Влюбившийся сердцеед подобен заразившемуся врачу. Профессиональный риск.
Карл Краус.
Бабник - это мужчина, у которого желания совпадают с реальными возможностями. Тигран Бабаян
Мало кто мог догадываться, а ещё меньше – знать, что за маской рокового соблазнителя, которую так старательно нацеплял на себя Луис Мюллер, на протяжении всей жизни скрывался глубоко несчастный и неуверенный в себе мужчина. Эти комплексы брали своё начало из далекого детства. Из тех времён, когда Луис жил на старой родительской ферме в пригороде Сансет-Велли, где ему приходилось делить неудобную жесткую кровать с младшими братьями и каждое утро вставать в четыре утра, чтобы вместе с отцом гнать коров на пастбище.
Луис всегда ненавидел эту проклятую ферму, как и работу в поле, шум мотора старого отцовского трактора и тошнотворную вонь в хлеву, где его постоянно заставляли убираться. Ненавидел кормить грязных свиней, которые жадно набрасывались на вязкое варево из помоев. Ненавидел брызги крови и пронзительный визг, когда выпускал им ножом кровь через горло. Ненавидел кровяную колбасу, которую потом делали из них. Ненавидел молоко и сливки, которыми была занята вся кухонная утварь.
Ненавидел этот стойкий запах навоза, скотины, грязи и пота, постоянно преследующий его на протяжении всего детства.
Но больше всего он ненавидел и одновременно боялся своего собственного отца, который держал всю семью в ежовых рукавицах.

Рихард Мюллер был человеком крутого нрава, работящий, выносливый, но в той же мере склонный к пьянству. Хотя стоит отдать ему должное, при желании он мог по полгода не пить на радость всей семье. Он всю жизнь пахал на этой земле как проклятый, так же, как и его предки. Эта же участь была уготовлена Луису, которому становилось дурно при одной мысли о таком жалком существовании. Он вполне серьёзно считал их жизнь адом, а свою мать глупой и недалекой женщиной, которая, произведя на свет шестерых здоровых детей, каждый год продолжала приносить по ещё одному мертворожденному. И самым отвратительным было то, что вся семья убивалась по этому мёртвому младенцу так, как будто они имели средства на этот лишний рот. А денег никогда не хватало! Нет, не так. Их хватало на покупку деталей для трактора, для соломорезки, молотилки, кормов для скота, тетрадей, учебников, кухонной утвари, садового инвентаря, но никогда не хватало для красивой и модной одежды. А Луис с ранних лет страдал пижонскими замашками. Мать шила ему коричневые рубашки и брюки, а его душа просила ярких красок. С тех пор у него такая гипертрофированная нелюбовь к коричневому цвету и к грубой ткани, которая ассоциируется у него с фермерской робой. Спасение Луис искал в фильмах, где засматривал до дыр красивую и увлекательную жизнь Джеймса Бонда, который с головокружительной скоростью менял костюмы, оружие и привлекательных девушек. Он мог бы целый день проторчать у телевизора, если бы отец не дёргал его всё время со своими идиотскими поручениями. А ещё Луис просто фанател от Элвиса Пресли, и под впечатлением от его творчества освоил игру на гитаре. Правда, гитара у него была так себе, старая, облезлая, с треснувшим грифом, и на ней не хватало пары струн.

Но какое это имело значение для бедного сына фермера, который долгими вечерами, сидя в пыльном амбаре, перебирал струны и представлял себя звездой на большой сцене? Так он открыл в себе талант к музыке и пению.
Однако, во всех остальных областях Луис обладал весьма посредственными знаниями, да и в школе учился из рук вон плохо. Из-за плохой успеваемости его постоянно оставляли на осень, а один раз даже чуть не оставили на второй год, если бы не мать, которая, рыдая в кабинете директора, вымолила своего мальчика. Единственными областями, в которых Луис имел природный талант и великолепные способности, были музыка и секс.
Он довольно рано повзрослел. В четырнадцать лет Луис уже резко выделялся на фоне своих сверстников и выглядел на все восемнадцать. Высокий, широкоплечий, бархатный голос, сильные руки и чувственные губы, глаза, правда, выдавали ещё неопытного мальчишку. Да он, по сути, и был мальчишкой, ему хотелось гонять мяч во дворе, ездить на велосипеде, строить шалаши на деревьях с друзьями, дразнить девчонок и хулиганить. И он откровенно недоумевал от того нездорового интереса, с которым многие окружающие представительницы женского пола стали на него посмотреть. Даже одна из подруг его матери стала поглядывать на него с интересом, когда однажды застала его поливающим сад.
Стояла жара, и он был одет в одни шорты. Луис поливал цветы и думал о том, как бы поскорей закончить с этим делом и смыться к друзьям на речку, где они хотели устроить свою персональную битву на мечах. К этому событию они готовились целый месяц, даже сделали щиты из фанеры, деревянные мечи, а Луис изготовил из дерева модель большого боевого топора, на котором вырезал своё имя, и ему не терпелось похвастаться им перед ребятами. Он был в задумчивости и не сразу заметил молодую женщину, которая, затаив дыхание, откровенно разглядывала его молодое тело, широкие плечи, грудь и сильные руки. А когда заметил её и поймал вожделенный взгляд, то неожиданно смутился и даже покраснел.

Он был тогда ещё совсем мальчишкой, пусть и имел развитое не по годам тело, ему было дико, что взрослая женщина может смотреть на него таким пожирающим взглядом.
Подобный случай вскоре опять повторился, только на этот раз в школе. У них появилась новая учительница. Молодая симпатичная девушка сразу привлекала внимания подростков. Многие с ней пытались флиртовать, но она обычно отшучиваясь, осаживала их, а вот Луису ответила благосклонностью. Хотя он не задумывался об этом. Луис просто видел перед собой красивую девушку, и ему хотелось уделить ей внимание, покрасоваться перед ней, поиграть немножко, но не более.

Однако, девушка восприняла его знаки внимания буквально и вскоре стала откровенно подыгрывать ему и помогать с учёбой. Во время контрольных работ подсовывала листок с готовыми ответами, время от времени просила его чем-то помочь. То плакат повесить, то книжки принести, то помочь убраться в классе. Луис не отказывался, ему это было даже в радость, ведь теперь на физике он практически не напрягался. Так они стали сближаться, и однажды она откровенно призналась, что он очень симпатичен ей, и не только как ученик, а как мужчина. Для Луиса это было приятной неожиданностью, хотя ему очень льстило внимания такой взрослой и красивой девушки. Их беседа тогда закончилась тем, что она предложила ему как-нибудь заглянуть к ней на чашку чая. И Луис согласился, предвкушая с юношеским трепетом вкус этого запретного чая.

Неискушённый Луис остался в восторге после той встречи, а через некоторое время ему захотелось повторить те головокружительные ощущения, и он плёлся по заветному адресу как прикормленный бродячий пёс, который идёт к заветному дому.

