- Вот тот ангелочек вроде ничего, - усмехнулся развязного вида блондин, усаживаясь между кузеном, которого именовал никак иначе как братом, и его невестой. - Между прочим, кандидат наук.
Он поднял вверх указательный палец, назидательно глядя по очереди на обоих слушателей, вызвав улыбки на их лицах.
- По ней видно, - съязвил брат. - Что не первокурсница.
Студентки первых курсов, также приглашенные на вечеринку, разделились на два лагеря: сбившихся в кучку и с опаской жавшихся к стеночке, и тех, что создавали настроение полнейшей вакханалии с перебором алкоголя и стриптизом на столах. Вечеринка ангелов и демонов. В том-то и была вся суть. А для кого-то - в том чтобы пробудить дремавшие пороки даже в самых милейших созданиях.
В те годы антивампирские рейды уже не сотрясали весь белый свет, и воцарившийся условный мир после десятилетий кровопролитных войн порождал в молодых людях из разных сообществ вполне закономерный интерес друг к другу. Ведь наконец-то появилась возможность сорвать тот плод, что так долго слыл запретным, насладиться пьянящим вкусом свободы. Разумеется, большинство парней отдавало предпочтение именно демонам - эти девушки казались легкой добычей, согласными на все, готовыми укрыться в более уединенном месте в поисках новых острых впечатлений. И все же ни один праздник не обходился без любителей скромности, пусть порой и напускной. Ни один праздник не удавался без ангелов - до тех пор пока существовали те, кто с детства привык уничтожать все чуждое.
Темные глаза осматривали зал практически без интереса: сегодняшний вечер по степени уныния мог сравниться разве что с одним из званых ужинов его аристократической семьи. Первокурсницы выглядели серенькими и безликими, и даже в костюме ангелочков совсем не производили впечатление. Взгляд равнодушно скользнул по девицам на танцполе, затем по одиночкам у бара, потом - по паре препирающихся подруг у самой лестницы, вверх... И вновь вернулся к подругам, уделив им несколько больше внимания. В образе демониц они выглядели интересно, хотя и специфически. Одна из них, хмурая, с бритым виском и волосами цвета мятной конфеты, складывала руки на груди и надувала и без того пухлые губки, судя по всему, выражая недовольство. А возможно и в целях устрашения. Выглядела она комично - этакая помесь инфантильной малолетки и татуированной порно-звезды. Севен допускал, что в таком взрывном сочетании и таился свой собственный шарм.
- Я скоро вернусь, - он мимолетно улыбнулся невесте уголком губ, легко поднялся и зашагал в сторону заинтересовавшей его девчонки, на что сама невеста лишь закатила глаза.
Он давно потерял счет годам. Сколько они помолвлены? Десять лет? Пятнадцать? Зачем ей все это, зачем она сидит и преданно ждет пока он наконец додумается позвать ее под венец - по собственному желанию, а не по наставлению отца? Их отношения закаливались иными условиями - детской дружбой, соглашением его и ее родителей, считавших, что Капелли и Бернсам давно пришло время породниться, примером его старшего брата и ее старшей сестры. Сколько бы ни проходило времени, сколько бы женщин Севен не встречал на своем пути, он неизменно возвращался к Камилле. Парадоксально: так избегавший брачных уз, привязанностей и серьезных отношений, он волею судьбы оказался привязан именно к той женщине, что более других мечтала о семейном очаге.
- Дамы, - Севен нарисовался между подругами, будто материализовавшись из воздуха.
Обе синхронно нахмурились, совершенно не проявив интереса к новоприбывшему. Та, что все время стояла спиной к наблюдавшим за ней вампирам, оказалась типичной куклой с нарощенными ресницами и огромными голубыми глазами. Бессмертный задержал на ее личике взгляд лишь на несколько секунд - он терпеть не мог блондинок, - и вновь обернулся к девчонке с конфетно-анимешными волосами, дувшей губы и таращившейся на него словно увидела невиданное доселе чудо.
- Чего тебе? - невежливо осведомилось конфетное нечто, выдувая пузырь из жвачки. - Не видишь, мы разговариваем?
