Камилла
- Ну что, - через несколько дней после операции сказал мне утром Мирослав, - сегодня привезу к тебе Джеймса, может хоть это немного тебя отвлечет.
Я действительно на время перестала переживать за сына и жениха, обрадованно улыбнулась, но через секунду принялась оглядывать пространство, черт, я наверное выгляжу как не знаю кто.
- Вот что ты там ищешь? - насмешливо скривился Мир.
- Что-нибудь похожее на зеркало, у тебя ничего такого нет?
Он скрестил руки на груди и расхохотался.
- Женщины... Считай со смертного одра слезла, а туда же. Еще попроси лак и тени принести для пущего эффекту. Он тебе легкое отдал, думаешь, его заботит, есть у тебя синяки под глазами или нет?
- А они там есть? - робко спросила я.
Нет, понимаю, конечно, что не внешность сейчас главное, но я во-первых, чувствовала бы себя уверенней, а во-вторых, ему было бы на меня приятней смотреть, кому захочется жертвовать собой и получить полутруп в качестве результата.
- А как ты думаешь? - все еще не пытался облегчать задачу Мир, - И синяки, и аристократическая бледность, ты ж чай не на курорте была. Ладно, возьму у Польки зеркало и принесу. Все, скоро буду.
Я кивнула, стараясь выглядеть как можно более радостной, но едва он вышел за дверь, зажала рот рукой, стараясь не расплакаться.
Я не думала, что так будет. Мне казалось, что решение сохранить ребенка полностью моя ответственность и отразится только на мне, была готова вытерпеть все неудобства, усилившуюся болезнь и боли, только чтобы родить малыша, но я совершенно не представляла, насколько это коснется каждого близкого мне человека.
Да, мне было страшно, но я упорно верила в то, что все обойдется, как-то сложится, все можно перетерпеть, пережить, трудности пройдут, и на выходе будет сплошное, ничем не омраченное счастье. Я видела яркую картинку того, как Джеймс везет домой меня со здоровым, крепким малышом, гордо улыбается, а я говорю ему: "Вот видишь, а все уговаривали меня сделать аборт. Я же знала, что все будет хорошо".
Но реальность не захотела считаться с моими фантазиями, а хуже всего было то, что пострадал каждый. Каждый близкий человек заплатил очень большую цену за мою придуманную картинку.
Майк потерял грудное вскармливание, значит минус несколько порядков к иммунитету. Мирослав пошел на должностное преступление, которое неизвестно чем обернется для него в будущем. Мама истратила несколько миллионов нервных клеток, переживая за нас, а больше всего пострадали Джеймс и ребенок.
Когда я лежала, опутанная трубками, интубированная, ведь неинвазивная вентиляция легких уже не помогала, распотрошенная, потому что из меня вынули ребенка, примчался Мир и сообщил, что Джеймс отдаст мне легкое. Я была против. Собрав остаток сил, нацарапала на бумажке "нет". Я не хотела таких жертв с его стороны, он сейчас на эмоциях, расстроен, но стоит ли из-за этого подвергать себя смертельной опасности? Нет, нет, не нужно, должен быть другой выход, я на этом аппарате прекрасно продержусь до того времени, пока не найдется донорское легкое от умершего человека, я не хотела ради себя рисковать его здоровьем, но как оказалось, моё мнение больше ничего не значит.
- Ой, даже не сомневался, - хмыкнул Мирослав, а потом вдруг стал убийственно серьёзен, наклонился ко мне и глянул так мрачно, что я на несколько секунд испугалась, - но послушай-ка меня, девочка. Сейчас я принесу бумаги, и ты их подпишешь, поняла? Потому что если ты этого не сделаешь, то я немного подкручу этот аппарат, ты впадёшь в кому, после чего я, как твой опекун, приму всё то же решение. Ясно тебе? Прекрати, наконец, проявлять благородство, которое никому не нужно, ты уже поиграла в мать-героиню. Кому будет легче, если ты умрёшь? Только тебе. О матери подумала, каково ей будет потерять двоих детей? О Джеймсе? Ему вообще предстоит весёленькая перспектива до конца жизни лечить сына, который, ему без тебя триста лет не нужен. Каково будет смотреть на ребёнка, зная, что он лишил тебя жизни. И перестань надеяться на лучшее, мы все видели, к чему приводят эти надежды.
Я дрогнула и, снедаемая чувством вины, подписала. Он прав, конечно же прав, а виновата во всём только я. Все пострадали из-за меня и это далеко не конец.
Больнее всего было за сына, я ведь и правда надеялась, что он будет здоров.
И вот теперь я с зеркалом в одной руке и расчёской в другой, жду, когда ко мне привезут Джеймса. Привезут в инвалидном кресле, ему пока нельзя вставать, как и мне. Небеса, а я ещё и выгляжу, как не знаю кто. А вдруг он пожалел о своём решении, но не смог отказаться и теперь ненавидит меня из-за всего, что произошло?
Я испугалась, зажмурилась изо всех сил, а когда открыла глаза, то его как раз ввозили в палату.
- Привет, - смотреть на него было страшно и больно, особенно понимая, что он так выглядит из-за меня.
- Джеймс… - голос предательски дрожал, я протянула к нему руку, и он тут же поймал в свою ладонь мои пальцы.
- Не плачь только, - родные, обмётанные белёсым налётом губы растянулись в улыбку, а уставшие ввалившиеся глаза слабо блеснули, - я прекрасно знаю, что бывает после такого взгляда. Неужели я так страшно выгляжу.
Я старательно замотала головой и робко прошептала:
- А я?
