Приёма не получилось.
Нет, я старалась, настраивала себя перед часом Ч, была хладнокровна, доброжелательна и преисполнена преждевременными выводами о собственном профессионализме. Я была убеждена, что с лёгкостью справлюсь с неловкостью, смогу убедить его относиться к произошедшему как к эпизоду, который ничего не значит, о минуте слабости, которая совершенно не должна повлиять на наши отношения, которые должны оставаться такими же ровными и доброжелательными, как раньше.
Я была уверена ровно до той минуты пока Джеймс не переступил порог комнаты.
Когда он вошёл, я поняла, что профессионал из меня просто отвратительный.
Нервно сглотнула, смущённо опустила глаза и, что совсем уже ни в какие ворота, глупо улыбнулась.
- Ого, - прокомментировал он, - я тоже рад тебя видеть.
Кивнула ему на кресло, сама уселась на другое и сделала не меньше трёх глубоких вдохов и выдохов, чтобы прийти в себя.
Но только решила, что справилась, повернулась к нему, чтобы начать, наконец, разговор, как тут же тут же снова расплылась в совершенно идиотской улыбке. В изнеможении закрыла лицо руками, чтобы не позориться дальше.
- Похоже, что психолог здесь нужен не мне, - послышался его жизнерадостный голос.
- Прости, я не знаю почему так, мне неловко. Извини, я сейчас успокоюсь, правда.
- Может не надо успокаиваться? - он подошёл совсем близко, наклонился, отчего в животе резко погорячело и прошептал на ухо, - Я же нравлюсь тебе, правда?
Я не знала что делать, разум панически метался, понимая, что сейчас неизбежно покорится выламывающей нутро лавине, мысли прыгали подобно сумасшедшим белкам. Да, он нравился мне, и вправду нравился, но... но я не уверена была, что у нас может что-то получиться. Не потому, что он плохой, а потому что негоже принимать такие решения под влиянием тела, спрыгнувших с катушек гормонов или ещё чего-то, столь же неконтролируемого.
- Джеймс, не надо, давай может перенесём встречу или я сейчас схожу в ванную, умоюсь холодной водой и приду в себя.
- Почему не надо? Что мешает? Я свободен, ты тоже, почему не попробовать? - он опустился перед моим креслом на колени и несмотря на неподдельный ужас в моих глазах, припал губами к бедру.
Такого я совершенно не ожидала, вскочила, неловко дёрнув коленом, случайно стукнула его по лицу.
- Камилла, ну что с тобой такое? Почему? Я не понимаю.
- Я не знаю, выйдет ли у нас что-нибудь или нет и не думаю, что если мы начнём сразу с физического, будет что-то путное, нам надо узнать друг друга получше, а потом подумать.
- Ты знаешь меня изнутри намного больше всех остальных вместе взятых. А я знаю тебя, - он снова подошёл близко-близко, взял мои руки в свои ладони, - Ты слишком много думаешь, Ками, - я заворожённо смотрела на его губы словно гипнотизируемая, - а тут надо чувствовать.
Горячий шар, доселе обитавший в животе охнул, подпрыгнул и рассыпался блестящими звёздочками где-то чуть выше груди. В этот раз он целовал меня нежно, спокойно, будто приучая к себе, убеждая, что ничего страшного не случится. Я физически чувствовала, как ослабевает мышечная скованность, как жар, понемногу спадая, превращается в мягкое тепло, мерными волнами окутывающее тело.
Я не подозревала, что так будет, не планировала, не ожидала и не совершенно не собиралась с ним целоваться. Если честно, то хотела просто провести приём, поговорить, попутно прислушиваясь к себе, и на досуге как следует проанализировать все возникшие ощущения. Но весь мой план летит к чертям, а я, закрыв глаза, исступлённо впиваюсь в его губы. Он и правда вызывает во мне отклик - обжигающе яркий, поглощающий остатки разума, самообладания и здравого смысла. Но, что совсем странно - мне это нравится.
Нравится настолько, что не хочется останавливаться.
Но нужно.
- Хватит, - с усилием отрываюсь от него, пытающегося не отпускать меня до последней секунды, - так не должно быть.
- Что не должно быть? - он тяжело дышит, у него вспотевший лоб и взмокшие волосы, - Зачем ты опять стала сомневаться? Вот что такого страшного произойдёт, если ты со мной переспишь? Небо упадёт на землю?
Он и без того горячий распаляется ещё больше, гневно раздуваются крылья носа, подрагивают сжимаемые в кулаки пальцы, но мне почему-то не страшно, мне почему-то хочется его ещё больше.
Закрываю глаза ладонями, мотаю головой, стараясь охладить её и заставить, наконец, работать, но помогает видимо слабо, потому что отняв руки от лица вдруг решаюсь.
- Я боюсь ошибиться. Если всё зайдёт слишком далеко, потом ничего не исправишь и не вернёшь как было.
- Вот до чего вы, женщины, любите возводить секс в ранг чего-то сверхъестественного. Что не исправишь? Даже если ошибёшься, прям-таки велика проблема, жизнь вообще состоит из ошибок, что ж теперь.
Сама не знаю. Не знаю, почему так сложно решиться, но теперь колебания кажется заканчиваются, ведь и правда, что случится смертельного? От того, что я подчинюсь его нетерпеливым ладоням, никто не умрёт.
«Может только родиться», - сказала бы Карина.
- Если я напрошусь к тебе домой, это будет слишком странно? - сосредоточенно изучая собственные пальцы, которые так органично легли на его грудь спрашиваю я.
- Совершенно не странно, - касается моих волос губами, - завтра вечером...
- Не завтра, - мотаю головой, - сейчас.
- Сейчас не совсем удобно...
- Тебя дома кто-то ждёт? - испуганно вскидываю глаза, собираясь мысленно стукнуть себя по загривку. Надо всегда, всегда-всегда-всегда выяснять незанятость мужчины, причём делать это до поцелуев.
- Ага, - кривится он, заставляя меня замереть, - нечеловеческих размеров бардак меня ждёт. Давно причём ждёт. Давай лучше завтра, или в гостиницу.
- Нет, - уверенно отрезаю я, - сейчас и к тебе. Мне плевать на бардак.
Я сбегала отпросилась на пару часиков у мамы, попросив побыть с Майки и быстро, пока не передумала, села в его машину.
Опускаю веки, чтобы скрыть испуганные глаза, в самом деле, сколько можно прятаться неизвестно от чего, опасаться неведомых страшилок, которым никогда не суждено сбыться, слушать заполошный голос разума, если вместо всего этого можно просто подчиниться его ладоням и уверенной мужской силе. Довериться и, наконец, раскрыться.