- По-моему, тебе откровенно скучно с этой, - Севен кивнул за спину, даже не удостоив блондинку взглядом, она лишь издала сдавленный возмущенный звук и зацокала каблуками. - По глазам вижу: ты ищешь новых впечатлений.
Несколько секунд девица просто таращилась на Севена, прикидывая как далеко его послать, однако жажда приключений и желание найти спутника, с которым можно отправиться на их поиски, все же пересилила.
- Ну ладно, - бледная рука с прожилками вен хлопнула бессмертного вампира по плечу. - Возьми фонарик в чулане, встречаемся во дворе за общагой.
Десять минут спустя Севен чувствовал себя полнейшим кретином, увязавшись за девчонкой-авантюристкой. Девица и правда искала новых впечатлений, вот только несколько иных, чем ему казалось. Три года назад от старшего брата она услышала рассказы о некой "косой" общаге, что находилась в СимЮниверс, одном из старейших университетов штата. Университет славился своей историей - в свое время стены его кампусов служили надежной крепостью солдатам американской армии, медпунктом и пересадочным узлом для беженцев. Стефан Шерридан частенько рассказывал младшей сестренке захватывающие истории про те места и особенно про общежитие, в стенах которого, по местным легендам, был спрятан рецепт эликсира вечной молодости.
- Мы ищем клад? - Севен первым оборвал сомнительную тишину.
Он был уже не слишком молод, - хотя что есть молодость когда ты заморожен в вечности? - с грузом бессмертия за спиной и, как он сам считал, знанием женщин. В тот момент ему показалось, что не так уж хорошо он и понимает женскую логику, слишком уж иррациональное и абстрактное это понятие, и вот эта дамочка перед ним не вписывалась в рамки разумного существа. Отправиться куда-то с вампиром, ночью, да еще и в плохо освещенный отсыревший подвал, ранее служивший полевым госпиталем, а нынче максисом забытый и заколоченный досками - надо быть умалишенной чтобы придумать такое. Все-таки у некоторых людей даже в то время отсутствовал инстинкт самосохранения.
- Типа того, - коротко бросила девчонка, выдувая и лопая очередной пузырь из розовой жвачки.
К аромату отсыревшего дерева на короткое мгновение примешался клубничный ароматизатор, но быстро сгинул в специфическом подвале. Здесь было узко и темно, и даже свет фонарика не мог разогнать тьму и ощущение опасности. Севен мог поклясться, что по спине его спутницы бегут мурашки.
- Я Севен, - предпринял вампир очередную попытку наладить диалог. Он и сам не знал зачем ему это, ведь куда проще было просто оставить ее бездыханное тело в одной из комнат, раз уж она сама так милостиво сюда полезла. - Так может все-таки расскажешь, что мы ищем?
- Родители тебя, видимо, совсем не любили, - хмыкнула карамелька, и Севен хмыкнул в ответ. Во-первых, забавно было слышать замечания в адрес родителей, когда ты сам выбрал себе имя, а во-вторых... у Севена имелись основания думать, что она чертовски права.
Они заглянули в одну из комнат, два круга света пошарили по стенам и стоящим вдоль одной из них кроватям, выхватили несколько крупных мышей, и наконец девчонка шагнула вперед, загоняя себя в ловушку.
- Понятия не имею, я их почти не помню, - Севен плотно прикрыл дверь, заставив ее отчаянно проскрежетать.
Он потерял бдительность всего на несколько секунд, которых девчонке хватило, чтобы застать его врасплох.
- Не жалей, - внезапно с чувством произнесла она, выхватив из темноты лицо своего спутника. Вампир сощурился от яркой вспышки: перед глазами теперь маячили навязчивые черно-серебристые точки, а напротив него, уставившись прямо в глаза, стояла чертова девица с воинственным выражением. - Тот, кто навсегда закрывает дверь, не стоит ни надежд, ни прощения.
- Когда ушла моя мать, - она опустила фонарик и продолжила, двинувшись вдоль ряда коек в кромешной тьме. - Мне казалось, что она вернется. Что однажды она откроет дверь, и скажет "а вот и я", улыбнется, обнимет, прижмет к себе. Прошло несколько лет прежде чем мы потеряли веру. Сейчас я понимаю, что было глупо надеяться, но мы с братом были детьми, и верили в чудеса. Я и сейчас верю. А ты, Севен?