- Ты прекрасна, - совершенно серьёзно ответил он, - даже не представляешь, насколько хорошо ты выглядишь. Живой.
- Джеймс, прости меня, - я зажмурилась, потом храбро открыла глаза, завладела его ладонью и принялась покрывать её поцелуями, - прости, пожалуйста. Я очень благодарна, не знаю смогу ли выразить, смогу ли сделать для тебя хоть на десятую часть того, что сделал для меня ты.
- Перестань, - он выдернул руку так резко, что я испугалась, что обидела его, но бросив быстрый взгляд, увидела, как он старательно отворачивает от меня лицо, вытирая пальцами левый глаз.
- Джеймс Кёртис? – в палату вошёл какой-то мужчина в костюме и без халата.
Я удивлённо захлопала ресницами, вообще-то сюда ко мне никого не пускают, чтобы тело не отторгало пересаженный орган, меня держат на иммунодепрессантах, поэтому видеть человека без халата и маски довольно странно.
- Да, - нахмурился Джеймс.
- Прошу прощения, но вы очень нужны нам на пару слов.
- Вообще-то… - я еле заметно улыбнулась, увидев, как его вяло поникшая спина вдруг приобретает внутри стальной стержень, как бывало всякий раз, когда он начинал гневаться.
- Это касается мистера Леско.
Ему не так просто было вернуться к нормальному состоянию, вся его поза выражала собранность, готовность тут же дать отпор, я даже невольно залюбовалась. Небеса, какой же он замечательный.
- Хорошо, - исподлобья стрельнув глазами, согласился Джеймс и через несколько секунд они покинули мою палату, а до меня только сейчас дошло, о чём говорил странный гость.
Что он хотел узнать у Джеймса о Мирославе? И почему именно сейчас? Я потянулась к мобильнику, что бы это ни было, но Мира нужно поставить в известность.
Джеймс
- Простите, мистер Кёртис, что прерываем вашу реабилитацию, это не займёт много времени.
Его ввезли в помещение, которое мало напоминало о медицине, какой-то конференц-зал навскидку. Джеймс настороженно оглядывал офисные стулья, людей в костюмах, собравшихся за столом. Что, чёрт возьми, происходит? Если что-то понадобилось Мирославу, то почему он сам этого не сказал, более того, его здесь вообще нет.
- Мы понимаем, что вы пережили крайне сложную операцию, - начал самый важный из них, по крайней мере он так старательно задирал подбородок и смотрел на окружающих свысока, что Джеймс тут же определил его на роль главы, - но дело в том, что подготовка к ней была столь экстренна, что наш персонал мог пренебречь некоторыми формальностями, которые, между тем, всё же важны.
Джеймс нахмурился. Эка местная шишка обозвала Мирослава «нашим персоналом», интересно, куда клонит сей напыщенный верзила.
Естественно после всего произошедшего Джеймс стал гораздо лучше относиться к будущему тестю, равно как и тот к нему, впрочем, даже без этого он был не из тех, кто готов вставить кому-то нож в спину, пусть они раньше и расходились во мнениях.
- Вряд ли могу вам помочь, мне неизвестно какого рода формальности необходимы в таких случаях, - крайне холодно ответил Джеймс.
- О, не беспокойтесь, - к разговору подключилась сошка помельче, - мы просто зададим вам несколько вопросов, а вы на них ответите. Вы готовы, мистер Кёртис?
Джеймс на секунду прикрыл глаза и вовсе не от того, что кружилась голова, к этому он уже почти привык, оставшееся лёгкое ещё долго не адаптируется к тому, что вся работа отныне на нём.
Итак, что делать? Отказаться? Заставить они его не смогут, но кто знает как примутся добывать интересующие сведения, начнут опрашивать медсестёр к примеру или как у них тут всё устроено.
- Я согласен, - кивнул он.
- Мистер Леско разъяснил вам процедуру пневмонэктомии перед операцией?
- Да, - вообще-то он слабо помнил, Мир что-то говорил, но Джеймс был слишком раздёрган переживаниями, чтобы полноценно воспринимать информацию.
- И он сообщил вам, что обычно у живого донора берут лишь часть лёгкого, а не весь орган полностью?
Такого точно не было, но как бы Камилла обошлась частью лёгкого? Они вообще в своём уме?
- Ками… Мисс Крэй не хватило бы какой-то там части, поэтому я дал согласие на всё лёгкое.
- Дали согласие? – оживился ещё один из присутствующих, до этого молчавший, - Не выразили желание, а дали согласие? То есть это мистер Леско предложил вам удалить орган целиком?
Проныра крайне сильно напомнил Джеймсу юристов, ну да, сейчас прицепится к формулировке, которую он так неосмотрительно выдал.
- Ребята, - он приложил пальцы к вискам, можно ведь сыграть больного, кем он, собственно, и являлся, - не нужно ловить меня на слове, я ни черта не понимаю в ваших процедурах. Мне много чего рассказывали, всего и не упомнишь, вообще все эти ваши бумажки крайне муторное дело. Я понял только то, что если стану донором, то спасу жизнь Камиллы, а что там мне конкретно вырежут и как это сделают, я не вникал. Уж простите, что не удосужился позвать нотариуса, который бы заверил мою волю по всем правилам.
- Скажите, пожалуйста, мистер Кёртис, - не унимался допрашивающий, - какие анализы над вами проводили до операции?
- Я не помню, - начал закипать Джеймс, ну какие к чёрту анализы, разве ему было интересно, что именно с ним делали, когда все мысли были заняты исключительно умирающей Ками.
- А упоминал ли мистер Леско, что во время операции у вас дважды останавливалось сердце?