Да, пахнет в квартире не очень, да, слегка приподнятые веки выхватывают тот или иной фрагмент бардака, но он мастерски перехватывает внимание очередным поцелуем, который выбивает из меня дух настолько, что окружающее пространство просто перестаёт существовать. Какая разница, что там, во внешнем мире, когда его сухие губы не дают мне сделать следующий вдох.
Не знаю, почему так, но не хочу думать, не сейчас. Он прав, нужно чувствовать, поэтому я, пытаясь сдержать стон, ощущаю, как его уже ставшие влажными губы спускаются по моей шее. Нарочито медленно, каждым своим движением рождая в глубине меня какую-то невероятно тонкую острую струну, которая, вибрируя, совершенно лишает меня разума.
16+ - Ах, - пробираюсь к его телу, чуть ли не срывая пуговицы по дороге.
- Х-ха, - выдыхает он, опаляя ключицу горячим воздухом.
Открываю глаза, но ничего впереди не вижу. Не могу видеть, любая картинка меркнет, задвигается в край сознания, просто не может сравниться по накалу с тем, что сейчас ощущает моё бесстыдно выгибающееся в его руках тело.
Небеса, Джеймс, что же ты со мной делаешь? Я всегда думала о себе как о рассудительной в жизни и нежной в любви, но ты пробуждаешь во мне нечто бессознательное, безрассудное, древнее и такое женское, которого я не ощущала, наверное, никогда.
Мелко трепещут ресницы, плохо сдерживаемый стон истекает из меня гибкой волной, сплетаясь с его хриплым, гулким дыханием, я ничем не похожу на ту невинную, хоть и рожавшую девушку, которой представлялась сама себе. Теперь же полностью, до самой мелкой частички собственного нутра ощущаю себя не столько женщиной, сколько квинтэссенцией всего женского, что есть в мире, древней, непознанной силой, которая страстно жаждет лишь одного – соединиться безумным неудержимым вихрем с тем мужским, что есть в нём.
Исступлённо раскрывая рот, тянусь к нему, чтобы запечатлеть на его покрытой мелкими бисеринками пота груди очередной поцелуй. Он тяжело дышит, неразличимо шепчет сливающиеся в один фон слова, которые всё больше, дальше и мощнее соединяют меня с ним. Мы одно, мы правда суть одно, Джеймс, я всё поняла, я…
И я не выдерживаю, бьюсь раненой птицей в силках его рук, вцепившись в простыню, запрокинув голову кричу, кричу и кричу, пока, наконец, иссякнув не падаю расслабленно во влажный лён простыней.
Он ложится рядом и пока я умиротворённо слушаю наше, звучащее в унисон дыхание, гладит меня кончиками пальцев.
Джеймс
Камилла сладко вздохнула, вытянула ножки и улеглась ему на грудь щекой.
- Здорово, - тихо выдохнула она, - всё-таки это здорово, а то в прошлый раз мне как-то не очень понравилось. Хотя когда впервые всегда, наверное, так.
- Что впервые? - спросил он исключительно для поддержания беседы, потому что, чувствуя приятную тёплую усталость, лениво охватившую тело, усиленно старался не заснуть, что было довольно сложно.
- Ну, - почему-то смутилась она и принялась чертить пальцем какие-то узоры у него на груди, было щекотно, но он молча терпел, - ну, ночь, после которой получился Майк, была у меня первой. И последней, - совсем тихо добавила она.
Сонливость как рукой сняло. Джеймс от избытка чувств хотел сесть на постели, но удержался от порыва.
- То есть, - решил прояснить ситуацию, - это у тебя второй раз в жизни? Соответственно я — второй мужчина?
- Ага, - подтвердила она и рассмеялась, - ты разве рассчитывал быть первым?
- Подожди, - он нервным жестом запустил ладонь в волосы, будто бы это могло усилить умственную деятельность, - у меня в голове не укладывается... ты обалденно красивая, умная, классная, почему же так получилось?
- Вот такая я загадочная. Сначала долго любила Рика, потом... как-то мне не особо хотелось, наверное. А я у тебя какая? - с любопытством заглядывая ему в лицо спросила она.
- Да откуда я знаю, считал, что ли, - ляпнул он не подумав и тут же прикусил язык, ну вообще, молодец, конечно.
Камилла удивлённо расширила глаза и, оторвавшись от его тела села на кровати, после чего он тут же захотел дать себе по морде, наколоть болтливый язык на вилку, срочно придумать как перевести всё в шутку или вообще проделать всё вместе взятое.
- Джеймс, - тихо начала она, - скажи, а ты изменял жене?
Он внутренне похолодел и закусил губу. Конечно же на языке вертелось слово «нет», индульгенция, которая позволит ему выглядеть пристойно и списать случайно брякнутую прорву женщин на ошибки молодости. Но что-то ему подсказывало — это не та ложь, которую ему впоследствии простят.
- Да, - коротко ответил он, чувствуя как желудок сворачивается в узел.
Она отвела взгляд, поднесла руку ко лбу и совсем потерянно выдохнула:
- Ты и мне будешь изменять. Или, - вскинула на него испуганные глаза, - об изменах речь не идёт, потому что у нас ничего не будет? Мы просто переспали и всё?
Она выглядела такой расстроенной, что у него дёрнуло сердце. Джеймс резко сел и утешающе обнял её сзади. Ками не отталкивала его, но с каждой секундой он всё больше убеждался в том, что не нужны ей сейчас его объятья, ничего ими не исправить. Блин, как же всё-таки сложно с этими женщинами.
- Перестань, - забормотал он, - Почему сразу всё и почему я должен тебе изменять, за кого ты меня принимаешь? - ой не в тему вопрос, не в тему, за кого ж ещё его можно принять-то?
- Если ты изменял ей, - без претензий, просто печально сказала она, - то и мне будешь. Чем я отличаюсь? Ничем.
- Тебе точно не буду, - уверенно ответил он, испытывая такую внутреннюю убеждённость, которая даже расправила ему плечи. Как она вообще может сравнивать себя с Синди? Прям вообще никаких отличий.
- Почему же? - она явно не поверила и Джеймс почувствовал знакомую-презнакомую обжигающую волну гнева уже щекотавшую солнечное сплетение.
- Да потому, блин, - негодуя от её непонятливости, повышенным тоном начал он, - что тебя-то я люб... - осёкся, сдулся и еле прошептал окончание слова, - лю...
