[Anora]

От автора

Я. Безумно. Извиняюсь. !!! Такой огромный перерыв просто непозволителен! Простите меня, дорогие читатели, я сама-то уже забыла, что тут происходит, что уж говорить о вас В общем, вот продолжение истории моего милого мага, повествующее о первом курсе университета. Местами мне нравится, местами не очень, ну да не буду больше отнимать у вас времени своей болтовнёй) Приятного прочтения!)

Глава пятая. Расколотый гранит.

Я выбрал факультет изобразительного искусства. В детстве я часто предпочитал рисование играм в футбол или катанию на велосипеде, все знакомые нашей семьи уверяли, что у меня имеются способности (выражались они, конечно, более пафосно), и отчасти именно поэтому родители отдали меня в школу с художественным уклоном, когда я перешёл в средние классы. Мне нравились практически безграничные возможности, которые таила в себе живопись, и мольберт был одной из первых покупок, сделанных мной после постройки дома. В перерывах между путешествиями я любил взять в руки кисть и изобразить что-то из наиболее запомнившегося в чужих странах. Но со временем я начал понимать, что имеющихся у меня знаний недостаточно для того, чтобы выразить всё, что хочется. Конечно, в первую очередь для этого нужен талант, но наверняка существовали какие-то особые техники и приёмы, которые могли бы помочь мне в этом. Поэтому проблем с выбором у меня не возникло, как и с зачислением – диплом с отличием из школы Ле Мандраж пришёлся приёмной комиссии весьма по душе.

Осень в городке под названием Симфорд, расположенном гораздо южнее Мунлайт Фолз, была мягкой и скорее напоминала не слишком тёплое лето. Как и положено городу, образовавшемуся вокруг крупного учебного заведения, Симфорд отличался строгостью нравов и архитектуры, за которыми скрывалась, иногда прорываясь наружу, раскрепощённость и кураж другой стороны студенческой жизни: то там, то здесь на ровных однотонных фасадах зданий виднелись яркие пятна граффити, а между прачечной и спортзалом открывал двери всем желающим боулинг-клуб с гремящей музыкой.
Общежитие, в котором я, не желая упускать никаких аспектов студенческой жизни, снял комнату, было типичным образчиком скучной архитектуры городка. Складывалось такое впечатление, что весь запал архитекторы истратили на здания Университета, для остальных же ограничились простыми прямоугольниками разных размеров, обшитых сайдингом и снабжённых крылечками с колоннами и без, чтобы хоть как-то скрасить однообразие.

Внутри обстановка была не намного лучше: на две трети высоты обшитые крашеными досками или фанерой стены, мрачные в большинстве комнат обои, потёртая разномастная мебель. Впрочем, кое-где виднелись следы ремонта, а в кухне даже красовались вполне неплохие шкафчики и столовая группа. Также, в доме был подвал, вмещавший помимо гостиной с баром и теннисным столом ещё и несколько спален. Не имея желания почти целый год лицезреть четыре стены без окон и плесень по углам, сразу по прибытии я поспешил занять одну из спален на первом этаже. Она оказалась не только самой светлой, но и самой «оснащённой»: в углу стоял рабочий стол, а у окна — старый, в потёках краски мольберт; также имелись книжный шкаф и комод для одежды. В общем, то что нужно!

+3

Едва я начал раскладывать вещи, как открылась дверь − не входная, её я сразу запер, а находящаяся рядом, которую я принял за вход в кладовую, − и в комнату ввалился плотный субъект невзрачного вида. Увидев меня, он глупо улыбнулся и начал растерянно озираться.
− Гы, − хохотнул субъект, − промазал! Зашёл в сортир, а как возвращался, двери перепутал, видать. Я Гари, в соседней комнате живу, − и протянул свою оказавшуюся на удивление маленькой ладонь для рукопожатия.
Внутренне содрогнувшись − отчасти от перспективы пожать эту не факт что вымытую после определённых действий руку, отчасти от осознания факта объединённого санузла, − я всё же поднялся и ответил на приветствие:
− Элджерон. Рад знакомству.
− Эжлдж... Как? А, пофиг, буду звать тебя Эл! Ты с какого факультета, Эл? Я со спортивного, уже четвёртый год учусь, − гордо заявил сосед, чем лишь подтвердил мои догадки о его умственных способностях: курс обучения на факультете физического воспитания и спорта, равно как и на большинстве здешних факультетов, составлял три года.

