Ему было около трех лет, когда мир вокруг начал внезапно обретать очертания и стремительно расширяться в разные стороны. Он больше не ограничивался одной только кроваткой с деревянными прутьями. За прутьями обнаружилась комната тускло-зеленоватого цвета, с тремя такими же, как у него, кроватями, стоящими у стен, и круглым, немного потертым ковром в самой середине.
Он не знал точно, когда именно начал осознавать происходящее вокруг. Просто однажды перевернулся на бок и сквозь решетку кровати увидел маленькую птицу на обратной стороне подоконника. Окна были закрыты, но он всё равно приподнял голову от совсем плоской подушки и потер сонные глаза, пытаясь услышать чириканье сквозь хлипкие стекла.
Понимание, что мир не ограничивается зеленой комнатой с четырьмя кроватями, обрушилось на него настоящей лавиной, и маленький мальчик обернулся сначала через левое, а потом через правое плечо. Неужели там и правда что-то есть?
Опасаясь вшей или какой-либо ещё заразы, всех детей в Доме Малютки жизнеутверждающим названием «Новый Путь», здесь брили налысо, из-за чего их, абсолютно одинаковых, сложно было отличить друг от друга с первого раза. Дети были заняты своими делами: кто-то рисовал, кто-то напряженно строил башню из кубиков, кто-то, не найдя занятия продуктивнее, ползал на животе под кроватями, вытирая собой пыль, а он сидел и просто смотрел сквозь решетку кровати.
- Вылезти хочешь?
Раздавшийся откуда-то сверху скрипучий голос напугал его, и мальчик резко поднял лысую голову, распахнув немаленькие глаза ещё шире. Тянувшая к нему руки была огромна и очень уродлива. Мальчик даже не знал, что именно из этого напугало его больше. Наверное, всё-таки то, насколько безобразным она казалась. Она явно была очень старой, лицо и руки были испещрены морщинами, а редкие седые волосы с большим трудом держались в растрепанном пучке на затылке. Один её глаз почему-то смотрел к переносице, а на левой щеке испуганный ребёнок заметил огромную коричневую бородавку, ставшую своеобразной вишенкой на торте в образе старой карги из страшилок.
- Не проснулся ещё, чтоль? –спросила она, увидев, что мальчик собирается реветь, и улыбнулась, отчего стала ещё уродливее. – Это же я, Берта. И когда это ты успел стать таким плаксой, Ричи?
Ричи – это он? Как странно было вдруг понять это… Воспользовавшись внезапной задумчивостью, Берта легко подняла его с кровати, после чего опустила на пол к остальным детям и удалилась. Должно быть, она и правда была очень старая. Ричи никогда не видел старых людей, но точно знал: Берта – старая. Она была намного больше, чем он, и очень странно ходила. Больше никто не ходил так, словно одна нога у него не гнулась вовсе, и никто не сопровождал каждый свой тяжелый шаг не менее тяжелым кряхтением.
Ричи не знал, почему взрослых так беспокоило, что он не разговаривает. Он ведь разговаривал, только не с ними и не с другими детьми. Говорить с самим собой, не издавая никаких звуков, нравилось ему куда больше. Именно поэтому и молчал, очень быстро уяснив, что если дать взрослым понять, что умеешь говорить, они больше никогда не отстанут с разговорами. Мужчины и женщины в белых халатах, иногда приходившие и зачем-то измерявшие их рост, только пожимали плечами. По их словам, Ричи был абсолютно здоров, и не было ни единой причины, почему из трехлетнего ребёнка, которому в этом возрасте было положено задавать тысячу вопросов в минуту, невозможно было выудить ни единого слова. Нежелание мальчика никто, конечно, не рассматривал. А зря. Ричи просто сидел на коленях у белобородого мужчины в белом халате и увлеченно рассматривал разложенные на белом полотенце стерильные приборы.
- Э, нет, малыш, - улыбнулся бородач, не позволяя маленькой ручке схватить стерильную палочку. Точно такую же палочку он вставил Ричи в рот совсем недавно и зачем-то попросил сказать «А». Он не сказал. – Не надо трогать.
Мгновенно раздавшееся в ответ очень отчётливое: «почему?» - отчего-то заставило присутствующих застыть соляными столбами. Потеряв интерес к инструментам врача и врачу в принципе, Ричи спрыгнул с его колен и убежал играть с только-только освободившимся ксилофоном.
***
Задолго до того, как научиться понимать происходящее и, тем более, задолго до того, как научиться разговаривать, даже больше игры на маленьком ксилофоне, Ричи нравилось следить за людьми. Ему не было разницы, за кем наблюдать: за детьми, нянями или даже старым сторожем, который большую часть времени, что Ричи удавалось следить за ним, спал у себя в будке. С животными было не так интересно. Соседские коты, в отличие от сторожа, не позволяли ему заходить в будку и несколько раз поднимать и опускать шлагбаум. Коты вообще ничего не понимали, но были очень мягкими. Ричи нравились коты.
Со временем, наблюдение вошло в привычку, и маленький мальчик абсолютно неосознанно стал делить окружающих на две большие группы: на людей «Можно» и людей «Нельзя».
К категории «Можно» Ричи относил тех, кого можно было не опасаться. Большинство детей, с которыми вместе жил, их сторожа, старую Берту, оказавшуюся очень доброй, несмотря на свою устрашающую внешность. Она никогда никого не шлёпала и не наказывала, даже если мочили кровать. Просто кряхтела больше обычного и куда-то уносила матрас.