Водоворот страсти его затягивал, и какое-то время он прибывал в эйфории и даже всерьёз хотел жениться на этой женщине, открывшей ему дорогу в мир чувственной любви. Но спустя год первые восторги от близости с женщиной спали, и Луис стал ходить к ней всё реже и реже, пока не прекратил совсем.
Молодая учительница ему, откровенно говоря, приелась, и теперь он хотел попробовать с кем-то другим. Да и зачем на ком-то зацикливаться, когда вокруг столько красивых женщин, которые только и ждут, когда Луис обратит на них своё внимание? И он пустился во все тяжкие, меняя девушек с головокружительной быстротой, даже не заморачиваясь на ухаживаниях. Отец только качал головой, глядя на любвеобильность сына:
- Сынок, ведь так нельзя жить! Такие хорошие девушки, а ты с ними развлекаешься как со шлюхами и бросаешь. Так нельзя, Луис!

- Они сами виноваты! – пренебрежительно отвечал Луис. – Сами за мной бегают и в постель прыгают. Я никого не принуждаю, да и вообще я всех их предупреждал, что мне не нужны отношения, мне нужен только секс. Они соглашаются, а потом ныть начинают про какую- то любовь. Да и вообще, женщины такие дуры!
Вопреки ошеломительному успеху у женщин, сам Луис никогда не считал себя красавцем, да и вообще он был далёк от классических стандартов красоты, но какая-то неведомая сила всё равно притягивала к нему слабый пол. Внешне совсем не Аполлон и даже не ангел, а скорее уж демон. Тяжёлый взгляд, крючковатый хищный нос, ярко очерченный рот, исполинский рост, сильные руки и плечи, и обволакивающий, глубокий бархатный голос. В нём определённо было что-то демоническое, запретное, темное и с ума сводящее. От Луиса, как от настоящего искусителя, всегда исходили флюиды, которые не способна была игнорировать ни одна женщина. У него от природы мощная сексуальная энергетика, которая как магнитом притягивает к нему женщин, а в сексе Луис – настоящий дьявол, он может быть обжигающим и нежным одновременно. Он не согревает, как другие мужчины, а сразу обжигает. Луис словно грациозный тигр, начинал нежно и мягко ступать по женскому телу, а затем резко и агрессивно обозначал, что очередная любовница является только его добычей, и сопротивляться уже бесполезно. Луис от природы был превосходным любовником, способным свести с ума своими губами, руками и всем остальным. Настоящая находка для темпераментной женщины, хотя не каждая представительница прекрасного пола могла выдержать подобного напора с его стороны.
Так что к тому времени, как его на горизонте появилась прекрасная и обеспеченная Хильдегард, у Луиса за плечами был богатый сексуальный опыт, чего нельзя было сказать о ней. Хильда встречалась на тот момент с его школьным товарищем Стефаном, а судя по кислому и мрачному выражению на лице друга, дела у них шли не так хорошо, как могло казаться на первый взгляд. Впрочем, и у самого Луиса на тот момент началась одна сплошная чёрная полоса неприятностей, которые продолжали сыпаться на него из рога изобилия, после того, как его вытурили из музыкальной академии. Только проблемы Луиса не были связаны с личной жизнью, там у него всегда было стабильно солнечно и даже припекало. Проблемы Луиса обычно носили денежный характер и всегда маячили где-то в финансовой сфере. То в карты проиграется, то в баре пьёт в долг, то займов себе наберёт, у каких-то мутных ростовщиков под большие проценты, а они потом ищут его и родителей, чуть не за горло берут. А всё ради чего? Ради красивой жизни и модных шмоток. Ради двух-трёх вечеров разгульной жизни в барах в VIP-зоне.

Ради того, чтобы позволить себе вместе с друзьями сходить в самый крутой стрип-клуб в Бриджпорте и просадить там за вечер огромную сумму денег, которую ему накануне дал отец, чтобы оплатить учёбу.
Луис жил моментом, кайфовал здесь и сейчас. Он хотел чествовать себя королём, хозяином жизни, хотя бы на один вечер представить себя звездой и ощутить, что весь мир у его ног. Луис хотел создать себе альтернативную реальность, в которой он богат, успешен, знаменит и любим.

В которой нет места грязному плебейскому сыну фермера и невостребованному музыканту Мюллеру. Мало того, что он так и не появился в академии, спустил все деньги, что его семья откладывала целый год, отказывая младшим детям в новых игрушках, так ещё и умудрился крупно проиграться в карты. Даже свой нательный золотой крестик проиграл и ещё баснословную сумму остался должен. Те парни, которым он проигрался, оказались ребятами из криминальных кругов, и после того, как Луиса один раз крепко отлупили в переулке, он понял, что в этот раз он просто так не отделается. Срочно нужны были деньги, и единственным местом, где их можно было достать, был родительский дом. Дождавшись воскресенья, пока все уйдут в церковь, Луис выставил на кухне окно и проник в дом, где поживился родительскими обручальными кольцами, мамиными серёжками и новым набором инструментов в гараже у отца.

Всю эту наживу он в этот же день отнёс в ломбард, правда той суммы, что ему дали, едва хватило, чтобы погасить проценты за просрочку, а сам долг так и остался висеть.
- И это всё? – пренебрежительно скривились парни, посматривая на небольшую стопку денег в руках Луиса.
- Но у меня больше нет. Это всё, что я смог достать, - развёл руками Луис.
- Смог достать это, достанешь и больше, – хмыкнул парень. - Хочешь жить – умей вертеться. Убей, укради, делай что нибудь. Счетчик тикает, а наш хозяин долго не любит ждать, имей виду.
Сказав эту фразу, парень демонстративно положил на стол огромный пистолет, и Луис поневоле похолодел от ужаса. Умирать в расцвете лет ему ох как не хотелось, и, выговорив себе отсрочку на месяц, он озадачился поискам денег. Тем временем неприятности нарастали, как снежный ком. Обо всём узнали родители, и был дикий скандал.

Отец рвал и метал, разбил в щепки любимую гитару Луиса и намеревался отлупить сына хлыстом для погонки скота, но тот бегал гораздо проворнее старого Рихарда и, быстро увернувшись от него, забрался на большой раскидистый дуб, словно кот. Отец сыпал проклятиями, неистовствовал, а под конец стих, и из его глаз брызнули слёзы отчаяния. Он зажмурился и размазал их грязными и мозолистыми руками по своему морщинистому загорелому лицу.
Луис просидел на дереве до глубокой ночи, спокойно и молча слушая, как дома голосила убитая горем мать, сокрушаясь, что собственный сын украл старые обручальные кольца, которые из поколения в поколение передавались в их семье. И только под утро он прокрался в комнату, где посапывали его братья, и рухнул на кровать, а потом как ни в чём не бывало вышел к завтраку, где все без исключения буравили его прожигающим взглядом:

- Ты ничего не хочешь нам сказать? - тихо спросит мать, посмотрев на него воспалёнными от слёз глазами.
- Абсолютно, – вздохнёт Луис и, взяв ложку, наложит себе кашу, и начнёт есть с невозмутимым видом безгрешного существа.
Рихард сурово засопел себе под нос, а мать впервые сорвалась и, вытащив его за шкирку из-за стола, со всей силы врезала любимому сыночку по лицу так, что у того искры из глаз полетели.
- Ах ты поросёнок! Ах ты неблагодарное семя! Я тебя выкормила, ночей не спала, последние крохи от сердца отрывала, чтобы ты своей музыке учился, а ты мне в душу наплевал! - кричала мать всё сильнее, хлеща его по лицу.
В ответ Луис резко и зло оттолкнул ее, отчего она полетела в сторону, сгребая за собой пустые стулья, и больно ударилась о кухонную тумбу.