− Изобразительное искусство, − ответил я, размышляя, как бы потактичнее выпроводить незваного гостя.
− А, изошник! − снова перевёл на понятный ему язык парень, − Занудство, как по мне. Ладно, бросай свои шмотки, пошли с остальными знакомиться, в этом году много новеньких, жаль, что все мужики, ну да из общей общаги меня ещё в первый год попёрли, сам понимаешь, гыы.
− Спсибо, Гарри, но я лучше закончу разбирать вещи. Увидимся позже, − прервал я поток красноречия нового знакомого.
− Гари. С одной «р», − поправил он как-то вдруг очень серьёзно, − Ну ладно, как хошь. Выползай! − и скрылся за дверью.
Я с облегчением выдохнул − оставалось только надеяться, что не все обитатели общежития такие. Подождав с десяток секунд, я поднялся и запер и эту дверь. На два оборота.

***
Однако оказалось, что надеялся я напрасно...
В доме насчитывалось девять спален, а значит, помимо меня и Гари, было ещё семь особей мужского пола. Чуть позже мне удалось познакомиться с ними всеми, и я понял, что, заполучив в ближайшие соседи Гари, я ещё легко отделался.

Ирвин Сопард был "ботаником" с факультета технологий, но отнюдь не тихим невидимкой, сидящим в уголке с книжкой. Он передвигался по общежитию с поразительной скоростью, заставлявшей даже подозревать его в изобретении телепорта, и задавал всем и каждому каверзные вопросы – судя по всему, с той лишь целью, чтобы, увидев на лице невольного собеседника тень недоумения или задумчивости, тут же выдать как минимум три гипотезы по этому вопросу, а то и парочку аксиом, и подробно рассказать, почему он придерживается именно той или другой из них, а все остальные в корне неверны. За те 20 минут, что я провёл на кухне в первый же вечер, неосторожно спустившись поужинать, он уже успел нокаутировать Денниса и Кайла и явно намечал следующей жертвой меня. Единственным, кто, кажется, имел иммунитет к его выходкам, был Гари: стоило Ирвину выдать свой вопрос, как тот заливался искренним хохотом и, приговаривая "Ну ты даёшь, брат, ну уморил!", хлопал технаря по спине. После этого у "гения" пропадала охота приставать к людям на ближайшие пол дня.

Упомянутые выше Деннис и Кайл Логаны были, наверное, самыми нормальными (то есть, заурядными) из всех, несмотря на то, что один из них красил волосы в зелёный цвет, а второй носил бороду и собирал свою каштановую гриву в длинный хвост. Кайл учился на изобразительном и мечтал стать музыкантом, а Деннис предпочёл факультет науки и медицины в надежде выучиться на врача (однако судя по оценкам, максимум, что ему светило – это место санитара в какой-нибудь глубинке). Оба были простодушными и дружелюбными ребятами. Какие же от них могли быть неприятности? Если исключить громкие репетиции Кайла на электрогитаре и постоянные жалостливые просьбы Денниса побыть "наглядным пособием", то оставалась их обоюдная забывчивость. Включённая плита, незавинченный кран, открытые двери и окна – при обнаружении любого из перечисленного можно было быть уверенным, чьих рук это дело. Впрочем, каждый раз во взгляде братьев читалось искреннее раскаяние, что спасало их от кары не раз и не два.