К категории «Нельзя» же, закономерно, относись все те, с кем маленький Ричи вёл себя очень осторожно: некоторые врачи, пятилетний задира Глен, который был больше остальных детей, и вторая няня. Если Берта была хоть и страшной, но очень доброй, с Викки всё обстояло совсем наоборот. Она была похожа на принцессу из сказки, которую им перед сном иногда читала Берта, - такая же красивая и с таким же красным бантом на голове. Но если кто-то плакал, Викки больно щипала их за щеки и губы, а мокрые матрасы никуда не уносила.
- Если ты такой зассыкун и не можешь до горшка дойти, - говорила она, держа плачущего Клайва в мокрой пижаме за ухо, - то и спи на мокром! И не смей переворачивать матрас!
Она называла их странными словами, значения которых никто не знал, но по тону Ричи понимал, что это что-то плохое. Никто не любил Викки, и если с ними оставалась она, а не Берта, он старался быть даже тише, чем обычно, и никогда не капризничал, уже зная, что за этим может последовать сильный подзатыльник.
Некоторые вещи Ричи делал бездумно, будто бы неосознанно. Он просто знал, что одно его действие обязательно повлечет за собой другое, и его совсем не занимало, почему так происходило. К примеру, он точно знал, что если принести Берте свое печенье с полдника, то вечером она не станет укладывать его спать вместе с остальными и разрешит немного дольше полистать яркие книжки с картинками. Или, если с ними оставалась Викки, нужно было всегда убирать за собой кровать. Её это по какой-то причине смешило, Ричи давно заметил. Он не понимал, почему Викки смеется, но улыбался в ответ. Тогда она называла его: «аккуратным крысёнком», и всё равно перестилала кровать, но уже больше не злилась.
От бездумности не осталось и следа к тому моменту, как маленький Ричи стал разговаривать сам с собой. Иногда он даже проговаривал про себя «схемы», интуитивно отбрасывая плохие новые методы и совершенствуя старые.
Он без преувеличения был чудесным ребёнком. И очень красивым. Намного красивее остальных «уродцев», по словам Викки, которая, в итоге, даже прониклась к нему относительно тёплыми чувствами и разрешала держать бутылочку с лаком, которым подкрашивала округлые ногти на руках.
Ричи нравилась его жизнь. Он ни о чем не беспокоился и, со временем, настолько привык делать то, чего от него ожидали, что это перестало вызывать даже малейшие неудобства.
Именно поэтому он и не понял, зачем ему, через какое-то время, понадобилось куда-то переезжать. Может, он перестал всем нравиться?
Всё оказалось намного проще. Когда ребёнку исполнялось четыре года, ему полагалось перебираться из дома малютки в детский дом, и Ричи не стал исключением.
Так он оказался в Медфорде, штат Масачуссетс.
***
Детский дом ему не нравился. Там не было старой Берты, а качели во дворе всегда были заняты старшими детьми. Его комната находилась на втором этаже и была угловой, поэтому ночами Ричи часто мёрз, даже закутавшись в тонкое одеяло с головы до ног. Он совсем не плакал, уже успев понять, что это никак не помогает. Наоборот, тех, кто плакал, ругали ещё сильнее. Ричи не любил, когда его ругали. Ему было четыре года, когда он понял очень важную вещь: никому из всех этих людей здесь нет до него никакого дела. Дети были сами по себе, а воспитатели хотя и проводили с ними много времени, не делали ни на йоту больше, чем было прописано в их трудовых договорах.
Тогда Ричи впервые задумался о причине. В фильмах, которые им иногда показывали, у детей были родители. Мама и папа, жившие с детьми в собственных домах. Ричи ни разу не видел фильма, где ребенок бы жил так, как жил он. Один, имея лишь кровать, тумбочку и небольшую лампу на стене.
- Понарожают всякие проститутки, пооставляют, а мы их приплоды воспитывай, - ворчала одна из воспитателей, перестилая постели в одной из комнат. Другая воспитательница, что держала чистое постельное белье, молчала, иногда шикая на неё и указывая взглядом в сторону дверей, когда первая забывалась и повышала голос. – А что, не правильно говорю?! Нет, ты мне скажи, я неправа? Скольких проблем мы бы лишились скопом, если бы эти кукушки-мамаши в свое время делали аборты. Ну, или предохранялись, если совсем денег нет!
- Тише, Верити, - ещё раз шикнула на неё другая женщина, заметив, что стоящий неподалеку Ричи внимательно их слушал. Обернувшись, Верити нахмурилась и топнула ногой в его направлении, но Ричи не убежал, так и оставшись стоять, где стоял.
- Да он мелкий совсем, - фыркнула она и рывком сдернула простынь. – Всё равно не понимает ничего.
Но он понимал. Понимал, что у него, как и у детей в фильмах, всё-таки была мама, которая почему-то его оставила. Ричи был уверен, что мама не хотела его оставлять. Скорее всего, это была ошибка. Может, она случайно потеряла его и теперь тоже ищет? Ему было четыре, когда он дал себе обещание обязательно разыскать маму. Он найдет маму, и мама заберет его из детского дома. Они будут жить вдвоем, а потом заведут кота. Тогда он действительно верил в это.