Он медлил с ответом, прислушиваясь к собственным ощущениям. Какие чувства рождала в нем эта девчонка? Он даже не мог определиться. Она была молода и привлекательна, с длинными ногами, пухлыми губами, и аппетитными формами, она устраивала его как возможная любовница. Она неимоверно раздражала его не только тем, что принадлежала к человеческой расе, но не боялась вампиров. Люди, не боявшиеся вампиров, несли в себе слишком много разрушений для последних. Они устраивали рейды, они ввязывались в стычки, в которых не всегда было возможно одержать победу. Они развязывали войны и революции. Он слишком настороженно к ним относился, даже к женщинам, хотя и не находил их опасными; даже своих напарниц, Джейн и Ник. Валентина тоже считалась лучшей из лучших, но и она не выдержала столкновения с людьми. А еще - подумать только! - он жалел ее, жалел девчонку, которая сейчас стояла перед ним. Слишком много боли проскальзывало в ее тоне, слишком многое кричали ее глаза.
- Я никогда не верил в чудеса. Они просто умерли.
- Ушли, умерли - какая разница, как ты это назовешь? - она как завороженная смотрела в черные глаза коршуном нависшего над ней вампира. - Их больше нет рядом, ни твоих родителей, ни моих. Как и меня скоро не будет. Я оставлю сына также как наша мать оставила нас.
В черной бездне глаз не отразилось ни капли сомнения, однако несколько секунд спустя крепкие руки, исчерченные тонкими шрамами, схватили тонкую талию и словно бы девушка не весила ни грамма, развернули ее лицом к стене.
- Вот он, секрет вечной молодости для твоей расы, - зло выплюнул бессмертный.
На потертой, изъеденной плесенью стене чуть выше уровня глаз девушки посеревшими от времени чернилами было выведено всего одно слово. Ее наполнившиеся слезами глаза с трудом различали буквы, но до мозга уже дошел весь потаенный смысл послания. Сдавленный вдох дался с огромным трудом; последними ощущениями перед потерей сознания стало стальное кольцо рук на талии и струйка крови, сбегающая по ключицам.
"Смерть". Как верно. Словно утопический лозунг, брошенный в насмешку над ее несовершенной природой.
Хочешь в рай - умирай.
Порой стоит опасаться своих желаний, ведь, как известно, они имеют свойство исполняться. Немного не в том виде, в котором нам бы того хотелось. Сколько фильмов снято, столько книг написано - все они так и пестрят сарказмом и сатирой, а нам все мало для того, чтобы навсегда усвоить урок. Только дай загадать желание - и мы будем идти дальше, и дальше, подталкивая себя самих к пропасти. Кто-то в поисках наживы, кто-то - просветления и истины, а кто-то - в ожидании любви.
Жертвой чего пала я - сложно сказать, вероятно, ни много, ни мало, собственной непроходимой глупости. Так, оказавшись в самом эпицентре вечеринки, мне предложили выпить текилы в обмен на право бросить монетку в фонтанчик желаний. То был небольшой декоративный фонтан в фойе косой общаги - он по праву считался самым обычным до тех пор, пока подвыпившие студенты не начинали утверждать обратное. Сложно судить, где правда, а где вымысел, однако некоторые уверяли, что благодаря загаданному на вечеринке ангелов и демонов желанию люди умудрялись в тот же год выскакивать замуж, сдавать экзамены у самых принципиальных преподов, не выучив ни единого вопроса, а кто-то даже - обретать бессмертие, секрет которого был погребен в стенах корпуса. Подобные заявления вызывали массу вопросов и нареканий, но... Но текила считала иначе. Бодишот резво ударил в еще трезвую голову, и рука сама потянулась к протянутому центу, намереваясь загадать легких экзаменов. Я бы и загадала их, правда. Если бы в тот момент кто-то ясно и четко со смехом не произнес: "Севен".
Я посмотрела в бесконечно голубые глаза незнакомого искусителя и внутренне сжалась. Еще до того как цент коснулся водной глади, взбаламутив ее, заставив расходиться кругами, желание увидеть брата было загадано. Я несколько раз моргнула, пытаясь осознать произошедшее, но эта партия уже была наперед проиграна собственному подсознанию. Оставалось лишь смириться.