Все ахнули, даже Рихард потерял дар речи, а младшие дети перестали шаркать ложкой о кашу.
- У меня больше нет сына, - тихо сказала мать, осторожно поднимаясь с пола и прижимая рукой ссадину на виске, откуда сочилась маленькая струйка крови. – Сегодня мой сын умер! Будь ты проклят, Луис Мюллер!
Слова матери как ядовитые стрелы вонзились Луису в самое сердце, но даже после этого он как ни старался, не смог ничего почувствать. Ни раскаяния, ни сожаления и даже жалости. Для него они по-прежнему оставались глупыми плебеями, которые по какому-то недоразумению являлись его родителями. Временами ему даже хотелось думать, что его усыновили, однако эта мысль терялась, стоило едва взглянуть на лицо его матери и посмотреть на фигуру отца. Он похож на них, он их плоть и кровь. Он Мюллер, но для него это не повод для гордости, а скорее как клеймо на теле у скота, чья участь быть частью тупого стада предрешена с момента рождения. Но Луис не хотел быть частью тупого стада, он всегда хотел взлететь выше. Поэтому этот последний аккорд семейной драмы он воспринял как фанфары к его новой и свободной жизни.
Тем же вечером он собрал вещи и переехал к единственному своему настоящему другу, Стефану Келлогу. Они подружились ещё в школе, когда вместе играли в музыкальном ансамбле. Стефан играл на саксофоне и был классическим правильным мальчиком. Хорошо учился, спокойный и не злой по натуре он потянулся за хулиганом Луисом, который поначалу держал его при себе, чтобы списывать домашнее задание. Однако чуть позже они разговорились, узнали друг друга получше и стали неплохо ладить.

Заводилой в их компании всегда был Луис. Он вечно придумывал всякие розыгрыши и злобные шутки для девчонок, вроде того случая, когда они засунули мёртвого ворона в рюкзак задаваке Хильде, на которую заглядывался Стефан. Она училась в элитном классе для детей богатеньких родителей и была на слуху у всей школы как умная, воспитанная и талантливая девочка.
Луиса всегда бесили такие девчонки, и он даже за глаза прозвал её «кукушкой» за то, что она носила большие очки и постоянно ходила с важным видом по школьным коридорам. Они особо не общались в тот период. Ну, если не считать пару фраз в коридорах, когда он ей бесцеремонно вопил в след:
- У, кукушка!

Кто бы мог подумать, что спустя несколько лет он женится на этой самой кукушке и даже возьмёт себе её фамилию. Если бы ему сказали бы об этом тогда, то Луис откровенно бы рассмеялся, посчитав даже саму мысль об этом бредовой, так как Хильдегард была птицей не его вкуса. На тот момент его интересовали девушки постарше, опытнее, и те, у кого было за что похватать.
Однако, после того как родители выставили его за дверь, а злобные парни из Бриджпорта и ещё пара-тройка человек, у которых Луис занимал денег, мечтали увидеть его мертвым, вкусы Луиса относительно женщин начали меняться. Тем более с Хильдой они стали видеться чаще. Она время от времени заглядывала к Стефану, а Луис, как истинный хищник, принялся выжидать, притаившись в укромном уголке.

Каждый день он наблюдал за Хильдой, как она одевается, как немного напряженно разговаривает со Стефом, когда он пытается её поцеловать. Между ними определённо нет химии, и Стефан не привлекал её как мужчина. Это было заметно по тому, как она вся сжималась в комок, когда он её обнимал, и по тому, как Хильдегард убирала его руку, когда он будто случайно касался её коленей. Бедный влюбленный Стеф только терпеливо вздыхал, поил её чаем, а потом возвращался к своим учебникам.
- Я смотрю, у вас с этой кралей совсем всё запущено, – скажет как-то ему Луис после очередного ухода Хильды, – ты хоть на спинку её опрокидывал? А? Сколько раз?
Стефан мрачно посмотрел на друга.
- Не говори о ней так. Хильда не краля! Она моя любимая девушка, и я женюсь на ней после университета.

- Ну ладно тебе! Не кипятись, – отмахнулся Луис. – Хорошо, она любимая и все дела, но где страсть? Где любовь? Я тебе как друг говорю, что она тупо как мужика тебя не хочет. И поэтому мне хочется узнать, почему?
- Хильдегард девушка особая, ей нужно время, чтобы привыкнуть ко мне. Хотя первый секс у нас был месяц назад, но не совсем удачно всё прошло.
- И ты по этому поводу грузишься, я смотрю?
- Ну, есть немного, - признался Стефан. – Просто у меня такое мерзкое чувство, будто она просто терпела меня. Хотя я не был с ней грубым, ведь она всё-таки была девственницей.
- Девственница!? - подпрыгнул на месте Луис. – Ей около двадцати, и она была девственницей. Очень забавно, ты не находишь?
- Нет, - помрачнел Стефан. – Вообще, зря я тебе это рассказал. Забудь об этом.
- Да нет, не зря, – улыбнулся Луис, – спорим, через две недели я затащу её в постель, и она будит пищать от восторга подо мной?
- У тебя ничего не выйдет, похотливое животное! - зло сказал Стефан, и от досады даже сломал карандаш.
- Тогда тем более, давай поспорим, раз ты так уверен в своей ненаглядной, посмотришь тогда, как она обломает меня, и тихо порадуешься, а с меня ящик пива.
- На какие шиши ты купишь пива? Ты даже питаешься с моего холодильника. Кстати, а ты работу думаешь искать?
- Думаю, – кивнул Луис. – Только сначала надо паспорт выкупить у одного типа и страховой полис. Вобщем выкупить документы у моих кредиторов!
Стефан неодобрительно присвистнул.
- Вот ты вляпался, дружище! По самые уши в дерьме.
Луис засмеялся.
- Да ладно, не из такого дерьма выкручивался. Ну, так что насчёт пари? Хочешь послушать, как расшевелю твою малышку? Ах, ох, ах, ох…, - начал гримасничать Луис, и Стефан больно треснул тому по башке учебником.
- Я тебя придушу, Луис! – пригрозил ему Стеф.
Луис от души хохотал над бесившемся от ревности другом, а сам тайком обдумывал хитрый план по соблазнению Хильдегард на новогодней вечеринке. Вообще, он планировал уложиться в два дня, но после нового года всё пошло совсем не так, как он задумывал. Произвести впечатление на Хильду ему удалось, она охотно улыбалась ему на комплименты и даже позволила пару раз её чмокнуть в шею и щёку во время танца, но дальше всё застопорилось. Она постоянно была чем-то занята, то на учебе, то какие-то курсы у неё дополнительные. Луису даже начало казаться, что девушка тупо динамит его, пока лично не подкараулил её возле института, откуда она вышла невыносимо замученная и уставшая.