А в пять лет познакомился с Рори. Ричи привык, что одна из трех кроватей в его комнате всегда пустовала. Она стояла ближе всех к окну, и все, кто на ней спали, регулярно простужались. Руководство детского дома быстро обнаружило закономерность, и вместо того, чтобы утеплить окно, приняло куда более экономичное решение: не селить третьего человека в их комнату. Поэтому Ричи удивился, когда, вернувшись с плановой уборки территории, обнаружил неизвестного мальчика, поправляющего подушку на своей кровати.
Он не выглядел как-то по-особенному, и Ричи бы не обратил на него никакого внимания, если бы мальчик резко не развернулся, услышав за спиной шаги.
- П-привет! – поздоровался он, быстро скосив взгляд к кровати, словно проверяя, надежно ли что-то спрятал.
- Ты новенький? – спросил Ричи, подходя ближе. Он был ощутимо ниже своего нового соседа, но тот всё равно занервничал, когда Ричи оказался рядом с кроватью. – Не прячь ничего под матрасом, там они всегда в первую очередь смотрят.
Мальчик недоверчиво прищурился, но, услышав тяжелую поступь старого воспитателя, распахнул от страха глаза и заметался, не зная, куда деть руки.
- Сядь на кровать, - прошептал Ричи, отходя к своей кровати и снимая перчатки для уборки территории, - и возьми сумку.
Мальчик послушался словно инстинктивно, и в тот самый момент со скрипом распахнулся дверь в их комнату.
- Распаковался, Корнер? Обедать идите. Тебя тоже касается, Тейлор, чтобы потом не ныл, что живот болит.
- Да, сэр, - спокойно ответил Ричи, интуитивно понимая, что если его сосед откроет рот, то мгновенно же себя и сдаст. – Вымою руку и приду.
Воспитатель скрылся за дверью, а Ричи прижал указательный палец к губам, призывая к молчанию. И только когда шаги в коридоре стихли, приподнялся на своей кровати и заинтересованно спросил:
- Ты что-то украл?
Мальчик помотал головой и запустил руку под матрас. Ричи заинтересованно поджал губы, ожидая увидеть конфеты или, на худой конец, деньги, чтобы купить конфеты. Но увидев, что так отчаянно прятал его новый сосед, разочарованно выдохнул.
- Фотография? – он ведь уже почти представил, как сосед поделится с ним чем-то, что так усердно прятал. - Ты дурак? Зачем прятать фотографию?
Подойдя ближе, он увидел, что на фотографии изображен этот же мальчик, стоящий за руку с какой-то женщиной. Они улыбались на фоне какого-то здания, и Ричи почувствовал укол зависти. Получается, у его соседа была мама…
- Отнимут или порвут, если найдут, - пояснил его сосед, убирая фотографию обратно. – Тут такого не любят.
И помолчав ещё немного, всё-таки представился.
- Меня Родрик зовут. Рори. А тебя?
- Я Ричард, - он гордо вскинул подбородок вверх. У его соседа, может, и была мама, но имя у него, однозначно, дурацкое, и мысль эта отчего-то Ричи грела.
- Как король, - широко улыбнулся новый сосед, и, убрав сумку под кровать, спрыгнул на пол. – Был такой король, Ричард Львиное Сердце.
- Я знаю… - отозвался Ричи, закатив глаза. О короле Ричарде Львиное Сердце он слышал впервые, но показать этого, конечно, не мог. – Пошли обедать. Опоздавшим не дают десерт.
Сняв комбинезон и оставшись в старых джинсах и майке, Ричи направился к выходу из комнаты, когда за спиной раздалось негромкое:
- Спасибо…
- За что? – он даже не обернулся и не замедлил шага.
- За то, что не выдал.
Ричи вздохнул. Было бы за что. И снова подумал, что лучше бы Рори все-таки прятал конфеты, а не глупую фотокарточку.
***
Каждый День Благодарения воспитанникам детского дома Медфорд полагалась бесплатная экскурсия в один из городских музеев, и этот День Благодарения не стал исключением. Их подняли раньше обычного, и сонный Ричи, из-за усталости уснувший лишь в начале второго, три раза промахивался мимо рукава рубашки. Рори одевался чуть более оживленно. Они жили в одной комнате уже около пары месяцев, но Ричи не стремился дружить со своим соседом, подозревая, что он не останется с ним надолго. Терять друга буде тяжелее, чем терять простого соседа. Тем более, в этой комнате они менялись так часто, что имело смысл поставить вращающуюся дверь, как в кинотеатрах.
- Я уже был в этом музее, - невзначай сказал Ричи, застёгивая пуговицы рубашки, - можно будет незаметно сбежать и вернуться только к автобусу.
Рори виновато улыбнулся в ответ и отрицательно покачал головой. Ричи удивленно нахмурился. Он не хочет?
- Н-не могу, извини. Я вообще не еду в музей. Разрешили к маме сходить до вечера.
Ричи опустился на колено, завязывая шнурки на одном и на другом кроссовке. Ядовитое чувство обиды растекалось в нём до самых кончиков пальцев, отравляя собой и заставляя чувствовать себя несчастнее, чем мог себе представить.
К удивлению Ричи, в детском доме, где он проживал, тоже существовало свое разделение людей на категории. Он делил людей на «Можно» и «Нельзя», а здесь имело значение «Временный» ты или же «Крысёнок».
