Чем старше становился Ричи, тем меньше его интересовали проблемы других людей. Воспитатели шептались, иронично называя его «принцем» за привычку держаться обособленно от других детей и разговаривать так, будто его родителям принадлежит, как минимум, парочка старых замков. Сверстники же просто считали зазнайкой, но связываться не спешили, как-то интуитивно понимая, что это может выйти боком. Ему было всё равно. Всё внимание и все силы Ричи тратил на себя, искренне полагая, что заслуживает гораздо большего, чем имел в данный момент.
Быть бедным ему претило. Кропотливо копить заработанные деньги, чтобы раз в месяц позволить себе какую-нибудь «роскошь», вроде похода в кино, на каток или в цирк, раздражало до зубного скрежета. Он безумно стыдился своего происхождения и, как и все помешанные на собственной персоне личности, полагал, что его страхи и беды очевидны для окружающих. Возвращаясь со школы, он всегда опускал пониже козырек кепки, а ворот куртки, наоборот, поднимал выше. Ричи считал, что люди вокруг могут каким-то образом догадаться, что он направляется в Медфорд, а не к себе домой, как все остальные дети. Его физически тошнило от желтоватых стен их с Рори комнаты, скудного меню детдомовской столовой и таких же скудных и редких удовольствий.
И он не понимал, почему ничего из этого не трогало Рори. Тот, казалось, существовал в отрыве от реальности. Ему было плевать на свое положение, а бедностью он даже бравировал. Ричи слушал и недоумевал, как было можно искренне (а Рори был искренен, в этом он не сомневался) смеяться, рассказывая, как порвал ботинки, и теперь понятия не имеет, в чем ходить зимой. Однажды он разбудил Ричи на час раньше их подъема, чтобы показать перистые облака, розовато-золотые в рассветной дымке. Ричи ничего не понял и уснул спустя секунду, а Рори, как полный придурок, ещё полдня чему-то улыбался. Ричи раздражало, что Рори не разделял его стремлений, а его проблемы считал мелочами жизни. Но больше всего в поведении Рори ему действовало на нервы то, что с ним на эту тему было невозможно поссориться.
***
В тот день Рори вернулся непривычно тихий. На выходные он ездил домой, и обычно после таких поездок его было не заткнуть, но сегодня Ричи поймал себя на том, что читает в полной тишине. Странным образом, тишина, которая, по его словам, была так ему необходима, без фонового шума в виде Рори действовала угнетающе. Рори молча смотрел в учебник, подперев щеки обеими ладонями, но Ричи довольно быстро заметил, что его взгляд не скользит по строчкам, а застыл на одном месте.
- Что такое? –потянувшись и отложив книгу о Джеймсе Бонде, поинтересовался он.
Обычно Рори никогда его не игнорировал, но сейчас молчал довольно долго. Так долго, что потерявший интерес Ричи снова потянулся за книгой. Книга упала под кровать, и он закатил глаза, свесившись с неё на пол. В том положении его и застиг голос Рори.
- Я иногда так тебе завидую. Хоть это и не очень хорошо, ведь ты мой друг, - Рори вздохнул и перелистнул страницу, так и не поднимая взгляда.
Выбравшись из-под кровати, Ричи непонимающе сдвинул брови. Он был бы рад, если бы ему завидовали, но не мог найти ни одной объективной причины. Что такое есть у него, чего нет у Рори?
- Тебе никогда не было стыдно за свою мать, - туманно пояснил он, увлеченно рассматривая какой-то ребус в учебнике. Ричи напряг зрение, разглядев в темноте, что глаза у Рори красные, а губы дрожат. До этого он ни разу не видел, чтобы он плакал, и теперь не понимал вообще ничего.
- Ну да. Это потому что никакой матери у меня нет, - преувеличенно бодрым тоном согласился Ричи, не зная, как реагировать. – Я могу представлять её хоть Зеной, королевой воинов, но она от этого не появится и не заберет меня отсюда.
- Я бы хотел.. чтобы как у тебя, - тихо сказал Рори и сглотнул, опустив голову. – Тогда бы я представлял, что она работает в офисе и носит пиджак с юбкой. Убирает волосы наверх, как делала, когда я был совсем маленьким. И вообще не пьет…
- Слушай, Родрик, - наконец, собрался с мыслями Ричи. – Настоящая мать всегда лучше вымышленной. Потому что она существует.
- Нет, не лучше, - Рори прочистил горло и поднял голову, глядя прямо на него. – Потому что если она существует только в фантазиях, тебе никогда не захочется, чтобы она исчезла.
Ричи замер, вопреки своему обыкновению, никак не комментируя сказанное. Раньше, когда он был младше, он настолько завидовал «оставленным» детям, что, со временем, придумал для себя удобную защитную позицию. Он начал думать, и, главное, говорить своим обидчикам, что лучше вообще не иметь матери, чем иметь мать-алкоголичку или мать-наркоманку. В действительности, он никогда так не считал и был удивлен, что его позиция нашла отклик именно у Рори, всегда так восторженно отзывающегося о поездках домой.
- Что она сделала? – наконец, спросил он после долгой паузы.
- Она… не узнала меня. Называла каким-то Эрлом и голосила, чтобы я трогать не смел её заначку.
Легкомысленное «и всё?» чуть было не слетело с губ Ричи, но он вовремя прикусил язык. С недавних пор его начало интересовать, до каких пор человека можно считать человеком и относиться к нему соответствующе, и мать Рори, хоть и косвенно, но помогла расставить точки над „i”. Если ты допилась до такого состояния, что не в силах узнать единственного сына, значит, ты – животное. И всё.
Они впервые в жизни напились в тот вечер. Как выяснилось, «заначку» Рори все-таки унёс, опасаясь, что мать, употребив всё, что горит, ночь просто не переживет. Охватившее их любопытство было легко объяснимо: для них, как и для многих подростков, алкоголь был овеян мистическим ореолом взрослого мира. Ричи не терпелось скорее приблизить то время, когда он, наконец, сможет уйти из Медфорда с гордо поднятой головой, а Рори… он не знал, что в ту ночь двигало им.
