- Знаете, мне кажется, мне нужно взять какой-нибудь факультатив, - посетовала я друзьям после.
Дарк и Селена дружно прыснули, едва не разливая кофе на колени, Джимми, отстававший по всем предметам, только закатил глаза. Инициативу поддержал лишь Барт. Оторвавшись от кофе, программист рассеянно поблуждал глазами по нашим лицам - он часто погружался в себя, обмозговывая рабочие и учебные моменты, - и, остановив взгляд на Дарк, посоветовал мне обратиться к Алисии за частными уроками фотографии, мол, чего зря зарывать талант в землю?
Не стану скрывать, мне до безумия льстило такое внимание к моим снимкам. Конечно, Барту они нравились отчасти потому что на многих из них была запечатлена Селена, а его интересовало все, связанное с его девушкой. Однако он мог посоветовать что угодно, но выбрал именно фотографию, зная, что и Алисия упорно нахваливает мое пристрастие.
- Алисия - репортажник, - пожала плечами я. - У нас немного разная стилистика.
Прошлое модели наложило заметный отпечаток на мои вкусы и предпочтения. Даже среди многообразия возможных съемок я всегда выбирала модельные тесты и съемки каталогов, в то время как репортажи не вызывали во мне должного трепета. Новое же увлечение, арт-ню, началось со знакомства с творчеством мисс Вэл Гарт, и казалось, что в нем мне могла помочь лишь она одна. Пусть даже она была художницей, а не фотографом, она могла как никто иной рассказать о сложности форм и грани между тонким искусством и порнографией, что умудрялось снимать большинство мужчин.
Мне нужно было нечто иное. Нечто, что отзывалось бы на зов сердца. И такая внеучебная группа вскоре нашлась.
Совру, если скажу, что видела себя в Greenpeace с детства или хоть как-то ранее задумывалась о необходимости данной группы в жизни общества и в моей жизни в частности. Моя социальная позиция всегда формулировалась крайне расплывчато, если формулировалась вообще. Что я могу сказать в свое оправдание? Мне только-только стукнуло девятнадцать, разумеется, я была сосредоточена на микро-сфере, не вдаваясь в подробности макро. Да и в личной жизни хватало проблем и неразберих. Наверное, набреди я на этот агитационный плакат с бенгальским тигром ранее, и в голову бы не пришло проводить какие-то параллели.
Но он попался мне на глаза именно сейчас, когда я как никогда чувствовала давление и напряжение, когда я чувствовала себя одинокой и загнанной в ловушку, когда уже знала Бена и прочих заядлых охотников. И я сделала свой выбор.
Так я начала соединять приятное с полезным, полезное - с еще более приятным, ну и все это вместе с делом муторным, неприятным и, по большей части, противным. Последний пункт - о самой работе в Greenpeace, и той кампании, на которой мне доверили работать. Направление сортировки и переработки мусора было одной из самых активных кампаний, запланированных на этот год. Ну, как мне говорили первое время. Основной костяк моей команды составляли молодые крепкие парни, открыто посмеивающиеся за моей спиной над хрупкой девчушкой, которая, как они считали, могла сломать ногу, не приложив никаких усилий. Они думали, я не выдержу. Сломаюсь. Сбегу.
О, я бы так и поступила, если бы не их цепкие насмешливые взгляды, но каждый раз, когда на меня словно прожекторы были направлены несколько десятков ухмыляющихся глаз, кровь вскипала в жилах, и утереть им нос стало делом чести. В сортировке мусора, в сборах взносов и вербовке добровольцев среди населения дни проносились один за другим. Солнце вставало все раньше, громче запели птицы, зацвели деревья. Все реже раздавался гул музыкальных центров по ночам - студенческий городок готовился погрузиться в сессию.
В середине мая мое участие в Гринпис свелось к абсолютному минимуму для подготовки к сдаче экзаменов. Ребята, сменившие гнев на милость, отпустили с миром до октября, напоследок пожелав удачи.
- Ну, смотрю, планета все еще на своей орбите. Признавайся, твоя заслуга? - с сарказмом поинтересовался голос жениха в трубке, как только я набрала его номер.
Он не воспринимает мою деятельность всерьез. Ему не нравится, что меня окружают мужчины. Он недоволен, что уже два месяца наши встречи срываются по непредвиденным обстоятельствам - то с моей, то с его стороны.
- Конечно. Супервумен Хоуп, женщина-надежда, в очередной раз спасла мир, в котором сегодня ты снова можешь спать спокойно, - в тон ему отзываюсь я.
- Мне не нужна супервумен, меня вполне устроила бы жена-фотограф. Как обстоят твои дела на этом поприще?
В трубке слышится неприятный стальной щелчок передергиваемого затвора. У каждого из нас свои придури. Джо собирает альбомы с наклейками. Мы с Кэтлин несколько лет назад скупали значки и увешивали ими всю одежду. А Бен коллекционирует оружие, "преимущественно с историей". Я не уточняю, что он имеет ввиду, даже знать не желаю, просто закрываю глаза и делаю вид, что Чейз единственный придурок в моем окружении, имеющий отношение к слову "смерть". Нет, я знаю, что это естественное явление, особенно если ты Бернс, и все же, есть в этом нечто жуткое...
- Сколько раз я просила тебя не делать так? - надеюсь, по моему тону он может представить, как я морщусь и закатываю глаза. - Нормально мои дела на этом поприще. На позапрошлой неделе снимала одну модель, начинающую, но перспективную. Если ребятам из агентства понравятся снимки, можно рассчитывать на периодическое пополнение портфолио.