Временными детдомовцами назывались дети, которые проживали в детском доме при живых родителях. Как правило, это были дети из неблагополучных семей, чьих родителей лишили родительский прав за антисоциальный образ жизни. По закону ребенок не мог проживать в семье, где оба родителя не работали и имели ряд зависимостей, поэтому детей «временно» определяли в приюты и детские дома. По сути, чтобы вернуть ребенка, родителям нужно было начать программу реабилитации и устроиться на работу, но очень многих устраивало и такое положение вещей. Ребенок был накормлен, одет и присмотрен и приходил в гости лишь на праздники и выходные. Что могло быть лучше для человека, бывшего полностью трезвым не более пары дней в месяц?
Но были и Крысята. Так называли детей, у которых вообще не было родителей. Это были «отказники» из родильных домов, подкидыши и те, чьи родители погибли, а живых родственников, даже самых дальних, найдено не было. Пренебрежительное отношение к таким детям легко объяснялось: на этом свете не было ни единой души, кто мог бы заступиться за них, и кому могло быть до них дело.
Рори был «Временным», а Ричи – крысёнком, и из-за этого между ними, по мнению Ричи, была огромная пропасть. Ведь любой «крысёнок» понимал: даже мать-алкоголичка, грязная, нечесаная и почти всё время пьяная была лучше отсутствия мамы в принципе. И конечно завидовал.
- Я считаю до трех! – раздался из коридора неприятный высокий голос, срывающийся на визгливые нотки. Этот голос, напоминавший звук работающей болгарки, пилившей гвоздь, мог принадлежать только одному человеку во всем детском доме. Одной из воспитателей, миссис Эммет, носившую очень подходящее ей прозвище – Пила. – Кто не выйдет из комнаты, никуда не поедет! Раз!
Рори подскочил со стула как ошпаренный, Ричи же спокойно завязал шнурки и вышел в коридор как раз под визгливое «Три!». Ему, в отличие от Рори, спешить было некуда. Экскурсия в музей, конечно, не вызывала него такого энтузиазма, как поездка домой у Рори, поэтому он запросто мог себе позволить не дергаться и не скакать с полоумным видом. Иногда ему казалось, что он замечал на себе грустный взгляд Рори, но ему никогда не приходило в голову спросить, в чем именно дело. Какая разница?
Пила приказала построиться, и Ричи встал перед Рори. Он стоял спокойно, прекрасно зная, что если ей не удастся посчитать их с первого раза, она может разозлиться и отменить всю поездку.
- Эй, Тейлор!
Ричи закатил глаза и перевел взгляд вперед. Там, в числе первых построившихся, стоял Рассел. Он был старше Ричи на пару лет и выше на целую голову. Расселу нравилось задирать младших, а поскольку Ричи был не просто младше, но и мельче, ему периодически доставалось особенно. Он не знал, почему именно его Рассел выбрал главной жертвой, но факт оставался фактом: именно ему он чаще всех подставлял подножки, его чаще всего закрывал в подсобке и именно его сегодня, во время уборки территории кинул в колючий кустарник.
- Тейлор, оглох, что ли? – самодовольная физиономия жующего жвачку Рассела неожиданно оказалась очень близко. Взяв Ричи за плечо, он слегка тряхнул его. – Я с тобой разговариваю.
- А я с тобой нет, - Ричи медленно поднял глаза, ожидая, что этот жест воспримется должным образом. Когда так делали герои фильмов, их враги отступали, но Рассел лишь расхохотался.
- Конечно, ты со мной не разговариваешь. Крысы ведь не разговаривают, - Рассел перестал улыбаться. Конечно, он тоже был Временным. – Они пищат, когда им выдирают хвосты.
- Построиться! – снова приказала Пила, и дети вернулись в строй.
Ричи молча смотрел перед собой, направляясь к ведущей вниз лестнице. Больше всего в этой ситуации его тяготило то, что он не мог, ровным счетом, ничего. Рассел ведь больше, он запросто побьет его. Может, попросить кого-то помочь? Но кого? Угрюмо обернувшись, он увидел ободряющую улыбку на лице Рори и отвернулся обратно. Вот ещё, просить. Сам справится. Но как? Он слышал, что детей, которые пытаются нападать на других, увозят куда-то, и больше их никто не видит. Старшие говорили, что сажают сразу в тюрьму, но Ричи этому не верил. Поначалу.
Рассел шел в нескольких шагах перед ним и громко обсуждал свою недавнюю поездку домой. Впрочем, это было тяжело назвать обсуждением, потому что ему никто не отвечал. Другие дети шли молча и иногда кивая. Никто не хотел, чтобы следующей жертвой Рассел выбрал их.
- Да не обращай ты на него внимания, - шёпотом сказал Рори ему на ухо. – Он придурок.
Его слова заставили Ричи вспыхнуть разозлиться так, как он не злился, даже когда пришлось выползать из кустарника под смех окружающих. Не обращать внимания?! Что он может понимать? Легко не обращать внимания, когда над тобой никто не издевается и будто бы вообще не замечает! Легко быть добрым, когда у тебя есть мама…
Повинуясь тёмному инстинкту, он сделал шаг вперед. Потом ещё один. Вопреки приказам Пилы, дети толкались и толпились, и никто не обратил на него никакого внимания. Если ещё секунду назад Ричи не представлял, как наказать своего обидчика, то сейчас это было ясно как день. Выждав, когда Рассел занесет ногу над ступенькой, он вдруг со всей силы ударил по его опорной ноге и тут же отскочил в сторону. То, что случилось в следующую секунду, казалось, происходило в замедленной съемке.