Проснувшись утром с нечеловеческим похмельем, Ричи уяснил для себя, что байки о чудесных свойствах алкоголя сильно преувеличены. Он с трудом смог подняться с пола, о чем тут же пожалел. Рори спал мёртвым сном, ему было хоть бы хны. Нет, он не станет пить, пока не будет абсолютно уверен, что сможет переживать последствия своих возлияний безболезненно. Становиться животным он не желал, а разрушать себя до того, как построил – тем более.
***
Ричи совсем не нравилось, как быстро Рори пристрастился к спиртному. Сам Рори, закономерно, никакой проблемы не видел. «Я же не напиваюсь совсем до невменяемого состояния», - пожимая плечами и глупо улыбаясь, отвечал он на всё недовольство Ричи. Ричи понятия не имел, как его друг, в принципе, может смотреть в сторону алкоголя с такой-то матерью. Но Рори был непробиваем. Свободные деньги он тратил на дешевое пиво и дешевое же вино. Ему, тринадцатилетнему, тогда хватало одной банки, чтобы захмелеть.
- Смотри, что я принес, - как-то сказал он, убедившись, что по ту сторону двери их комнаты никого нет, и заговорщически понизив голос. Ричи ожидал чего угодно, но только не небольших круглых таблеток синего цвета в пластиковом пакетике у Рори на ладони.
- Это что? – не своим голосом спросил Ричи, медленно поднимая взгляд. Он и так понимал, что именно тот принес, но ему нужно было подтверждение. Настолько ли Рори тронулся умом, чтобы принести и предложить ему наркотики?
- Элис с пятого этажа дала, говорит, улет, - всё ещё довольный собой и не понимающий, к чему клонил Ричи, отозвался Рори.
Он бы придушил этого недоумка, если бы только мог. Вместо этого Ричи ударил его по руке, чтобы таблетки упали, и прошипел:
- Конечно, она будет говорить, что это «улет», кретин! Она же их распространяет!
- Ты что, рехнулся, Ричи?! – вскинулся в ответ Рори, бросившись поднимать укатившиеся таблетки.
- Это ты мне скажи, - мрачно потребовал Ричи. Ему было тринадцать, и он был почти на голову ниже четырнадцатилетнего рослого Рори, но нисколько не боялся его и смотрел исподлобья. – Забыл уже тех торчков с Элм-стрит? Сам, что ли, хочешь таким быть?!
- Не твое дело, каким я хочу быть, - неожиданно зло отозвался Рори, резко выпрямляясь и сжимая таблетки в кулаке. – Всё равно я таким не буду.
- И поэтому нужно всё бросить и сдохнуть под забором от передоза какой-то дряни?! – Он сорвался на крик и толкнул Рори в грудь. – Окей! Хочешь – вперед, но не здесь. Не хочу проснуться и увидеть рядом с собой синее тело в пене и блевотине.
Рори сжимал и разжимал кулаки, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ударить его. Ричи прищурился.
- Чего молчишь? Язык от спирта отсох?
То, что Рори его ударил, он понял только в тот момент, когда уже отлетел к стене и сильно ударился об неё спиной и затылком. Проморгавшись, Ричи заметил, что Рори выглядел и испуганным и виноватым. Как кто-то, кто явно не рассчитал силу и испугался последствий внезапной вспышки злости.
-Ричи…
Вместо ответа он резко подался вперед, вырвал таблетки у Рори из рук и кинулся прочь из комнаты. Ричи никогда не бежал так быстро, он вообще, довольно опрометчиво избегал уроков физкультуры, и теперь об этом жалел.
- А ну стой! Ричи! – раздалось за спиной, но вместо того, чтобы остановиться, он только ускорился.
Забежав в мужской туалет, он наспех закрыл за собой щеколду кабинки и, поспешно высыпав все таблетки в унитаз, нажал на слив. Услышав это, Рори так сильно забарабанил по двери, что та, не выдержав натиска, распахнулась.
Ричи мыл руки в раковине, даже не глядя на своего разъяренного и выглядевшего действительно устрашающим друга.
Они оба молчали, пока Ричи не закрыл кран и не вытер руки о джинсы. Рори открыл рот, но поймав очень недобрый взгляд искоса, передумал говорить. Ричи был и младше, и меньше, но было в нем что-то очень зловещее. Что-то, чего Рори не мог толком объяснить. Это «что-то» периодически, как сейчас, заставляло его умолкать на полуслове и примерзать обеими ногами к полу.
- Если ты ещё хоть раз принесешь к нам в комнату наркотики, - наконец, начал говорить Ричи, и от его ледяного тона Рори почувствовал, как холодеют пальцы, - ко мне можешь больше не подходить. Никогда.
- Ричи..
- Заткнись, - без какого-либо труда оборвал он и обернулся, теперь глядя Рори прямо глаза в глаза. У него был очень неприятный взгляд, когда он злился, это Рори помнил очень хорошо. Ричи пронизывал его ярко-зеленым, как неспелый крыжовник, взглядом несколько секунд, после чего встал на цыпочки и отвесил оплеуху. Это было больше обидно, чем больно. – И руки свои тоже распускай где-нибудь в другом месте.
Щека горела, но Рори молчал. Ему, и правда, было стыдно за то, что ударил его. А от мысли, что Ричи действительно может его оставить, внутри что-то оборвалось. Рори был уверен, что предупреждать дважды он не станет. Потеряв к нему интерес, Ричи молча обогнул его и молча же вышел из туалета. А Рори остался.
Они не разговаривали почти всю следующую неделю, пока Рори как-то не поймал его в коридорах Медфорда и не попросил прощения. Ричи тогда фыркнул и независимо дёрнул плечами, сбрасывая его ладони, но больше не молчал. Рори был рад.
***
Почти в четырнадцать лет он впервые поцеловал Дженни. Ричи и сам не понял, как это вышло, просто в один момент он подался ближе и прижался губами к губам что-то рассказывавшей Дженни. Дженни замолкла на полуслове, и Ричи почувствовал, как сильно она напряглась.
- Что? – отстранившись, спросил он, очень надеясь, что сохраняет видимость спокойствия.
Дженни сначала смотрела на него во все глаза, а потом опустила голову. Ричи обеспокоенно подался ближе.
- Что такое, Дженни? – наиболее мягким тоном, на который только был способен, спросил он, накрыв её пальцы ладонью.