- Ты что, меня избегаешь? - весело спросил он, чмокнув её в щеку.
- Нет, – улыбнулась в ответ она. - Просто у меня такой напряженный курс в этом году, голова идёт кругом от этой проклятой экономики. А ещё у меня сестрёнка в Сансет-Велли осталась и опять звонила соседка, жалуется, что Эмма не хочет учить уроки. А я не могу же бросить всё и…
В следующую секунду Луис горячо прижался к её губам, закрыв ей рот страстным поцелуем, от которого у Хильдегард перехватило дыхание, а сердце под блузкой, куда Луис запустил свою умею руку, запрыгало с бешеной скоростью. От сладкой истомы девушка изогнулась в его руках, как тугой лук в руках умелого лучника, и уронила сумку с учебными принадлежностями. Луис остановил поцелуй, нежно чмокнув её в маленький носик.

- Я соскучился по тебе, моя ягодка, - шепнул он, осторожно блуждая рукой под её одеждой.
- Пожалуйста, прекрати, - как в дурмане просила она, пытаясь вернуть своему дыханию нормальный ритм. – Только не здесь, на нас все смотрят.
- Пусть завидуют, – улыбнулся Луис, покорно убрал свою руку и застегнул на блузке выскользнувшие пуговички. - Поехали к тебе.
- Не получится, я живу в комнате с соседкой. Она жуткая зануда, её из комнаты клещами не вытянешь.
- Пошли, я хоть чёрта из твоей комнаты прогоню, если потребуется! - решительно ответил ей Луис и сорвал ещё один опасный поцелуй у Хильдегард.
С соседкой по комнате он особо не церемонился, просто выгнал её за дверь вместе с её ученическим барахлом и набросился на девушку, как изголодавшийся зверь. Порывисто, ласково, неистово и невыносимо приятно.

Хильдегард в тот день буквально раскрылась как женщина в его умелых руках. Как бутон лепестка раскрывается от жгучего солнца. Страсть Луиса приятно обжигала, а его умелые руки будоражили проникновенными ласками, и сладкие вздохи благодарно вырывались в ответ. У них случилась настоящая страсть, а как любая страсть, она горела красиво и чисто. После эйфории от кульминации, Луис удивительно нежно поцеловал её во влажные губы и осторожно лег рядом, не размыкая объятья, чтобы не проронить ни каплю драгоценного наслаждения. Она лишь тихо млела от счастья, прижавшись к его плечу. Он тоже молчал, впрочем, она и не ждала от него никаких слов. Им просто было хорошо, и время повисло где-то там, в просторах космоса.

После секса с Луисом все мужчины показались Хильдегард пресными и безвкусными. Как говорится, после сладкого пирога совсем не хочется квашеной капусты. Также и с ним, после него ей совсем не хотелось смотреть на Стефана. Она окончательно ослепла и оглохла, потерявшись в его коварных сетях как маленькая девочка. Стефан воспринял болезненно их разрыв, Хильдегард даже не насторожил тот ящик пива, который её бывший парень привёз к ним с Луисом на помолвку. Какая разница, что было раньше? Спор или не спор, самое главное, что её медвежонок сейчас с ней, и она ждёт от него ребёнка, да и к Эмме он хорошо относится, постоянно играет с ней, даже сказки на ночь читает.

Кстати, на Эмму он особенно благополучно повлиял, она даже учиться стала лучше.
После того, как отзвенели свадебные фанфары, Хильдегард благополучно оплатила все карточные долги мужа, выкупила все его документы и даже пыталась устроить его на работу через друга отца, который помогал ей вести дела фирмы на время её обучения в университете. Однако, работать Луис особо не хотел, его хватало на неделе две, не больше, а потом он, ссылаясь, что это всё не его, опять оседал дома и занимался Эммой. С музыкальной карьерой тоже вышел провал, Луис через два дня разругался в пух и прах с продюсером.

- Медвежонок, как же так, ведь я так старалась? - сюсюкала вечером Хильда, перебирая руками его каштановые волосы.
- Да ладно, ягодка, не злись, – спокойно отвечал он. – Ты же не виновата, что они все там идиоты, и потом, меня вполне устраивает быть нянькой твой сестры. Мы с Эммой прекрасно проводим время, вчера, например, сделали отбивные.
- И забрызгали мне кровью всю кухню! Неужели трудно было использовать специальную плёнку? И потом, это очень вредно есть каждый день мясо.
- А я не могу без мяса. Я привык с детства к такой пище, а вот молоко и сливки на дух не переношу.
Она только покачает головой и воскликнет:
– Ах, какой же ты у меня красивый, Луис! Какой ты милый!
- Да, я такой, так что не обижай меня, а то найду себе другую клубничку, – нарочно дразнил её Луис.
- Ну, тогда этой клубничке мало не покажется, – смеялась Хильда. – В гневе я злее чёрта.
- Да? Ну, тогда давай, покажи мне разъяренную тигрицу…

Такая милая сюсюкающая идиллия длилась ровно два года, хотя после рождения Уилла были первые тревожные звоночки, но Хильда их игнорировала, списывая все на свою мнительность. Первый звоночек был на дне рождения Луиса. Ему должно исполниться двадцать пять лет, и Хильдегард начала готовить шикарное торжество для любимого мужа, наверное, за полгода до торжества, даже не стала отмечать два года Уиллу. Мол, для малыша это не такая значительная дата, а вот день рождения Луиса – это событие. Воодушевившись идеей шикарного праздника, она даже съездила в гости к свекрови и привезла кучу подарков братьям и сестрам Луиса. Его родители её приняли хорошо и даже охотно понянчились с Уильямом, но вот о самом Луисе никто ничего не хотел слушать. Дела на ферме совсем захирели, и, увидев их нужду, Хильдегард выкупила у них эту развалюху и перевезла родню в Бриджпорт, а дети пошли в хорошую школу. Свекр на радостях бросил пить и пошел работать в аграрную фирму, которая занималась селекцией овощей. У Хильдегард в тот период был такой душевной подъем, что казалось, от счастья она хочет обнять весь мир и осчастливить каждого. А для любимого Луиса она заказала в ювелирке золотой кулон и дорогие фирменные часы.
Вообще, она стала спокойной и весёлой, какой была до гибели родителей. И вот, в назначенный день в гостиной ревёт музыка, а столы заставлены вкусными блюдами.