Вообще-то агентство не сказать чтобы крупное или известное, и перспективы не сказать чтобы радужные, но все мы с чего-то начинаем.
- Даже звучит скучно. У меня есть предложение поинтереснее...
Говорят, противоположности притягиваются. Так можно сказать и про нас с Беном, единственная оговорка здесь состоит как раз в контексте интересов: все, что кажется скучным ему, находит применение в моей жизни - и наоборот. Однако в этот раз его предложение действительно оказывается заманчивым. В конце июня он должен лететь в командировку в Копенгаген, где я могла бы принять участие в международном фотографическом форуме. Три дня живого общения и обмена опытом с фотографами, моделями и визажистами, пока мой благоверный вершит чьи-то судьбы. Нешуточный интерес представляет сам форум, однако я испытываю не меньший трепет и перед самой поездкой: никогда ранее мне не доводилось бывать за рубежом с кем-то кроме мамы или сестры. И уж конечно, Бен - первый мужчина, приглашающий меня в совместную дальнюю поездку.
Весь остаток месяца меня занимают вопросы, которые, к счастью, не встретятся в билетах. Нужно ли купить пеньюар или мои пижамные шорты с овечками никого не удивят? Можно ли покрасить волосы в Дании или лучше попытаться выкроить время перед вылетом? Брать ли с собой теплые вещи?
- Теплые вещи? - изумленно переспросила Дарк, оторвавшись от модного глянца. - В июле?
В последнее время даже друзья с разной степенью тактичности намекали, что мне, по всей видимости, голову напекло. Причем всю голову.
- Ну мало ли...
Я пожимаю плечами, все еще косясь на Даркнесс в зеркало. Та придирчиво изучает результаты стараний местного стилиста по волосам, и во взгляде читается неодобрение. Она называет это "процесс распада". Она уверена, что я стираю, теряю себя. Что я позволяю превратить себя в безликую куклу, коих множество, что блонд на самом деле мне не к лицу, и все это делается лишь в угоду мужику, который решил, что купил меня, подарив кольцо.
Я никогда не произнесу это вслух, но отчасти она права. Не этими словами, не в том, что он меня купил, но... Он подарил мне кольцо, и это первый ответственный шаг. Я - его женщина. Он - мой мужчина. В моей жизни столько разных аспектов, что уже укоренились, вошли в привычку и не могут быть изгнаны насовсем; я не могу изменить семье, не могу пойти против себя самой, что порой так раздражает Бенджамина. Цвет волос - лишь малая часть меня, еще подвластная переменам. Так что если он предпочитает блондинок...
Попав в модельный бизнес, я с детства знала, что моя внешность более мне не принадлежит, и все перемены находятся в ведении модельного агентства. Мои волосы, мои брови, мое лицо... В девятнадцать у меня появились желание и повод для перемен - пожалуй, этим стоило воспользоваться.
- С чего ты вообще взяла, что ему нравятся куклы? Он выглядит абсолютно нормальным, - вновь подает голос Дарк, не позволяя с головой погрузиться в раздумья.
Не так давно подруга сама решилась на новый эксперимент, сменив привычный розовый на более благородный оттенок красного дерева. Теперь она выглядела серьезной молодой женщиной, готовой к новым серьезным отношениям. Надеюсь, что не с женщиной.
- Ну, его бывшая жена была блондинкой.
- О, и ты полагаешь, что в твоем лице он просто мечтает получить лишнее напоминание о ней? - фыркает Даркнесс; отворачиваясь к постаменту с зеркалом, она тихо бормочет что-то вроде. - Какие же мы, девки, дуры...
В ее словах есть доля истины. И все же она не знает всего. Я смотрю на девушку в зеркале. У нее роскошный благородный блонд и кожа, еще не тронутая загаром. Грубые черты лица отступили, смягчившись более светлым оттенком бровей - брови, конечно, - дефект лица больше не кажется таким уж ужасным и бросающимся в глаза. А еще она похожа на отца.
Почти весь этот год Логан Бернс, успешный предприниматель из Старлайт Шорз, практически не появлялся в средствах массовой информации. Заголовки крупных изданий и первые полосы интернет-газет не пестрели его именем. Он словно залег на дно, исчез из виду даже родной семьи. Пока неделю назад не появился на одном из разворотов Ekstra Bladet в костюме от Armani prive и с белокурыми волосами. Вообще-то у меня нет привычки просматривать датские новостные издания, однако предстоящая поездка в Копенгаген заставила изменить собственные пристрастия, заинтересовавшись событиями страны. И каково же было мое удивление, когда я узнала, что отец примет участие в экономической конференции в том же городе, в который везет меня Бенджамин. В такие совпадения мало верилось. Плюс - в Копенгагене жила сама Вэл Гарт, что также сулило поездке дополнительную пользу.
Итак, вырываясь из бездны размышлений, возвращаясь к девушке в зеркале, я придирчиво осматриваю ее от кончика брайсовского носа до типично бернсовского волевого подбородка, окидывая взглядом линию губ, повторяющую папин контур, скольжу взглядом по длинным волосам, чуть светлее папиного нынешнего, и не без удовольствия заключаю: похожа. Пусть зимние каникулы не отличились разнообразием развлечений и традиционной семейной поездкой в Европу, летние расставят все на свои места, воссоединив меня с другой частью моей семьи, доселе мне незнакомой, но отнюдь не чуждой. Этот год станет переломным.
Начало июня. Начало сессии. Я любуюсь собственным отражением в зеркале и наслаждаюсь мыслями о скором знакомстве с отцом. Я еще не знаю, как я ошибаюсь.