Я поспешно зашагала вглубь зала: спасаться бегством казалось лучшей идеей. Следовало найти Даркнесс, уж подруга точно отвлекла бы от собственных мысленных укоров. Даже если все это казалось вымыслом. С другой стороны - если я не верила в подобную чушь вроде исполнения желаний, какая разница что именно следовало загадать, не правда ли?
Обычно мне нравилось место за барной стойкой - здесь ненавязчивый бармен, порядком подуставший от бессмысленных разговоров с подвыпившими клиентами, никогда не забывал услужливо обновлять напиток в бокале, подавал дополнительную порцию льда или быстро советовал отличный коктейль исходя из личных предпочтений. Ему запоминались все напитки, которые ты уже заказал - просто потому что ты все время мелькаешь перед глазами, и выбор для него достаточно очевиден. Однако на студенческих вечеринках такие номера не прокатывали. И дело не только в словоохотливых барменах-самоучках; я бы даже сказала - отнюдь не в них. Студенческие братства - вот от кого приходилось отмахиваться словно от мух, летевших на... гм, сладкую и легкую добычу с длинными ногами, прикрытыми излишне скромной по местным меркам юбкой.
Вечеринка оказалась даже хуже бриджпортского Хэллоуина: в несколько раз более бесстыдной и в сотни - более дешевой. Дешевый пафос студенческой общаги даже отдаленно не напоминал о роскошных ночных вылазках с Ваниром и Севом в лучшие клубы родного города. Лакшери места отличались сдержанностью, о которой здесь будто и не слышали: слишком яркие софиты, слишком громкая музыка, слишком развратные девицы. Слишком много "слишком", простите за каламбур. По счастью, избалованная столичным неоном, так считала не я одна.
- Вы превратили это место в дыру, - со смехом протянул мужской голос, легко перекрыв музыку.
Я не могла похвастаться тем, что знала абсолютно всех членов братств, впрочем многих действительно видела систематически и даже помнила по именам. Этот же голос, с каким-то приятным грубоватым европейским акцентом, совершенно точно не звучал знакомо. Чтобы увидеть его обладателя пришлось облокотиться на барную стойку и выглянуть из-за голов разделявших нас ребят. Высокий, примерно шесть футов три дюйма. Широкоплечий, неплохо сложенный, но не качок. Смуглая кожа, почти платиновые, едва кучерявые волосы средней длины. Руки, испещренные мелкими шрамами и порезами. И след от обручального кольца на безымянном пальце.
Аспирант? Преподаватель? Вернувшийся на вторую вышку студент?
Стоит незнакомцу повернуться анфас, как я узнаю его. Именно в его голубые глаза я уставилась едва загадав желание. Именно из его уст мне показалось, что звучало имя Севена. Его левый глаз чуть светлее правого, и пересечен коротким вертикальным шрамом, будто оставленным наотмашь. Я практически не помню дядю Ника, но незнакомец неумолимо напоминает именно о нем, - то ли шрамом, то ли чем-то еще. Что, впрочем, все еще не проясняет, кто он такой и что делает на подобного рода вечеринке.
- Не обижайся, - он щурит левый глаз, словно сытый довольный кот; он все еще обращается к бармену. - Но веселиться нынешнее поколение совершенно не умеет.
Бармен на его заявление неопределенно усмехается. Что стоит за этой усмешкой - веселье, согласие или доля скепсиса - совершенно непонятно. Блондина такая реакция, впрочем, вполне устраивает, словно большего он и не ждал.
На несколько секунд я даже перестаю прислушиваться, погружаясь в собственные мысли. "Нынешнее поколение" - произнес парень, выглядевший лет на двадцать восемь от силы. Парень без клейма на шее. Все что мне оставалось - предположить лишь два варианта: блондин являлся либо волком, либо напыщенным индюком с самомнением до небес. И все же в первый верится куда больше.
Я уже намереваюсь подняться со стула и отправиться навстречу приключениям, как рядом, словно из-под земли вырастает новый претендент на увлекательный вечер. Невысокого роста, коренастый и широкоплечий.