По дому с важным видом ходят гости и умиляются над маленьким Уиллом, который сидит на коленях у Хильдегард и что-то весело лепечет.
Луис весело дурачится, танцуя с Эммой, которая неожиданно начинает хохотать от того, что тот её щекотит.
- Луис, перестань! - звонко смеется сестра, уворачиваясь от его рук, а потом он целует её в щёку.
Она в ответ лишь спокойно улыбается и отходит в сторону. Внутри у Хильдегард что-то кольнуло в этот момент, но внешне она всё также была невозмутима, а вот её давняя подруга Матильда рискнула прокомментировать сию сцену.
- Ты смотри, Хильдегард, как выросла Эмма. Ох, боюсь, как бы твой медвежонок не стал для вас общим.
- Не мели чепухи, – отмахнулась Хильда. - Эмма ещё ребёнок.
- Ну да, только у этого ребёнка уже грудь второго размера, – усмехнулась Матильда и подплыла к Луису, чтобы пригласить его на танец.
Она какое-то время задумчиво наблюдала, как её муж любезничичает в танце с её подругой, а потом, отдав Уилла освободившийся Эмме, гордо расправила плечи, отряхнув все дурные мысли, и направилась на кухню за тортом.
- Ты моя радость! Ты просто загляденье! – лепетала Хильда, пощипывая за щёки своего любимого медвежонка, который к задуванию свечей успел изрядно захмелеть и где-то потерять свой галстук. – С Днём рождения, любимый!
- Спасибо, моя ягодка! – расплывается в пьяной улыбке Луис и крепко целует жену в губы, и добавляет шёпотом, - может, уже перейдём в спальню к десерту?
- Нет-нет, у нас же ещё гости, Луис, - смущенно улыбается в ответ она и вешает на шею ему золотой кулончик. – Тебе очень идёт!
- Да плевать на гостей! – будто не слышал её Луис, которого уже понесло от выпитого спиртного. - Почему я должен ждать чьего-то одобрения, чтобы заняться сексом со своей женой, да и ещё в свой день рождения???

Впервые Хильдегард пожалела о том, что решила собрать столько людей под одной крышей, в том числе и некоторых своих коллег, которые теперь наверняка разнесут по всей фирме, какой её муж бесцеремонный идиот, не умеющий пить. Она была готова сквозь землю провалиться, но слава Богу, подошла Эмма и уговорила Луиса пойти спать. Все вернулись к столу, но неприятный осадок на душе остался.
Второй тревожный звоночек прозвучал через полгода, когда, перебирая одежду мужа, Хильдегард обнаружила в кармане джинсов пачку презервативов, которая была наполовину пуста. Такая находка откровенно её насторожила и озадачила, ведь они даже до рождения Уилла не особо пользовались подобными контрацептивами, предпочитая более современные методы. И с чего Луис приобрёл эту жутко неудобную вещь? И самое удивительное: для кого? Отложив презервативы, Хильда стала рыться в карманах дальше. Несколько монет, смятая пятидесятизначная купюра, пустая пачка из-под сигарет и несколько подушечек жвачки. Ничего. Никаких улик.
«Проклятье!» - озадаченно вздохнёт она и вдруг ощутит знойный, насыщенно ванильный аромат, исходящий от рубашки Луиса, которую он пару минут назад небрежно бросил на кровать, вернувшись после встречи с друзьями в бильярдной.
Хильда схватила рубашку и прижала к лицу. Так и есть, знойно-сладкий аромат духов Матильды.
«Вот сукин сын, и пусть теперь попробует отвертеться!» - скрипнула зубами она и, схватив рубашку и презервативы, примчалась в гостиную, где ничего не подозревающий Луис, развалившись на диване, смотрел футбольный матч и уплетал сэндвичи с сыром.

- Что это? - спросит она, сунув ему под нос пачку презервативов.
- Презервативы, – улыбается Луис. – Ты прям как маленькая, ей Богу!
- Может, объяснишь поточнее, почему это лежало в кармане твоих джинсов? И расскажешь, с кем ты использовал три недостающих? А?
- Шарики для Уилла надувал! – усмехнулся он, жуя бутерброд. – По дороге домой заскочил в супермаркет, хотел купить ему шариков, а их не было. Пришлось взять презики, дороговато конечно, но, с другой стороны, пусть приучается к взрослым игрушкам. А теперь убери это резиновое чудо и дай мне лигу чемпионов посмотреть, а то я гол пропущу.
- Это не ответ, Луис, - становится ещё серьёзней Хильдегард. - Я хочу услышать объяснения.
Луис недовольно прицыкнул языком, отмахнувшись от жены.
- Да что ты пристала ко мне? Может, это вообще не моё.
- Ага! Скажи ещё, что тебе в электричке подбросили!
- Да думай ты, что хочешь, только отвянь от меня, – отмахнулся от неё Луис как от назойливой мухи. - Я хочу телек посмотреть!

Такое пренебрежительное отношение любимого медвежонка возмутило Хильдегард до глубины души. В следующую секунду она зло опрокинула тарелку с бутербродами на пол и одним рывком выдернула шнур телевизора из розетки. В гостиной повисла напряженная тишина, сквозь которую она услышала сердитое сопение Луиса, который смотрел на неё своим коронным взглядом исподлобья.
- Что у тебя с Матильдой? Говори, я жду! - жестким голосом спросила она. – Ты с ней спишь?
- Да, я с ней сплю! – передразнил её Луис. – А что ты мне прикажешь делать, если жена ублажает меня раз в три дня? Ты постоянно на работе или возишься с Уиллом, а я здоровый мужик, и мне нужна женщина, а вместо того, чтобы понять меня, ты закатываешь тут целый спектакль.
Он разражено вскакивает с дивана и бежит в прихожую к двери.
- Луис…, - неожиданно осеклась Хильдегард, почувствовав свою вину. – Медвежонок, прости… Не уходи, прошу!
- Да успокойся ты! - насмешливо скажет он, придерживая её за плечи. – Никуда я от тебя не денусь, ведь ты купила меня в своё время со всеми потрохами.

Луис игриво тронул ее подбородок и выскочил прямо так за дверь, где моросил противный дождь.
Однако, вопреки его обнадёживающей фразе, Хильдегард весь вечер просидела как на иголках. Глаз не сводила с окна, поджидая знакомую фигуру, то и дело прислушиваясь к шорохам и звукам. Она впервые испугалась, что может потерять своё обожаемое чудо, своего сладкого мальчика. Нет, она не вынесет без него и дня! Он нужен ей, как воздух, пусть непутёвый, дурной, но родной. С такими тревожными мыслями она и задремала на кровати, а проснулась от резкого запаха перегара, ударившего в нос. Хильда открыла глаза и увидела рядом Луиса, который насмешливо смотрел на неё остекленевшим взглядом.
- Ты даже не представляешь, как там холодно и сыро, – заплетающимся языком начал говорить он, приближаясь к ней. – Я еле дошёл до тебя, моя ягодка.
- Уйди…, - брезгливо отвернулась она. - От тебя разит, как от пивной бочки.
- Никуда я не уйду, - пробурчал Луис, потянув её рывком к себе. – Иди ко мне, моя птичка…

Он начал её целовать, навалившись всем своим телом в мокрой и грязной одежде, и получил в ответ крепкую оплеуху по затылку и рукам.