Погода в Копенгагене действительно не подвела - стоял настоящий июльский зной, он плавил асфальтовую крепость, заставляя прохожих скидывать свои покровы, оголяя ноги и плечи, открывая зрелище порой привлекательное, а порой и не очень. Каменные джунгли, хай-тек мегаполис из стекла и бетона, он был бы до умопомрачения похож на родной Бридж, если бы не удивительная европейская архитектура, проглядывающая сквозь махины серых строений, уютные мостовые, наводненные в рабочее время лишь туристами да подростками, и каналы, отражающие от своей глади раскаленное солнце - удивительное по красоте своей зрелище.
Я уже упоминала, что у меня есть своя собственная маленькая странность? Помимо того, что я души не чаю в плохих парнях и в детстве собирала значки, разумеется. Я обожаю принимать солнечные ванны. Немного нетипично для вампира, не так ли?
Эта любовь досталась мне от мамы, в европейских поездках мы с ней могли часами нежиться на песчаных пляжах, подставляя ступни ласкающей морской воде пока Джорджи прятала белоснежную кожу под тентами и потягивала коктейли. Наверное, примерно того же я ждала и от нашей с Беном совместной поездки. Знаете, как это бывает, ты настолько привыкаешь к какому-то образу жизни, что даже не можешь представить себе, что кто-то живет иначе. Вот только Бен и был тем самым приверженцем "иначе". А Копенгаген не слыл пляжным курортом.
В первый же день пребывания, наутро после ночного перелета, Бен, облаченный в костюм и отутюженный галстук, чмокнув невесту в нос, отправился по делам. Я же осталась недоумевать посреди огромной кровати номера люкс в одном из крупнейших спа-отелей. Палящее солнце забиралось в окна, скользило по излишне роскошной меблировке и разбивалось на множество мелких разноцветных осколков в мозаике венецианского стекла. Спать больше не хотелось.
Наскоро приняв душ и распаковав кое-что из вещей, я наткнулась на фотоаппарат и решила, что не стоит терять более времени даром. Все-таки другие города - совершенно иной мир, живущий по своим собственным законам. Поначалу тебе кажется, что все здесь такое же, как и дома: такие же люди, такие же автомагистрали и правила дорожного движения, такие же высотки. И все же, шагнув за ворота уютного отеля, ты понимаешь, что попал в совершенной чужой мир, в котором вроде бы отдаленно узнаешь какие-то события и формы, однако у людей иные взгляды на жизнь, иной менталитет, иная манера одеваться и совершенно незнакомый язык. Я ступаю по расплавленным улочкам, гордо вышагивая в новых, мягких до безумия, кедах - кажется, за весь этот год я ни разу не слезала с каблуков, и сейчас самое время отдохнуть от них. Легкий ветерок, поднимающийся от воды, приятно холодит кожу и треплет по волосам словно давний знакомый.
В видоискатель фотоаппарата попадает все подряд вне зависимости от представляемой художественной ценности - от расписанных непонятными словами и рисунками стен до глади воды на канале, в которой перевернуто отображаются целующиеся парочки. Прелесть современных фотоаппаратов состоит в их практически нескончаемом кадровом резерве, ты просто переставляешь флеш-карту, и с новыми силами рвешься в бой. Меняешь выдержку, открываешь диафрагму - и продолжаешь ловить мир в объектив словно воздух большими глотками. Случайные прохожие, - кто-то кривится, кто-то приветственно машет, заметив, что попал в кадр, - деревья, первые зажженные фонари, здания причудливых расцветок и форм, с различными табличками, о смысле надписей на которых можно лишь догадываться, кошка, умывающаяся на скамейке в парке, пирует стайки птиц в предзакатном небе... Чужой город сквозь призму объектива заставляет мое сердце трепетать. Давненько такого не случалось.
Вдоволь нагулявшись, я останавливаюсь в небольшом кафе с летней верандой и заказываю мохито у очаровательного официанта с ямочками на щеках. Тот коротко кивает и неспешно скрывается за стеклянной дверью, оставляя меня наедине с собственными мыслями. День клонится к закату, небрежными мазками раскрашивая небо роскошными кроваво-оранжевыми тонами.
Я выбиваю из пачки сигарету и с упоением затягиваюсь. Практически все ребята из моей команды Гринпис - вот ирония! - курят, большинство из них - нечто дешевое вроде Gold Crown или American Legend. И все они как один поворачивают голову в мою сторону, как только помещение заполняет аромат Captain Black. Если ты привык к чему-то дурному, ты уже не расстанешься с этой привычкой. Дорогой табак, качественная обработка, немного ароматизаторов - все это ничто. Борьба с курением, антиникотиновые программы, социальная реклама и вред, наносимый здоровью - на свалку. Моя поистине дурная привычка заключается в том образе, который я представляю, вдыхая до боли знакомый терпкий аромат. Я закрываю глаза, затягиваюсь снова и почти ощущаю смесь древесно-морских ноток парфюма; я знаю, что его здесь нет, не может быть, но мозг играет в коварную игру, додумывая, дорисовывая, вписывая в реальность тот недостающий элемент, по которому я скучаю.
Тот, что пытаюсь выбросить из головы с той самой дурацкой вечеринки, если не раньше. Фонтан желаний на самом деле работает; находится в сговоре с твоим мозгом, что отправляет тебе фантомов. Я загадала увидеть брата, и я вижу его - нахожу в каждом прохожем, ловлю каждую едва знакомую черточку и додумываю ее; улавливаю ароматы и добавляю недостающие ноты. Когда мне грустно и нечем занять руки, когда горло саднит, а в душе зияет пустота - я заполняю ее дымом его любимых сигарет.