Информация до сознания так быстро не дошла, но тело отреагировало мгновенно, у Джеймса похолодели кончики пальцев, а все внутренности тут же завязались во внушительных размеров узел. Страх пронизал позвоночник и застыл мелкой дрожью где-то в районе желудка. Нет, вот об этом Мир точно не говорил.
- Да, - мрачно выдохнул он.
- А мне кажется, что нет, - наклонился к нему вопрошающий.
- Мало ли что вам кажется, - сцепил зубы Джеймс, - и вообще, ребята, если я что понимаю в жизни, то весь ваш допрос сводится к тому, что вы ищете, на чём бы поймать мистера Леско. Я прав?
Он уже чувствовал, как сильнее начинает работать единственное лёгкое, как голову заволакивает привычный багровый туман, предвестник того, что хозяин тела сейчас примется бушевать, орать, брызгать слюной и выходить из себя всеми доступными способами, но даже не думал, сопротивляться этому. Пусть так, всё лучше пронизывающего липкого страха.
- Да, мне тоже хотелось бы это узнать, - вяло скрипнувшая дверь впустила не менее разгневанного Мирослава, - Антоль, я прекрасно понимаю, что ты под меня копаешь, только крайне интересно каким видишь результат своих усилий.
- Выйди отсюда, Леско, - вскочил с места главный.
- И не подумаю, - Мир скрестил руки на груди, - Ты забрал моего пациента, по твоему приказу вторглись в стерильную палату, что подвергло риску мою пациентку, а теперь оказывается, что ищешь на чём меня поймать? Продолжение прошломесячной истории? Ты выживаешь меня? Хорошо подумал? Не вопрос, я уйду, меня много где ждут с распростёртыми объятьями, но только я же не сам уйду. Заберу с собой Капелли, а помимо того томограф, МРТ и добрую половину оборудования для операционной, это же моя собственность. Ну так вот, жизнь твоя станет, конечно, поспокойнее, только настолько поспокойнее, что больница вполне может закрыться. Привык к хорошим доходам? Так вспомни, пожалуйста, какой процент этих доходов обеспечиваю лично я?
Не дожидаясь ответа, он схватился за кресло, на котором восседал уже успокаивающийся Джеймс и, резко дёрнув за поручни, повёз его к выходу.
- Внутренние проблемы? – спросил его Кёртис, - Я думал ты здесь неплохо устроился и вообще персона нон-грата.
- Мелочи, - поморщился Мир, - новое начальство хочет быть круче варёных яиц и требует от меня безоговорочного послушания. При старом руководстве делал, что хотел, а эти с какого-то перепугу считают, что я не могу лечить своих родственников. Как будто я могу доверить свою семью кому-либо ещё.
- Слушай, они что-то говорили насчёт сердца, хотелось бы узнать об этом поподробнее, от тебя я слышал только о коронарных сосудах.
Мирослав ничего не ответил, довёз Джеймса до его палаты, хотел было помочь пересесть на кровать, но тот раздражённым жестом помощь отверг, он же всё-таки не инвалид. Хотя через пару секунд пожалел о браваде, даже малейшие физические усилия просто не давались.
- От проблем с коронарными сосудами страдает в первую очередь сердце, - глухо ответил Мир, усаживаясь рядом на кресло, - Ещё у тебя фиброз печени, который может перейти в цирроз, по всем показателям я не должен был делать тебе операцию.
Джеймс невидящим взглядом уставился в какой-то фрагмент больничного пола и подрагивающей рукой охватил шею. Животный ужас заставил инстинктивно сжаться. Вообще он никогда не был ипохондриком и к здоровью не проявлял никакого пиетета, тащился с температурой на работу, а если у него вдруг чего-то болело, поступал просто – не обращал внимания, пока не пройдёт. Но теперь то ли от того, что медицина слишком прочно вторглась в его жизнь, то ли от того, что он сам воочию имел возможность пронаблюдать как Камилла из цветущей молодой женщины в считанные месяцы превратилась в умирающую, теперь Джеймсу было совсем не наплевать на собственное здоровье.
- Всё это потому что я пил? – хотелось бы, чтобы голос дрожал поменьше.
- Не только, ты же насколько помню занимаешься изготовлением краски? По молодости наверное занимался производством сам и экономил на средствах защиты?
Джеймс только кивнул, всё ещё холодея от возникшего перед глазами мысленного образа серого обелиска.
- Всё так плохо?
- Не критично. Будем лечить, но тебе многого теперь нельзя. В принципе ты вовремя остановился, ещё несколько месяцев разгульной жизни и цирроз был бы неминуем.
Джеймс кивнул ещё раз и только поднял глаза на Мирослава, чтобы ещё что-то спросить, как в палату второй раз за день ворвался посетитель. На этот раз рангом повыше.
- Леско, ты можешь хамить мне сколько влезет, но твои действия недопустимы. Я понимаю, что ты возомнил себя всемогущим, но никому не позволено играть жизнями пациентов даже тебе, даже если они твои родственники. Принято решение о слушании, на котором будет поднят вопрос о том, чтобы лишить тебя лицензии, до его результатов ты отстранён от практики.
Малыш Кёртис, маленький безымянный мальчик, несмотря на боль, приподнял подрагивающие веки и стал вглядываться в трудноразличимые цветовые пятна. Ему было одиноко и плохо, он не знал, как должно быть и не понимал, почему с ним такое происходит. Недовольно зашевелился, мешала вставленная в рот трубка, но он не мог поднять руку, чтобы хотя бы дотронуться до неё. Часом раньше было немного легче, рядом появилось что-то большое, родное и тёплое, он тогда тоже открывал глаза, но сфокусировать взгляд не получилось, поэтому устав от усилий уснул, а когда проснулся, большого и тёплого уже не было рядом.