- Мне почти двадцать семь лет, - наконец, прошептала она. Руки она прижала к лицу, и если поначалу Ричи показалось, что она плачет, то секунду спустя, он понял, что причина в другом, и улыбнулся. Дженни было стыдно.
- Ну и что с того? – невинно поинтересовался в ответ Ричи, мягко убирая ладони от красивого лица.
- А тебе 14. Это же совращение, - слабо сопротивляясь, но всё-таки уступая и позволяя отнять от лица руки, пробормотала она.
«Да», - подумал Ричи, погладив пальцами подбородок Дженни и притягивая её для ещё одного поцелуя, - «только не моё». А вслух ответил:
- Зависит от того, как ты на это смотришь. Кроме того, Дженни… - склонившись, он поцеловал её в третий раз, а потом прошептал в губы, - за поцелуи никого в тюрьму не сажают. Я точно знаю.
Он и не думал торопить Дженни, понимая, что ей нужно самой до всего дойти и всё осознать. А ещё он понимал, что никакими поцелуями дело точно не ограничится, даже несмотря на то, что ему ещё не исполнилось четырнадцати лет. Он ведь сразу сказал, что Дженни – его, а все остальное было просто вопросом времени.
***
- Ты спишь с ней?
Ричи придирчиво рассматривал себя в зеркале, когда со спины донесся голос Рори. Вот бы ему быть немного шире в плечах и чуть выше ростом, тогда мог бы сойти и за шестнадцатилетнего…
- С кем?
Рори он почти не слушал и переспросил машинально. У него было очень хорошее настроение: впервые Ричи праздновал свой день рождения, и не абы с кем, а со своей прекрасной Дженни.
- Ты знаешь с кем.
Обернулся Ричи больше на тон, чем на саму фразу. Рори старался выглядеть как обычно, но подрагивающие крылья носа и слабо-слабо сжимающиеся пальцы выдавали крайнюю степень его раздражения. Вопросительно подняв брови, Ричи повел головой, испытующе глядя на своего друга, будто бы проверяя его на прочность и стойкость.
- Даже если и так – то что? - Очную ставку Рори предсказуемо не выдержал и взгляд отвел первым. Ричи же вальяжно направился в его сторону. Встав совсем близко, он поднялся на цыпочки и обманчиво мягко коснулся его груди ладонью. – Сдашь меня, Родрик?
Рори смотрел на него с полыхающей бессильной злобой во взгляде, но Ричи прекрасно знал, что никакого вреда он ему причинить уже не в состоянии. И нежно улыбался. Рори говорил ему, что он красиво улыбается.
- Не нужно ревновать меня, - бросил он уже обычным тоном через плечо, отходя обратно к зеркалу. – Я никуда не денусь.
- Точно? – задумчиво и будто бы риторически спросил Рори. Он все ещё злился, это было слышно. Ричи не собирался обращать на него внимания, считая, что следует дать человеку перебеситься самостоятельно. Но услышанное в следующий момент заставило его медленно, как на шарнирах, повернуться обратно. – А то я ведь и Дженни могу сдать. За совращение.
Сперва ему даже показалось, что он ослышался. Рори – и отважился на открытый бунт? Против него? Ричи смотрел внимательно, а Рори – с вызовом, и читать его можно было, как открытую книгу. Его друг сгруппировался и будто бы приготовился к броску, особенно сильно сейчас напоминая загнанное в угол животное, которому нечего терять. Присмотревшись, Ричи понял, что он не очень-то трезв, и всё встало на свои места. Трезвым он бы на такое не решился. Убрав руки в карманы, Ричи снова шагнул вперед. Он намеренно держал руки и плечи расслабленными, не без удовлетворения заметив, что и Рори перестал сжимать кулаки. Ричи давно понял, что сила не в громком голосе и размахиваниях руками, а в голове.
- Родрик, - устало вздохнув, начал он. Какое у него всё-таки глупое имя… - Если хоть один волос упадет с головы Дженни, и я решу, что это произошло по твоей вине, тебе не жить.
Вот так просто, без намеков и каких-то сложных формулировок.
- Надеюсь, ты понимаешь, что я не шучу? – Вкрадчиво, но всё ещё спокойно спросил Ричи, и по-кошачьи склонил голову на бок. – Если Дженни пострадает, меня не остановит даже то, какие мы с тобой чудесные друзья. Поэтому, рекомендую выбросить из головы эти глупости и больше никогда ничего подобного мне не говорить.
Рори молчал, как-то внезапно протрезвев. Решимости в нём заметно поубавилось, а градус недовольства снизился от слепой ярости до умеренного бульканья. Вот ведь ревнивый недоумок.
- Рука у меня не дрогнет, ты знаешь.
***
До недавнего времени Ричи понятия не имел, что значит быть счастливым. Счастье всегда виделось ему довольно конкретным, но далеким и в ближайшее время недосягаемым. Он был убежден, что для достижения состояния счастья ему предстояло долго и тяжело работать, поскольку, как бы Ричи не хотелось думать иначе, он пока ничего собой не представлял.
Конечно, у него была определенная репутация: школьные учителя в один голос ставили его в пример другим ученикам за отличную успеваемость и примерное поведение, а воспитатели Медфорда, не находя маргинальных черт, зачастую присущим воспитанникам в силу генетики и окружения, в большинстве своем, относились благосклонно. Сам же Ричи, изменяя обычному эгоцентризму и любви быть замеченным в своих достижениях, успехи в учебе совсем таковыми не считал. Учиться лучше всех в классе было для него чем-то настолько естественным и самим собой разумеющимся, что он просто не мог взять в толк, как могло быть возможно учиться плохо?
Именно поэтому Ричи и ставило в тупик состояние эйфории, в котором он пребывал с самого своего дня рождения. Следуя его же логике, будучи никем, счастлив он быть не мог по определению. Тем не менее, когда рядом была его Дженни, всё остальное казалось несущественным. Дженни была его солнцем, затмевающим все проблемы и мелкие раздражающие моменты. С Дженни он переставал себя чувствовать ничтожным детдомовцем, а за его спиной словно вырастали крылья.
Он чувствовал подвох, интуитивно понимая, что эйфория не может длиться вечно, а состоянию счастью, которое он испытывал непозволительно долго, в скором времени должен прийти конец. Поэтому Ричи почти и не удивился, когда, как-то придя к Дженни, застал её в очень странном и нехарактерном для неё расположении духа. Дженни стояла спиной к входной двери кабинета и перебирала лекарства на полке. Ричи не видел её лица, но по нервически-резким движениям и ссутуленным плечам понял – что-то не так. А ещё он понял, что счастлив не будет ещё долго.