Рассел, у которого, в буквальном смысле, земля ушла из-под ног, кубарем покатился вниз. Он попытался схватиться за перила, но пальцы лишь царапнули деревянную поверхность, не удержаться. Раздался неприятный хруст, и Рассел закричал. Он чудом никого не сбил, и, уже лежа на полу, свернулся в позу эмбриона, всхлипывая и прижимая к себе вывихнутую под неестественным углом руку.
- Всем оставаться на местах! – Закричала миссис Эммет, сбегая вниз к упавшему мальчишке. На её крики сбежалось ещё несколько воспитателей. – Живо звоните в скорую, у него открытый перелом! Быстро!
Дети испуганно галдели со второго этажа, все до единого глядя на изломанное тело скулящего от боли Рассела с ужасом. Ричи был единственным, кого зрелище не просто не пугало, а вызвало чувство глубокого удовлетворения. Он заслужил. Этот идиот сам напросился, а теперь лежит и пищит. Ну и кто теперь крыса, а, Рассел?
Пила просидела с Расселом до приезда скорой помощи, а когда его забрали в больницу, обернулась к ним.
- Я хочу знать, - начала она совсем не характерным для неё негромким тоном. Впрочем, голос становился все выше с каждым словом. - Кто это сделал? Кто столкнул его с лестницы? А ну отвечайте, мелкие твари! Кто это был?!
Только тогда Ричи ощутил страх. Если его поймают…
- Это он! – вдруг пальцем показала на него какая-то девочка. У неё была огромная расщелина между зубами, и он даже не знал её имени.
- Да, точно он! – согласился мальчик рядом с ней. – Рассел его задирал, вот и он решил отомстить!
- Это не я, - тихо отозвался Ричи, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, а сердце холодеет от страха. Если его поймают..
Пила встала прямо перед ним, и её лицо не выражало ни одной эмоции. Абсолютно лишенная какого-то выражения маска очень испугала Ричи, потому что он понятия не имел, как следовало себя повести.
- Это ты скинул Рассела с лестницы, Тейлор? Не лги мне, я всё равно узнаю.
Ричи медленно выдохнул, зажмурился и покачал головой. Дети принялись наперебой уверять, что это был он, пока вдруг их всей не перекрыл один знакомый звонкий голос.
- Это не мог быть он!
Рори. Ричи украдкой открыл глаза, нев еряще покосившись на него. Зачем он..делает это? Пила перевела нехороший взгляд на Рори, но тот нисколько не испугался, стоя с тем же выражением лица.
- И почему же это не мог быть, Корнер? Они, - она указала на детей, - говорят, он!
- Они не могли этого видеть, - Рори нахмурился и очень уверенно покачал головой, а Ричи только восхитился, как уверенно у него это получается, - потому что стояли перед нами, миссис Эммет. Ричи был за мной, а мы стояли слишком далеко от Рассела, чтоб толкнуть его, – тут Рори сделал паузу и с самым невинным видом предположил, - наверное, он сам упал.
Пила пожевала губы, с сомнением переводя взгляд с Рори на Ричи и обратно, после чего махнула рукой и, пробормотав что-то «не смотрящих под ноги обормотов, на которых не напасешься лекарств», удалилась. Само собой, поездка отменилась, и воспитанникам детского дома надлежало вернуться в комнаты.
Рори читал комикс, когда Ричи, спустя какое-то время, всё-таки подошел к нему. Он совсем не выглядел расстроенным из-за того, что не поехал домой, и, казалось, был очень увлечен чтением. Ричи никак не мог собраться с нужными мыслями и едва не вздрогнул, когда Рори заговорил первым.
- Это ведь ты его толкнул? - Смысла врать он не видел и просто кивнул. Рори фыркнул и перелистнул страницу.
- Ну и ладно…
- Почему ты меня не сдал? Тебе бы ничего за это не было, - наконец выпалил Ричи и убрал руки в карманы. Рори молча отложил комикс и посмотрел на него со странным выражением лица.
- Когда мне было пять, отчим напился и кинулся на нас с мамой с ножом. Ему казалось, что мы спрятали его бутылку, хотя он сам её же и выпил. Мама точно так же скинула его с лестницы, но сломанной рукой, как Рассел, он не отделался. Упал головой прямо на камень и там же помер. Полиции я тогда сказал то же самое, что сегодня сказал Пиле. Знаешь, почему?
Ричи отрицательно покачал головой, хотя ему смутно казалось, что он знал ответ.
- Потому что своих не сдаем. Ну и потому что сукин сын, и, правда, это заслужил.
Ричи слабо улыбнулся, и Рори улыбнулся ему в ответ. В тот день он понял, что стена между ним и Рори не такая уж и толстая. И что со временем, может быть, однажды, она пошатнется. Тогда Ричи ещё не знал, что встретил своего самого лучшего друга, и что стена, которую он считал каменной и придавал такое огромное значение, рассыплется как карточный домик от легкого дуновения ветра.