Йен МакКелли – сын богатого папочки, пожелавшего заполучить для отпрыска престижный диплом в сфере бизнеса, прежде чем доверить ему управление семейной компанией. Впрочем, обучение Йена интересовало мало, он отдавал предпочтение вечеринкам и тусовкам, а к правилам кампуса относился откровенно наплевательски: растрёпанная причёска, шорты и расстёгнутая на груди толстовка явно не отвечали требованиям дресс-кода, а посещаемость занятий стремилась к нулю с такой скоростью, что удивительно было, как его до сих пор не отчислили. Видимо, папочка был всё же не настолько суров, чтобы оставить сына без диплома, хоть и поселил его на этом, втором курсе, в общежитие в воспитательных целях.

Рикардо Торетти имел предположительно итальянские корни и тоже предпочитал вечеринки учёбе. Поначалу они с Йеном даже нашли общий язык на этой почве, но позже выяснилось, что мистер Торетти больше заинтересован в очаровывании особей женского пола, чем накачивании пуншем, и отношения молодых людей так и остались на уровне чисто приятельских. Девушкам внимание итальянца льстило, и, как ни удивительно, они оставались с ним в хороших отношениях даже после того, как он их бросал. Видимо, находить с людьми общий язык было у Рика в крови. И что говорить, на факультете Журналистики, куда он поступил, это было весьма полезное свойство.
Маркус Шагур никогда не выходил из своей комнаты (по крайней мере, не попадался на этом), но имел репутацию лучшего студента на всём Изобразительном. Учился он уже третий год, и поговаривали, что преподаватели (а особенно преподавательницы) принимают у него экзамены "на дому".

И номер семь — Элбоу Фрачт. Я думал, что в свои двадцать шесть с небольшим буду самым «старым» студентом в кампусе, но я ошибся. Элбоу было 74, и он ни в чём старался не уступать восемнадцатилетним мальчишкам, будь то очередное соревнование по сок-болу или забег на короткие дистанции голышом...

Семьи у «старины Фрачта», как его тут же прозвали в кампусе, не было, и он развлекал себя, получая уже четвёртое или пятое высшее за последние пятьдесят лет. Единственное, в чём его точно нельзя было упрекнуть, так это в живости натренированного ума. Ну и ещё в чистоте ботинок, пожалуй.
Большую часть из этого я узнал в тот же день от Гари, уже успевшего собрать на каждого обитателя общаги обширное досье. Стоило мне "выползти" из своей комнаты, как он принялся знакомить меня со всеми, и, таким образом, когда я выдвинулся в сторону здания Студенческого Совета (на двадцать минут раньше необходимого, чтобы не идти в компании дорогих соседей-первокурсников), скулы ломило от натужных улыбок, а в голове билась мысль, что спокойным и продуктивным моё пребывание в Университете Симфорд назвать вряд ли будет можно...

***
− Эй, мистер Бонд, мячик не подашь? − услышал я за спиной яркий, не слишком высокий голос.
Это было после окончания официальной части встречи первокурсников, с речами от главы Университета и деканов факультетов. Я вышел в холл одним из первых и сразу направился к доске с расписаниями, которую в данный момент и изучал, но народу вокруг уже было немало, а воздушный хоккей, бильярд и столы для пинг-понга оккупированы настолько прочно, что становилось ясно − либо у старших курсов отменили лекции, либо прогульщики здесь совсем не шифруются… Впрочем, меня в тот момент больше интересовало расписание изобразительного факультета, а на известного шпиона я явно не был похож, так что услышанное проигнорировал. Но чуть позже мне дали понять, что обращались всё-таки ко мне:
− Мужчина в серо-голубом пиджаке, серых брюках и с красно-чёрным рюкзаком, не могли бы вы подать мячик для пинг-понга, лежащий у вашей правой ноги?
Внешность мою описали довольно точно, поэтому я, хоть и немного удивлённый, обернулся.
Ко мне шла… наверное всё-таки девушка: мешковатая майка с "убитым" зайцем, тёмные брюки и массивные ботинки не позволяли идентифицировать их носителя по гендерному признаку. Колорита добавляли татуировки, браслет с металлическими вставками, довольно мускулистые руки и нечто вроде трёхдневной щетины на голове вместо волос. Но когда это нечто приблизилось и улыбнулось, а в глазах цвета корицы зажглись весёлые искорки, я понял, что это всё-таки девушка, причём, очевидно, очень смелая, раз решилась на такую неординарную внешность. Я поднял незамеченный мною прежде мячик для пинг-понга и двинулся навстречу − хорошие манеры в общении с леди ещё никто не отменял.