- Что случилось? – машинально закрыв дверь кабинета изнутри на ключ, обеспокоенно спросил Ричи, подходя ближе. Неужели кто-то её обидел? Неужели Родрик, и, правда, что-то сделал?...
Обжигающая волна ужаса и гнева поднялась изнутри так быстро, что будь у него сейчас в руке пистолет, Ричи бы, не задумываясь, перестрелял всех, кто хоть как-то угрожал или посмел обидеть его Дженни. Дженни обернулась, и Ричи не без облегчения отметил, что на ней нет ни синяков, ни ран. Другая страшная догадка поразила его секундой позже, и он внимательнее присмотрелся к лицу, шее и рукам Дженни. За исключением двух небольших синяков на запястье, она выглядела как обычно, разве что подавленной.
- Что с тобой произошло? – Он успел достаточно хорошо изучить Дженни, чтобы быть уверенным, что его подозрения не беспочвенны. К тому же, она, как и Родрик, читалась как открытая книга.
- Всё хорошо, Ричи… - тихим, немного испуганным тоном произнесла она в ответ, и Ричи не без удивления понял, что боится Дженни его. Вернее, его возможной реакции. – Я не пострадала, всё в порядке.
- Но? – он никогда не разговаривал с ней с таким нажимом в голосе, но незнание сильно било по нервам. Дженни вздрогнула, будто он её ударил, и машинально чуть втянула голову в плечи.
- Мистер Пирс… заходил. – Её голос дрогнул, и Ричи прищурился. Заходил, как же. – Он был пьян и просто напугал меня. Ей-богу, Ричи, всё в порядке!
Мистер Пирс был воспитателем средней группы мальчиков, и его проблемы с алкоголем давно стали притчей во языцех. Пить мистер Пирс мог неделями беспробудно пить, отчего временами делался совсем невменяем. Ричи, сколько себя помнил, ни разу не видел его до конца трезвым, и если поначалу его удивляло, что такой человек делал на должности педагога, то когда узнал, что мистер Пирс приходился братом жены их директора, всё встало на свои места.
-А синяки на руке?
Как-то ночью, когда им обоим не спалось, Дженни рассказала ему о своем детстве. Об алкоголике-отце и созависимой матери, предпочитавшей делать вид, что проблемы нет, чем как-то решать её, обо всём, через что ей пришлось пройти, чтобы не стать похожей на родителей. Разумеется, она сбежала, как только окончила колледж, но боязнь пьяных, по её же словам, никуда не делась. Поэтому для Ричи и оставалось не ясным, с какой стати Дженни сейчас изо всех сил пыталась выгородить этого алкоголика.
- Дженни…
Он убрал из голоса железные нотки и осторожно, без резких движений взял её за руку. Синяки уже начинали наливаться и проступать на молочной коже уродливым браслетом. Взглянув в его искренне обеспокоенное лицо, Дженни не выдержала и расплакалась. А потом всё рассказала.
Ричи не было дела до моральной стороны вопроса. Его совсем не смущало, что фактически наказание совсем не соответствовало преступлению. Ему было наплевать, что алкоголик Пирс ничего не сделал Дженни: он просто вломился в медицинский кабинет в поисках спирта и лишь напугал её, схватив за руку и оттолкнув от шкафа с лекарствами. Он не чувствовал угрызений совести ни когда поливал ледяной водой ступеньки черного хода Медфорда в морозную ночь, ни когда украл трость Пирса и осторожно надломил её с помощью молотка и тонкого гвоздя. Его совсем не испугал ни вскрик поскользнувшегося воспитателя, ни глухой звук удара о заледеневшие ступеньки.
К утру, когда Пирса нашли, он уже остыл. Его карикатурно глупая и бесславная смерть, учитывая образ жизни последние несколько лет, никого особенно не удивила. Ричи торжествовал. Он отомстил обидчику его Дженни и остался вне подозрений. На тот момент хорошая репутация уже защищала его от подозрения в мелких проделках, не говоря уже о чем-то более серьезном. Никому даже в голову не пришло в голову подозревать в причастности к смерти воспитателя приятного во всех отношениях отличника.
***
Ричи было всего четырнадцать лет, когда он очень ясно осознал, что ошибался. Раньше ему казалось, что для того, чтобы добиться успеха в жизни, не существует ничего важнее денег и связей. Имея источник финансов и кучу полезных знакомств самого разного толка, можно добиться очень многого – так ему казалось. Сейчас же он понимал, что перепутал причины и следствия местами, и очень обрадовался, что дошел до этой мысли так быстро. Деньги и связи вторичны, полезные знакомства вторичны, первична же – репутация. Безупречная репутация позволит выходить сухим из воды и выкручиваться из любой жизненной передряги просто, потому что никто и никогда не заподозрит его даже в участии в чем-то противозаконном. Тогда же Ричи и понял, что отныне ему следует быть осторожнее, а наработанный у окружающих кредит доверия потратить на что-либо действительно важное. Ему казалось, он начинал понимать, что к чему.
С самого раннего детства Ричи продумывал подробный план действий по достижении шестнадцатилетнего возраста, и теперь, когда до шестнадцати оставалось ждать всего ничего, собственные жизненные перспективы больше не казались ему туманными. Первым делом, он, конечно, уйдет из Медфорда. Эта мысль грела его на протяжении всех четырнадцати с половиной лет жизни, и чем ближе был этот момент, тем тяжелее ему становилось ждать. Ещё он обязательно поступит в университет, и тогда, Ричи был убежден, для него наступит совершенно иная жизнь.
Кто его беспокоил – так это Рори. Собственная жизнь виделась началом большого и обязательно великого пути, а жизнь Рори… Ричи не мог понять, как упустил момент, когда жизнь Рори пошла под откос. С легкого алкоголя он плавно перешел на лёгкие же наркотики, а с них на что-то серьезнее. Ричи не знал, что именно он употреблял, но видел последствия.