Малыш Кёртис стал снова стараться и оторвал всё-таки руку от одеяльца, но та через несколько секунд безвольно упала обратно. Тогда он стал напрягать мышцы живота, это было проще. Он по-прежнему не понимал, что происходит, почему его достали из уютного, влажного, тёмного и поместили сюда, но то, где он находился сейчас очень ему не нравилось. Он снова раскрыл глаза и попробовал ещё раз поднять руку.
Мальчик без имени не знал, что его жизнь висит на волоске, но все остальные слишком хорошо это знали.
Камилла
- Джеймс, - я слабо сжала руку жениха, - как ты думаешь, всё ещё будет хорошо?
- Не знаю, - тихо отозвался он, забрал ладонь, которую тут же, поморщившись, приложил к правому боку, - но надеюсь, что так и будет.
Я кивнула и опустила глаза. Когда нам всё-таки удалось прорваться и посмотреть на сына, я поняла почему раньше к нему не пускали. Он слишком маленький и слишком хрупкий, обвитый бинтами, просматривающимися даже через пелёнку. Нельзя было взять его на руки, нельзя дотронуться, нам разрешили только посмотреть сквозь толстое стекло кювеза, не включая свет, чтобы не раздражать его слабую сетчатку. Наверное, если бы нам даже разрешили, я бы всё равно побоялась брать его на руки.
- Давай назовём его Китос, - всхлипнув, предложила я.
- Китос Кёртис? – вскинул брови Джеймс, - Не слишком ли много «к», «т» и «с»? Я хотел предложить назвать его Ален.
- Красиво, - потупилась я, - просто «Китос» означает «спасибо».
- Кому же это спасибо?
- Мирославу, - ещё ниже опустила глаза, - тебе.
- Нам ты можешь сказать спасибо и так, не стоит отражать это в имени ребёнка. К тому же…
Он не закончил, отвёл взгляд, сделав вид, что крайне заинтересовался чем-то рассмотренным через жалюзи, но я догадалась. «К тому же если он умрёт, это будет весьма странное спасибо». Я отвернулась в другую сторону и закусила губу, стараясь не расплакаться.
- Ками, ну что ты, - он повернулся, привлёк к себе, чиркнул губами по щеке, я слабо улыбнулась, - мы справимся, слышишь? Расследование пройдёт хорошо, Мирослав сохранит лицензию, мы вылечим малыша, поженимся, и всё будет в порядке. Знаешь, пусть будет Китос Ален Кёртис, разделим сходные буквы ещё одним именем и звучать будет нормально.
Я кивнула. Что нам ещё остаётся, только надеяться.
- Знаешь, меня очень интересует одна вещь, - вдруг необычайно бодрым и злым голосом сказал Джеймс, и я удивлённо уставилась на его решительно вздёрнутый подбородок, - почему это вдруг так усиленно стали выяснять обстоятельства той операции. Я понимаю, что Мирослав поддался эмоциям и пошёл наперекор процедурам, но он же не первый год работает и вряд ли совершает что-то наподобие того, что было. По показаниям он не должен был брать у меня лёгкое, но вот почему они так рьяно допытывались, что мне говорили перед операцией и о чём предупреждали. Так делают, когда хотят обезопасить от судебных разбирательств, но и так понятно, что в суд подавать я не буду. Так почему?
- Не знаю, - округлила глаза я, честно говоря, так сконцентрировалась на всех случившихся неприятностях, что мне и в голову не пришло подумать об их причинах.
- Ладно, мне вроде бы уже можно вставать, схожу-ка я к главе больницы и немного с ним побеседую, - он, поморщившись, встал, постоял, держась рукой за стенку, и сделал осторожный шаг.
- Джеймс, не надо, давай потом, вдруг тебе станет плохо, - всполошилась я, - Давай лучше ему позвоним.
- Ага и он тут же прибежит. Нет, я пойду и разберусь.
Карина
Линноэрт успешно разобрался с Ими-Мин, а я успешно сделала аборт, в общем, программа минимум была выполнена на ура. Процедура не заняла много времени и не несла много боли, главным образом потому, что я очень вовремя спохватилась и не стала тянуть. Всё осуществлялось, правда, подпольно и был некий шарм в том, что аборт мне делал тот же врач, который восстанавливал девственность дочке главаря цесарок. Вот так вот, две девушки, пострадавшие от одного хм-хм...
Лин предлагал сходить со мной на процедуру, но я отказалась. Вообще даже не предполагала, что произошедшее так мало меня затронет, хотя, наверное, лучше так. Кому было бы легче, разведи я вселенский потоп по поводу возвращения меня в небеременный статус? Разве что моей совести, а её и так никогда сильно не жаловали.
По окончанию экзекуции вышла из обычного стандартного домика, где располагался подпольный медпункт, взяла такси и поспешила домой обрадовать своего куратора, что превращение того в папашу откладывается на неопределённый срок. Вообще я молодец, совсем не распускаю нюни, не хлюпаю носом, и ни разу не делаю из произошедшего трагедии, подумаешь событие.
Сидя в машине, я была невозмутима, так же уверена была, расплачиваясь с водителем, а потом хлопая дверцей такси и отпирая ключом двери нашего дома, но когда увидела Линноэрта как обычно валяющегося на диване с планшетом, то вся моя напускная непоколебимость рухнула словно карточный домик.