− Прошу прощения, − начал я, когда мы встретились где-то на середине расстояния между доской с расписанием и теннисным столом, − Не думал, что я похож на Джеймса Бонда.
− И правда, ничуть не похож, − отозвалась она, придирчиво разглядывая моё лицо, − Просто это первое, что пришло мне в голову, вот и сказала, со мной часто такое бывает. А кто же ты тогда?
− Хэмптон. Элджерон Хэмптон, − ответил я прежде, чем осознал, что именно говорю.
− Ну вот, всё-таки что-то общее у вас с ним есть, − воскликнула моя собеседница.
Смеялись мы уже вместе.

***
Её звали Шэннон Эркерс, и она была студенткой первого курса факультета Изобразительного искусства. Правда, первым этот год в Университете для неё не был: прошлой осенью она, окончив школу, по настоянию родителей поступила на Науку и медицину, но отучившись там один курс, решила сменить направление. А вместе с ним и внешность, убеждения и интересы. Родители, конечно, были не в восторге, полагая творческие профессии несерьёзными. Но коль скоро дочь перевелась самостоятельно и на бюджет, они решили не вмешиваться и подождать, пока период бунтарства закончится. Реакция Шэннон на такую их позицию заключалась в коротком и ёмком "Ха!".

Она любила граффити и смелые вылазки куда-нибудь посреди ночи. Её неиссякаемая энергия определённо цепляла, а я хоть и был более рассудительным, но тоже мог кое-что порассказать о своих походах по подземельям, поэтому неудивительно, что мы довольно быстро подружились. Начавшиеся лекции и практические занятия, конечно, отнимали много времени и требовали внимания, но нам удавалось порой выбраться в боулинг или встретиться на какой-нибудь вечеринке. Кстати, я уверен, что то экспериментальное топливо из лабораторий научного факультета подбросила в костёр на одной из тусовок именно Шэннон, хоть она и не призналась в этом прямо.

***
Занятые учёбой дни и недели пролетали с невероятной быстротой. Мозг ликовал от обилия новой информации, столь отличной от приевшегося ему уже магического ключа. Конечно, многое я знал ещё по школе, но недели через две, когда основы были позади, я тоже стал находить, чему удивиться. Однако были в программе предметы, не оправдавшие моих ожиданий. Например, я был уверен, что история современных архитектурных течений должна быть захватывающей − достаточно вспомнить все эти изломанные линии и непонятно как соединяющиеся конструкции! На деле же лекции на эту тему сводились к техническим особенностям материалов и каркасов, к тому же лектор явно не пылал энтузиазмом по отношению к своему предмету. Поэтому я хоть и конспектировал, но мне стоило больших усилий не потерять нить его повествования и не уснуть.
− Не переживай, − увидев мою мрачную мину, на перерыве меня перехватил одногруппник Шон Элридж.