Изменения, произошедшие с Рори, Ричи заметил не сразу. Рори менялся постепенно и незначительно, но постоянно. Ричи не видел проблемы в упор, пока однажды не посмотрел на него в упор и едва не содрогнулся, потому что не узнал его. Теплый живой блеск исчез из глаз Рори, уступив место постоянному и затравленному ожиданию чего-то ужасного. Мечтательность, свойственная ему раньше, куда-то испарилась. На Ричи смотрели абсолютно пустые стеклянные глаза. Было тяжело признавать, но саморазрушение, свойственное Рори, видимо, на генетическом уровне, работало на полную мощность. Он уже перестал быть собой, и Ричи было особенно тошно от мысли, что всё это он мог запросто предотвратить, если бы обратил внимание вовремя.
***
- Я с друзьями пройдусь, - ответил Рори на его молчаливый вопрос во взгляде. – Буду под утро, форточку не закрывай.
Ричи помнил этих «друзей». Удивительно не запоминающиеся похожие друг на друга лица, одинаковая, немного суетливая, манера себя вести, беспокойно бегающие глаза, слегка дрожащие руки и дикий, нечеловеческий голод во взгляде. Ричи не мог вспомнить, когда именно Рори стал проводить с ними столько времени, зато хорошо помнил его агрессивную реакцию, когда честно сказал, что думает и об этих наркоманах, и об их нахождении в их комнате.
- Не приводит их больше. Не хочу, знаешь ли, подхватить ВИЧ после того, как кто-то из них посидит на моей кровати, - заявил Ричи, брезгливо подметая пол от грязи с ботинок ушедших «друзей».
- Они ничем не болеют, - буркнул тогда завернутый в одеяло Рори с кровати. Его слегка трясло, и Ричи, уже научившийся определять стадии наркотического опьянения, знал, что состояние Рори было эквивалентом «отходняка» от опьянения алкогольного.
- Зачем ты вообще с ними общаешься, Родрик? Неужели не понимаешь, что закончат они на Элм Стрит?*
Элм Стрит, как таковая, не существовала уже несколько лет. Улица давно была переименована во что-то другое, но жители неизменно продолжали называть её именно так, и каждый понимал, что значило выражение «По ним Элм Стрит плачет». Это был собирательный образ места, где постоянно скапливалась вся опустившаяся маргинальная шваль города. Дурной район во всём его великолепии: с дешевыми питейными заведениями, покосившимся домами, не знавшими ремонта с самого момента постройки, алкоголиками, наркоманами, проститутками и их сутенерами на каждом шагу. Никто не знал, почему Элм Стрит до сих пор не сравняли с землей, а на её месте не построили что-то полезное. Ричи подозревал, что не последнее отношение к этому имели ирландские бандиты, «державшие» район столько, сколько он себя помнил. Полиция выезжала на Элм Стрит крайней неохотно, и, в большинстве своем, зря. Что происходило на Элм Стрит, оставалось на Элм Стрит.
- Впрочем, - продолжал Ричи, - не дотянут они до Элм Стрит. В лучшем случае, их, как собак, ещё на подлете пристрелят эти больные на всю голову ирландцы. Забавы ради.
Он сделал шаг в сторону, и в этот самый момент мимо головы пролетела подушка. Спикировав, она шлепнулась прямо в кучу грязи, которую он с таким трудом всё-таки сгреб в одну кучу куцей щеткой. А обернувшись с намерением спросить, какого чёрта только что было, обнаружил Рори приподнявшимся на слабых руках. Когда его сильные раньше руки стали напоминать веточки?
- Закрой рот! Я задолбался постоянно это слушать! Это мои друзья, и если они тебе не нравятся, заткнись и держи свое мнение при себе!
Ричи слушал молча, опираясь на щетку и стоя вполоборота. Тогда-то он и понял, что его влияние на Рори не просто ослабло, как ему казалось раньше, а утрачено безвозвратно. У него были новые друзья и новые интересы, а он, Ричи, теперь не входил ни в число первых, ни в число вторых.
- Я думал, я твой друг.
Рори осекся на полуслове, и они некоторое время просто смотрели друг на друга. Ричи не видел раскаяния в его глазах, и теперь ему было ясно, что наркотики разрушают человека намного быстрее, чем принято считать. В ту ночь он впервые за почти десять лет проживания в одной комнате раздвинул их кровати и поставил между ними тумбу.
Рори вернулся под утро. Ричи, никогда не спавший больше пяти часов подряд, проснулся от тихого скрипа двери, но глаз не открыл. Слабо соображая спросонья, он не спросил, почему Рори не воспользовался форточкой, как делал всегда, и почти уснул обратно, как услышал, как что-то мелкое посыпалось на деревянный пол их комнаты.
- Как ты достал! - Подскочил с постели Ричи, откинул одеяло. – Ты умеешь приходить так, чтобы я тебя не слышал, Родрик?!
Включив ночник, он так и застыл с рукой у стены. Рори выглядел так плохо, что в полутьме казался полупрозрачным приведением. Его сильно трясло, и он, словно задыхаясь, хватал воздух пересохшими губами. Крупные капли пота градом катились по бледному лбу. Ричи никогда раньше не видел передозировки, но понимание пришло мгновенно. Рори привалился к стене, медленно съехав по ней и с глухим звуком упав на пол. Таблетки так и сыпались из его порванных карманов.
- Твою мать, Родрик!
С постели Ричи скатился, только чудом не запутавшись в одеяле и не разбив голову об угол тумбочки. Подбежав к Рори, он осторожно переместил его из сидячего положения в лежачее, устроив его голову у себя на коленях, и положил ладонь ему на лоб. Собственная рука казалась обжигающе горячей, а сам Рори (подумать только, ведь когда-то он был намного сильнее его) – слабым, как пятилетний ребенок.
- Что это было?! Что ты употреблял, говори! – Слабая пощечина ненадолго привела Рори в чувство, и он открыл мутные глаза, глядя на Ричи снизу вверх и улыбаясь. Он улыбался слабо слушающимися губами, а Ричи понимал, что с ним вот-вот случится истерика. – РОДРИК!
Рори приподнялся на локте, будто собираясь что-то сказать, но вместо этого он отвернул от Ричи голову, и через секунду он понял, для чего. Преодолев брезгливость, Ричи держал ставшее невесомым тело почти на весу, не давая Рори упасть, пока его рвало на пол их комнаты. Это продолжалось довольно долго, но Ричи понимал, что препятствовать очистке организма не стоит. Если Рори отделается только этим, то, возможно, что-то в системе его ценностей сдвинется, и он поймет, что продолжать жить так как он живет сейчас, нельзя.