- Блин, Джимми, у меня нет сейчас настроения развлекаться, - коротко взглянув на друга, констатирую факт, готовая покинуть его как можно скорее.
Вся эта вечеринка, освещенная разнокалиберными лампами, населенная разноцветными монстрами с лицами-масками, наводит прицел, дабы сделать один-единственный выстрел. И мне не по себе от выделенной мне роли.
- Дааа? - тянет Джимми, совсем не так, как тянул до этого блондин, без манерного ехидства, скорее с непосредственностью парня, который уже немного перебрал. - Что ж ты тогда забыла на этой тусовке?
В глазах друга застыла пелена, а расширенные зрачки с запозданием реагируют на свет. К моему удивлению в его руке зажат винный бокал, в котором плещется красная жидкость в соотношении пятьдесят на пятьдесят. Редко кого так развозит от вина. И уж абсолютно точно никого из вампиров так не дурманит кровь.
- Пропусти меня, Джим, - требую я.
В грохоте назойливого транса мой голос почти тонет, сливаясь с рваным тактом звучащего трека. Джимми, кажется, не мастер читать по губам. Или его блуждающий взгляд никак не может сосредоточиться на губах. Или...
- Да брось, - медленно тянет он, улыбаясь каким-то своим мыслям. - Пойдем, покажу тебе прачечную.
В свете флуоресцентных ламп вампир видит, как вытягивается мое лицо, но в силу своего состояния не расценивает сей факт как отказ. Такт - и звонкая пощечина тонет в мерном гуле. Еще такт - и по черному шелку платья разливается уродливое красное пятно, похожее на кровь, смешанную с красным вином в пропорции один к одному. Джимми, будто протрезвев на несколько секунд, принимается судорожно скакать вокруг и неловко извиняться за испорченный предмет гардероба. Еще немного - и он перейдет к предложению купить мне новое платье, совершенно не представляя стоимость коллекции прет-а-порте не самого раскрученного французского дизайнера.
- Вот олух, - хмыкает незнакомец без клейма.
Он одаривает все еще скачущего вокруг Джимми убийственным взглядом - Джим отвечает ему тем же, - и коротко сгребает меня в охапку.
- Идем, покажу, где здесь прачечная.
На несколько секунд кажется, будто мне не хватает воздуха. От холодного и свойского прикосновения по телу будто проходит электрический разряд, заставляющий дернуться и попытаться выдернуть запястье из цепкой хватки. Все-таки волк. Эти чистокровные - почти элитные - вампиры вроде Бена, кичащиеся собственным происхождением, всегда отличаются пониженной температурой тела по сравнению с остальными ночными обитателями. Словно они созданы из кристально чистого льда, прозрачного, моментально замороженного при предельно низких градусах. В случае с незнакомцем это работает на все двести процентов: айсберг, не иначе.
- Тебе же нужно замыть пятно, - негромко хмыкает "айсберг".
Напоследок оборачиваюсь, сталкиваясь с неодобрительным взглядом Джимми. Искренне считая его другом, возможно, в другой ситуации я бы не давала ему поводов думать обо мне плохо, но сейчас внутри все клокочет от злости. На общее состояние, на безрассудство, за испорченное платье. Отворачиваюсь, нагоняю незнакомца, ловя ледяную ладонь.
- Бену не стоило бы оставлять тебя одну на подобных вечеринках. Только не говори, что этот нелюдим отсиживается дома, пропуская самое громкое событие студенческого года.
- Понятия не имею о чем ты. Бена здесь нет.
Я прохожу чуть вперед, к винтовой лестнице с крутыми ступенями и неспешно начинаю спуск. Ступени легко поскрипывают под ногами отставшего на несколько шагов сопровождающего, обладателя куда большего веса нежели мои пятьдесят с небольшим килограммов; однако его поступь куда бодрее и увереннее моей - хотя бы оттого, что ему, конечно, и в голову не могло прийти влезть на шпильки. Прачечные - помещения сродни кладовых, и расположены на цоколе общежития. Здесь, в царстве духоты и повышенной влажности, некомфортно даже дышать, не то что находиться более нескольких часов к ряду. Ума не приложу, как может кому-то из сильного пола прийти в голову уединяться с кем-то именно в этих комнатах, вернее, прилегающих к ним душевых, особенно если он располагает собственной комнатой на территории кампуса.