Он как обычно читал какие-то новости, был в обычных своих джинсах, обычной футболке, привычно растрёпанный и от одного взгляда на его сосредоточенные, бегающие по строчкам глаза мне вдруг захотелось взвыть от ощущения непоправимости того, что я только что сделала.
До меня вдруг дошло. Разом и полно, будто обухом по голове, как огромным пыльным полусгнившим матрацем с осыпающейся трухой. Он поднял на меня глаза, а я отчётливо и чертовски ясно вдруг почувствовала внутри себя зияющую дыру.
«Джей, почему ты меня не остановил?» - почти истерически взвизгнула в мыслях, хотя при чём тут, собственно, он.
«Это было целиком и полностью твоё решение».
Замахнулась и швырнула ключами в отвратительно спокойного Линноэрта, впрочем, он тут же с лёгкостью их перехватил, шпик чёртов.
- Жозефина, что с тобой?
Чужое имя, то что он с первой секунды не догадался в чём дело, собственные, моментально вышедшие из-под контроля эмоции, всё это разозлило меня ещё больше. Развернулась и, не говоря ни слова, побежала по лестнице наверх.
Почему? Почему я так быстро и безапелляционно всё решила, не дала шанса даже подумать, даже прикинуть другие варианты? Мы бы наняли няньку, я бы всего пару недель пропустила на работе, змеёй извернулась, только бы не потерять лицо перед Жани-Шелтем. Зато… зато в моей нынешней жизни появилась бы хоть капля настоящего, не придуманного по легенде. Это был бы мой ребёнок, мой от начала до конца, самый настоящий, не поддельный. Что сможет породнить между собой сильнее, чем это? Может Лин бы и оттаял, кто его знает. Но теперь никто не узнает.
У меня было бы хоть одно родное существо.
Линноэрт поднялся ко мне, обнял сзади, а я хотела пребольно двинуть его кулаком, но руку мою перехватили, уж кто бы сомневался.
- Пусти, - сквозь зубы прошипела я, - пусти, сука.
- Тихо, успокойся, - он не выпустил меня из рук, чмокнул в волосы, тогда я повернулась к нему и стала целовать. Судорожно, будто не могла получать кислорода иначе, только через его губы.
Когда нащупала молнию на его джинсах, он мягко, но настойчиво убрал мою кисть в сторону.
- Тебе сейчас нельзя этим заниматься.
- А я и не имела в виду себя, брось, это меня хоть как-то отвлечёт.
- Не надо, давай просто полежим, - он провёл пальцами по щеке, а я закрыла глаза и коротко вздохнула. Теперь мне хотелось, чтобы он молчал, даже если догадался в чём дело. Ничего не поправишь, да так и лучше, наверное.
Чёрт, веду себя нелогично, как самая настоящая истеричка, надеюсь, это всё ещё не выведенные из организма гормоны.
- Лин, от тебя кто-нибудь делал аборт? – мне всё ещё хотелось быть в его жизни уникальной.
- Мне ничего об этом не известно.
- А рожал детей?
- Этого я тоже не знаю.
Я успокоилась, по крайней мере, между мной и ним есть что-то большее, чем между ним и всеми его заданиями вместе взятыми.
- Пойду, приготовлю ужин, - я принялась слезать с кровати, но он мягким движением попытался меня остановить:
- Не надо, полежи, отдохни, я сам что-нибудь сделаю.
- Нет, - упрямо отпихнула его руку, - хочу сама.
Да, хочу пойти и приготовлю этот чёртов ужин, как самая настоящая девушка, которая заботится о своём возлюбленном, а ты его съешь, поблагодаришь меня и вымоешь посуду. И мы оба притворимся, что заняты привычным делом в самый обыденный вечер, что между нами есть нечто большее, чем простые рабочие отношения. А я буду надеяться, что ты испытываешь ко мне хоть каплю чувств, а не спишь и видишь, когда же закончится кураторство.
Утром стало не в пример проще, я вернулась на работу тире учёбу и могла вдоволь понаблюдать за тем, как сиятельный вовсю наслаждался предстоящим бракосочетанием. Он даже прислал мне уморительные фотографии будущей супруги в почти неглиже и неглиже. Похоже, тактика воздержания легко давалась только ему, а крошка Цини-Санть, видимо, страшно боялась потерять мужика, понимая, что вряд ли такой избалованный вниманием лин действительно за целый месяц ни с кем не переспит. Хотя, например, я, ему бы верила, не знаю как у него насчёт секса, но, думаю, удовольствия от издевательств он получает несоизмеримо больше.
В кабинет меня больше не вызывали, ограничиваясь переписками, которым даже (о чудо) не мешал мой зверь-наставник, видимо, ему доходчиво объяснили, что его дело маленькое, учить меня уму-разуму и не мешать шефу развлекаться, когда он того пожелает.
Будущая линская жена уже не ходила столь довольная жизнью, а в основном затравленно озиралась, ожидая подвоха откуда угодно. В общем, в воздухе что-то зрело и я это чувствовала.
"Жозефина, если ещё помнишь, где мой кабинет, зайди" - мигнул яркой точкой наш электронный переговорщик.
Я секунду подумала, не стоит ли обыграть тему памяти и долго, с чувством, жаловаться на склероз, а то и вовсе согласиться, никуда не пойти, а через полчаса написать, что заблудилась, но решила не выпендриваться. С одной стороны, мне было интересно, а с другой хотелось опробовать худо-бедно сконструированный комплекс упражнений, направленный на преодоление страха перед его железными лапищами.
"Что, вам разонравился новый стул?" - поинтересовалась я, поёрзав задницей на добытом у него же сидении.
"Нет, мне разонравилась невеста и срочно нужен допинг".