Она тут же повернулась к нему лицом и уставилась своими огромными, серыми, ошарашенными глазищами.
Зачем он ей это сказал? Это же не так. Просто вырвалось не пойми зачем, неведомо из каких глубин. Хотел её успокоить только и всего, сказать, чтобы не придумывала ерунды, что не стоит заглядывать так далеко. Им хорошо вместе и этого пока вполне достаточно, а если со временем захочется строить отношения, то у них всё будет по-другому, не так, как у него с Синди, совершенно не так. Да и нужно быть последним дураком, чтобы изменять молодой, красивой, так хорошо понимающей его девушке. Вот это он и должен был ей сказать, а не выдавать на-гора безотказно работающую, но неправдивую фразу. Как теперь всё это объяснить, когда она прижимается к нему, а в глазах плещется благодарность. «Ты знаешь, на самом деле я тебя не люблю, просто хотел успокоить, я всегда так делаю. Ой, я наступил тебе на ногу? Выходи за меня замуж».
- Джеймс, ты извини меня, - торопливо зашептала она, - не хотела на тебя давить, просто вот такая я заполошная.
- Да ничего, - мягко отозвался он и поцеловал её в волосы. Ладно, пока ничего не будет ей рассказывать, в конце-концов, не выведет же она его на чистую воду, как можно проверить любит кто-то кого-то или нет, в черепушку она же пока не научилась заглядывать.
Ками прижалась к нему, на несколько секунд затихла, а потом прошептала:
- Прости, мне пора домой, там...
- Да, тебе нужно к сыну, - почти обрадованно поддержал тему он, - я отвезу.
Камилла
Я растеряно созерцала безжизненный кусок пластика, который за весь сегодняшний день ни разу не забренчал знакомой мелодией, не заискрился смс-кой, не пришел в движение от сообщения по вайберу и вообще ничем мне не мог помочь.
Почему так?
Я в первый раз в жизни переживала распространенный девичий треш под названием "почему он не звонит". Он сказал «люблю», слово окатившее с ног до головы студёной водой так, что льдинки запутались в волосах и мне оставалось только хватать воздух сухими от неожиданности губами, пытаясь удержать на языке вопрос «Правда?»
Правда? Он меня любит? Даже не так: неужели кто-то меня любит? Не пытается найти замену, не хочет использовать для каких-то потаённых целей, а любит?
Мне было страшно поверить, так страшно допустить в сердце робкую надежду на чувство, что я, наверное, совсем странно себя повела и теперь он не звонит. Хотя может быть просто не знаю, как что должно происходить, он ведь работающий человек со своими проблемами, заботами и планами, это у меня есть шикарная возможность потратить уйму времени на терзания.
Нет, с утра всё было более чем хорошо, я улыбалась, меняя Майки подгузник, кружилась по кухне негромко что-то напевая во время готовки и даже рассказала сыну на прогулке, что в нашей с ним жизни скоро появится один человек. Уже, считай, появился. И это здорово, конечно!
Но чем стремительнее время продвигалось к вечеру, тем больше крохотная поначалу тревога овладевала моим сердцем. Сейчас же, когда дело близилось к полуночи, я могла сколько угодно закрывать глаза, надеясь уснуть, они ежеминутно открывались, чтобы бросить бесполезный взгляд на безжизненный аппарат.
Может быть он соврал? Но зачем? Зачем было бросать такие громкие слова, чтобы не хотеть иметь со мной ничего общего? Зачем? Я не понимаю.
Он не объявился ни на следующий день, ни после того. Наверное, лучшим решением было бы просто вычеркнуть инцидент из активной памяти. Проанализировать, разложить оп полочкам упорядоченного внутреннего пространства, сделать выводы и оставить пылиться в тёмной комнатушке с названием «мои неудачи и их причины». Это было бы и впрямь отличным решением, но исполнить его не представлялось возможным.
Я не могла прекратить о нём думать. Каждый час начинался с какого-нибудь воспоминания связанного с ним, то о том, как мы впервые встретились на приёме, то о его безволосой груди, по которой скатывались капельки пота, то о прозвеневшем в воздухе «люблю», которое выпустили на волю его губы. Я всё надеялась, что он позвонит, но каждый час всё сильнее отделял меня от этой возможности, наполняя мою душу разочарованием.
Так не должно быть!
Джеймс
Он не звонил ей целых три дня, хотя прекрасно понимал, что она ждёт. Повисшая между ними пауза растянулась мерзкой, липкой каракатицей, которая, того и гляди обернётся перекрывающей дыхание грудной жабой. Он вообще ничего не мог делать спокойно. Внезапно очнувшаяся от многолетнего анабиоза совесть ежеминутно ныла, хватала сердце противной тянущей болью и задавала всё тот же вопрос: «Почему?»
Почему?
Может быть, потому что для новых отношений требуется слишком много сил, а стрелка внутреннего бензобака лишь немного отклоняется от нуля.
Может потому, что для сладкой девочки Камиллы нужно быть принцем, а не им, уставшим, потухшим, ни на что не годным Джеймсом, у которого в роду не было не то что королевской крови, а даже старосты самой захудалой деревушки и то не встречалось.
Может быть потому, что нельзя слишком долго играть того мужчину, который ей нужен, значит рано или поздно придётся увидеть в её глазах разочарование.
Ещё одно разочарование, которое обернётся недомолвками, натянутыми улыбками, а потом, однажды, он придёт к ней и узнает, что на горизонте появился некто молодой-успешный и вовсе не чета, поэтому его, Джеймса, можно будет с венками и почестями выпроводить на заслуженный отдых — на свалку.
Да и разве можно всерьёз допускать, что красивая молодая девушка полюбит его всем сердцем и будет верна ему до конца дней. Да ну, бред.
Смартфон был горячим и чуть ли не обжигал сжимавшие его пальцы, но никто не спешил пользоваться им по назначению.
Но с другой стороны несмотря на всё вышеперечисленное, сама мысль о том, что добровольно отказывается от неё отдавалась в душе острой болью. Она же такая... Воспоминания всё сильнее бередили душу, но он всё больше убеждался в том, что ничего путного из всей этой истории не выйдет.
На исходе четвёртого дня он, наконец, решился. Накрутил себя как следует, что вообще-то она и сама могла бы позвонить, может давно и думать о нём забыла, так, приключение, не больше, будет потом что рассказать коллегам на тему «а спали ли вы с клиентами». Так, нужно уже взять себя в руки и решить в итоге вопрос.
