В Аурдоне уже почти рассвело, и сонные деревья медленно просыпались, лениво подставляя свои листья ласковому утреннему солнцу.
Отбросив все остатки сна, юная Валери спешно умылась, позавтракала кашей с ложкой меда и начала собираться. Покрутилась перед зеркалом, взяла две передние пряди своих светло-пшеничных волос и заколола сзади, чтобы не падали на лицо. Надела присланные в подарок Филиппом жемчужные сережки, он упомянул в записке, чтобы в день встречи она была именно в них. Надев самый лучший наряд, девушка по очереди доставала из шкафа свои немногочисленные платья и блузы, сворачивала их и бережно укладывала в кожаный чемодан. Туда же отправились пара босоножек, шляпка с сеткой, которую мама дарила на прошлый весенний праздник, зонт и маленький мешочек с расческой и заколками для волос.
Сегодняшний день был особенным, ведь девушке предстояло навсегда переехать в дом, в котором ее уже ждало белое платье. В дом, хозяина которого она еще даже никогда не видела. Валери очень волновалась, живот неприятно ныл, руки дрожали, а часы, будто назло, громко отсчитывали секунды до приезда Филиппа. В полдень. Он прибудет в полдень.
Окинув взглядом комнату, она на мгновение задумалась, не забыла ли чего.
И резко изменилась в лице, потому что вспомнила, что забыла самое важное.
Она замерла, чтобы не издавать лишних звуков, и прислушалась. Из кухни доносились глухие шаги – мать готовила обед. Судя по запаху, пекла пирожки с капустой и будет занята еще немного времени. Валери, поглядывая в проход, быстро достала из глубины прикроватной тумбочки резную деревянную шкатулку и открыла ее, удостоверившись, что самое дорогое ей сокровище было на месте.
Девушка убедилась, что в комнате никого нет, и аккуратно уложила между двумя платьями пачку сложенных вчетверо листов, перевязанных красной шелковой лентой. Их Валери хранила вот уже несколько лет. Она наизусть знала, что написано на этих девяти потрепанных листках бумаги. Знала, что на третьем когда-то была клякса, которую она позже превратила в нарисованного маленького огненного феникса, а на шестом остался след от кружки с крепко заваренным чаем с бергамотом. И что последний, девятый лист, отличался от остальных – он был написан красивым ровным почерком самой Валери, и именно на нем слезы разъели несколько аккуратных букв.
На нее вновь нахлынули воспоминания.
Лето. Август в Аурдоне был на удивление теплым, но деревья уже начинали немного желтеть, приобретая красивый лимонный оттенок. Окно в зале было открыто, чтобы выходил запах табака. Она заварила тот самый чай с бергамотом. Поставив кружку на маленький столик, своей тонкой рукой девушка взяла перо и вывела на последнем листе:
«Однажды человечество загонит себя в угол, тогда и настанет время, чтобы родиться ему заново, подобно Фениксу».
– Валери, милая, ты собралась? – отвлек девушку голос матери, появившейся в коридоре.
– Да, вот только не знаю, готова ли я. Разве ты справишься здесь одна?
– Обо мне не волнуйся, главное, чтобы у тебя все было хорошо.
– Я ведь его даже не знаю…
– Зато наконец-то выберешься в люди, ты и сама понимаешь, насколько это важно. Пойми, доченька, я не хочу, чтобы жила так, как жила я. В нищете. Ты достойна большего. Вспомни…
– Я помню, – перебила она, – и все понимаю. Буду навещать тебя как можно чаще, – Валери обняла мать, и теперь уже могла дать волю слезам.
Она не понимала, почему плачет. Может, потому, что уезжает из родного дома, в котором выросла. А может, из-за того, что чувствовала, как долго не увидится с матерью. Или потому, что выходит замуж за мужчину, которого даже не видела, не говоря уже о любви, о которой она так мечтала с самого детства. А может, просто снова вспомнила то самое лето и дом, в котором всегда из-под клавиш белого рояля лилась музыка Бетховена.
С улицы послышался непонятный шум.
Шаги.
Стук в дверь.
И сердце тоже застучало так быстро…
Далия помчалась открывать, а Валери глубоко вдохнув, еще раз посмотрела на лежащие на кровати собранные сумки. Вот и все. Кто знает, когда она еще зайдет сюда и вдохнет привычный запах?
Девушка, осторожно выйдя в гостиную, увидела у входной двери высокого мужчину лет сорока, задумчиво поводящего пальцами по своей идеально подстриженной бороде. Он был хорошо одет, да и вообще весьма не дурен собой. Его глаза были слегка прищурены, и казалось, что он оценивает ее, как товар на прилавке. Хотя, никого не обманешь, так оно и было.
– Филипп, присаживайтесь за стол, что в дверях стоять, – Далия указала гостю на обеденную. – Вал, помоги мне.
Девушка покорно принесла чашки и первую поставила прямо перед будущим мужем. На его лице мелькнула довольная ухмылка – подумал, что все-таки из нее хорошая жена выйдет, не зря он согласился на сделку.
– Валери, присядьте, – приказал он девушке, и та приземлилась на стул, опустив глаза. Смутилась, когда он назвал ее по имени. Она откровенно побаивалась Фила, ей становилось не по себе от напряженного взгляда его светло-карих глаз. Да и она не смела не подчиниться – этот мужчина согласился вытащить из грязи.
– Вы чудесно выглядите сегодня. И я не ошибся – эти серьги необычайно идут Вам.
– Спасибо, – Вал инстинктивно дотронулась маленькой жемчужинки в ухе.
– Я надеюсь, все готово к отъезду? – он снова бросил на нее свой тяжелый взгляд, отчего все внутри Валери сжалось, и она смогла лишь только кивнуть несколько раз.
Из вежливости Филипп несколько раз глотнул приготовленный Далией чай и, даже не притронувшись к еде, позвал своего водителя, чтобы тот помог отнести вещи Валери в машину.
Девушка последний раз обняла мать и простилась со старой жизнью, как обычно сжигают в огне старые письма.
***
Изысканное белое платье безупречно село на стройную фигуру девушки, а короткие перчатки прикрыли худые пальцы. Она смотрела на свое отражение в огромном зеркале и не могла понять: кто перед ней?
Куда делась та мечтательница Валери, что, смеясь, собирала в поле ромашки и ставила их в вазу возле белого рояля?
Та, что обожала музыку, жила ею, танцевала, стоило лишь уловить краем уха знакомые мелодии?
Та, что мечтала о невероятной любви, любви всепоглощающей, когда не можешь ни спать, ни есть, и думаешь лишь о том, когда же вновь увидишь своего ненаглядного?
Та, что до полуночи заслушивалась рассказами о будущем и воображала себе, как все будут жить наравне друг с другом, как не будет больше зависти и ненависти? Она верила, однажды наступит день, когда человечество поймет, что оно само сгубило себя. И верила, что доживет до того самого момента.
Когда мы возродимся. Подобно Фениксу.