"Ну я не знаю... из меня никакой стилист, максимум, что могу это обрить страдалицу наголо и густо намазать вазелином"
"Заманчиво... это бы меня развлекло. Поднимайся, обсудим на месте"
И отключился. Знает же, что развивать мысль я могу бесконечно.
Я скорчила рожу наставнику, нагловато улыбнулась, красноречиво показала пальцем на потолок и, нахально виляя тазом, удалилась из казематов.
Шеф сразу с порога приступил к обнимашкам.
- О, у нас стандартная программа? - вскинула брови я, - Потом как обычно?
Вывернулась из его рук, подошла к столу и легла на него грудью, он же так зажимал меня в первый раз.
- Прямо так сразу? - нарочито разочарованным тоном поинтересовался он.
- А что тянуть? Вы же собрались расслабить меня, снизить напряжённость, а потом раз, хвать за волосы и об стол. Ну так вот, почему бы не пропустить ненужные телодвижения, приступим сразу к вкусненькому, - и скорчила страдальческую физиономию, чтобы ему было поприятнее.
Он недобро и как-то хищно усмехнулся, а я на секунду успела пожалеть о браваде. Да, я рассчитывала блефануть, чтобы он поступил по-другому, не стал делать то, на что его так явно толкают, но теперь была не слишком уверена, что поступаю правильно.
- Раз ты настаиваешь...
Нарочито медленно тяжёлой поступью он отправился мне за спину, за неимоверно напряжённую спину. Дотронулся кончиками пальцев до позвоночника и я чуть не подпрыгнула от страха. Стоп, Карина, вспомни, что говорил тебе твой куратор. Расслабься, Карина, расслабься.
Я часто дышала, готовая в любую секунду ударить или сбежать, значит нужно замедлить дыхание. Задержалась на вдохе, но так получилось ещё страшнее, поэтому просто попыталась как можно медленнее впускать и выпускать воздух. Манипуляции с лёгкими меня отвлекли, поэтом выносить его проминающую мне спину ладонь было гораздо проще. Так, нужно сосредоточиться на чём-то ещё, да и вообще я не в его кабинете грудью стол протираю, а на морском берегу, вот так.
Нажим усилился, и я снова напряглась. Я же на берегу, там горячий песок...
Ещё сильнее, добавилась левая рука. Держаться стало всё сложнее, я ощущала, как подрагивают от напряжения колени. "Лас-ковые вол-ны на-бе-гают на бе-рег", - даже мысли плыли будто сквозь стиснутые зубы.
Он подошёл совсем вплотную и вжал меня собой в стол.
Руки, на которые я опиралась тоже стали дрожать. Так, к чёрту море, вспомним про Джея. Джей, мой личный персональный ангел, который непременно спасёт меня, если запахнет жареным. Ты же спасёшь меня Джей? Правда? Спасёшь, конечно, а не то начальство впаяет тебе выговор и лишит сладкого.
Тут я даже нервно захихикала, представив себе рандомного, но очень грозного ангела в качестве Джеева начальника.
Правда это не мешало мне сжиматься в комок от того, что железные пальцы собственного начальника уже растягивали вырез моего платья, чтобы понятно до чего добраться. Я зажмурилась, напряглась ещё сильнее, но потом изо всех сил постаралась расслабиться.
Знаю, звучит странно, но тогда мне было совсем не до лингвистических изысканий. Нет, я не Карина, я просто лёгкое облачко, парящее себе в небесах, на которые так часто ссылаются все люди мира, мне хорошо и свободно, и я могу бесконечно так лета-а...
Шеф изо всех сил шлёпнул ладонью рядом по столу, и я буквально подпрыгнула, довольно сильно его стукнув.
Жани-Шелть расхохотался.
- Бу! - скорчил ужасающую рожу повернувшейся мне и снова продолжил смеяться, - Нет, ты молодец, правда, молодец, пытаешься справляться, это похвально. Только не сразу, милая, не сразу, такие вещи быстро никогда не лечатся.
Я стояла взмокшая будто отскакавшая сто тридцать километров лошадь и раздувающимися ноздрями жадно вдыхала воздух, а эта белобрысая скотина, насмешливо улыбаясь, уже развалилась на диване.
- Иди ко мне, мадемуазель Ренар.
К фамилии я привыкла ещё меньше, чем к имени, поэтому потребовалась мучительно длинная секунда, пока я всё-таки сообразила, о чём он.
- А я думала, что мы на сегодня закончили.
- Да, обязательную программу ты откатала. Причём по собственному почину и вместо поцелуев на которые я, честно признаться, рассчитывал. Теперь, конечно, эффект будет не тот, но я переживу. Иди.
Он поманил меня пальцем и даже загадочно блеснул глазами.
Так, Карина, не слушай, что он там тебе ляпнет, подведём итоги:
а) тебя не бьёт истерика
б) ты не испытываешь непреодолимое желание пнуть его в особо болезненное место
в) тебе удалось его стукнуть, так что считай, вы в расчёте
г) да и вообще ты повела ситуацию, он-то сказал, что сама напросилась, но что он может, по сути сказать, он же ни за что не признается, что ты этот раунд если и не выиграла, то свела к ничьей.
д) поэтому так и быть, пусть поцелует, только учитывай, что он может снова поплотнее прижать размягчившуюся тебя, просто помни и потом не истери.
После краткой, но мощной внутренней борьбы я слегка вздёрнув подбородок, проследовала к дивану.
- Знаешь, ты не зря родилась француженкой, лет через десять из тебя получится идеальная роковая женщина, - проворковал Жани-Шелть, протягивая ко мне руку.
- А что не сейчас, - я подошла совсем близко и наклонилась над ним.