Говорят, для наркомана первым шагом на пути к выздоровлению является признание существования проблемы. Но это не мой случай. Я не могу избавиться от наваждения. Я не хочу от него избавляться.
- Вам нехорошо, мисс? - голос официанта с вежливой учтивостью звучит над ухом.
- Мне очень-очень хорошо, - честно отзываюсь я, делая следующую глубокую затяжку.
Посмотрите на большинство людей. Посмотрите на себя. Вереница серых, унылых лиц и раздраженных голосов. Все они куда-то спешат, чем-то недовольны. Работой, семьей, собственной жизнью. День изо дня они повторяют одно и то же. Рутина-рутина-рутина. Каждый день. День за днем. Им нечего желать, они ни о чем не мечтают. И думают, - нет, уверены, - что им нечего терять.
Это похоже на гонку. Они проходят круг и тут же начинают следующий. Тот же самый гребаный порочный круг, только уже исполосованный следами собственных и чужих шин, не понимая, что движение бесконечно. Что вечный двигатель не нужно изобретать, он уже существует, и это - их собственные страхи перед переменами. Они жалуются на жизнь, оставляя все как есть, не предпринимая ни единой попытки разорвать круг, свернуть направо на круговой развязке, и преодолеть силу притяжения.
Знаете, в чем разница между ними и мной? Не в том, что я довольна жизнью, нет. В том, что я научилась упиваться собственными страданиями. Своими худшими дурными привычками вроде привязанности к тем, к кому привязываться не стоило. Умение держать собственные страхи под контролем, а не выставлять на всеобщее обозрение - я верю, что одно только это делает меня сильнее. Ведь я не жертва.
Отпуск в Копенгагене принес мне не только долгожданный загар и несколько важных знакомств, но и некоторое количество существенных разочарований. Во-первых, Вэл Гарт в городе не оказалось. Найти ее телефон в телефонном справочнике не составило труда, вот только к стационарному аппарату никто не подходил. Тогда пришлось поднажать на местные знакомства - разумеется, Копенгаген не настолько огромный город, чтобы никто из новых знакомых, работающих в смежной художественной сфере, не был знаком с Вэл. С третьей попытки удалось выяснить, что мисс Гарт покинула город неделю назад, отправившись отдохнуть и набраться вдохновения "в горах". Неконкретность такого ответа заставила лишь вздохнуть и опуститься обратно на кровать. Тупик. Эти горы могли быть хоть Скандинавскими, хоть горами Латинской Америки. Встречу пришлось отложить.
Разочарование номер два стало явным и ощутимым под самый конец отпуска. С утра до вечера Бен пропадал на работе, а по ночам, когда солнце скрывалось за горизонтом, вытаскивал меня на улицу, водил по ресторанам и осыпал ошеломительными букетами.
С каждым днем я курила в окно и теряла терпение, устав ждать, когда же наконец нас с папой представят друг другу. Подозрение росло и формировалось, пока в конечном итоге не вылилось в прямой вопрос. Едва ли я когда-то забуду совершенно спокойные глаза Бена, фокусирующиеся на моем лице, руки, бережно отирающие губы сложенной втрое точно по шву салфеткой, и тон, словно разъясняющий пятилетнему ребенку очевидные вещи:
- Логан был здесь совершенно не для этого.
Едва ли посетители ресторана когда-то забудут ту истерику, которую я закатила жениху.
- Ты сделала заведомо неверные выводы, - прокомментировал он, и также невозмутимо заказал еще вина.
Клянусь, я чуть его не задушила.
Двадцатые числа августа в студенческом городке считались самыми горячими и продуктивными: второкурсники и третьекурсники возвращались в университет, первокурсники спешили занять лучшие места в общежитиях и частных домах, обменяться контактами с наибольшим количеством студентов, посетить как можно больше тусовок. Это был горячий сезон пьяных вечеринок с дебошем и беспорядочным сексом, этакое прощание с разгульными деньками для старших курсов и посвящение в студенты для новичков. К счастью, в прошлом году это веселое время я пропустила. А в этом, с пальцем отягощенным россыпью бриллиантов, мои интересы уже сводились совсем к другим вещам.
Я вернулась еще накануне массового заезда, чтобы составить компанию Дарк, в последний раз сбежавшей из дома пораньше. Всю ночь мы пили вино, болтали о том, как провели лето и хохотали над ужастиками. Мы казались такими беззаботными, хотя за спиной каждой из нас притаились нешуточные страхи. Я не говорила ни о Севене, ни о Бернсах, ни о трениях с родителями; Дарк непривычно молчала о собственной матери. И все же мы обе знали о проблемах друг друга и терзающих нас сомнениях. Это был удивительно трогательный момент единения с человеком, которого ты знаешь не так уж и долго, но с которым чувствуешь связь. Несмотря на разницу в социальном статусе и воспитании, мы смотрели на многие вещи с одной точки зрения, воспринимая мир через единую призму.
- Знаешь, - подруга подала голос с дивана, где улеглась спать лицом в подушку. - Я ведь понятия не имею, что буду делать после универа.
Мы уже собирались ко сну, усталые и порядком захмелевшие. Вероятно, именно это и сломило оковы безмолвного крика о помощи. Разум слишком устал противиться. В этом году Даркнесс выпускалась из университета, и ей предстояло шагнуть во взрослую жизнь.
- Наверное, мать была права, мне стоило выбрать более жизненную профессию.