Его внешность отвечала типичным представлениям о том, как должен выглядеть художник: яркая копна волос какого-то немыслимого цвета, берет, необычная, бросающаяся в глаза манера одеваться. Он был жизнерадостным, по-настоящему увлечённым своим делом парнем, грезившим о славе скульптора, и мы быстро нашли общий язык. У него было много знакомых со старших курсов, а соответственно, и доступ к информации: как непосредственно учебной, так и касающейся кадровых особенностей Университета.
− Во-первых, в следующем году у нас будет вести другой препод, все второгодки его просто боготворят, − продолжал он, − А во-вторых… − Шон с лукавой улыбкой выудил из сумки потрёпанную толстую тетрадь, − Одна особа снабдила меня своим конспектом по этой теме в его изложении. Приходи после пар, устроим архитектурный вечер.
Элридж жил в смешанном общежитии и недостатка в женском внимании, как и в конспектах, не испытывал.
− Отлично! − искренне поблагодарил я приятеля, − Ты меня просто спас, а то я уж было совсем разочаровался в этой теме.
− Современной архитектуры или отсутствия девушки? − невинным тоном поинтересовался Шон и, воспользовавшись прозвеневшим звонком, улизнул, подмигивая на прощание.
Мне оставалось лишь вздохнуть. Любовь к подколкам на тему отсутствия у меня личной жизни была чуть ли не единственным недостатком Элриджа в качестве приятеля. Сам он регулярно ходил на свидания, оказывал девушкам знаки внимания, но подолгу и серьёзно ни с кем не встречался, списывая такое своё поведение на "поиски той, единственной". Методом проб и ошибок, очевидно. Не то чтобы меня самого совсем не волновал этот вопрос, нет. Я не запирался в своей комнате наедине с книжками, я смотрел вокруг, даже посещал периодически вечеринки, но того, чего я ждал, не случалось. Возможно, мои представления о том, что я должен был почувствовать при встрече с "моей" девушкой были чересчур старомодны, но я так хотел испытать что-то по-настоящему сильное, стоящее, сбивающее с ног и лишающее способности связно мыслить! Тратить время на прогулки, которые никуда не приведут (простите за каламбур), не было никакого желания. Конечно, я не распространялся об этих своих наивных мечтаниях, а то бы меня сочли идиотом. Тем не менее, моя позиция в вопросе отношений ничуть не изменилась за последние лет десять, а потому я всё искал и ждал. И проявлявшие ко мне интерес девушки всё так же мягко мною "отшивались", как выражался Шон (качая головой и цокая языком при этом).

***
Шэннон же смеялась, наблюдая мою "разборчивость". Она вообще часто смеялась, причём у собеседника неизменно возникало желание тут же к ней присоединиться. Либо очень громко и красочно возмущалась, если что-то шло не так или кто-то осмеливался с нею спорить, и тогда желание было прямо противоположным − убежать подальше.
− Так ты до конца дней своих будешь блуждать в поисках, − сказала она, отпивая внушительный глоток латте с карамелью и наблюдая, как я вежливо отказываю какой-то робкой краснеющей первокурснице в свидании в библиотеке; представляю, сколько силы воли ей стоило подойти, но что я мог поделать!? − Бедняжка теперь будет ходить красная как рак минимум сутки.

Мы сидели в студенческой кафешке за одним из шатких столиков. Был вечер, и за окном шёл дождь.
− Это ни к чему бы не привело, я сэкономил нам обоим кучу времени, − ответил я неохотно.
− Боже мой, Элджерон! − воскликнула Шэннон, − С какой планеты ты к нам прибыл? Такие как ты, наверное, встречаются только в музеях, и то в виде чучел. Ты видел её фигурку? Краснеть краснеет, а пуш-апом не брезгует! К тому же, как ты можешь знать наперёд, даже не попытавшись?
− Я знаю. Я чувствую, − пробурчал я себе под нос невнятно: этот разговор начинал нравиться мне всё меньше.
Шэннон молчала. Подняв глаза от своей кружки, я увидел, что она подпёрла голову рукой и с интересом меня разглядывает.
− Что? − не выдержав, спросил я: явно резче, чем следовало.
− Ничего, − спокойно ответила подруга и задумчиво продолжала, − Пытаюсь найти следы от пластических операций. Или вампирье клеймо. Потому что ты явно сильно старше, чем выглядишь. Века из девятнадцатого, не иначе.
Я вздохнул и почти закатил глаза, а она снова засмеялась. И почему людям так нравится меня выводить?.. И почему я в итоге всё равно улыбнулся?