***
Ричи было почти восемь, когда старая ворчливая медсестра, наконец, объявила о выходе на пенсию, и на её место пришла новая. Дженни Янг было не больше двадцати лет, она совсем недавно окончила медицинское училище и была назначена проходить практику в Медфорде. Лишь увидев её, Ричи ощутил то, что ещё никогда не ощущал в отношении другого человека. Белокурая Дженни, похожая на ангела из детской Библии, которую они читали в школе, была словно из другой вселенной. От других воспитателей и сотрудников детского дома она разительно отличалась тем, что всегда была добра и приветлива, разговаривала спокойным голосом и никогда никого не ругала за синяки и ушибы. Ричи до сих пор не встречал человека, проявлявшего к ним, оборванцам, хоть каплю сочувствия, а Дженни даже немного дула на порезы, пока обрабатывала их йодом.
Странным образом, её ангелоподобность его совсем не раздражала. Он не чувствовал никакой фальши. Дженни Янг, в отличие от всех остальных окружающих его людей, ни капли не претворялась и по-настоящему заботилась о них. Ричи было восемь, когда он решил, что Дженни обязательно станет его женой. И он был вне себя от ярости, когда узнал, что те же планы на его Дженни имела, как минимум, половина мужской части обитателей детского дома.
- Все только и говорят об этой Дженни Янг, - однажды, когда они слонялись по дому, уклоняясь от уборки территории, произнес Рори, проводив стремительно направляющуюся куда-то медсестру взглядом. – А, по-моему, ничего в ней особенного нет…
Он осёкся, когда Ричи искоса на него посмотрел. Его взгляд не был добрым, но и враждебным тоже не был. Предупреждающим. А потом Ричи медленно и с расстановкой произнес:
- Не нужно говорить плохо о Дженни Янг, Родрик.
Рори машинально чуть вжал голову в плечи и делано-безразлично посмотрел по сторонам. Жест вышел нервным.
- Да я и не.. просто сказал… А ты что, влюбился? – выпалил первую же догадку он, и едва Ричи отвернулся, широко улыбнулся. – Влюбился в медсестру??
- Сам ты влюбился, недоумок, - с достоинством ответил Ричи. Рори заметил, как покраснели у него, при этом, кончики ушей, и на недоумка не обиделся.
- А ты знаешь, сколько у неё поклонников? Я насчитал почти десять. Они днюют и ночуют у неё под дверью.
- Мне всё равно, - безразлично повел плечом Ричи. Он часто использовал этот жест, и с каждым разом он получался у него всё изящнее. – Она будет со мной. Я сказал.
Тогда ещё Ричи не имел ни малейшего представления, как именно претворить свой план в жизнь. Однако наблюдательность, как и раньше, сыграла ему на руку. Спустя некоторое количество времени он обнаружил, что Дженни Янг очень любит вишневое желе, и с тех пор ни разу не ел его сам.
В первый раз он оставил желе на полке рядом с дверью медицинского кабинета, постучал в дверь и убежал за угол. Вышедшая на стук Дженни посмотрела по сторонам, а, обнаружив желе, изумленно приложила пальцы к губам. Так повторялось несколько дней, пока Ричи нарочно не дал себя застукать на «месте преступления». Всего-то требовалось, что шаркать ботинками по полу.
- Так-так-так, - Дженни улыбалась и совсем не казалась ни рассерженной, ни раздраженной. Впрочем, она никогда такой не казалась. – Вот, значит, как выглядит мой доброжелатель? Как тебя зовут?
- Ричард Тейлор. Но все зовут меня Ричи.
- Неужели тебе самому не хочется съесть свое желе, Ричи? – Тем же мягким тоном спросила Дженни, немного склоняясь к нему. Она была так красива… Если бы только она склонилась немного ниже, а он поднялся на цыпочки… то это бы, однозначно, всё испортило.
Ответ на закономерный вопрос Ричи придумал заранее. Как можно более безразлично он пожал плечами и посмотрел в сторону:
- Я не люблю сладкое.
Он долго репетировал эту фразу перед зеркалом, чтобы она звучала как можно естественнее, пока сам в неё не поверил. Ведь кто здравом уме не любит вишневое желе?
- Правда? – Дженни удивилась так искренне, что на какой-то миг ему даже стало стыдно за свой обман. – Что ж… я могу поискать соленые крекеры, если хочешь. Проходи, нехорошо оставаться без десерта так долго.
Дженни не видела, как улыбнулся Ричи, когда она повернулась к нему спиной. Улыбка была торжествующей. В конце концов, Дженни никак не повредит эта ложь, а он просто будет есть конфеты в их с Рори комнате. Пропуск в медицинский кабинет того стоил.
***
- Ох, Ричи..
Стены кабинета то сужались, то расширялись, перед глазами все шло кругами, и Ричи прикрыл их. Боль, казалась, распространялась по всей голове, и только руки Дженни немного унимали её. Он сидел на кушетке, изо всех сил сдерживая подкатывающую к горлу тошноту, пока она обрабатывала ему ссадины перекисью и какой-то ментоловой мазью. Сквозь шум в ушах он не сразу отреагировал, когда Дженни снова обратилась к нему, и даже немного отпрянул в сторону, когда она посветила фонариком ему в глаза.
- Что… ты делаешь?
- Зрачки реагируют хорошо, - пробормотала Дженни, убирая фонарик обратно на стол. – Ричи, ты понимаешь, где находишься?
Обдумывание заняло намного больше времени, чем хотелось бы, но в итоге он кивнул. Конечно, он не собирался получать таких травм, но это оказалось неизбежным. Дженни набрала какой-то номер и, зажав телефонную трубку между плечом и щекой, заварила чай в небольшой чашке.