Он позвонил. Нашёл в алфавитном списке её имя и уверенно стукнул по нему указательным пальцем. Спустя пару гудков она ответила и вся былая решимость и дурацкие за уши притянутые претензии тут же выветрились, оставив после себя лишь горечь, боязливый трепет, да комок в горле, который всё не удавалось проглотить.
- Камилла? - зачем-то спросил он, хотя и так прекрасно знал, кто это.
- Да, - еле слышно выдохнула она.
- Я вот чего звоню, - растерянным, виноватым голосом произнёс он и тут же левая его рука взметнулась к взмокшему лбу, - попросить прощения. Ты была права, не стоило всё это начинать как следует не обдумав, не способен я пока к отношениям. Извини меня.
Динамик издал какой-то странный звук, как будто бы она всхлипнула, от чего Джеймсу сразу же захотелось всё отменить, переиграть, моментально сорваться с места, чтобы примчаться, прижать её к сердцу, вымаливая прощение, но он сдержался.
- Камил? Можно я тебе ещё позвоню?
- Да, - быстро бросила она, но тут же растерянно засомневалась, - Не... не знаю. Не знаю, извини, - и сбросила вызов.
Джеймс медленно и аккуратно как будто бы тот вдруг превратился в гремучую змею, положил телефон на стол и быстро отнял руку. Лучше не стало. Разговор не принёс ни ясности, ни облегчения, только усиливающееся ощущение того, что он взял и всё испортил. Может и не нужно было так резко, да только теперь ничего уже не попишешь.
Камилла
От обиды дрожат губы, так и норовя изогнуться предваряющей плач гримасой. Мне было плохо, совсем по-детски обидно, как тогда, когда ушёл Мирослав или когда мне пришлось полгода провести в больнице, потому что упрямая болезнь не поддавалась лечению. Я всегда понимала причинно-следственные связи и психологом, по сути, стала для того, чтобы открывать их тем, кто по каким-то причинам сам не может разобраться. У всего есть предпосылки и если с тобой что-то происходит, ищи корень в себе да исправляй. Всё так и было, стройно укладывалось в концепцию, если пропускать ежедневные ингаляции и упражнения — загремишь в больницу с обострением, если испортить с кем-то отношения — вы больше не будете друзьями. Да, всё можно было разложить до таких несложных конфигураций и это вносило в жизнь ясность.
Тогда почему со мной происходит такое? Почему меня отвергают мужчины? Где та червоточина, которая не даёт хоть призрачного шанса на счастливую любовь?
Чтобы совсем уж позорно не разреветься и не пугать маму (хватит она вчера уже застала меня за рыданиями), я стоически сцепила зубы, переодела Майка и отправилась с ним на прогулку, надеясь, что смена декораций хоть немного развеет моё тягостное настроение.
Я не совсем понимала, нравятся ли сыну прогулки, он по сравнению со своими ровесниками вообще редко улыбался, чаще всего просто серьёзно обводил глазами окружающее пространство. Он оживлялся только если видел меня после какого-нибудь продолжительного перерыва, например, утром, когда видел мою маму, Мирослава или Рика, но его радости хватало хорошо если на пару минут, а потом он снова превращался в настороженного созерцателя. Я не понимала почему так, малыш ничего не пугался, спал, ел нормально и не проявлял никаких признаков нервозности.
Вас, наверное, интересует, почему я, заполошная молодая мама вообще попервах не спускавшая его с рук теперь так мало о нём упоминаю, разве что в контексте каждодневных занятий. Дело в том, что это ещё одна боль, причины которой мне не известны. Как ни странно это звучит, но я не чувствую Майка. Нет, я ухаживаю за ним, забочусь, разговариваю, переживаю, но почему-то той многократно описываемой связи с ребёнком у меня нет. Причём как бы странно это ни звучало, не пускают меня с другой стороны. Может быть так произошло из-за недошоненности, может, из-за того, что я не смогла обеспечить сыну наличие отца. А может, он просто замкнут по характеру, будущий великий математик, к примеру, которому совершенно непонятны все эти ваши телячьи нежности.
Поэтому, что бы я ни говорила Майку, делала я это скорее для себя, чем для него, он просто следил за мной совсем нехарактерным для своих четырёх месяцев внимательным взглядом за моими губами и никак не реагировал, независимо от того, пела ли я ему песенки или рассказывала о планах на день.
- Какой прелестный малыш, - за размышлениями даже не заметила нарисовавшегося рядом представительного мужчину, - ваш?
- Да, - рассеяно кивнула я, - его зовут Майки.
- Замечательное имя. Привет, Майки!, - засюсюкал он, за что вполне справедливо получил взгляд «ты что, совсем придурок?», которым сын одаривал не принадлежащих к семье умиляющихся взрослых.
- Он не в настроении, - стандартно ответила я, позволяя разрядить обстановку.
- Понимаю, - как-то очень уж дружелюбно улыбнулся незнакомец, - перепил вчера молока на ночь? Кстати, меня зовут Кин.
- Камилла, - не слишком поняла к чему слово «кстати», но придираться не стала, и так ясно куда клонит мужчина.
- Камилла, а вы замужем?
- Нет. А вы, наверное, совсем рисковый, знакомство с мамочками в парке — не самый лучший вариант найти себе пару.
- И тем не менее, угадал с первого раза, - усмехнулся он, - нет, на самом деле я вовсе не искал знакомств, просто шёл в ратушу, - он махнул рукой по направлению правительственного здания, - а тут вы. Вот и решил попытать счастья.
- Понятно, - я без особого энтузиазма пожала плечами.
Если честно, то вообще не испытывала желания продолжать знакомство. Зачем? Чтобы опять
напороться на очередные грабли? Узнать, что он женат или коллекционирует женщин или обладает каким-нибудь другим обстоятельством, которое вновь изничтожит мою едва зародившуюся надежду.
- Вы тоже перепили молока вчера вечером? - неуклюже попытался пошутить он.
А я вдруг поняла, что как и Джеймс сама не готова к новым отношениям. Не так просто перевернуть страницу и начать всё набело, чего-то не хватает, то ли времени, то ли разговора. Не могла понять чего именно, но отчётливо ощутила, что этому новому знакомому просто некуда вклиниться. Не время ещё. Не сейчас.
- Просто у меня всё сложно, - честно ответила я, - Пока. Не знаю сколько продлиться, - вздохнула и открытым взглядом посмотрела на Кина.
- В таком случае вот вам мой номер, - мне протянули белую картонку с телефоном, озаглавленную Кин Кэрри, заместитель руководителя биржевого департамента, - звоните, как только всё станет проще. Я не женат, - он улыбнулся, а потом спохватившись вытащил из моих пальцев визитку и на обороте дописал «самой очаровательной молодой мамочке Лаки».