Приподнявшись на локтях, я вижу ее даже в кромешной тьме: лицо выражает крайнюю степень сомнения, руки закинуты за голову, веки сомкнуты. Немного медлю с ответом. Что ей сказать? Что быть художником в ее положении - это не выход?
- По-моему, это совершенно неважно, Дарк. Каждый второй в Бриджпорте работает не по профессии. Большинство знаний, вдолбленных в твою голову в институте, все равно не пригодятся, так что если ты хотя бы получила кайф от учебы - это уже того стоило.
- Да, осталось только выйти замуж за сантехника и родить пару спиногрызов - и песенка моя будет спета, - невнятно, с затихающими интонациями доносится голос.
Меня такое предположение веселит. Тому, кто с детства обитает в мире роскоши и гламура, ни в одном самом страшном сне не могло присниться, что можно выйти замуж за парня, который чинит чужие унитазы. С юных лет мне казались отличной партией продюсер, актер или музыкант, на худой конец какой-нибудь замшелый спортсмен, и на меньшее я не была согласна - пусть сейчас у меня были несколько иные приоритеты. И все же - Дарк не просто так сказала об этом сейчас, правда?
- Тебе не обязательно выходить замуж за сантехника. Познакомим тебя с гитаристом black sunday, как там его?..
В ответ мне доносится лишь недовольное причмокивание. Несколько секунд я прислушиваюсь к размеренному дыханию и этим самым причмокиваниям, после чего откидываюсь на подушки и поворачиваюсь на левый бок. Я и сама не в лучшем состоянии и еле держу глаза открытыми, так что...
- Поговорим об этом утром, Лорен.
Однако утром нам совершенно не до этого: звонок телефона, забытого в режиме вибрации, больше напоминает землетрясение. Учитывая, что он раздается спустя четыре часа после отбоя, спросонья трудно прийти в себя. Кое-как стряхивая остатки сна, недовольным голосом рявкаю нечто нечленораздельное в трубку, даже не удосужившись посмотреть, кто именно стал недостаточно веской причиной для столь раннего пробуждения.
- Ты чего такая нервная? - раздается веселое щебетание в трубке. - Мы выезжаем, будем примерно через час. Ты ведь не забыла?
Возможно ли забыть о том, что твоя младшая сестра, эта заноза в заднице, проведшая каникулы на побережье средиземного моря, в этом году примкнет к рядам первокурсников? Возможно ли забыть, что скрепя сердце, ты разрешила этой королеве школьного балла, этой светловолосой зазнобе, разделить с тобой квартиру, раз уж в ней так много комнат? Едва ли. Но я забыла. Просто выбросила из головы, словно стирая тонкие карандашные линии резинкой, будто бы их и не было.
- Нет, конечно, - растеряно отзываюсь я, в ужасе оглядываясь по сторонам.
Книжные полки и поверхность письменного стола покрыты ровным слоем пыли, пледы скомканы и брошены на пол, на журнальном столике красуются все еще липкие капли вчерашнего пиршества. На диване, держась за голову и потирая поясницу, что-то недовольно бормочет всклоченная красная макушка. В окно, словно прочувствовав настрой похмельного утра, барабанят мелкие струи дождя.
- Отлично, тогда до встречи, - щебетание, разбавленное веселой незатейливой песенкой из колонки, смолкает, и меня накрывает черная тупая тишина, сквозь которую проступает гул собственных мыслей.
Как ни странно, я смотрю в выключенный экран телефона и думаю о брошенной вскользь фразе. Даже о слове. "Тогда". Будто бы признайся я в собственной забывчивости, ответ был бы кардинально иной, нечто в стиле "о, ну тогда я не приеду". Признаться, это было бы кстати - из зеркала на меня смотрит заспанное чудище с выбивающимися из косы прядями и оставшимся кое-где тональником, которому около часа необходимо только чтобы привести в порядок собственную внешность. Контрастный душ, маска для блеска волос, увлажняющая и тонизирующая маска для лица, макияж... Кажется, чтобы успеть с уборкой, придется либо держать сестрицу за дверью, либо отказаться от половины обязательных утренних процедур.
Почему? Почему, черт побери, я выбираю второй вариант?
Мисс Пунктуальность возвещает о своем прибытии через пятьдесят восемь минут после звонка - бодрым цоканьем каблуков по керамограниту, торжественным звонком в дверь и заливистым хохотом в телефонную трубку. Моя младшая сестра снимает солнечные очки, небрежно перебрасывает волосы через плечо и улыбается нам с Дарк - улыбкой таинственной звездной незнакомки. Ее жесты насквозь пропитаны манерностью и грацией, ее тело потеряло угловатость, которая совсем не красила вчерашнюю школьницу. Ее личико сияет свежестью, проступающую сквозь светлую, полупрозрачную кожу. Черты ее лица настолько напоминают мамины, что на несколько секунд я впадаю в ступор.
Как? Как так получилось, что меньше чем за год этот гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя, не оставляя мне ни единого шанса вернуть лидерские позиции? Слова Хантера о том, что я сама отталкивала свою семью, намеки Севена на то, что уродует меня вовсе не шрам, а комплекс жертвы, помолвка с шикарным взрослым мужчиной - все в один миг теряет всякий смысл, спасовав перед обаянием младшей сестры. Ящик Пандоры раскрывается, выпуская наружу демонов, обнажая былые детские страхи.
Она успешная. Она любимая. Младшая сестра - вечный номер один. А я...
- Привет, Джорджи, - даже Дарк приветствует Джо радостной улыбкой. Она машет рукой и пролетает в кухню с горкой грязных салфеток, на ходу поясняя: - А мы тут генеральную уборку затеяли к твоему приезду.