***
Но романтическая тема, по-видимому, не посчитала нужным оставить меня в покое. Я стал нервничать, ловить себя на мыслях о том, что со мной что-то не так, что пора снизить планку и перестать позволять представлениям об эмоциях заменять сами эмоции. Может, я так сильно хотел иметь семью, что идеализировал сам этот образ, забывая, что не всё обязано быть таким, как мы себе напредставляли? Да-да, у нашего курса начался блок философии и психологии…
Тем не менее, то, что мои мысли приняли весьма навязчивый и конкретный характер, заметили даже некоторые преподаватели. На практических уроках живописи, например, миссис Хойт день за днём обнаруживала в моих работах признаки яростного желания расстаться с одиночеством. Чуть позже я и сам заметил что-то неладное, и не важно, что темой задания был День всех влюблённых…

***
Немного отвлечься от подобных мыслей помогали соседи по общежитию. Никогда не думал, что в современном обществе ещё существуют мужчины, совершенно не способные о себе позаботиться! А ещё меня считают уроженцем девятнадцатого века! Очень скоро стало ясно, что о таких понятиях, как чистота, тишина и покой здесь можно забыть. Помимо того, что по комнатам и коридорам постоянно кто-то ходил, и повезло, если ты успел запереть дверь в свою комнату, так ещё и постоянно что-то ломалось или случались какие-то другие катаклизмы. Текущий кран, засорённые унитаз и слив в душевой, разбросанная повсюду одежда и жаркие выяснения, чьи именно носки висят на спинке дивана… Нет, я не жаловался. Я удивлялся. И старался как можно реже бывать "дома". Но последней каплей стал пожар на кухне.

Кто решил всех порадовать и пожарить вафли, не хотелось даже выяснять. Почему все, кто был на тот момент в общежитии (за исключением таинственного Маркуса, разумеется), просто с воплями толпились у горящей плиты, не додумавшись протянуть руку к огнетушителю на стене − тоже. Я подоспел уже к самому "разгару" событий, когда занялись уже соседние с плитой тумбы, и поскорее ударил по бедствию заклинанием ледяного взрыва, чтобы немного сдержать пламя, параллельно вызывая пожарную бригаду (огнетушитель к тому времени со стены благополучно исчез в неизвестном направлении). Когда всё закончилось, все спокойно разошлись по своим комнатам, хлопая меня по плечу и бросая бодрое "Неплохо сработано, Эл!" – но и только. Никто никаких действий для предотвращения рецидивов предпринимать даже не собирался! Только старина Фрачт, видимо в силу возраста и опыта, перешёл на салаты, но тоже ничего никому не сказал. Может быть, тот же опыт подсказывал ему, что это бесполезно?..

***
− Чёрт, Ханна опять на вечеринку зовёт! Неужели непонятно, что если у неё "автомат" по скульптурному моделированию, это не значит, что у остальных тоже! − вспылила Шэннон в ответ на пиликнувший смс-кой телефон.
Это было в конце курса, в странный промежуток времени, когда экзамены ещё не начались, но ты уже полностью утопаешь в учебниках и методических пособиях, а под ногтями – остатки краски и глины, отмывать которые нет ни времени, ни особого смысла, потому что завтра опять практиковаться. А так как предэкзаменационная подготовка была у всех факультетов, и, соответственно, в общежитии стоял неимоверный гам и ещё больший хаос, чем обычно, я прятался от всего этого в пустующем боулинг-клубе, вместе с Шэннон повторяя основы композиции.
− Так скажи, что не сможешь прийти, − ответил я рассеянно, пытаясь найти в учебнике нужную схему построения светотени, чтобы объяснить её Шэн на конкретном примере.
− Я не могу, у меня слишком много на языке вертится, боюсь просто послать её куда подальше, а нам с ней ещё два года в одной комнате жить… Давай ты напишешь, у тебя как-то лучше официальные вежливые речи получаются!
− Давай, вспыльчивая ты наша, напишу уж. А ты пока схему посмотри, вот, я нашёл как раз, − и, передав ей учебник, принялся набирать сообщение на протянутом мне телефоне.
− Замрите! − вскрикнул вдруг кто-то сзади.

