Всё слилось, картинки и звуки,
Всё бессмысленно, всё нелепо.
Я лежу, и, раскинув руки,
Смотрю, как меняется небо.
Удивительно, но за несколько лет я забыла, что значит быть матерью. Конечно, у меня была Шанталь, но ее детство, казалось, давно закончилось - девочка повзрослела рано, и забот о ее воспитании почти не требовалось. С появлением Каролины все тяжести материнства рухнули на меня вновь, точно снег на голову. Я забыла, что это значит - бессонные ночи с младенцем, декретный отпуск, который на деле частенько оказывался сложнее, чем официальная работа. Каждую минуту нужно было быть настороже, чтобы при необходимости накормить, поиграть, искупать малышку.
Однако если в случае с Шанталь материнство казалось игрой, веселым квестом, который требовалось пройти, то к моменту рождения второго ребенка я словно перегорела. Игра пошла по второму разу - и перестала меня интересовать. Знакомые ходы я, вопреки обещаниям самой себе, выполняла на автомате. Впрочем, Каролина не была обделена вниманием и, в силу своего возраста, не могла различать таких нюансов в моем к ней отношении. Наоборот, дочь радостно тянула ко мне свои крохотные ручки, на свой лад показывая, как она рада моему появлению.
Шанталь же, напротив, обозлилась на незадачливую матушку. Если до этого она, кажется, считала меня просто неспособной к воспитанию детей, то, увидев заботу по отношению к младшей сестре, воспылала завистью. Я могла лишь догадываться о том, что происходит в голове у Шанталь, но порой ее поведение говорило само за себя. И без того не слишком общительная, старшая дочь полностью замкнулась в себе. Лишь иногда я замечала за кажущимся безразличием обиду, скрытую во взгляде, но достучаться до Шанталь не могла.
И чем больше подрастала Каролина, тем заметнее было отношение к ней старшей сестры. Едва завидев, как я помогаю малышке делать первые шаги, читаю ей сказки или купаю в ванной, Шанталь демонстративно отворачивалась, всем своим видом показывая, что ей это не интересно. Весь вид дочери кричал: "Мне все равно!".
Видимо, для того, чтобы лишний показать свою независимость, Шанталь снова стала приводить домой друзей. Вернее, это они, наверное, считали себя ее друзьями, в то время как дочь смотрела на одногодок презрительным взглядом. Невооруженным взглядом было заметно, что дочь считает себя выше всех этих детских шалостей - во взгляде ее без труда угадывалась усталость и презрение, несвойственное для миловидного детского личика. Это, впрочем, не мешало ей изображать радость и веселье всякий раз, когда я проходила мимо.
Однако самообладание Шанталь, которое на первый взгляд казалось безупречным, иногда все же давало сбой. Старшая дочь иногда действительно пугала меня. Сложно было не заметить косые взгляды, которые она кидала на Каролину, пока та мирно занималась какими-то своими детскими делами. Но страшнее взглядов были действия. Так, например, однажды Шанталь сломала кукольный домик, с которым сама так любила играть несколько лет назад. Каролине оставалось только наблюдать за тем, как рушится игрушка под ударами старшей сестры.
На самом деле, Шанталь так и не призналась, что это ее рук дело. Я всего лишь делала выводы: вот она, еще в пижаме, выносит пакет с обломками игрушек на свалку, а вот Каролина смотрит на старшую сестру со страхом и сторонится ее... Мне пришлось даже перенести ее кроватку из детской в свою спальню - Каролина плакала, оставаясь с Шанталь наедине. Очевидно, сестра приводила ее в суеверный детский ужас.
С каждым днем приключения, в которые невольно затаскивала весь дом Шанталь, становились все интереснее и интереснее. Однако, если поначалу я относилась к этому легкомысленно, списывая все на пресловутый переходный возраст, то впоследствии пожалела о своем поведении. Апофеозом детского бунта стал устроенный однажды пожар. Шанталь попросту ворвалась ко мне в комнату с криками, а на все вопросы позже отвечала, потупив взгляд, что не знает, как так получилось, и сама-то она перепугалась до полусмерти. Я корила себя за подозрения о том, будто пожар этот случился не случайно, но ничего не могла с собой поделать.
И только тогда, сидя на полу и вглядываясь в обгоревшую плиту и подпаленные обои, я задумалась о том, что происходит на самом деле. Страх - за себя, за дочерей - стал единственной движущей силой, не позволяющей мне сидеть на месте, хоть и найти выход из сложившейся ситуации было нелегко.
Осознав, что самостоятельно из этого болота я уже не выберусь, я обратилась за помощью.
Ее звали Фавия - и, несмотря на молодой возраст и легкомысленное поведение, она была хорошим психологом. Узнав о моих проблемах, она согласилась провести несколько сеансов, выслушать меня и помочь. Конечно, счета за консультации ощутимо били по семейному бюджету, но жаловаться было не на что. В конце концов, я сама довела все до такого состояния, что без помощи специалиста было не обойтись.
По поручению Фавии я делала много странных, на мой взгляд, вещей. Так, например, она поручила мне завести собственный огород и я, к собственному удивлению, покорно вспахивала землю на заднем дворе и щедро усыпала ее семенами. Задания Фавии, на первый взгляд бесполезные и даже нелепые, помогали справиться с собственными слабостями и лучше разобраться в себе. Например, если бы в мой восемнадцатый день рождения мне кто-то сказал, что я буду заниматься огородом, да еще и по ночам, пока дочери спят, я бы рассмеялась ему в лицо.
Помимо этого, я училась рисовать. Делая первые, неуверенные мазки кистью, я все больше поражалась таланту Шанталь, способной выводить на холсте настоящие шедевры. Для меня оставалось загадкой, как второклассница оказалась способна на такое, тогда как я могла только хаотично размазывать гуашь по поверхности картины.
Однако, это действительно помогло мне наладить контакт с дочерью, пусть и не так, как, наверное, предполагала Фавия.
- Ты что, рисуешь? - недоверчиво фыркнула Шанталь, выйдя однажды в коридор и застав меня за мольбертом. Дочь задумчиво наблюдала за тем, как я пытаюсь нарисовать что-то, хоть отдаленно похожее на бабочку, прежде чем сдалась:
- Не могу на это смотреть. Смотри, как надо, - и, окинув меня презрительным взглядом, она все-таки начала объяснять.