- Ричи… - голос звучал хрипло и почти не слышно, но Ричи всё-таки услышал свое имя и склонился чуть ниже. Услышанное заставило волосы на затылке зашевелиться. – Позови… Ричи.
- Это я, Родрик! Ты что, не узнаешь меня? – он старался звучать уверенно и даже сердито, но голос предательски и совершенно очевидно дрожал. - Кто бы ещё так с тобой нянч..
- Скажи Ричи.. передай ему, что он прав, - Рори прикрыл глаза и говорил теперь настолько тихо, что разобрать его слова было практически невозможно. Но Ричи разбирал. – Во всём…
Он ослабевал с каждой секундой, продолжая шептать что-то совсем бессвязное, пока в один момент его голова сама собой просто не откинулась назад, а глаза закатились.
- НЕТ! Даже не думай об этом! Не смей подыхать у меня на руках, Родрик, ты слышишь?! ПОМОГИТЕ! – толкнув дверь комнаты, но так и не сбросив голову бездыханного Рори с колен, крикнул Ричи, и его крик разнесся на весь этаж. – Дженни, миссис Эммет, помогите! Он умирает!
Все происходило как в тумане. Вокруг включался свет, бегали люди, кто-то у него что-то спрашивал, кто-то кричал. Ричи отвечал механически и невпопад, не всегда понимая суть вопроса и продолжая держать Рори на руках до тех пор, пока врачи вызванной кем-то неотложки не забрали его.
Как им потом сообщили, сердце Рори перестало биться ещё до того, как он оказался в машине скорой помощи. Экстренная дефибрилляция не помогла, сердце просто отказалось запускаться, а поскольку врачам не было известно, что именно вызвало передозировку, никакие препараты до прибытия в больницу не вводились. Врачи полагали, что несовместимость лекарств с неизвестными наркотическими веществами могла спровоцировать реакцию, которую и без того слабо бьющееся сердце Рори бы не выдержало. До своего шестнадцатого дня рождения Рори не дожил каких-то пару месяцев.
***
На похоронах почти никого не было. Да и кто мог прийти? Мать, изредка и в алкогольном бреду вспоминавшая о существовании сына, или «друзья», залегшие на дно сразу, как только до них дошли дурные вести? Ричи стоял бок о бок с Дженни, пока священник читал молитву над заколоченным гробом. Лицо священника было сурово-бесстрастным, и, переведя взгляд на Дженни, он заметил, что она плачет. Дженни сжала его ладонь, и Ричи сжал пальцы в ответ.
Закончив читать, священник удалился, а с ним удалились и очень немногочисленные присутствующие. Ричи подождал, пока гроб погрузят в свежевырытую могилу и только потом сделал к ней шаг. Было очень странно осознавать, что Рори больше нет. Всего несколько дней назад они разговаривали о какой-то ерунде, а теперь Ричи смотрел, как могильщики засыпают его гроб землей. Он понимал, что будет тосковать, и ни одна рациональная мысль этой тоски не заглушала. Ричи всем сердцем ненавидел наркотики, отнявшие у него Рори задолго до того, как он действительно умер. Стоя над разрытой могилой, он дал себе два обещания: всегда помнить о том, что с ним случилось и никогда в жизни не употреблять ничего, хоть отдаленно напоминающего наркотические вещества.
- Не вини себя, - тихо сказала Дженни, осторожно положив невесомую ладонь ему на плечо. Ричи этот жест показался больше материнским, чем ободряющим, и ладонь он, хотя и не резко, но скинул. Дженни не обиделась, он знал.
- Я и не виню, - после небольшой паузы отозвался Ричи, не в силах оторвать взгляда от засыпаемой землей могилы. – Это ведь не я подсадил его на наркоту. А его никто не заставлял увлекаться веществами. Я сто раз просил его бросить, но я ему не сторож, не отец и не нянька.
Слова, должно быть, прозвучали слишком резко, но Ричи был не в том состоянии, чтобы подбирать выражения. Дженни опустила голову, и некоторое время они стояли в тишине, нарушаемой шумом крон высоких деревьев.
- О чем ты думаешь? – вполголоса спросила она, больше не предпринимая попыток ни взять его за руку, ни как-то по-другому коснуться. – У тебя сейчас такое лицо..
- О том, что близких людей нужно держать на цепи. Чтобы не натворили глупостей.
Дженни пораженно замолчала, но никак не прокомментировала сказанное. Она не проронила ни слова ни пока они были на кладбище, ни по дороге домой, и Ричи был ей очень благодарен.
***
Поначалу Ричи казалось, что это смерть Рори оказала на Дженни такое сильное влияние. Ему это казалось странным, ведь Рори с Дженни никогда особенно не общались, и, тем не менее, с вопросами он не приставал. Однако время шло, и подозрения Ричи росли с каждым днем. И без того тихая, за последние месяцы Дженни стала практически безмолвной. Она часто уходила куда-то, возвращаясь затемно, и почти сразу ложилась спать. А однажды, когда Ричи попытался её обнять, напряглась. Ричи отчётливо ощутил, как она прижала локти к бокам, и отстранился. Делать что-либо против воли Дженни Ричи бы не стал ни под каким-либо предлогом. Это даже звучало противоестественно, да и он никогда, даже в мыслях, не был насильником.
- Рассказывай.
Они оба знали, что скрывать что-либо бесполезно. Ричи всё равно узнавал, что его интересовало, и это было просто вопросом времени. Обычно Дженни не сопротивлялась, но сегодня опустила голову, а когда заговорила, её голос звучал глухо.
-Я в порядке. Наверное, впервые за много лет я, действительно, в порядке.
- О чем ты? – Ричи нахмурился, едва ли не принюхиваясь к воздуху, как взявшая след гончая, но, пока не улавливая суть проблемы.
- Смерть Рори открыла мне глаза на саму себя, Ричи. Последние годы я жила как в тумане… конечно, это целиком и полностью моя вина, и ничья больше, но… я больше не могу жить так, как жила.