Мы синхронно обернулись и увидели полную девушку с фотоаппаратом нацелившую объектив на наш столик.
− Блин, ну зачем вы повернулись, такой кадр испортили! − запричитала она, а потом принялась ныть о том, что им, бедным-несчастным с фотографического отделения совсем податься некуда, моделей на тему "групповой портрет" днём с огнём не сыщешь, потому что сессия и все нервные и злые.
− Ты совершенно права, − перебила толстушку Шэннон, − А ещё у меня в руках довольно увесистая книга, так что я бы тебе посоветовала убраться куда подальше. Пока – по-хорошему.
− Ну и не прибедняйся, вполне цивилизованно у тебя получилось, − усмехнулся я, когда "папарацци" скрылась за дверью кафе, и вернул подруге телефон.
− Это я от тебя заразилась, − Шэн показала мне язык и плюхнула учебник на стол между нами, − Давай лучше про светотени расскажи.
Я сотворил яблоко, пристроил его на развороте и принялся объяснять.

***
Сессия пронеслась по кампусу, подобно тайфуну, разнеся в щепки хрупкие хижины поверхностных знаний и пощадив лишь строения с прочным фундаментом теории и стенами из практических навыков. Некоторые, впрочем, умудрились уцелеть, использовав уловки подвалов (списывание, взятки, лишняя расстегнутая пуговка на блузке и прочие ухищрения).
Я неторопливо собирал чемодан в ожидании табеля с оценками, хотя и так знал, что минимум две трети предметов сдал на "отлично". Шон забегал около часа назад, довольный, как кот в сметанной лавке: через свои "особые источники" он выяснил, что всё сдал и теперь спешит в свою общагу, чтобы успеть устроить вечеринку по случаю окончания первого курса, пока все не разъехались по домам. Я, разумеется, тоже приглашён.
− И да, можешь захватить кого-нибудь с собой! Или ты за весь год так и не сподобился..?
Договорить он не успел, потому что в него прилетела подушка. Определённо, я многому научился за этот год – в том числе тому, что иногда можно реагировать на происходящее вокруг и более импульсивно и непосредственно.
Мой поезд отходил только в одиннадцать вечера, поэтому я решил всё же сходить на вечеринку, и пригласить с собой Шэннон – пусть этот Шон потом всё лето мучается догадками, какие у нас отношения! То ли эйфория от сданных экзаменов, то ли скорое возвращение домой привели меня в какое-то игривое расположение духа. А когда в дверь постучали, и Гэри прокричал в замочную скважину, что привезли "табеля", и я, выхватив из ящика конверт со своим именем, вернулся в комнату и увидел ровный столбик "отлично", мне и вовсе показалось, что мне всё по плечу!

Любые проблемы показались пустяковыми, любые загадки решаемыми, любые мечты – осуществимыми! Я даже удивился, что мог пребывать в таком не радужном расположении духа тогда, у египетского целителя, это казалось далёким сном, и хоть его совет тогда помог мне принять решение приехать сюда, я…
Я вдруг замер, поражённый собственной догадкой, а потом рассмеялся. Я стоял в окружении раскрытых чемоданов, держа в одной руке распечатанный конверт, а в другой – сложенный свитер, и смеялся. Ведь это же так очевидно! Как я раньше не обратил внимания! "В каждой истории своя правда, истина же лежит у корней земли. Но загадки могут подождать." Я так был угнетён своим состоянием, что зацепился лишь за вторую часть фразы целителя, тогда как первая – и есть ответ на загадку! Как я мог быть таким дураком!
Всё ещё улыбаясь, я закинул свитер в сумку и набрал номер Шэннон: она явно оценит мою невнимательность, заодно и на вечеринку приглашу, можно даже предложить разыграть страстно влюблённую парочку, это развлечение как раз в её духе…
− Да? … Прости, Элджи, я сегодня занята. Последний вечер перед летними каникулами и всё такое. Сам понимаешь… Ну пока.

Она положила трубку, а я всё стоял посреди комнаты, и смеяться мне почему-то уже совсем не хотелось.

Техничка

Выложу разом за весь универ через один отчёт