- Пей, я позвоню врачу. У тебя, скорее всего, сотрясение.
Чай оказался сладким и горячим, и пил его Ричи маленькими глотками. Голова всё ещё шла кругом, но чувствовал он себя намного лучше, и отчего-то ему казалось, что присутствие Дженни имело к этому не последнее отношение.
- Доктор Харви, здравствуйте, это Дженнифер Янг из детского дома Медфорд. Простите за поздний звонок…
Она что-то быстро объясняла, глядя то на него, то на часы, и нервно крутя в пальцах шариковую ручку. И либо доктор Харви оказался на редкость сообразительным, либо, напротив, не понял ничего и просто положил трубку, но вскоре Дженни снова переключила свое внимание на Ричи.
- С кем ты подрался? – она не задала самого глупого из всех возможных вопросов, не случилось ли чего, и Ричи ей был за это благодарен.
- С Эриком Торнби, - после недолгого молчания всё-таки ответил он. С одной стороны, он не собирался жаловаться, в этом все равно не было никакого смысла, а с другой, Дженни ведь спрашивала не из любопытства.
Нахмурившись, она пыталась вспомнить, о ком именно говорил Ричи, и как только поняла, ее светлые брови изумленно взметнулись вверх.
- Это тот крупный мальчик лет тринадцати? Но он же намного больше тебя!
Последняя фраза покоробила Ричи. Дженни не должна считать его маленьким. Какая разница, что этот кретин Торнби больше него?
- Он тебя просто так ударил или вы что-то не поделили? – только выражение искреннего беспокойства на лице Дженни удержало Ричи от ироничной ухмылки, совсем не соответствующей его возрасту.
- Он назвал меня крысой… - он сделал паузу, и Дженни отвела глаза. Она знала, что именно это оскорбление здесь значило. - А я ответил, что его потаскухе-мамаше только ленивый не двинул сапогом по лицу, когда она вчера валялась пьяная возле паба.
- Ох, Ричи, - только вздохнула Дженни и погладила его по каштановым волосам.
Она не думала ни отчитывать его, ни делать замечаний. Дженни казалось ужасно несправедливым, что дети, растущие без родителей, очень рано перестают быть детьми. Она была убеждена, что им, живущим в такой агрессивной среде, наоборот, нужно больше любви и тепла. К несчастью, как Дженни довольно быстро поняла, она была единственной из всех сотрудников Медфорда, кто придерживался такой точки зрения.
Ричи было всего девять лет, но он уже разительно отличался от других детей, успевших ей повстречаться по время учёбы. Даже сейчас, когда она была уверена, что он чувствовал себя из рук вон плохо, он продолжал сидеть молча, как и сидел. В симптомах сотрясения мозга приятного было мало, но он ни разу не то что не заплакал, а даже не хныкнул от боли. Он четко отвечал на вопросы, и его речь, в принципе, была намного слаженнее и намного взрослее, чем у остальных детей его возраста. На кушетке перед Дженни, как бы странно это ни звучало, сидел маленький взрослый.
- И всё-таки, думаю, нужно сообщить о нём. Я не первый раз слышу, что не дерется. Нужно рассказать директору, пока дело не кончилось ещё более опасными травмами!
Милая Дженни. Её обеспокоенное лицо в обрамлении светлых волос казалось самым красивым на свете, а искреннее участие в его проблеме действительно очень подкупало. Она, и правда, хотела помочь. Ричи прикрыл глаза и устало прислонился спиной к стене. Если бы милая Дженни только могла представить, каким образом он был намерен отомстить швырнувшему его об стену Эрику Торнби, то пришла бы в ужас.
Дженни искренне считала, что если заявить о какой-то проблеме и честно попросить помощи в её решении, справедливый исход дела не заставит себя ждать. Обязательно помогут, подскажут и решат. Даже в девять лет Ричи понимал, что Дженни слишком уж верит в доброту людей, и её картина мира далека от реальности. Однако разубеждать не спешил, наоборот, заботясь о том, чтобы горькая действительность не открылась его Дженни как можно дольше. Поэтому он и решил не посвящать её в свои планы. Ни к чему.
- Можно я останусь здесь? – попросил он слабым голосом, приоткрыв глаза. Дженни позволила бы и так, но Ричи всё равно, на всякий случай, добавил, – голова кружится, не хочу, чтобы стало хуже…
Прибывший с утра доктор Харви подтвердил сотрясение мозга и похвалил Дженни за хорошо оказанную первую помощь. По его же словам, Ричи надлежало оставаться в превращенном в лазарет медицинском кабинете целую неделю и соблюдать постельный режим. Само собой, ничего против подобного исхода Ричи не имел. С его головой всё будет в порядке, а вот насчет Эрика Торнби он уже не был так уверен.
***
Несколькими неделями спустя, когда последние теплые дни сентября окончательно уступили место октябрьским проливным дождям, в Медфорде, штат Масачуссетс, произошла трагедия. В своей комнате, в тяжелом состоянии был найден почти не дышащий синегубый Эрик Торнби. Происшествие перевернуло относительно мирное существование обитателей и сотрудников детского дома вверх дном, и почти неделю после того, как несчастного забрали в реанимацию, из каждого угла доносились все более безумные версии о том, что же случилось на самом деле. Ричи очень быстро надоело слушать весь этот бред, и он много времени проводил в их с Рори комнате. Последствия сотрясения мозга его больше не беспокоили, но Дженни все равно беспокоилась и рекомендовала облегченный режим ещё пару недель.