- Привет, Лорен, - отзывается Джо и вновь ласковым голосом обращается к телефонному собеседнику. - Да, я на месте. Да, отлично добралась. Нет, не на мотоцикле. Все правда в порядке, пап.
Джорджи скидывает шляпу, небрежно бросив ее на тумбу в холле, снимает солнечные очки и проходит в гостиную, с интересом разглядывая корешки книг на стеллажах. Она совсем налегке: с маленькой сумочкой от DKNY, без громоздкого багажа с кучей платьев различных цветов и фасонов. Сложно поверить, что сестра отказалась от идеи перевезти в Саммерхолд хотя бы половину собственного гардероба, а значит чемоданы остались на совести ее сопровождающего. Вероятно, того самого единственного интересующего ее мужчины.
- Вовсе нет, - возражает систер в ответ на ехидное "мужчина мечты". - Меня привез Севен.
Ее реплика ставит меня в тупик. О ком тогда шла речь на рождество? А Джо тем временем вполне резонно добавляет:
- Ему далеко до столь громкого звания.
- Мечты у всех разные, - зачем-то уточняю я, вызывая подозрение и удивление во взгляде младшей сестры.
Она смотрит на меня так, будто впервые видит. Будто не знает кто я такая. По сути, так и есть. Прожив пятнадцать лет в стенах одной комнаты, мы так и не узнали друг друга; просто не захотели. Вероятно, у нее тоже есть ко мне претензии. Как там сказал дедушка? Ее опекали за нас двоих.
Я отвожу взгляд. Делаю вид, будто меня заинтересовала кирпичная кладка стен. И неопределенно машу рукой через холл:
- Вторая дверь справа. Твоя комната там, - подумав немного, добавляю. - Располагайся.
Она скрывается за дверью, а я так и остаюсь стоять в прихожей. Сказать по правде, я пребываю в полнейшем смятении, не могу придумать, куда деть руки и чем себя занять. К щекам приливает кровь при одной только мысли о том, что через несколько минут я воочию увижу парня, занимавшего мой разум последние несколько месяцев. В безуспешной попытке отвлечься хватаю с тумбы фотоаппарат и судорожно пролистываю отражение собственной жизни, кадр за кадром, пиксель за пикселем. Модельные тесты, несколько пейзажей, поездка в Копенгаген, Бен и наши совместные фотографии. Он - галантный жених, успешный политик и брутальный мужчина. Я - заботливая невеста, подающий надежды фотограф и общественный деятель. Обручившись, мы играем в счастливую семью. И в этой игре, разумеется, нет и не должно быть места Севену и мечтам о нем.
Я привыкла принимать происходящие в жизни события как неизбежность. Без фатализма и прочих людских условностей. Просто есть вещи, о которых надо было думать раньше, а сейчас, в этот самый момент действительности, пути назад уже нет. Сиюминутные события есть результат совокупности наших действий в прошлом. Или нашего бездействия - у кого как.
И все же появление Севена в моей - в его? - квартире невозможно воспринять как данность. Равно как к нему невозможно подготовиться. Его появление все равно застает врасплох. Его голос звучит совсем как год назад. Год назад он всерьез говорил о безосновательном доверии к собственному клану. Год назад он упоминал о том, что знает, кому я обязана завершением модельной карьеры и ликвидацией симметрии лица. В этом году он вновь отбрасывает наши отношения на исходную позицию безобидного флирта:
- Есть отличный лофт, если хочешь меня снять.
Несмотря на то, что подготовка к данной встрече стала заданием из серии "миссия невыполнима", она представлялась мне вполне мирной. Во всяком случае, менее разрушительной, чем на деле вышла. Вероятно, мы оба оказались не в духе - я выбитая из колеи его появлением, а Севен... А Севен просто повел себя в обычном стиле Севена.
Он имеет дурацкую привычку подкрадываться абсолютно бесшумно. Возможно в его работе это играет важную роль, однако у меня мурашки бегут по спине от подобных фокусов. Или от древесно-морского аромата, окутывающего и опьяняющего; того самого, что я так долго искала в каждом прохожем.
Оборачиваюсь. Смотрю во все глаза. Он все такой же, но в то же время иной. Все та же сухая, местами обветренная кожа, все те же жуткие синяки под глазами, все та же колкая бородка и дурацкая шапочка, напоминающая натянутый на голову презерватив. На подбородке под губой - несколько царапин, еще свежих, и кожа вокруг них алая и воспаленная. Хочется провести по ней пальцами, ощутить каждый выступ неравномерно запекшейся кровяной корочки, почувствовать, что она настоящая. Что он - настоящий.
Наверное, слишком долго молчу, во все глаза рассматривая знакомое лицо. Он тоже смотрит - оценивает. Но за взглядом почти черных глаз не прочесть ни единой эмоции; ни удивления кольцом в носу, ни восхищения светлыми волосами, ни разочарования отсутствием скрывающей изъяны лица косметики. Эта немая сцена слишком растянута, кажется, даже время замедлило свой бег, вот только мне отчего-то совсем не хочется что-то менять. Севен не выдерживает первым.
- Я про фотоаппарат, крошка, - он кивает на Canon, который я по-прежнему сжимаю в руках, и усмехается, позабавленный отсутствием реакции. - Но, кажется, это тот самый случай, когда шутка была настолько тонкой, что тебя приняли за идиота.
