Бобом, присланные Лео фотографии с гастрольного тура. Черт возьми, чувствую себя параноиком.
Закрыв ноутбук, я стала крутиться в кресле из стороны в сторону, медленно переваривая в голове все события, после которых Коула начал себя так странно вести. Я подозревала, что он все-таки узнал о моей измене, но почему тогда не подает на развод? Ради детей? Почему не закатывает мне скандалы именно по этому поводу? Ничего не укладывалось, но прояснилось все в момент, когда со спинки кресла упал любимый пиджак мужа. Докрутилась, красотка. Я встала, чтобы поднять его и заодно проверить карманы. Засунув руку внутрь, я нащупала что-то шуршащее, похожее на полиэтилен или фантик.
Лучше бы это был фантик.
В моей руке оказался наполовину пустой маленький пакетик с белым порошком. Наверное, если бы Татьяна не дала мне знания, и я осталась бы средневековой малолетней дурочкой, то не догадалась бы, что это, но сейчас картинка происходящего полностью сложилась в моей голове.
Я была готова ко всему: к любовнице, ко второй семье, даже к любовнику, но не к тому, что человек, с которым я живу уже столько лет – наркоман.
Может, это не его? Или ему подкинули наркотики, чтобы подставить?
Я просто обязана была поговорить с ним об этом, но не хотелось устраивать скандал при детях, все-таки не стоит им опять слышать, как ругаются родители, да еще и по такому поводу. Убрав злосчастный пакетик в карман, я, словно привидение, отправилась на кухню готовить завтрак. Руки сами варили кофе и жарили оладьи, а сознание находилось где-то далеко в тумане и не могло ни на чем сосредоточиться.
– Доброе утро, мам, – зевая и потирая заспанные глаза, в кухню вошел Джо. Он чмокнул меня в щеку и приземлился на стул.
Я, ни в силах сказать ни слова, поставила перед ним тарелку с горячими оладушками и села рядом. Он всегда просыпается раньше всех остальных, и мне хотелось поговорить с ним, чтобы никто не слышал.
– Что-то случилось? – встревоженно спросил он и нахмурил брови. Он как будто чувствует, когда со мной что-то не так. А может, просто отрешенный взгляд и совершенно безэмоциональное лицо выдавали мое подавленное состояние. По крайне мере, ему я точно могу довериться.
– Я нашла у Коллина это, – я достала из кармана пакет и положила перед собой. Сын изменился в лице и пару секунд не сводил с него глаз.
– Героин?
– Кокаин, наверное, может и героин, не знаю, все наркотики на вид одинаковые, – мои глаза мгновенно наполнились слезами. Почему Коллин стал таким? Неужели из-за меня? Неужели жизнь со мной довела его до такого?
– Ты говорила с ним?
– Нет, я только сейчас узнала… Даже не знаю, как начать с ним разговор.
– Мам… Ну хочешь, свожу Фреда и Лину в кино? Или в зоопарк? Чтоб вы могли нормально поговорить. Это должно прекратиться, тебе необходимо вразумить его, уговорить завязать, лечиться пойти, не знаю... Или просто выгнать. Он же скоро совсем перестанет что-либо соображать.
Тут я окончательно потеряла контроль над собой и разревелась, закрыв лицо руками, чтобы сын не видел моих слез. Как он смог вырасти таким понимающим? Мне было стыдно за эти рыдания, но как сдержать в себе подобное? Слезы уже начали стекать по запястьям и скапливались у сгибов локтей, я захлебывалась ими, мне не хватало воздуха, из горла вырывались какие-то хрипы и бульканье. Слабая, как же противно. Сын заботливо обнял меня, и я, словно маленькая девочка, уткнулась в его плечо, продолжая плакать. Он нежно гладил меня по голове, приговаривая, что все будет хорошо, что мы справимся, и от этого становилось как-то легче. Именно сейчас я поняла, насколько сильно он похож на Эдмунда – Джо тоже сможет вернуть меня к жизни. Я и не заметила, когда мой мальчик успел так повзрослеть, наверное, это случилось тогда, когда он узнал о своем настоящем отце, но я не жалею, что рассказала ему, все-таки правда должна была однажды всплыть.
Спустя пару минут я успокоилась и, все еще немного всхлипывая, ответила:
– Сходи с ними в парк аттракционов, Селина будет счастлива.