- Готов поспорить, он траванулся.
Рори подал голос неожиданно, как и всегда. Словно у него было чутье начинать говорить именно в те моменты, когда Ричи был погружен в себя наиболее глубоко. Однако винить его в этом было нельзя, поскольку собой Ричи был занят почти всё время. Моргнув, он опустил голову, и, некоторое время понаблюдав, как друг делал домашнее задание прямо на полу, перевернулся на бок.
- Почему?
Рори пожал плечами, и только закончив писать предложение, продолжил.
- Ну, он вряд ли подавился. Я такие синие губы видел всего раз, когда один из знакомых матери сильно перебрал. Чёрт знает, что они пили тогда, но вонь от спирта стояла жуткая. – Ричи заинтересованно подался вперед, чудом не падая с кровати. Истории Рори его завораживали, хотя и пугали. Сам же Рори, по-прежнему, не поднимал головы от домашнего сочинения по книге, которую не читал. А заглянув ему в тетрадь, Ричи заметил ошибку в первом же слове. – Ну мать тогда вызвала неотложку, мужика того откачали кое-как. Сказали, отравление.
- Но Торнби же не пил, - возразил Ричи, вернувшись в исходное положение, - хотя и хвастался на днях, что раздобыл какого-то бренди. Запах бы учуяли.
- Ставлю пятёрку, что чем-то траванулся, - подытожил тогда Рори.
А ещё спустя неделю Медфорд пришел в ужас ещё раз. Оказывается, судя по результатам анализов Эрика Торнби…
- Отравили? – В ужасе Дженни прижала ладонь к губам. Её обычно лучистые глаза были шокировано распахнуты. – Но как так может быть, Ричи? Ты уверен?
- Так сказали воспитатели. Теперь на кухне какая-то проверка, но это странно…
Ричи сделал паузу, и, убедившись, что Дженни слушает его, произнес:
- Если бы проблема была на кухне, многие бы отравились.
Ему никогда не нравилось обманывать Дженни, но он бы скорее умер, чем признался, что отравление Эрика Торнби - его рук дело. Она бы не поняла и испугалась, об этом Ричи подумал в тот момент, когда совесть почти заела его. Он ведь сделал всё правильно, и это было совсем не тяжело. Достаточно было просто оказаться в поле зрения это кретина Торнби с купленным на сэкономленные деньги куском пирога. У него была масса мерзких привычек, но одной из самых отвратительных Ричи считал привычку отнимать что-либо сколько угодно ценное и тех, кто мельче и младше, предусмотрительно не суясь к ребятам постарше. Эрик Торнби, пользуясь репутацией агрессивного отморозка, (Ричи не был уверен, что это лишь репутация), без малейших усилий забирал всё, что считал нужным у тех, кто не мог дать сдачи. Попытки сопротивления могли закончиться совсем не символичными ударами и спуском с лестницы. Воспитателям было плевать – они ругали его, грозили детской колонией, но поскольку ни одного по-настоящему серьезного инцидента с участием Торнби не произошло, угрозы оставались беспочвенными. Да и какой смысл пенять детдомовцу за драчливость?
Ричи, как и многие «жертвы» Торнби, не сопротивлялся и беспрекословно отдал свой пирог по первому же требованию. Такое поведение было более чем обычным и никому не бросилось в глаза. В конце концов, с момента появления Торнби в Медфорде, не было дня, чтобы он ничего ни у кого не отнял. Чувство мрачного торжества заполнило Ричи совсем как в случае с Расселом, которого он столкнул с лестницы. Эрик и Рассел были похожи: они оба были достаточно агрессивны, чтобы считать себя вправе третировать его, и достаточно тупы, чтобы не задуматься о возможных последствиях.
Эрик Торнби в три укуса съел пирог, в варенье которого Ричи подмешал достаточное количество украденного у дворника инсекцтицида, чтобы обеспечить серьезные проблемы со здоровьем. Во всяком случае, так он думал. Не зря же, предостерегающая надпись на упаковке гласила хранить вещество в недоступном для детей месте. Порошок не имел ни вкуса, ни запаха.
К его разочарованию, через несколько дней угроза жизни Эрика Торнби миновала. Врачам удалось спасти его, о чем перед ужином сообщил вспотевший от волнения директор. Дети радовались, а Ричи, глядя по сторонам, недоумевал. Что с ними не так? Не было ни одного человека младше тринадцати лет, кто хоть раз бы не пострадал от той или иной выходки Торнби, но сейчас все, включая даже «козлов отпущения» выглядели воодушевленными. Маленькие кретины… Случайно кинув взгляд на Дженни, Ричи заметил, что она тоже улыбалась и хлопала в ладоши, и вздохнул. Дженни просто добрая и ничего не понимает в людях.
Через некоторое время оказалось, что состояние Эрика Торнби хотя и стабилизировалось, вред здоровью был оказан такой, что возвратиться в Медфорд для него не представлялось возможным. Ему был необходим особый уход в другом месте, и такой исход устраивал Ричи в полной мере.
Он больше никогда в своей жизни не видел Эрика Торнби, но был абсолютно уверен, что от привычки силой забирать то, что ему не принадлежало, отучил его навсегда.
Продолжение (в очень скором времени, честное слово) следует...