Рассеянно наблюдаю, как он направляется в одну из комнат, чувствует себя здесь полноправным хозяином. Должно быть, именно эту спальню, прямо напротив моей, он занимал раньше, когда учился здесь. Мне вспоминается разговор со Стивом и собственная мысль о факультете прикладного убийства.
- А ну стой! - внезапно вспоминаю, что у меня к нему в общем-то полно вопросов, на которые я собираюсь заставить брата дать ответ, и бросаюсь за ним в одну из спален, в которую он направляется. - Почему ты не отвечал на звонки? Ты представляешь себе сколько тебе всего мне нужно рассказать?!
Я проскальзываю в дверь, воровато оглядываясь. В прошлом году мне доводилось бывать в этой спальне - поливать цветок в горшке, протирать пыль со спинки кровати. Иногда просто разглядывать черно-белые фотографии на стене и корешки книг на полках в надежде найти что-либо для души. Вот уж не думала, что комната могла принадлежать Севу - в выдвижном ящике тумбочки после него кто-то забыл потрепанную Библию; заподозрить брата в религиозности не позволял здравый смысл.
Эта спальня - типично мужская, здесь царят строгость и минимализм. Ни плюшевых игрушек, ни тюбиков с кремами, ни вазочек с декоративными элементами внутри. Гладкая поверхность шкафов, застеленная черно-белым пледом кровать, да несколько простых картин в черных рамах. И все же эта комната сейчас представляется мне самой интересной, неизведанной и почти мистической. Пожалуй, как и сам ее хозяин.
Севен издает смешок, по всей видимости, позабавленный формулировкой. Он разворачивается на сто восемьдесят градусов так резко, что я едва успеваю остановиться и не налететь прямо на него. Брат обладает куда лучшей реакцией: тело не успевает продолжить движение по инерции, как оказывается в мертвой хватке мужских рук. Он отстраняет меня на безопасное расстояние вытянутой руки - подумать только, будто это я вторгаюсь в его личное пространство, а не наоборот! - и закатывает глаза:
- Я уже говорил Джорджиане, и еще раз повторю тебе: к бессмертию Хантера я отношения не имею.
Это действительно один из первых вопросов, на которые я хотела получить ответ. Впрочем, здесь у меня есть и свои догадки.
- Имеешь, - упрямо гну я свою линию: не получив вразумительного ответа от дедушки, я много размышляла над этим. - Когда мама была в больнице, ты что-то дал ему. Я спрашивала об этом на выпускном, но ты уклонился от ответа.
Мы стоим друг напротив друга, скрестив руки, словно играя в гляделки. В детстве я могла часами ходить хвостом за Кристианом, вперившись в него взглядом, пока не получала желаемое. Я побеждаю и сегодня. Едва ли мне помог детский опыт, но он уж точно одарил меня упрямством. Севен хмыкает и выразительно косится на перекинутую через плечо копну обесцвеченных нарощенных волос.
- За всей этой мишурой можно напрочь забыть, что ты девочка сообразительная.
Удивительное дело, в первый момент это завуалированное оскорбление звучит словно комплимент, разливая по телу пьянящее тепло.
- Мужикам нравится, - огрызаюсь я.
Я не имею ввиду ничего такого, не ставлю своей целью подцепить кого-то, мне просто приятно ловить восхищенные взгляды. Выглядеть эффектно, чтобы чувствовать себя комфортно спустя столько лет психологического прессинга. Я добавляю дабы сгладить острые углы провокации:
- Мужчины, в отличие от женщин, видят меня, а не мой шрам.
В ответ получаю лишь сухое:
- Я тебя умоляю, тот, кто ведется на это, - Сев выразительно окидывает взглядом от макушки до подола не самого длинного платья. - Едва ли вообще видит дальше собственного носа.
В приоткрытое окно струйками просачивается прохладный утренний воздух. Он забирается в декольте, заставляя организм отреагировать мурашками по телу, в то время как щеки вспыхивают ярким пламенем от очередного нанесенного оскорбления. В глубине души я знаю: он прав; но так хочется думать иначе.
Здесь настолько тихо, что я слышу его дыхание и так свежо, что можно уловить каждую нотку аромата его парфюма. Я нашла его в интернете, воссоздав по составу; это Invictus от Paco Rabanne. Победитель. Кажется, этот раунд действительно остается за ним, оставляя меня поверженой, брошеной к ногам бессмертного убийцы.
Словно первородный грех, его образ кажется таким сладким и запретным - от манящих запахов парфюма и сигарет до острых как бритва взглядов почти родных черных глаз.
Однажды ступив на скользкую дорожку, инертное движение уже не остановить. Ты просто летишь в бездну, не в силах противостоять законам природы. "Это плохо закончится" - говорил мне Эдди. Ох, он был прав, ведь как иначе может закончится история, которая плохо началась?
Напряжение сгустившейся тишины разрывает резкий звук оставленной наотмашь пощечины. А в следующую секунду я обнаруживаю себя крепко сжимающей Севена в объятьях и целующей обветренные губы.
Этот запретный поцелуй спустя несколько лет знакомства и несколько сотен эфемерных намеков, этот поцелуй настолько желанный, настолько выстраданный, что впору потерять сознание от нелепого детского восторга. Этот поцелуй совсем не такой, какие восхваляют в желтых газетенках и бульварных романах, от него не таешь на губах и не паришь в невесомости; этот поцелуй глубокий и терпкий, с примесью солоноватой крови и крепкого табака. Поцелуй настоящего хищника. Идеальный в своей неидеальности.
Я наслаждаюсь каждой его деталью: царапающей щеки щетиной, пальцами, до боли сжимающими бедро и ощущением полного погружения - на самое дно - во всех смыслах.