– Ты не боишься оставаться с ним наедине?
– Я отбилась от сумасшедшей сестры-вампирши, желающей мести, думаешь, не справлюсь с собственным мужем?
***
Джордж
У вас в детстве было когда-нибудь такое ощущение, что вас усыновили? Что родители вас не любят?
Вот у меня было. И есть сейчас. И это даже не ощущение, а факт – Коллин просто терпеть меня не может. Он всегда души не чаял во Фредерике, а мне нередко попадало даже за то, чего я не делал, и во всем этом для меня оставалось лишь одно утешение – мама. Она всегда жалела меня, успокаивала, обнимала и ласково целовала в лоб, когда я злился на отца. Странно, но мама всегда была мне ближе всех остальных в этой семье. Может, поэтому ни одна девушка не задерживалась в моей жизни дольше недели? Они все были какие-то искусственные, фальшивые, обычные, не такие, как она. Фреду же я откровенно завидовал, потому что у него на удивление все всегда получалось, его все обожали, он постоянно обыгрывал меня в шахматы, по нему сохли самые красивые девушки, он тусовался в крутой компании, а я сидел в школьной столовой в одиночестве за столиком на отшибе и пытался понять, зачем вообще появился на свет. Селина же наоборот, всегда занимала какое-то особое место в моем сердце, я действительно любил ее и ощущал себя настоящим старшим братом, готовым стереть в порошок кого угодно, кто посмеет обидеть эту беззащитную и невинную девочку.
Все стало ясно в тот вечер, когда у Коллина совсем снесло крышу, и он выпалил, что я вообще ему не сын. В общем-то, мои догадки подтвердились. Я пообещал маме никому не говорить об этом, только кому мне рассказывать? В школе я ни с кем не общаюсь, потому что меня откровенно раздражают окружающие люди. Все они хотят популярности, какого-то признания и славы, а я хочу просто поскорее уехать туда, где наконец-то смогу чувствовать себя комфортно. Я не был круглым отличником, но учился нормально, главное, что мама радовалась моим оценкам. Я всегда хотел, чтобы она мной гордилась. Учеба давалась мне легко, поэтому я не особо-то и парился из-за нее. Теперь понятно почему: мой папаша – настоящий профессор.
Я знал только его имя и место работы, большего мама не знала сама. Я видел, как ей больно было все это вспоминать, поэтому не стал сильно ее допрашивать, не хотел расстраивать еще больше, отец и так довел ее тогда. Включив ноутбук, я зашел на сайт СимЮниверс. В разделе «Сотрудники» открыл подраздел «Исторический факультет», где одной из первых висела фотография седоватого мужчины с глазами цвета морской волны. Подпись: Эдмунд Соултер, кандидат исторических наук. Щелкнув на ссылку, я стал изучать профиль. Куча каких-то публикаций, защита кандидатской диссертации, награды за научные исследования, пара археологических экспедиций… И контакты, а именно – электронная почта.
Написать? Или не стоит ворошить прошлое, ведь он даже и не подозревает о моем существовании? Я не знаю его, а он меня, но что-то внутри подсказывало, что написать надо. Копирую адрес и открываю свой почтовый ящик. Вставляю скопированное в строку «Кому» и застываю над пустым окном сообщения. Не ставить же сразу перед фактом, что я его сын… Не поверит еще. Посидев пару минут в полной растерянности, просто прикрепляю наше с мамой фото и дрожащими пальцами печатаю: «Меня зовут Джордж, и мне 16. Надеюсь, больше ничего объяснять не нужно».
Дрожащими пальцами кликаю на кнопку «Отправить», а потом скорее выключаю ноутбук, чтобы не передумать и не пожалеть.
Я так и не уснул в ту ночь. Фред уже давно спал, а я пытался рассмотреть в темноте какие-то изъяны на потолке. Меня переполняла злость на Коллина, на то, как он поступает с мамой.
Ненавижу его. Просто ненавижу.
Как он вообще смеет доводить ее до слез?
Я был благодарен ему за то, что он пытался играть для меня роль отца, но не больше. И теперь, когда мама узнала о его зависимости, я четко осознал, что мне придется быть главой семьи, держать все на себе, но это сейчас было совсем не вовремя, потому что сразу после окончания школы начнется моя охота.