Джеймс
Он маялся. Откровенно не находил себе места, пытался забивать одинокие вечера чем угодно, кроме, разве что, женщин, почему-то не мог переступить через себя и после Камиллы привести кого-то на ночь. Нет, он поступал по-другому, практически заколебал Шона совместными походами на пиво, вспомнил парочку позаброшенных приятелей, даже к Синди пару раз сунулся. Несмотря на то, что она сошлась со своим интернетным знакомым, который, мягко говоря, не понимал с какого перепугу его новая зазноба распивает чаи с бывшим мужем, Джеймс сделал вывод, что она не слишком-то счастлива и с любовником у них вряд ли ладилось. Ведь с чего бы она вдруг сделалась приветлива и не спешила выгонять его, Джеймса, восвояси. Впрочем, после этих визитов он как никогда осознал, что больше никогда не будет с этой женщиной.
Неожиданно помирился с дочерью. Теперь, когда он стал счастливым обладателем дыры в сердце величиной с кулак, другие, не столь болезненные вещи воспринимались гораздо мягче и он уже не вскипал от любого поперёк сказанного слова. Познакомился как следует с её мужем, поддержал их решение вскоре обзавестись потомством и немного успокоился, теперь было хоть одно место, где его ждали с радостью.
В общем, Джеймс делал что угодно, лишь бы как можно реже появляться дома, где, казалось, повсюду витал не выветриваемый запах Камиллы.
Она поджидала его везде, укоризненно смотрела, как он снимает ботинки в прихожей, печально поглядывала, как моет над умывальником руки, грустно вздыхала, когда раздевался и совсем не могла сдержать слёз, когда он залезал в постель. Временами Джеймс, рискуя прослыть сумасшедшим, если были бы свидетели, не сдержавшись бросал в пространство:
- Блин, ну прости ты меня. Я... я не знал, что так получится.
Не помогало. Незасыпающая совесть утверждала, что такие слова нужно произносить не пустым, неуютным стенам, а лично ей, а образ Камиллы под закрытыми веками ни на секунду не становился менее грустным.
Он и рад был бы повернуть время вспять, скрепя сердце решиться уже на отношения, да только нельзя проехать по сожжённым мостам. Не получится просто взять, явиться со словами «Давай, что ли переиграем и сделаем вид, что этого месяца и вовсе не было». Да и поздно, наверняка уже поздно, сто процентов, у неё давно другой, не будет же она вечно убиваться из-за того единственного вечера.
День влюблённых по «счастливой» для Джеймса случайности совпал с выходным и стало особенно муторно. Ни к кому из друзей не удалось сунуться, все были либо заняты со своими жёнами, либо и вовсе уезжали куда-то на отдых. Все были заняты, у всех свои планы. Кафешки доверху забиты целующимися парочками и даже в интернет нельзя было зайти, чтобы не наткнуться на какой-нибудь баннер, увитый сердечками. Словом, напряжение Джеймса достигло апогея, он уже битый час метался по квартире, не зная куда себя деть и изнывая от душевной боли, пока, наконец, в голову не пришло довольно предсказуемое решение. Можно ведь использовать старую наработанную привычку и упиться вусмерть.
Сказано — сделано. Пара внушительных бутылок со спиртным поможет издевательскому празднику поскорее перетечь в категорию завтра.
Карина
Утром я, холодная как лёд в морозилке, невозмутимая, как столетняя секвойя и целеустремлённая, как летящая в яблочко стрела прошествовала на своё рабочее место и, вовсю предвкушая дальнейшее действо, включила компьютер.
Интересно, сиятельный явится по мою душу с самого утра или решит вначале поизводить невниманием?
Свершилось первое. Уже через час после прибытия шефа прозвучало сакраментальное «Жозефина, зайди»
Не вопрос, свернула рабочий документ, встала из-за стола и, выразительно покачивая бёдрами, неторопливо прошествовала в начальственный кабинет.
Жани-Шелть поднялся и, слегка склонив голову, не без интереса воззрился на мою персону. В его глазах лукавые искорки водили хороводы, а в уголках губ таилась полуулыбка сытого кота, который, впрочем, не прочь поразвлечься. Без предисловий, реплик и иной приветственной мишуры босс сразу же собрался осенить мои уста поцелуем, но не тут-то было. Я решительно сделала шаг назад всё с тем же выражением рабочей любезности на лице, которое цепляла всякий раз, как переступала порог его хором.
- Что так? - осведомился патрон, скрестив руки на груди и всё так же полувесело поглядывая на меня. Между прочим, он ни разу не выглядел удивлённым.
- А что не так? - парировала я.
- Раньше ты от меня не шарахалась, что изменилось теперь?
- Не вижу смысла, - невозмутимо хмыкнула я.
- Да? Не связано ли это с моей вчерашней гостьей?
- Связано, конечно, - смело пошла ва-банк, - Поскольку данный этап троллинга успешно завершён, то и целоваться больше незачем или вы и дальше будете эксплуатировать гендерное различие? Вроде два раза не повторяетесь.
Вот тут я его уела. Шеф вполне натурально удивился, слегка расширил глаза и уже почти дошёл до почёсывания затылка, но взметнувшаяся кверху ладонь была на полпути остановлена.
- Собственно, никакого секрета в моём поведении нет, любая старожилка может кого угодно снабдить исчерпывающей информацией по вопросу моих отношений с подчинёнными, меня интересует другое, по каким причинам ты пошла в открытую.
- Решила сломать шаблон, - сузила глаза я, - обычные издевательства вам рано или поздно наскучат и вы найдёте себе новую девочку для битья.
- В общем-то я никогда не избавлялся от секретарши, пока полностью её не сломаю, а с тобой до этого далеко, - вкрадчивым голосом поведал мне шеф.
- Теперь, когда мы открыли карты, вы и дальше будете меня ломать? - хмыкнула я, настороженно, но в то же время гордо поглядывая на него. Интересно, я всё ещё не перегнула палку?
- Естественно, - лукаво улыбнулся Жани-Шелть, - знание законов совершенно не освобождает от обязанности их исполнять, - коварным полозом скользнул ближе и почти насильно привлёк к себе. Всего на пару секунд, дольше я такую конфигурацию наших тел не позволила. Пихнула в сторону невзирая на ранги, нечего тут.
- Такой ты мне нравишься больше, - снова коварно улыбнувшись, шеф отправился к своему столу, - я всё ждал, когда же ты наиграешься в местную покорность и примешься демонстрировать французский характер и вот, наконец, свершилось. Всё, иди к себе.