Голос Дженни с каждым словом звучал надрывнее, словно она собиралась заплакать, а голова Ричи работала лихорадочно быстро. Он пытался анализировать эмоции Дженни, но всё это разбивалось об один единственный вопрос:
- Почему ты задумалась об этом только сейчас? – Он старался говорить мягко, но Дженни вдруг повернула голову и взглянула на него неожиданно зло. Наверное, это был единственный раз, когда в её взгляде он видел настоящую злость.
- Ричи… тебя удивляет, почему я злюсь сейчас или почему я злюсь вообще? – она совершенно не в своем духе усмехнулась, и продолжила. – Как я посмела иметь мысли и чувства, не одобренные тобой?
Ричи был настолько поражен метаморфозой, происходящей на его глазах, и до него не сразу дошло, что Дженни была близка к истерике. Тогда он заговорил так, как всегда разговаривал со взбесившимся Рори: спокойно, но без лишней, «санитарной» мягкости в голосе.
- Теперь я вижу, что ты злишься. И ты совершенно напрасно на меня наговариваешь. Я никогда и ничего тебе не запрещал.
Дженни кивала, будто бы соглашаясь. Она была бледнее обычного, но с блестящими от слёз глазами.
- Да, Ричи. Ты никогда ничего мне не запрещал. Зато ты просто убил человека, который дурно со мной обошелся.
Она утверждала, а не строила догадки, и Ричи не собирался ни оправдываться, ни задавать вопросов, откуда Дженни это известно. Должно быть, догадалась. Он скрестил руки на груди.
- … Но ты даже не отдаешь себе отчёта в причине, почему так поступил, верно? – голос Дженни донесся как издалека, и он снова обратил на неё вопросительный взгляд. – Потому что тебе не понравилось, как обошлись с чем-то, что твоё. Я как вещь для тебя, Ричи. Ты ведь даже не потрудился спросить, как я отнесусь к тому, что из-за меня погибнет человек!
- Невелика потеря, - вполголоса прокомментировал Ричи, а поймав шокированный взгляд, повел плечами. – Старый столько крови выпил у окружающих, что туда ему и дорога. Я не раскаиваюсь в том, что ускорил его уход, Дженни. Кроме того, я бы с удовольствием проделал это ещё раз, если смог.
Лучистые обычно глаза Дженни теперь смотрели на него с ужасом. Он никогда не видел у неё этого выражения, направленного на себя, но, вместо того, чтобы придумать, как быстрее всего успокоить её, Ричи со скукой подумал: «вот ведь клуша». Но спохватившись и испугавшись своих мыслей, отогнал их прочь. «Нет-нет», - сразу же запротестовал внутренний голос, не пожелав быть заглушенным, - «неужели ей не понятно, что всё, что он делал, было ради неё?». Почувствовав лёгкую обиду, Ричи пожал плечами:
- А что мне нужно было делать? Ждать, пока он тебя ножом пырнет или ещё что похуже сделает, и только потом, подгоняемый праведным гневом и жаждой мести, отомстить за твой остывающий труп? – Дженни энергично замотала головой, но Ричи выставил вперед ладонь, давая понять, что не закончил. – В отличие от тебя, моя дорогая, у меня нет комплекса жертвы, и я не намерен делать скидку опустившимся от маргинального образа жизни кретинам.
- Тебе просто не нужно было его убивать, - прошептала Дженни и заплакала. – Как ты не понимаешь? Теперь я виновна не просто в растлении, но и в убийстве! Я такой плохой человек, Ричи!
Дженни закрыла лицо руками, заплакав навзрыд, а Ричи только вздохнул, подавив желание закатить глаза. Шекспировские страсти без малейшего, на его взгляд, повода, начинали утомлять. Он положил ладонь Дженни на плечо, но та резко сбросила его руку, словно он был прокаженный. Резко оторвав лицо от рук, Дженни посмотрела на него совершенно осоловевшим взглядом, после чего спросила:
- А те мальчики? Два мальчика, которые тебя задирали, и оба попали в больницы…
Ричи лишь молча посмотрел в лицо своей любовницы. Скрывать смысла не было, и он не скрывал. Дженни прикрыла ладонью рот и мелко-мелко затрясла головой.
- Нет, Ричи. Нет-нет-нет, скажи, что это не так!
- Это так, - равнодушно подтвердил он, внутренне сгорая от обиды и непонимания. Он ожидал, что Дженни не обрадуется, когда он, однажды, решит ей всё рассказать, но о подобной реакции и не думал. А зря. Теперь Ричи чувствовал себя обманутым. – И они оба заслужили всё, что с ними произошло.
Дженни замолчала, глядя в пол, и молчала довольно долго. Её дыхание стало ровнее и не таким поверхностным, из чего Ричи сделал вывод, что она всё-таки успокаивается. Хорошо, если так. Когда первый шок пройдет, он сможет ей объяснить всё так, что она обязательно поймет и не будет осуждать. Он ведь любил Дженни, и её одобрение было очень важным, особенно в таких фундаментальных для Ричи вопросах.
- Я должна сообщить.
Её голос снова донёсся как из-под толщи воды, но отреагировал Ричи мгновенно, словно был её эхом.
- О чем сообщить, Дженни?
- О том, что.. – Дженни запнулась, её губы задрожали, - виновна в убийстве. Я расскажу, что мистер Пирс умер из-за меня, и пусть полиция делает с этой информацией всё, что посчитает нужным! Я не смогу жить с этим, Ричи, - Дженни развернулась к нему, сжав его руки холодными пальцами, - если это будет на моей совести, я просто… не смогу так!
Что-то в лице Ричи заставило её постепенно понизить голос. Дженни не видела себя со стороны, но сейчас она смотрела на него как кролик на удава.
- Ничего подобного ты делать не будешь, - спокойно возразил он и накрыл холодные пальцы Дженни теплыми своими, после чего слегка сжал её запястья. – Этим ты только навредишь себе, и никакая справедливость не восторжествует.
- Мне всё равно, что наврежу, - прошептала Дженни снова ломающимся от слез голосом, - пусть так, чем я буду с этим жить. Пусти меня, Ричи!