***
Как и договорились, Джордж поспешно увел брата и сестру в парк, оставив нас с Коллином наедине. Фредерика пришлось уговаривать, потому что он не очень-то любил семейные вылазки, Коул его избаловал, а вот Сел наоборот, даже запрыгала от счастья. Я немного волновалась за нее, но дочка заверила меня, что чувствует себя хорошо и что обязательно возьмет с собой солнцезащитный крем. По правде говоря, меня сейчас тревожило немного другое. Я не знала, с чего начать, как подойти к этой нашей «маленькой» проблеме, но за завтраком заметила, что у мужа нервно дергалось веко и немного тряслись руки, наверное, он пойдет в свой кабинет за новой дозой. После трапезы он действительно направился в сторону кабинета, а я тайком стала подсматривать за ним и ждать, когда же он обнаружит пропажу. Он схватил пиджак и, словно одержимый, начал судорожно рыскать по карманам. Извини, дорогой, но ты там ничего не найдешь.
– Потерял что-то, милый? – я эффектно вышла из своего укрытия и остановилась в проеме, держа в руках эту дрянь, что он употребляет. Муж на мгновение замер, а потом разочарованно откинулся на свое кресло и схватился за голову. Он правда думал, что я ничего не замечу и не узнаю?
– Ты что, рылась в моих вещах?
– Да, и знаешь, мне не очень-то понравилось то, что я нашла. Давно ты балуешься этим?
– Год, – он виновато уставился на какую-то точку на столе и боялся поднять на меня взгляд. Год… Целый чертов год! Почему я была так слепа?
– Объясни мне только одно: почему? У тебя было все, чего тебе еще не хватало? Адреналина? Острых ощущений? Кто подсадил тебя на эту дребедень? – я перешла на крик, из глаз снова брызнули слезы, а кулак со всей силы сжал пакетик раздора.
– Это Лео все… И знаешь, что? Тебя мне не хватало, тебя! – вдруг сорвалось с уст мужа, и он впервые за это время посмотрел на меня полными боли красными глазами. – Ты забыла, что ты моя жена! Ты совершенно забыла, что обещала быть со мной и в горе, и в радости! Раньше я посвящал тебе песни, ты вдохновляла меня, а что сейчас? Ты растворилась в рутине семьи и быта, у тебя какие-то там свои ведьминские проблемы, но ведь дорогая, я тоже существую, и у меня тоже могут быть проблемы! Знаешь почему я начал употреблять наркотики? Да потому что я не выдерживаю тащить семью и наш брак в одиночку! Ты вроде и рядом, но тебя больше нет в моей жизни. Раньше мы любили друг друга, были единым целым, жили в гармонии, но что такого произошло, что все пошло ко дну? Просто признай, что я тебе больше не нужен.
Это был удар со спины в самое сердце. Ноги вросли в пол, стали ватными и тяжелыми, слезы уже огромными каплями просто стекали по раскрасневшемуся лицу, челюсти свело, не давая что-либо сказать. Я сделала его таким. Я сама разрушила нашу семью, он же прямо так и сказал. Он думает, что он мне больше не нужен, но… Он не прав. Я все еще люблю его, просто моя прежняя всепоглощающая любовь переросла в какую-то другую любовь, которая воспринимается уже как что-то само собой разумеющееся. Но видимо, так считаю только я. Я люблю его, но дети для меня сейчас важнее. А Коллин представляет для них серьезную угрозу.
– Собирай свои вещи и не смей больше появляться в нашей жизни. Я подаю на развод.
Я швырнула на диван измятый пакетик и вылетела из кабинета, уже не в силах сдерживать рыдания. Внутри все болело и разрывалось на куски от осознания собственной вины, ну почему он просто не мог со мной поговорить, а сразу побежал искать утешения в кокаине? Даже если меня и засосало в рутину, почему он не вытащил меня из нее? Так было легче, наверное. Или он просто устал терпеть меня. Мы оба виноваты в том, что случилось.
Ледяная вода обжигала лицо, смешивалась со слезами и тушью и стекала в отверстие раковины. Мне было противно смотреть на себя в зеркало, мне просто было противно само свое существование. И это никогда не закончится. Вечность страданий. Лучше бы меня кто-то убил.