Я, бросив на него полупрезрительный (ему же нравится французский характер!) взгляд, медленно и выразительно удалилась из его кабинета. Очень интересно, что же он такое придумает и когда сего ожидать?
До вечера ничего кроме стандартной рабочей рутины не произошло с тем лишь отличием, что теперь-то меня на обед не вывезли. Но я совсем не расстроилась, ибо время провела с пользой — встретилась с Шанти-Юлтью, пока она окончательно не забыла о том, что мы вроде как приятельницы. В ходе беседы я, правда, всё больше убеждалась, что совершенно не умею дружить с женщинами, да и вообще мне было бы странно хоть одну из них допустить в свою жизнь. Знала бы я тогда, насколько впоследствии ошибусь.
В общем, в конце рабочего дня я отправлялась на отдых без домашнего задания в виде заковыристой этической задачи, но зато с очень хорошо увеличившимся банковским счётом. Жани-Шелть с какого-то перепугу неплохо так прибавил мне к еженедельному жалованью. Может хотел компенсировать неудобства, а может это часть хитроумного плана, разбаловать меня роскошью, а потом посадить на хлеб и воду, к примеру.
Итак, домой я вернулась в весьма приподнятом настроении, предвкушая дальнейшие рабочие будни приправленные какой-то там придумкой босса и унося в активе стойкое ощущение, что этот раунд битвы остался за мной.
Но едва переступила порог дома, от радужного состояния камня на камне не осталось.
За столом сидел Линноэрт. Хотя сидел это слишком сильно сказано, скорее, прилагал усилия, чтобы не сползти на пол. Его кожа была необычайно бледна, что довольно сильно контрастировало со свежими кровавыми следами на теле.
Он тяжело дышал, держал в левой руке нож и удручённо смотрел на почти распотрошённую правую.
- Что за хрень? - первым делом отняла у него режущий предмет, на что он почти никак не отреагировал, лишь с трудом сглотнув.
- Ты. Права. Сам. Не смогу. Придётся тебе, - прерываясь почти на каждом слове, вытолкнул он.
- Что с тобой случилось и почему ты до сих пор не в больнице?
- Нашего врача. Застрелили. В больницу. Нельзя. Будут. Искать. Нужно. Вынуть. Пулю.
Столь длинная фраза вконец его обессилила. Было заметно, как он из последних резервов пытается держать глаза открытыми, но тщетно, ресницы уже полуспустились, а взгляд потерял фокусировку, мутнея с каждой секундой.
На растерянность ушло не больше полутора секунд. По прошествии этого времени моё тело переключилось в режим чёткости и собранности. Итак, первая заповедь медпроцедур, которые, как я уже сообразила проводить придётся мне, гласила, что руки должны быть чистыми, ибо не фиг снабжать того, кому сейчас и так несладко собственной коллекцией бактерий, грибков и иной никому не нужной фауной. Эту мысль в своё время папаше всё-таки удалось вдолбить в мою антагонистическую голову. Я не слишком сведуща в медицине, но в детстве одно время любила почитывать папины книжицы по хирургии ровно потому, что забежавшая к нам в гости Линнет выдала фразу, что чтиво, дескать, для меня слишком сложно, ничего я там не пойму. Нужно ли говорить, что после такого пассажа, оторвать меня от книг нельзя было никакими силами, хоть я и правда понимала из прочитанного немного.
Вообще тренированному и наверняка прошедшему через всякое Линноэрту вряд ли бы так поплохело из-за простого ранения в руку, скорее всего это лишь видимая часть, а есть что-то ещё. Но с этим можно разобраться позже, сейчас нужно извлечь пулю. Вымыв руки я собралась облить их спиртом (рядом на столике стоял шпионский НЗ в виде сего продукта, а также бинтов и ваты), но прежде чем успела это сделать, Лин слабо простонал.
- Подожди, - он так вяло и так долго шевелил губами, что я почти испугалась, - Возьми. Водку. В шкафу. Дай. Мне. Выпить.
Резонно, помимо дезинфекции нужна ещё и анестезия. Я достала бутылку, откупорила, влила часть ему в глотку, потом снова вымыла руки. Его глаза стали ещё более мутными.
Так, Карина, кровотечение никто не отменял, поэтому стоит поторопиться, времени на то, чтобы сгонять в инет, глянуть как выковыривают пули нет. Сунула ему в зубы полотенце, его тренировали, конечно, но кто знает, вдруг не выдержит и будет орать, а внимание всех жителей квартала нам ни к чему. Облила руки спиртом и приступила.
В сплошном кровавом месиве отыскать пулю было довольно проблематично и как удалить кровь я не знала. Решив, что лучше неумелые действия, чем никаких, плеснула спирта на тампон и принялась промакивать разрезанное предплечье. Лин слабо застонал. Он принялся стонать гораздо громче, когда я пыталась найденным на столе и продезинфицированным пинцетом вытащить найденную пулю, а когда мне всё-таки это удалось, уже хрипел, свесив голову набок. К счастью свинцовая пакость сидела не так глубоко, в этом нам с пациентом крупно повезло. Папа, естественно, сделал бы всё лучше, но папы не было, а была лишь я — не самый классный, но единственный вариант.
Заткнула проспиртованным тампоном область операции и перевязала ему руку. Получилось неплохо, хорошо, что на медподготовке в казематах я всё-таки балду не пинала.
Линноэрта трясло, лоб был покрыт испариной, а кожа белее мела.
- У тебя что-нибудь сломано? - громко и чётко, спросила я, ухватив его за правое плечо, он вяло покачал головой, - Тебя били? - утвердительный кивок, потом он закашлялся и еле-еле просипел:
- Не поэтому. Яд. Не знаю, Какой.
Обалдеть. Вот и что прикажете делать? Лихорадочно работающий мозг, конечно, выдавал обрывки воспоминаний о том, что нужен антидот, но чтобы искать противоядие для начала нужно узнать, что именно за яд, а как это сделать?
Тем временем Лин почти рухнул со стула, поэтому мне пришлось тащить его в сторону дивана. Он, конечно, предпринял попытку сделать это самостоятельно, но где там, помочь ему в передислокации могла только я. Впрочем, у меня тоже не совсем получилось, не дойдя до вожделенного лежалища каких-то пару шагов, мы были вынуждены остановиться, потому что его начало рвать. Странно, но я совсем не испытала брезгливости, хотя такое, ясное дело, было не совсем приятным.
Чёрт, что же с ним делать?