- Я, кстати, Хоуп, - озвучиваю я очевидное, ожидая, что собеседник вспомнит о правилах приличия и тоже назовет имя.
Не получив ответа, оборачиваюсь через плечо, и обнаруживаю вампира прямо за собой, почти беззвучно пробегающегося большими пальцами по сенсорному экрану смартфона. Его губы кривятся, а светлые глаза устремлены куда-то вглубь, будто он и не следит, что именно пишет.
- По коридору налево, Хоуп, - не отрываясь от дела, произносит он. Я успеваю двинуться в нужном направлении, прежде чем голос, отражающийся от кафельных стен, добавляет. - Честер Бернс, к твоим услугам, кузина.
Это его "Бернс" снова звучит иначе, не так, как в устах Ванира или Севена. Каждое произнесенное им слово искажено акцентом, и даже известная фамилия подвергается изменению, произнесенная как нечто среднее между "Бёрнс" и "Бэрнс". А еще - она звучит так, будто Честер старается выстроить стену между собой и остальными родственниками.
- Не всеми, - охотно подтверждает бессмертный, стоит мне озвучить собственную мысль. - Однако многие в нашей семье не заслуживают даже снисхождения, не то что гордости.
Он замолкает, скользя взглядом по стенам прачечной, выложенным зеленым и желтым кафелем - взгляд сразу выдает: зрелище кажется ему безвкусным и отвратительным, - и вновь добавляет.
- Ты поймешь, когда дядя Логан познакомит тебя с родней. А пока - наслаждайся. И застирай уже пятно, или разводы останутся.
Мой взгляд ощупывает ряды стиральных и сушильных машин, неуверенно скользит к раковинам по противоположной стене. Я упустила тот момент, когда модели начинают без стеснения сбрасывать предметы собственного гардероба на пол по первой просьбе фотографа или дизайнера. Мне было одиннадцать, черт побери, когда я лишилась карьеры. И даже если предположить, что передо мной сейчас стоит кузен, а не просто парень, которого я впервые в жизни вижу, устраивать стриптиз я не готова.
- Я пришла сюда не для этого.
- Вот это поворот! - ехидно возвещает Чейз, хлопнув тыльными сторонами ладоней по бедрам. - Спешу расстроить: я женат.
- Даже не сомневалась, что степень нашего родства тебя не смутит.
И все же, посмотрите, какой верный. Наличие жены его к чему-то обязывает. Впрочем, если память меня не подводит, Стив упоминал, что есть и потомство?
- Аристократическое общество подобным не смутишь, - кузен констатирует факт, открывая мне глаза на происходящее.
С давних времен королевские династии не гнушались кровосмешением. Возможно, и династия Бернсов брала свое начало где-то в тех временах и традициях. Вряд ли со времен Клеопатры, конечно, но в средние века - вполне возможно. Это в некотором роде проливало свет на поведение Севена в те дни, когда я еще не догадывалась о том, что он мой брат. И вроде бы я тоже часть этого древнего рода, но...
Пока я быстрыми и неловкими движениями пытаюсь замыть пятно при помощи воды и пятновыводителя без единой надписи на английском, Честер продолжает удивлять общественность - ладно, ладно, никого кроме нас здесь нет - странным поведением. Аккуратными, почти нежными движениями гладит шершавую поверхность плитки пальцами, ощупывает стыки, аккуратно замазанные светло-серой затиркой. От влажности душевых кабин за стеной плитка покрыта конденсатом, и пальцы оставляют на ней яркие отпечатки, сродни наскальному рисунку. Я наблюдаю за ним в зеркало, кошусь, пока кузен увлечен своим делом, вырисовывая символ за символом. Окидываю взглядом идеальную полуокружность, четыре черточки буквы "М", безукоризненно ровную решетку расчерченной "Е". Внимательно вчитываюсь, пока на плитке появляется еще одна окружность с проведенной вниз касательной. И резко разворачиваюсь через плечо, стоит рядом появиться крестообразному символу, в котором легко распознается "Т". Я угадаю это слово. Назову его сразу.
И все же...