- Слишком молода и на женщину не тянешь, - лукаво, но как-то порочно усмехнулся он и резким движением уронил к себе на колени.
Я не испугалась.
Позиция сверху давала моему болезненному самолюбию фору, поэтому вовсю ощущая себя хозяйкой ситуации, сама впилась в его губы.
Сиятельный целовал меня, жадно ощупывая ладонями, даже глаза закрыл в упоении, паршивец. Я увлечённо выгибалась, а потом запустила пальцы в его шевелюру. Интересно, он переживает из-за укладки? Можно попортить косичку и устроить ему тут симпатичненькое воронье гнёздышко.
Правда в следующую секунду мне резко перехотелось над ним издеваться, пусть даже и мысленно, потому что он, воспользовавшись моей увлеченностью, взял да и расстегнул мои брюки.
Чёрт, он всё-таки решил со мной переспать? Прямо здесь и прямо сейчас? Мне же после аборта нельзя, может соврать про критические дни? Хотя нет, это такой тролль, которому ничего не стоит проверить, как обстоят дела, вряд ли его таким можно смутить.
Я ещё ничего не решила, а между тем уже осталась без блузки, надо же какой оперативный у меня начальник, кто бы мог подумать.
- Что, ваш кабинет давно не убирался, новая секретарша менее расторопна? – мрачно выдохнула я, испытывая страстное желание тут же начать прикрываться ладонями.
- Напротив, - сиятельный мастерски заткнул мне рот поцелуем, дабы избежать новых расспросов.
А потом принялся пресекать попытки избавить его от пиджака, ну вы только подумайте. Нет, я не то чтобы страстно желала, чтобы он завалил меня тут, прямо на диване, но быть почти голой, когда он при полном параде казалось мне унизительным, и я хотела, чтобы мы уравнялись, но не тут-то было. Впрочем, решила не гневить судьбу, ведь его сопротивляющиеся руки становились всё тяжелее, будто наливаясь изнутри свинцом, того и гляди снова нажмёт на любимую мою кнопку и весь сегодняшний недопрогресс падёт прахом. Ладно, пусть возьмёт меня, если ему так уж этого хочется.
Я бросила сопротивляться и томно выгнулась ему навстречу, играть покладистую девочку не так уж и сложно. Очень покладистую, можно положить куда взбрендится.
- Не завидую твоему парню, - жарко дохнул мне в ухо сиятельный.
- Что так? – я опешила, вот нахалюга, честное слово.
- Ты и с ним в постели раздумываешь о тысяче вещей?
- С ним нет, он же не имеет привычки бить под дых, когда я наименее этого ожидаю, - огрызнулась я.
- Успокойся, ничего я тебе не сделаю, по крайней мере, сейчас, - осклабился он и несильно укусил за мочку уха.
- Так я и поверила, - в отместку больно дёрнула его за взъерошенный хвостик волос.
- Правильно, со мной нужно держать ухо востро. Но не сейчас, сейчас я просто тебя хочу, обязательную программу ты уже отыграла.
Он отстранился и стал медленно, вдумчиво разоблачаться. Несмотря на то, что секундой ранее я только и думала, как бы половчее сотворить ему какую-нибудь пакость, за язык укусить, например, теперь молча смотрела, как он аккуратно складывает брюки, вешает на спинку стула рубашку, как соблазнительно перекатываются мышцы под матово поблёскивающей белой кожей, как чертовски притягательна его таинственная, исполненная опасности улыбка. Надо же… я почти хотела этого, когда он вернулся и обездвижил меня кольцом рук. Я почти не играла, когда рьяно сосала его губы. Я почти поддалась его животному мускусному очарованию, его стреноживающей похоти, почти покорилась его настойчивым ласкам.
И так ли сложно догадаться, что наврала со словом «почти».
Во время очередного поцелуя, когда я изо всех сил тянула облюбованный хвостик, а он страстно вгрызался в мои губы, нас крайне грубо прервали. Стукнула дверь, мы с сиятельным синхронно оторвались друг от друга и уставились на источник звука.
Им оказалась обалдевшая, ошарашенная и перепуганная невеста тире секретарша.
- Упс, - сказала я.
Цини-Санть, закрыла рот рукой, тихонько что-то простонала, развернулась, немного не вписавшись в дверной проём и скоренько-скоренько убежала.
- Да, вовремя, - очень спокойным голосом, будто бы это не он только что шумно дышал мне в ухо, сказал Жани-Шелть, поднялся с дивана и отправился к своей аккуратно развешанной по стулу одёжке, - кстати, ты свободна, иди к себе в подвал.
Я закрыла глаза и попыталась посчитать до десяти. Честно попыталась, только вместо цифр мне виделись его конечности, которые я с упоением рубила исполинских размеров топором, поэтому на «четыре» у меня закончился реквизит. Но, как ни странно, внутренняя истерика продлилась крайне недолго, так обожаемые мной мозги успешно подгрузились, отобразились текстуры и я снова стала нормально мыслящей человекоединицей, а не униженной от нереализовавшегося возбуждения бета-самкой.
Ухмыльнулась в половину рта и потянулась за одеждой:
- О, значит, мне не придётся с вами спать? Отлично.
- А тебе разве не хотелось? – шеф резко обернулся и озадаченно на меня уставился.
- Не особо, - я как раз закончила застёгивать молнию на джинсах.
- Да что ты, - он уже был при полном параде, подошёл поближе и цепко охватил пальцами мой подбородок, - мне казалось иначе.