- Вот ты злючка! Змеючка! – фыркнул он, попятившись назад. - Я к тебе от всей души, а ты шипишь на меня, как кобра… Но-но! Я тебе это припомню. Я вообще с тобой теперь не разговариваю. Я обиделся, и спать лягу в гостиной, а ты ещё будешь локти кусать. Сама ещё придёшь и попросишь, чтобы я тебя приласкал. На коленях будешь умолять меня! - с этими словами Луис достал запасную подушку из бельевого шкафа и, шатаясь вышел из спальни, зло чертыхаясь себе под нос.
Вид пьяного Луиса ничего, кроме отвращения, не вызывал, а его слова были равносильны пощёчине. Хильда с ужасом осознала, что её собственный муж ни во что её не ставит. В открытую изменяет, пьёт, требует комфорт, уют, ласку, а сам палец о палец не ударил. Даже качели для Уилла обещает повесить в детской уже третий месяц. И как она это терпит? И почему она, держащая в кулаке целую финансовую компанию, не может поставить на место собственного мужа? Почему она стала такой бесхребетной? Так дальше нельзя, нужно раз и навсегда поставить этого надутого павлина на место. Раз и навсегда!

Распахнув шкаф, Хильда стала яростно запихивать в сумку вещи мужа, отмечая в процессе, как та или иная вещь пропиталась ароматом измены. И почему раньше она была такой слепой? Почему позволяла вытирать ему о себя ноги? Глаза щипали слёзы, но она тут же их подбирала. Плакать нельзя, нельзя, чтобы Луис видел её слабость. Ей следует быть твердой и заставить его себя уважать, и потом некуда он от неё не денется, сам сказал, а дня два она без него перетерпит. Собрав сумку, она шмыгнула носом и решительно спустилась в гостиную, растолкав Луиса:
- Вставай!
- Ягодка, угомонись, я сегодня не в форме, – пробормотал он, накрывшись простынёй.
- Вставай, живо! – скажет она, одним рывком стянув его с дивана и бросив ему в лицо сумку. – А теперь взял своё барахло и вали к той, которую ты всё это время ублажал за моей спиной! Вали отсюда, Луис! Чтобы духу твоего тут не было!
Она впервые так кричала на него, впервые была с ним жесткой и грубой. Опешив от такого поворота событий, Луис, молча подхватил сумку и, нехотя мотыляясь, потащился к двери. Наконец-то дверь хлопнула, а Хильда с упоением предалась слезам. Не пройдет и суток, как вечером следующего дня объявится её любимый медвежонок: грязный, голодный и измученный. Луис будет просить прощения, а она лишь удовлетворенно спросит, гладя его мокрые и грязные волосы:
- Ты где ночевал, чудо моё?
- В парке на скамейке, - грустно усмехнулся он.
- Холодно, наверно?
- Угу, – ответил он и потер затылок. - Шея затекла страшно. Может, моя ягодка сделает мне массаж?
Луис смотрел на неё щенячьими глазками, ну как тут не оттаять.

На какое-то время семейная жизнь наладилась, ну, по крайней мере так хотелось думать Хильде, которая, пребывая в счастливом неведенье от многих интересных дел мужа, стала благоговеть от него ещё сильней и даже мечтать о втором ребёнке. Однако, Луис категорически отказывался от этой идеи, сетуя на свою мать:
- Зачем плодить ораву детей? Нам и с одним неплохо. Ты лучше посмотри на мою мать, которая плодится как кошка. Ты разве о такой жизни мечтаешь?
- Нет, но Уилли просит братика, – умасливала мужа Хильда.
- Уилли ещё ребёнок и не может знать, сколько проблем от этих самых младших братиков, – пренебрежительно отвечал Луис, играя в приставку.
- Может быть, - соглашалась Хильда с ним, но в душе переживала подобную позицию мужа как личную трагедию.
Бедной Хильдегард даже было невдомёк то, что с её сестрой любимый Луис будет вести вскоре совершенно противоположные речи.
Отношения Эммы и Луиса всегда были дружеские. Они поладили с первых дней и очень легко нашли общий язык. Особенно трепетно к ней относился сам Луис. Он всегда с ней был ласков, весел, добр и даже шутил он с ней как-то по-другому, не так, как с Хильдой, без сарказма.
Они часто по вечерам смотрели вместе телевизор. Хильдегард обычно не составляла им компанию, а предпочитала поработать в кабинете за бумагами или вздремнуть часок-другой. В один из таких вечеров Эмма как обычно смотрела с Луисом какое-то кино.

Всё было хорошо, они еле попкорн и смеялись, но когда на экране появилась откровенная сцена, Луис почему-то напрягся, а Эмма напротив, потянулась к его мягким губам и поцеловала его.

- Эмма, не надо, - остановил он глупышку, прервав поцелуй. – Нам не следует этого делать.
- Почему? - грустно вздохнула она и ласково дотронулась до его щеки. – Ты такой хороший, Луис, такой добрый, милый. Ты даже не представляешь, как же сильно я люблю тебя…
У него внутри всё оборвалось от звуков её сладкого голоса, мягкого прикосновения. Внутри поднялась огромная волна нежности к её юному существу, к которому он питал большое чувство уже давно, но подавлял его в себе, дабы не подвергать девочку соблазну. У Луиса всегда было к Эмме особое, трепетное отношение, ему хотелось защищать её от всего мира, укрыть своим телом от злых бурь и уничтожить тех, кто посмеет обидеть это нежное сознание.
Он ласково провёл по её волосам, и она горячо вздохнула, наслаждаясь его прикосновением.
- Луис, - шепчет Эмма и снова припадает к его губам. - Ты мне нужен, Луис…

- Эмма, я ужасный человек, – с трудом отворачивается от её ласк, и впервые в жизни он чувствует себя последней мразью рядом с этим ангелом воплоти. - Я ужасный человек, который говорил и делал ужасные вещи. Ты не должна меня любить!
- Мне всё равно, – отвечает она и обнимает его. – Мне всё равно, что ты делал до меня, кого ты любил, с кем говорил. Самое главное, что здесь и сейчас ты здесь и со мной, и что ты любишь меня. Ведь ты любишь?
По-детски спросила она и заглянула прямо в глаза с мягкой улыбкой на лице.
- Люблю…, - охрипшим голосом шепнул Луис, ласково проведя пальцем по её губам.
Он ещё никогда не был так взволнован перед женщиной, как в тот момент, когда признавался в своих чувствах к Эмме. В груди медленно растекался теплый огонёк, а сердце билось всё быстрее и быстрее. Теплые ручки Эммы осторожно стягивали с него майку, а её полные нежности глаза не отпускали из своего плена.