Вспомнилось что-то о промывании желудка, только как это делается не вспомнилось. Да и кто его знает, вдруг его не кормили отравой, а вкололи или вообще дали надышаться, как понять? Так… стоп, какая светлая мысль только что пробежалась в моей черепушке? Что дают народу на вредных производствах? Молоко! Точно, нужно всандалить в него как можно больше молока.
Совершила набег на холодильник, но добыча была слишком мала, всего-то литр, поэтому после практически насильного вливания в рот я схватилась за его планшет и, отыскав супермаркет с доставкой заказала прорву всякой ерунды, чтобы покупка десяти литров молока не бросалась в глаза. Кстати, там был ещё и аптечный отдел, поэтому среди тампонов, ватных палочек для ушей и влажных салфеток в корзину отправился конский запас активированного угля, марли и бинтов. Может я сумасшедшая истеричка, собравшаяся на отдых и уже напророчившая себе все возможные виды травм. Кстати, уголь это же неплохая идея. Нашла домашний запас лекарств, выгребла оттуда всё хоть немного похожее на сорбенты и принялась штопать ими Линноэрта. Вообще странно, что он сам до этого не додумался, вроде бы надо было сначала заниматься отравлением, а пуля могла и подождать.
Как легко заметить, я не испугалась, не зависла и не впала в истерику. Если честно, я почему-то весьма слабо воспринимала серьёзность происходящего. Не верилось, что Лин, мой мужчина и наставник сейчас действительно находится в опасности, всё казалось, что понарошку, очередная проверка, после которой он ухмыльнётся и поучающим тоном примется выносить мне мозг на предмет того, где я была неправа.
До меня дошло только глубокой ночью, когда Лин окончательно обессилел от бесконечных рвот, перестал отторгать жидкость и, наконец, тревожно забылся, лёжа на моих руках. У меня появилось свободное время и вот тогда-то стало по-настоящему страшно. Что если он не выкарабкается? Что если я всё делаю неправильно и только ухудшаю ситуацию, вдруг ему нужно было что-то другое, а не молоко это дурацкое и сорбенты. Может, нужно наплевать на всю конспирацию вместе взятую и тащить его в больницу, что бы потом с ним не сделали, это всё же лучше смерти.
- Лин, как бы там тебя не назвали, - испуганно прошептала я, - не вздумай подохнуть, слышишь? Я свистнула в наш центр, что ты в полной заднице и нам бы не помешала медицинская помощь. Они обещали завтра к вечеру прислать эскулапа, ты только продержись до этого, ладно? Ладно, Лин?
Не открывая глаз, разлепил губы и еле слышно произнес:
- Спасибо, Карина.
Я только вздохнула. Выходит он знает мое настоящее имя, а я его нет. Ну и ладно, в конце-концов сейчас есть гораздо более важные вещи.
Вечером к приходу нового доктора, которого прислали взамен так невовремя почившего старого, Линноэрт был уже в более-менее вменяемом состоянии, чего нельзя было сказать обо мне. Передав его с рук на руки эскулапу и выдав ценное указание подробно написать мне что дальше делать с болящим я, собрав остатки сил, шатаясь, добрела до второго этажа, улеглась на пол (сил на душ не было, а вымазывать постель не хотелось) и вырубилась так быстро, будто меня по голове огрели чем-то очень тяжелым. Полтора суток без сна это вам не баран чихал.
- Лин, что это было? - задала спустя несколько часов сакраментальный вопрос. Мне бы может и хотелось бы поспать подольше, но вот придурковатая привязанность не позволила прохлаждаться больше, чем минимально необходимые, чтобы прийти в себя четыре часа. Ну а вдруг с ним чего приключилось, а я дрыхну - непорядок.
Он уже мог передвигаться, больше не изрыгал пламя, то есть воду, да и вообще ничего уже из него не текло, поэтому мы безбоязненно переместились на кровать.
- Заварушка, в которую лучше не попадать, меня почти поймали цесарки.
Я понимающе кивнула. Цесарки, то есть ЦСА – центральные спецслужбы Азиевры и впрямь были той инстанцией где лучше всего не оказываться в целях сохранения телесной и душевной целостности.
- Подробности того, что именно ты делал можешь не разглашать, - не удовлетворилась услышанным, - но вот о том как тебя угораздило оказаться одновременно отравленным, избитым и подстреленным, узнать хочется.
- Пока я пытался удрать, меня побили и укололи, - поморщился он, - а когда мне это всё-таки удалось, пустили вдогонку пулю. Гордиться, прямо скажем, нечем.
- Да ладно, жив остался и то хорошо, - легко стукнула его по колену, одному из немногочисленных не пострадавших мест.
Он покачал головой.
- Я не сделал того, что должен, значит всё было напрасно.
- Кошмар, - закатила глаза я, - ты чуть кони не двинул, а единственное о чём переживаешь – что чего-то там недовыполнил. Хотя думать явно надо не об этом, а начинать прикидывать как бы таким вообще не заниматься.
- У меня сейчас нет ни сил, ни времени, чтобы с тобой пререкаться.
Времени? Неужели онлайн-трансляция футбола на носу?
- И куда же ты в таком виде торопишься? – шутливо ущипнула его за кончик носа.
- Не я, а ты. Нужно встретиться с Ими-Мин, забрать документы, которые она для меня приготовила. Только постарайся, пожалуйста, сделать так, чтобы она не ревновала, я полгода её разрабатывал.
Мне было чертовски интересно встретиться с одной из тех, с которыми он спит. Почему-то казалось, что если воочию увижу одно из его заданий, то стану ближе к нему самому, любопытно же знать, чем он занимается, пока я на работе, не растворяется же в лучах полуденного зноя, когда выходит из дома.
Я постаралась, мы с Лином решили, что менее всего подозрений вызовет сестра, поэтому я приложила максимум усилий, чтобы нарядиться не отстойно, но в то же время не вызывающе сексуально. Отмела, как несостоятельную идею перевоплотиться в гламурную, обряженную в розовое блондинку, а просто припомнила мамин опыт, очки – это вещь для шпиона, рекомендую. Сразу стала выглядеть старше и неинтереснее, несмотря на короткое платье (жара стояла невыносимая, поэтому лезть в джинсы отчаянно не хотелось).
Несмотря на то, что до назначенного времени оставалось ещё битых полчаса Ими-Мин уже поджидала меня на скамейке в парке.