Я спокойно посмотрела в его глаза. Да-да, дорогой красавчик, понимаю, ты привык к тому что все встретившиеся на пути женщины должны сами валиться в руки попутно стаскивая с себя исподнее, но мы ведь уже договорились, что я крепкий орешек.
- И правда, - удивлённо протянул он, - обычно мои чары действуют на всех, а ты, значит, исключение. Интересно знать почему.
- Потому что я сама по себе ходячее исключение, - сузила глаза я.
- Не-ет, не поэтому, - он убрал полтона, почти шептал, томным, но довольно жутким голосом, - потому что сколько бы ты ни ерепенилась, ты меня боишься. И не могу сказать, что зря.
Снова впился в мои губы, да так страстно, что пришлось прикладывать максимум усилий, чтобы не рухнуть с каблуков и не проникнуться им по-настоящему.
- Кхм-кхм, - раздалось от порога.
Мы с сиятельным снова синхронно обернулись и снова узрели крайне мрачную невесту. Опять? Да сколько можно, что ж она никуда не уйдёт?
Я хотела было воспользоваться моментом и сама удалиться восвояси, но железная хватка патрона не дала мне этого сделать. Если честно, я уже начинала нервничать, слишком часто он меня держал, если я с ним и пересплю, то перед этим обязательно закую в наручники.
- Да, дорогая, - нежным баритоном откликнулся лин, - ты что-то хотела?
- Хотела. Чтобы ты не спал с каждой встречной шлюхой, - истерически взвизгнула Цини-Санть.
Ой, ну вы подумайте, обозвала меня шлюхой, какое страшное оскорбление, несмываемый позор на мои седины.
- Ты этого хочешь? - Жани-Шелть спросил таким удивлённым голосом, будто бы ему только что запретили какую-нибудь обыденную вещь вроде чистки зубов в пижаме с кроликами.
- Да, - изо всех сил стараясь сохранить твёрдость, рявкнула невеста.
- Ну я даже не знаю, - шеф, наконец, выпустил меня из хватки, но я передумала и совсем не хотела уходить, наблюдать за тем, как изводят кого-то другого всегда интереснее, чем подвергаться издевательствам самой, - я всегда спал с кем хотел и не вижу причин по которым должен менять свои привычки.
Малышка Цини от возмущения не могла произнести ни слова, только хватала воздух ртом и багровела на глазах.
- А если тебе что-то не нравится... - всё тем же расслабленным голосом пригрозил лин, - То ты знаешь, где выход. Хотя ладно, за каждую свою измену буду покупать тебе какую-нибудь драгоценность. Например, вот такую, - он вытащил из кармана коробочку и раскрыл её, внутри виднелся неплохой такой браслетик, - согласна?
Счастливая невеста чуть не пошла пятнами, кусала губы, лихорадочно соображая, как же себя повести, раскрыть ли собственные меркантильные поползновения или же продолжить играть истинные чувства. Показушность, к сожалению, победила.
- Нет, мне нужен только ты.
- Ну, я у тебя и так есть. От того что переспал с шлюхой меня не стало у тебя меньше. Логично? Даже если тебе не нравится, то я не перестану с ними спать, но если не согласишься на мои условия, презентов не будет. Ну так как, хочешь этот браслет?
Она стала соображать ещё усиленней. Глянула жениху в глаза. Небось прикидывала выполнит угрозу или нет. Выполнит, даже не сомневайся.
- Хочешь? - красная коробочка с содержимым в его руках смотрелась довольно заманчиво.
- Цини-Санть, мне нужен однозначный ответ, а долго ждать я не собираюсь, - он захлопнул подношение и стал засовывать его в карман пиджака.
- Хочу, - еле слышно прошептала бедняжка Цини и незамедлительно разревелась, закрыв лицо руками.
Тьфу, я разочарована, надо же быть такой привязанной к блестяшкам дешёвкой, я бы точно отказалась, ради шикарного удовольствия плюнуть в его наглую рожу.
- Вот и замечательно, - коробочка снова появилась на свет, Жани-Шелть вытащил из неё браслет, надел ей на запястье и нежно обнял, - Ну-ну, дорогая, не плачь, всё хорошо, - тут его взгляд наткнулся на меня, наблюдающую за семейной сценой, - Жозефина, ты всё ещё тут? Можешь идти.
Могу идти? Да что ты. Ничего не забыл, красавчик?
- Шлюхам вообще-то полагается платить, - я расслабленно повела плечами и протянула раскрытую ладонь.
Думаю, ему ни разу не приходилось платить женщине, учитывая, что у него их всегда было предостаточно. А тем более не приходилось платить за секс, которого и вовсе не было.
Он с интересом принялся ощупывать взглядом моё лицо. Да уж пожалуйста, сколько угодно можете созерцать мои саркастически изогнувшиеся губы. Ты ведь понимаешь, дорогой, что мне не деньги нужны, мне интересно, что ты ответишь и как это сделаешь. Дашь мне денег – унизишь её, не дашь – подставишься сам. Сунешь мне в ладонь мелкую монетку – я ведь сейчас не просто так приняла уверенную позу, я на коне, швырнув подачку, ты не меня сбросишь с пьедестала, ты рухнешь сам. Ну так что, сиятельный?
Он достал из кармана бумажник, вынул оттуда карточки и не без ехидства во взгляде положил его в мою протянутую ладонь. Цини-Санть шумно выпустила воздух через ноздри.
Я благосклонно качнула ресницами, принимая подношение, и неторопливо продефилировала к выходу. В лифте заглянула в бумажник и чуть не присвистнула, ничего себе – десять штук как с куста. Выходит я чертовски дорогая шлюха, вряд ли кому-то достаётся столько денег за два поцелуя.