- Ты что, совсем больной?!
Яркое освещение, льющееся с потолка. Белый свет, который почти слепит. Белая сталь раковин и бесконечных одинаковых рядов стиральных машин. Желто-зеленая гамма выжигает в голове образ больничного коридора, оформленного в тех же тонах. Коридора к маминой палате, возле которой я стою в вымокшем насквозь платье.
Черт побери, да как он смеет писать такое?
Чейз неспешно оборачивается, лениво вырисовывая мягкий знак. Его светлые глаза до краев полны презрения. Не ко мне. И даже не к Бернсам.
- Просто хочу напомнить людям секрет их вечной молодости. Умирать молодым сейчас так модно. Вот здесь, - он наставляет палец на зеркало за моей спиной, словно угрожая собственному отражению. - Он был высечен, этот простой секрет. Прямо на стене, обычным перочинным ножиком. Обычным парнем, призванным на военную службу во время Второй Гражданской войны в нашем штате. Люди против вампиров. Все так естественно.
Лицо Честера будто неживое, маска, лишенная мимики и эмоций. Он просто смотрит на сбегающие капли, пожирающие запись, даже не на меня. Холодный как айсберг. Не собирающийся таять. Я же сама далеко не глыба ледяного спокойствия. В ушах эхом звучит "умирать молодым так модно", и остаток фразы попросту тонет вдали, отбрасываясь, становясь чем-то неважным, малым, незначительным. Мне вспоминается палата интенсивной терапии.
Мне вспоминается мамино худое запястье, выглядывающее из-под края одеяла, ее бледное изможденное лицо, будто разом постаревшее лет на двадцать и покрасневшие глаза. Балансируя на краю, ты так или иначе заглядываешь за горизонт. Мы все не вечны, и не стоит бередить чужие раны.
- Сочувствую, - словно в школьные времена перед доской я делаю знакомое всем движение справа налево; словно стирая с доски; словно боль и воспоминания можно стереть. - Война - это ужасно. Слышала, это вампиры ее разожгли. А теперь уходи.
- Уходить откуда? - вполне резонно интересуется кузен. - Из прачечной? Из университета? Из твоей жизни? Не все всегда будут говорить только то, что ты хочешь слышать, моя дорогая. В жизни убийц столько грязи. Напоминаю, ты отдала сердце одному из них.
Несмотря на уместность вопроса, правильного ответа у меня нет. У меня вообще нет ответа. Остановите, я сойду. Просто хочется, чтобы он исчез. Желательно - немедленно. Желательно - без следа. Глаза в глаза - играем в молчанку. Его губы брезгливо поджаты, выстроенные в тонкую ледяную нить.
- Оставь Хоуп в покое, Чейз.
Помощь извне появляется неожиданно, но приходится как раз вовремя. Словно зонт незнакомца, раскрытый над твоей головой в ноябрьский пронзающий дождь. Я так благодарна, что едва не плачу.
- И тебе привет, Ванир.
Рядом со мной два Бернса. Два кузена. Два блондина. Они рождают во мне настолько разные ощущения, что даже диву даешься, как эти двое могут быть родственниками, пусть даже и дальними.
Ванир коротко кивает Чейзу, будто подзывая таким образом к себе. Несколько минут они переговариваются, будто забыв обо мне; так тихо, что сложно разобрать даже отдельные слова, не то что уловить суть. Не то чтобы по натуре я не любопытна, однако все же предпочитаю не вслушиваться, чтобы не дай Максис, не услышать слова, которые я слышать не готова. На всякий случай еще раз безмолвно провожу ладонью по кафельной плитке стен, будто убийственная холодная надпись может снова проступить, восстать из капель конденсата.
- Приятно было познакомиться, Хоуп, - наконец произносит Честер; одной ногой он уже за порогом, торопится покинуть это кошмарное место. Понимаю его. - До скорых встреч.
- Надеюсь, нет, - фыркаю я в ответ, даже не подумав понизить голос.
Пусть не думает, что знакомство могло оказаться приятным. Севен в нашу первую встречу и то казался деликатнее.
- Семью не выбирают, Хоуп, - уже в дверях Ванир первым нарушает тишину.
Сегодня вечером он лжет. И он сам это знает.