Наши порывы столько раз прерывались звонками или чьим-либо появлением, что, разумеется, и в этот раз не может случиться иначе.
- Хоуп? - на пороге комнаты, растерянная и сбитая с толку, застыла Джорджиана.
Мы с Севом настолько увлеклись друг другом, что напрочь забыли о присутствии посторонних в квартире. Да что там, без преувеличений, я почти забыла о существовании на планете других людей.
Ватными пальцами в некотором смущении пытаюсь застегнуть молнию на платье, которую в непонятном порыве я позволила брату - брату! - расстегнуть, оставляю Севену право разбираться с Джо, совершенно не настроенной на объяснения с ним.
- Ты что-то хотела? - как ни в чем ни бывало интересуется бессмертный.
Нет, я не ждала стандартных фраз вроде "ты все не так поняла", ведь это Севен, но черт побери, что за отношения их связывают, что он себе позволяет сделать вид будто ничего не произошло?
- Пошел вон, - чеканит сестра.
В ее голосе звучит твердая уверенность в себе и собственном решении. Куда она дела ту скромницу, что отчаянно краснела, представляя нас друг другу?
Мимика и интонации Сева непередаваемы. Он с иронией хмурится и также осведомляется:
- Ты правда собираешься выгнать МЕНЯ из МОЕЙ квартиры?
- Я вообще удивлена, что ты все еще здесь, - ничуть не смутившись, парирует Джорджина.
Я смотрю в окно, ожидая развязки. Внизу, в разбитом у дома палисаднике, журчит вода в фонтанчике - сейчас это самый громкий звук, такая тишина стоит в комнате.
- Ладно, - сдается Сев, и я с удивлением отмечаю, что Джорджи оказалась сильнее меня. - Я позвоню.
Кажется, последняя фраза обращена ко мне. А возможно я ошибаюсь.
В любом случае - он уходит. Он уходит - мы остаемся.
Несмотря на всю неловкость ситуации, я бы с удовольствием вышла вслед за ним, потому что оставаться наедине с идеальной сестрой после столь неидеального поступка - настоящая каторга даже для моей мизерной совести.
- Мне семнадцать. А у тебя какие оправдания такому идиотскому поведению? - сестра режет тишину тем самым маминым непроницаемым тоном, который сейчас так нужен, чтобы не потерять рассудок и не заистерить.
Ну, знаете, как в этих интернет-шутках. В любой непонятной ситуации - закатывай истерику.
Я утыкаюсь взглядом в зеркало. То ли раскаиваюсь, то ли злюсь, что она не только выглядит как мама, но и звучит как мама. Младшая сестра взялась меня учить - и это раздражает. Но я поцеловала ее парня - и это вообще капец.
- Ответ "мне девятнадцать" тебя устроит? - не оборачиваясь осведомляюсь я.
Джо старается сделать это как можно тише и незаметнее, но я все равно слышу, как она вздыхает. Наверное, думает, что вся из себя такая умница, и может меня учить.
- Хоуп, - ласково касается моего плеча. - Я люблю тебя.
Я резко разворачиваюсь, намереваясь съязвить. Но колкость про то, что слова Дарк "переходи на женщин" не стоит принимать всерьез, так и остается на языке, стоит только увидеть ее глаза. В этих глазах цвета речной глади застыло неведомое мне ранее выражение вселенской скорби, смешанной с нежностью материнской заботы.
Пар почти валит из ушей от злости. Да кого она тут из себя строит?
- И я просто не хочу, чтобы ты наделала ошибок, о которых потом будешь жалеть, - продолжает она, будто не замечая моей реакции.
Сестренке бы сейчас захлопнуть свой накрашенный ротик, процокать каблучками в выделенную ей комнату и плотно затворить дверь, притворившись невидимкой. Вместо этого она продолжает втирать что-то про страдания, которые принесет мне этот парень.
- Довольно! - я резко пресекаю лишние рассуждения. - Почему никто из вас не способен понять, что у меня есть собственная голова на плечах? Ни ты, ни мама, ни Крис. Я хочу совершать ошибки. Свои собственные. Было бы мило с вашей стороны мне не мешать.
Она расстроена, действительно расстроена, но сейчас чувства мисс Совершенство волнуют меня менее всего на свете. Подумать только, она смеет меня учить! Она два года протусила с парнем, по которому я схожу с ума, а теперь поливает его грязью в попытках уберечь меня от общения с ним. Как справедливо! Ничем не лучше мамы, которая даже не пытается скрыть своего отношения к моему жениху!
Я вылетаю в дверь и несусь к лифту, на ходу натягивая куртку. Я собираюсь проветриться, пройтись или пробежаться в одиночестве, лишь бы выпустить пар. В тайне даже от себя я мечтаю застать внизу Севена.
Мечтам суждено остаться мечтами - ни единой машины не припарковано на подъездной площадке. Вероятно, он успел уехать. Вероятно, это и к лучшему.
Я действительно считаю, что я достаточно взрослая девочка, могу принимать собственные решения и нести за них ответственность. Вот только пока не могу разобраться, насколько эти решения разрушительны.
Небо старательно хмурится, роняя на иссушенную знойным летом землю крупные холодные капли. Спиной прислоняюсь к стене дома, щелкаю зажигалкой - мерное пламя вспыхивает, выхватывая из серого мрака под ногами окурок классического Captain Black - и медленно съезжаю вниз. В полутонах стремительного вихря времени я все еще не знаю, кто я и на чьей стороне.
Так начинается плен второго года в университете.