Это было какое-то наваждение, когда было плевать, что вокруг происходит и что возможно через секунду сюда спустится Хильда или проснется Уилл, они потеряли счёт времени и растворились друг в друге без остатка.
- Всё хорошо? – то и дело спрашивал он у своей возлюбленной, боясь причинить ей боль или вред. – Тебе не больно?
- Нет, - отвечала робко она, стыдливо пряча свой взгляд и утыкаясь в его сильную грудь.
И этот робкий голосок, и этот стыдливый румянец были для него дороже всего на свете. Ни одной женщине, он не дал столько нежности и тепла, сколько отдал Эмме, которая посеет первые ростки добра и света в его злом и окаменевшем сердце.

После того откровения он много раз пытался признаться жене, но что-то постоянно мешало, то Уилл, то звонили с работы, то он не находил нужных слов, и всё бы тянулось Бог знает сколько долго, если бы она не застукала их в один прекрасный день. На какое-то мгновение Луису показалось, что вот-вот должен разрубиться этот Гордеев узел. Скоро страсти стихнут, и Хильда отпустит его, и они заживут счастливую жизнь вместе с Эммой и их малышом, который уже начинал шевелиться под сердцем у любимой.
- У нас будет сын. Я чувствую, – говорил, замирая от нежности Луис, когда трогал живот Эммы. – И он будет очень счастливым человеком, я в этом уверен. Человеком, который не узнает, что такое тяжелый труд в поле, нужда, нищета и недопонимание родителей. Я дам ему всё то, что мне не дал мой отец.
- Какой же ты хороший, Луис, – вздыхала Эмма и сильнее прижималась к нему, свято веря в их идеальное счастье.

Но материнское проклятье всё так же висело над Луисом, и черные щупальца пустили свои корни, дав первые ростки терновых ветвей, преградивших путь к свободе. Хильда наотрез отказалась давать развод, пригрозив Луису нищетой и судом за совращение сестры. И как он не злился и не бесновался, Хильда была непреклонна как камень, а потом ещё и настроила Эмму против него, внушив сестре, что Луис вверг ее в грех, за которой гореть ей в адском пламени. Устыдившись, Эмма отгородилась от Луиса, стала замкнутой, постоянно проводила всё время в молитвах с Хильдой. Она запрещала Луису приближаться к ней, а у него всё разрывалось внутри от боли. От того, что любимая женщина от него отвернулась, а ненавистная жена принуждает его играть роль порядочного супруга. Спасался только алкоголем, по крайней мере, в пьяном угаре не так противно ложиться в койку с мегерой-женой.

Это было ужасно, но самое страшное началось после рождения их маленького сына, которого практически сразу Хильда забрала у Эммы – та пару недель провалялась в горячке, а потом совсем начала чахнуть. Похудела, осунулась, жаловалась на страшные головные боли, бессонницу. Луис пришёл в себя лишь в тот день, когда Хильда положила ему на руки шестимесячного маленького худенького мальчика. Чудо сидело у него на руках и пускало пузыри, щурило глазки и пыталось ухватить Луиса за большой палец. Это был их долгожданный сынок, ангелочек, дитя их чистой любви, которое вопреки всем проклятьям и недоброжелателям появилось на свет живым и здоровым. Именно ребёнок дал силы Луису, чтобы начать бороться за жизнь любимой Эммы.

- Эйнжел, я спасу твою маму, вот увидишь! – пообещал Луис и чмокнул младенца в розовую щёчку.
На следующий день Луис вопреки возмущениям Хильды прорвался в палату к Эмме, и у него оборвалось сердце, когда он увидел, в какое болезненное создание превратилась она. Тонкие руки-тростинки, истыканные капельницами, исхудавшее тело потерялось на больничной постели, синеватые круги под глазами, и у неё что-то было с одним глазом. Он не двигался, это было страшно, Эмма смотрела на Луиса и плакала одним глазом, т.к. другой из-за растущей опухоли мозга был парализован, как и вся правая сторона. Её некогда густые волосы практически вылезли, и на голове виднелись проплешины.

- Не смей умирать, Эмма! Мне плохо без тебя! Ты слышишь? – уткнувшись ей в руку, Луис плакал, как маленький ребенок.
- Я не боюсь смерти, Луис. Я нечего уже не боюсь, – еле шевелила губами она. - Ведь ты со мной, любимый.
- Да, я с тобой, и я всегда буду с тобой! Никому тебя не отдам! Никому!
Луис почувствовал, как его ладонь слабо сжала бледная рука.
- Хорошо, что ты есть у меня…, - полушёпотом призналась Эмма, отдавшись отдыху. - Хорошо…
Луису было плохо, он практически не выходил из больницы и сидел у постели любимой круглыми сутками. Он не мог ни о чём думать кроме неё, вся его жизнь сосредоточилась на этом небольшом квадрате палаты. Удивительно, что у Эммы хватало мужества не жаловаться на то, что очень быстро съедало её изнутри. Но Луис старался не думать об этом, а продолжал внушать ей веру в жизнь, которой у него самого уже не было. Луис был бессилен перед обстоятельствами и презирал себя за это бессилие!
Когда ему приходилось заставлять Эмму съесть хотя бы несколько ложек супа, она уставала, закрывала глаза и отворачивалась. Ей трудно было разговаривать, но она продолжала шевелить выцветветшими губами:
- Когда я умру, поклянись мне, что не бросишь Эйнжела! – сказала Эмма, бросив на Луиса один из своих многозначительных взглядов. – Позаботься о моём мальчике, я знаю, что он у нас сильный и такой же красивый, как ты.
- Я позабочусь о нём! – спокойно ответил он, крепко обняв любимую

И ею вновь овладевала адская боль, и так по замкнутому кругу. Никакие болеутоляющие не могли унять эту боль! Её несчастное тело и полупрозрачные руки были истыканы болезненными уколами, а под конец стали уже колоть под несчастные остренькие лопатки, обтянутые тонкой белоснежной кожей. До сих пор Луис ощущал ужас дрожащей ослабевшей руки Эммы, которую он держал в наиболее страшные моменты кризиса. Казалось, он питался воздухом в те дни, и единственное, о чём он не забывал, так это об Эмме, все свои силы Луис полностью отдавал ей в те последние месяцы.
В ту последнюю страшную ночь Луис практически на автоматизме дошёл до платы, как вдруг голос хорошо знакомого доктора позвал его:
- Мистер Лёвенфельд, – полушёпотом окликнул его он. – Вы бы шли домой, вам нужно поспать.
- Нет, нет, я останусь, – отказался Луис и прошёл в палату.
Мужчина неожиданно подхватил его за руку у самого входа с твёрдым намерением увести.
- Нет, вам лучше уйти.
Увидев полные серьёзности глаза, Луис вдруг болезненно побледнел и молча, судорожно качая головой, сделал последний роковой шаг. Эмма спала сном ангела, нежным и спокойным, ни боль, ни муки, ни страдания – ничто уже тревожило прекрасную фею. Маленькая головка с короткими локонами умиротворённо возвышалась на царственно белой подушке, а черты этого поистине детского личика были божественно прекрасны. Словно сам Бог коснулся её благословенными устами! И лишь эта рука, безжизненно свисающая к полу, выносила страшный приговор о её смерти.