Я достала из шкафа чемодан и начала беспощадно скидывать туда все вещи мужа. Мне хотелось выкинуть из своей памяти все воспоминания о нем, каждый связанный с ним предмет, забыть его запах, черты лица… Мы не созданы друг для друга, надо было понять это еще давно, а не спустя семнадцать лет совместной жизни. После очередного брошенного свитера, которым я уже потеряла счет, оседаю на пол и вновь задыхаюсь от приступа истерики. Я не знаю, сколько так просидела. Хотелось заглушить душевную боль физической, хотелось ломать кости, сдирать с себя кожу, выдирать волосы, лишь бы перестать чувствовать. Анна, отключи меня, прошу, заклинаю, я не больше не вынесу этого кошмара. Коллин зашел в спальню и, схватив ничего уже не осознающую меня за запястья, поднял с пола.
– Перестань ты реветь, дура! – его слова как-то оглушают, я окончательно теряю над собой контроль, сознание плывет и мутнеет. – Я не дам тебе развод.
– Ты же думаешь, что ты мне не нужен, так проваливай, не хочу видеть тебя! Дети уже боятся любого твоего слова, как ты не замечаешь, что опасен для нас?
Он разжимает мои запястья, и я, потеряв опору, в бессилье опускаюсь на край кровати. Коллин сначала отстраняется, закатывает глаза к потолку, часто моргая, а потом падает на колени и кладет голову на мои. Я чувствую его прерывающееся дыхание и понимаю, что он тоже плачет.
– Прости меня, Рора, умоляю, прости, я обещаю, что завяжу, клянусь тебе, только не прогоняй меня… Я же не смогу жить без тебя, я умру, ты и дети – единственное, что у меня есть. Прости, родная, ты не заслужила такого мужа, как я, но прошу, не оставляй меня… Не оставляй, я же люблю тебя больше жизни, – я, пытаясь подавить в себе эту обиду, сказала ему подняться и сесть рядом. Коул крепко обнял меня и, зарывшись в волосы, продолжал шептать на ухо слово «прости». Я на мгновение представила, что будет с нами, если мы разойдемся, и поняла, что не могу оставить его в такой беде. Раз я загнала его в эту яму, то мне и вытаскивать. Ярость от обиды уже как-то рассасывалась и уступала место здравому смыслу – мы нужны друг другу как воздух, как спасательный круг.
Он целовал мои руки, вытирал немного огрубевшими от гитарных струн пальцами слезы с моих щек. Мы обязательно справимся, мы все преодолеем вместе.
***
Тяжело осознавать, как ты изменился. Все время кажется, что нет, да как вообще можно измениться, я же всегда останусь такой, какая есть… Но порой мы сами не замечаем, как жизнь делает нас другими.
Мама никогда не верила в меня, она с самого начала знала, насколько я слабая, только не знала, что моя слабость выкинет меня на пятьсот лет вперед, ради великой цели – возрождения магии... Глупости все это. И теперь это не моя цель. Я пообещала себе тогда, что стану сильной, и я ею стала, но потом все снова вернулось на свои места. Семья в который раз сделала меня слабой и уязвимой.
Мой муж уже не тот Коллин, за которого я выходила, надеясь на счастье и долгую, вечную любовь. Я давно не слышу его песен под гитару по вечерам, не засыпаю, прижавшись к нему. Даже не совсем понимаю, зачем я держусь за этот брак. Хотя, наверное, понимаю, ведь он не сможет быть один, окончательно уйдет в себя, погрязнет в наркотиках и потеряет рассудок, его задушат депрессия и безысходность. Возможно, я бы хотела начать свою жизнь заново, уехать куда-нибудь, но не могу, сейчас мне нужно думать о Селине, которая, чуть что, может уничтожить нас всех. Она часто запирается в своей маленькой комнатке, которая когда-то была детской и плачет от боли, пронзающей ее тело, надеясь, что я не услышу и не буду волноваться. Ей слишком сложно удерживать в себе зло.
Я уже не уверена, что смогу спасти собственную дочь от этой ужасной участи Хранителя. Кажется, Селина сама это понимает, но мне не говорит, чтобы не пугать. Я даже почти уверена, что она рано или поздно согласится на это. Не могу видеть, как она мучается. Все остальные Хранители в голос твердят о ее предназначении, о судьбе, но я не хочу для нее такой жизни, не хочу терять ее… Честно, я пыталась найти другой путь в книгах и гримуарах, но ничего не получается.
Я сдаюсь.
Во мне уже сейчас что-то сломалось.