По легенде Линноэрта зовут Ронжилан, он женат, поэтому ясное дело, не может проводить с любовницей сколько угодно времени, а не разводится ввиду двоих детей и больной жены. В общем, история стара как мир, поэтому я была готова к тому, что Ими-Мин окажется наивной простушкой, готовой сколько угодно верить изворотливому любовнику, но вот к тому, что всё окажется так запущено, я была не готова.
- Золотого солнца, - она тут же вскочила со скамейки и, смущённо теребя подол платья, опустила глаза.
- Золотого, - настороженно ответила я и плюхнулась на лавку.
Честно говоря, глядя на эту девчонку хотелось не ревновать, а надавать Лину по загривку за растление малолетних, и я не возраст имею в виду.
Ими-Мин была невысокой, светловолосой обладательницей светлых волос и голубых глаз, эдакий воплощённный ангел, которого перед тем как воплотиться долго били какие-нибудь черти, чем другим можно объяснить такую тотальную неуверенность я не знала. Честно говоря, опасалась увидеть кого-нибудь вроде Рилы-Тан, холёной, первоклассной стервы, но такой вот нежный цветочек меня обескуражил. Она уж никак не тянула ни на шикарную, ни, тем более, на самоуверенную.
- Наверное, вы считаете меня отвратительной разлучницей, - робко потупившись, начала девочка, - мы с Роном любим друг друга…
Ой, могу себе представить, особенно он так любит, так любит, прям вообще. Если честно, она была старше меня на год, но по факту, я вдвое, а то и втрое опытнее.
- Не переживай, - махнула рукой я страстно желая получить документы и отправится восвояси, - никакой такой я тебя не считаю.
- Правда? – смущённо улыбнулась она, - Спасибо. Мне так приятно видеть кого-то из его семьи, он никогда не говорил, что у него есть сестра.
- Вот как? – притворно возмутилась я, - Значит мне тобой все уши прожужжал, - читай «узнала о твоём существовании час назад», - а обо мне, выходит, ни слова. Ну, он у меня дома получит.
- Нет-нет, не ругайте его, пожалуйста, люн Санжилан, - всполошилась девушка, - он рассказывал, много рассказывал, просто я, глупая, забыла. Извините.
О-о, как всё запущено. Она готова защищать его даже в такой мелочи. Лин определённо пошутил, когда предположил, что такая может ревновать. Нет, страдать-то она способна, к гадалке не ходи, но думаю, застань нас в пикантной ситуации предпочла бы думать, что у неё обман зрения.
- Ладно, - махнула рукой я, - проехали. Рон просил взять у тебя какие-то документы, я в этом ничего не понимаю, но они нужны ему для работы, хотя даже представить не могу, как он больной туда потащится, - да, по легенде Лина свалила вовсе не пуля и неустановленный яд, а банальный вирус.
- Вот, - она передала мне зелёную папку и ещё больше нагнула голову, - спасибо, что не погнушались со мной встретиться, я понимаю, как должно быть вам неприятно меня видеть.
Она вдруг сложилась пополам и принялась рыдать. Ну дела. Блин, я ведь уже сказала ей, что мне по фиг, что она там делает с моим якобы женатым, якобы братом, к чему опять эти сопли?
- Перестань, - резко сказала я, - он с тобой счастлив, - я надеюсь, хорошо делает вид, - значит, ничего против тебя не имею. Всё, прости, мне пора бежать.
Встала и довольно быстро пошагала к остановке, вслед мне неслось всхлипывающее «Спасибо, люн Санжилан».
Нет, к такой ревновать смешно, Линноэрт скорее осуществляет терапию, чем использует бедняжку, я сама бы с такой переспала, чтобы она хоть немного стала чувствовать себя увереннее. И вот с какого перепугу она такая? Не уродина, довольно миловидна, вроде не дура набитая и папаша большая шишка (иначе откуда бы взялись документы), а вот поди ж ты.
Ладно, братец Рон, задание выполнено, можно поставить галочку. Кстати, судя по прогнозам врачей в ближайшее время ему только роль брата и светит.
- Жозефина… - вечером наш временно нетрудоспособный попытался завести разговор.
- Мне показалось или тебе действительно известно моё настоящее имя?
- Я не буду его использовать, думаю, ты понимаешь, почему.
Особо на это не надеялась, но попробовать стоило.
- Ну так что ты хотел спросить? – глянула на своего наставника и слегка офигела от выражения его лица. Лин с какого-то перепугу… смущался (?), колебался (?), мялся (?) или вообще проделывал всё вышеперечисленное (!)
- После того, как ты видела меня в таком неприглядном состоянии, вытирала за мной испражнения, у тебя по-прежнему есть ко мне чувства?
- Боишься, что после того как обрыгал половину гостиной я тебя разлюблю? – хмыкнула я, - Расслабься, всё на месте. Даже наоборот, теперь-то я точно знаю, что ты живой человек, а не механической чудище с проводами вместо кишок.
- Но я же был слабым, - не унимался юный натуралист.
- И что? Разве это влияет? Думаешь слабых не любят, что ли? Человечество тогда было бы вполовину меньше. Вообще странные у тебя представления о чувствах.
- У меня об этом почти нет представлений, - поморщился Лин.
- Тогда учись, пока я жива, - хохотнула и чмокнула его в ладонь.
Понедельник - день, естественно, тяжёлый.
Особенно, когда с утра пятницы до нынешнего ты спал в общей совокупности двенадцать часов.
Особенно, когда вместо полноценного отдыха ты то вытаскивал с того света своего подельника, то делал за него работу.
Особенно, когда понимаешь, что он-де может теперь целый день дрыхнуть в своё удовольствие, а тебе приходится тащиться на службу.
В общем, вы понимаете, что моё настроение было отнюдь не радужным и его улучшению никак не могло способствовать то, что едва переступив порог кабинета узрела крайне вальяжно рассевшуюся там незнакомку.
Блин, вот какого припираться с самого утра, когда всё, что я хочу это выпить кофе, который может хоть немного примирить меня с действительностью.
- Золотого солнца, - с дико постной рожей буркнула обязательное приветствие, пусть не надеется на тёплый приём в понедельник за двадцать минут до начала рабочего дня, - чем могу помочь?
- Вы должны ввести меня в курс дела, - смерив меня презрительным взглядом, изрекла она.
- Какого такого дела? – я в долгу не осталась, уж кривить рожу и обдавать холодом умею, не переживайте.
- Секретарского, - раздался Жани-Шелтев голос, который, как оказалось, преспокойно торчал себе на стуле возле моего компьютера, - Жозефина, у тебя два часа, чтобы объяснить нюансы своей работы лян Цини-Санть, а также передать ей дела. Отныне твоя должность принадлежит ей.