Поцеловав Эмму в холодные губы, Луис медленно сполз на пол, еле-еле сдерживая клокочущие внутри горячие слёзы, которые спустя пару секунд всё равно вырвались на волю, застелив глаза и градом покатились по щекам.

Он рыдал как мальчишка, навзрыд, и, крича от боли, бил со злости в стену кулаком, проклиная весь белый свет за смерть Эммы. Луис был разбит горем и одновременно озлоблен, как раненный зверь. Вернувшись домой, он перевернул всю мебель в комнате Хильды, словно ища улики тайного преступления. Ведь так не бывает, что в один прекрасный миг здоровая и цветущая девушка могла вдруг заболеть и за год превратиться в ходячую мумию? Не бывает!
Луис ненавидел весь мир в тот миг, ненавидел врачей, которые равнодушно рассуждали об Эмме. Ненавидел людей за окном, которые счастливые и радостные спешили по своим делам, но особенно он ненавидел Хильдегард, которая с видом невозмутимой королевы ходила по дому и готовилась к похоронам как к очередному банкету. У него даже метнулась дикая мысль в мозгу, чтобы однажды ночью сжать что есть сил эту лебединую шею и разом со всем покончить. Однако тут же мотал головой, вспоминая, что Хильдегард ещё является матерью его сына, и как бы он её ненавидел, лишать матери мальчика было бы чересчур жестоко с его стороны. И он лишь молча сжимал кулаки и продолжал терпеть.
От пышных похорон Хильдегард решила отказаться, подозревая, что любимый муженек устроит истерику и опозорит её на всю Симландию. Гораздо лучше организовать всё на закрытой церемонии, в частном крематории, куда не пустят зевак и прочий любопытный сброд. Благо друг отца имел хорошие связи в СМИ, чтобы помягче обрисовать ситуацию с внезапной беременностью Эммы и её смертью. Кроме того, пиарщики Хильдегард тоже не теряли время и оперативно подчищали любую скользкую информацию о госпоже Лёвенфельд, дабы сохранить её репутацию такой же безупречной и чистой, как раньше. Это важно для деятельности компании.
Как и предполагалось, в прощальном зале Луис устроил настоящую истерику, и его пришлось буквально силой отрывать от тела Эммы, которое он отказывался отправлять в печь. Хорошо, что Хильдегард позаботилась об охране, ребята мигом успокоили муженька, и тот, присмиревший, молчал до самого кладбища, куда они повезли потом урну с прахом. Вот всё, что осталось от его любимой женщины, всего лишь серый пепел и зола. Всё кончено. Хэппи-энда не будет. Нет никакого счастья и никакого спасения от этой опостылевшей действительности, в которой они варятся вместе с Хильдегард.
- Прости меня, Эмма, – горько скажет он, зачерпнув пепел из урны, и зачем-то поднесёт его с нескрываемым трепетом к губам.
- Прекрати! - одёрнет его руку Хильда. – Это омерзительно.
Домой они вернутся уже поздно вечером, когда по крыше будет хлопать противный монотонный дождь, а в доме повиснет тошнотворный запах цветов, которые начали загнивать в вазах в гостиной. Так странно. Ведь накануне утром их доставили сюда ещё свежими, а теперь они умирают. Отвратительно и жутко. Так было на душе у Луиса, когда, выкурив полпачки сигарет, он поднимался в их супружескую спальню, где Хильда умиротворенно растирала руки кремом. На ней была соблазнительная красная кружевная сорочка с глубоким вырезом, очевидно купленная, чтобы возбузбудить в муже былую страсть. Однако Луис, войдя, только усмехнулся, глядя на её боевую экипировку. Ничто его уже не трогало и не волновало душу, как раньше. Он молча опустился в кресло и погрузился в тяжёлые думы.

- Иди ко мне, Луис, я соскучилась, – неожиданно спокойно сказала Хильдегард, растянувшись в призывной позе на кровати.
- Господи! - тяжело вздохнул Луис. – Когда же ты оставишь меня в покое? Меня мутит от тебя.
Одарив супругу презрительным взглядом, Луис встал с кресла и покинул их супружескую спальню. С того самого вечера он больше ни разу не переступил порог этой комнаты как её супруг. После смерти Эммы Луис больше ни разу не прикоснется ни к Хильдегард, ни к какой-либо другой женщине. Смерть возлюбленной так глубоко потрясла его, что появилось отвращение к другим женщинам и началась глубокая депрессия. Он просыпался среди ночи, звал Эмму, погибая от ужаса своего одиночества, но никто не приходил на помощь, чтобы облегчить его страдания. Жена откровенно унижала его, сыновья были слишком малы, чтобы понять, оставалось только догоняться алкоголем, а иногда и наркотиками. Однако, с наркотой у Луиса хватило ума завязать вовремя, и он попал в счастливое число тех наркоманов, кому удалось соскочить с иглы, а вот алкогольная зависимость у него осталась. В особо тяжёлые моменты он срывался и пил неделями, превращаясь в отвратительного типа, который начинал дерзить жене, а в конец срываться на настоящее рыдание по Эмме. В такие моменты он сам себе был противен, но остановиться не мог. Более или менее смог себя взять в руки только тогда, когда Эйнжел пошёл в школу. Впрочем, моменты отцовского просветления по-прежнему чередовались с тёмными провалами в пьянство, правда, не такими частыми и длительными, как раньше. И лишь одно оставалось неизменным на протяжении всех этих лет. Каждую субботу Луис обязательно приходил на могилу к любимой Эмме, чтобы возложить букет из шести ярко-красных роз в знак своей неугасающей любви и верности к единственной женщине, сумевшей оживить его каменное сердце.

- Луис, очнись, – помахав у мужчины перед лицом руками, сказала его сестра Мэри, но, не заметив никакой реакции, повторила ещё раз нехитрый жест, вернув брата из мира воспоминаний. – В какую только бездну ты провалился?
- Бездну прошлого, – безрадостно констатировал Луис, вернувшись в своё настоящее.
+++
Молодой Луис

Кадр из ночного клуба

Кадр с дня рождения

Эмма Лёвенфельд

Луис и малыш Эйнжел

Пара интересных кадров с Луисом. Вообще обожаю снимать этого персонажа)) На мой взгляд, он очень фотогиничен