Она рванула руки к себе и рывком поднялась с дивана, беспокойно и бесцельно забегав по комнате. Дженни то брала какие-то вещи, то клала их в совершенно другое место, явно пытаясь успокоиться. Ричи наблюдал за этими метаниями с дивана, так и не шелохнувшись. Эта дурёха ведь, и правда, способна пойти в полицию и взять на себя вину в его преступлении. Ничего подобного Ричи допустить не мог, и ни в коем случае бы не допустил. Ему было нужно заставить Дженни молчать, пусть и против её воли. Он не желал смотреть, куда её заведет попытка расплатиться за все грехи человеческие, и в тот момент, когда заговорил, уже заранее ненавидел себя за сказанное.
- Если ты попробуешь рассказать про то, что причастна к смерти Пирса, я расскажу про нашу с тобой связь.
Тишина, повисшая в комнате, стала вязкой и физически ощутимой. Дженни резко замерла, развернувшись к нему, и Ричи почувствовал настоящую боль от её взгляда. Так могла смотреть верная лошадь, увидев направленное на неё ружье в руках хозяина.
- Если ты пойдешь в полицию, я тоже пойду в полицию. Расскажу, как ты совратила меня, четырнадцатилетнего, а потом ещё два года состояла в порочной связи. Хочешь?
- Ты не… сделаешь этого. – Дженни смотрела заворожено, почти загипнотизировано, но не двигалась с места.
- Громкое будет дело, попадет во все газеты штата. Хочешь, Дженни? – ему было физически больно от своих слов, но он должен был продолжать. Ради блага Дженни. – Хочешь сесть в тюрьму – сядешь в тюрьму. Но искупление вины, которого ты так жаждешь, наступит уже после того, как тебя освободят, потому что об этом будут помнить очень долго. Люди будут знать тебя в лицо, и тебе придется уехать туда, где тебя никто не будет знать. И всю жизнь вздрагивать от любого задумчивого взгляда в свою сторону.
Дженни больше не плакала и не металась. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, и Ричи видел, как порыв к решительным действиям медленно испаряется из её глаз.
- Кто тебе поверит? – наконец, услышал он её охрипший голос. Этого вопроса Ричи ждал в первую очередь, и, дождавшись, медленно поднялся с дивана.
Картинно отряхнув джинсы, он раскинул руки в стороны и дал единственный возможный ответ.
- А ты взгляни на меня. Взгляни хорошенько, Дженни, и подумай: как МНЕ можно не поверить?
Дженни смотрела на молодого парня перед собой, словно видела его впервые. А ведь правда. Если не знать о Ричи того, что теперь знала она, не знать, что он собой представлял на самом деле, заподозрить в чем-то ужасном этого приятного, учтивого и эрудированного отличника было чрезвычайно сложно. Почти невозможно. Весь его вид, начиная с нежной улыбки самым краешком губ и заканчивая всегда начищенными до блеска ботинками, как бы говорил: «доверяй меня». И ведь доверяли. Действительно, как можно было не поверить практически ангелу во плоти, смотревшемуся особенно ослепительно на фоне будущих преступников и наркоманов?
Ричи сделал шаг вперед, и Дженни не двинулась с места. Он смотрел на неё со странным выражением теплоты и жалости, и Дженни опустила голову. Как он сказал, близких следует держать на цепи? Её цепь всё время была на ней, но ощутила она её только сейчас.
- Пойми, - начал он совсем другим, лишенным стальных ноток, тоном, - я бы никогда в жизни не причинил тебе вреда, но я не могу смотреть, как ты себя гробишь. Ты бездарно потратишь жизнь, отбывая наказание за то, чего не совершала. Я не могу этого допустить, Дженни.
«И поэтому угрожаешь ещё худшим?» - отстранённо подумала она, давая себя обнять и держа руки по швам. Ричи не ждал от неё взаимности сейчас, и она была ему за это благодарна.
- Я люблю тебя, - донеслась до её ушей совершенно неуместная в этот момент фраза. Ричи обнимал, словно прося прощения, как ребенок, случайно разбивший вазу во время игры. Дженни улыбнулась и, всё-таки, подняла руку, погладив его по волосам.
- Я тебя тоже.
***
Дженни исчезла за несколько дней до его шестнадцатилетия, не оставив ни одного своего контакта. Как Ричи понял, её побег стал неожиданностью не только для него, но и для всех обитателей Медфорда. Директор недоумевал, как же теперь её рассчитывать, а воспитатели обоего пола строили догадки, что же произошло, и почему Дженнифер Янг сбежала так стремительно. Догадки, как и всегда, были одна невероятнее другой: начиная от вышедшего из тюрьмы бой-френда, сразу забравшего её с собой куда подальше, до внезапной беременности от какого-то уважаемого и очень известного в узких кругах человека. Ричи слушать не мог этот бред. Вместо этого он полностью прошерстил кабинет, не веря, что Дженни могла уйти вот так, даже не попрощавшись.
Разумеется, он оказался прав. Перерыв все полки, он бросил взгляд на банку с солёными крекерами (Дженни неизменно покупала те самые, с которых началось их знакомство), и открыв крышку, запустил туда руку. Достав печенье, вместе с ним на ладони он обнаружил небольшой, сложенные в несколько раз клочок бумаги. А развернув, прочитал всего два слова, безусловно, предназначавшиеся ему:
«Прости меня».
Ричи долго смотрел в бумажку, думая, что если он моргнет, то она тут же исчезнет у него с ладони, как упавшая ресница.
Как ни странно, никакого опустошающего чувства утраты он не испытал. Должно быть, смерть Рори выжгла его до того, что потеря близкого человека перешла из разряда ужасов во что-то просто очень неприятное. Он не то что бы злился на Дженни. Вернее, он злился, но, в то же время, понимал, что такой побег был очень в её характере. В конце концов, она никогда не отличалась смелостью, его Дженни. Он будет помнить её и не будет думать о ней плохо из-за этого.
***
Свой шестнадцатый день рождения Ричи встретил с бутылкой виски. Нет, пить он, по-прежнему, не собирался, и бутылке была отведена совершенно другая функция. Побег Дженни поставил на его жизни в Медфорде жирную точку. Теперь его официально никто здесь не держал, а значит, сдав выпускные экзамены, духу его здесь больше никогда не будет.
Тем не менее, Ричи должен был быть уверен, что Медфорд действительно больше никогда не протянет к нему своих отвратительных холодных и склизких щупалец. Он был намерен подвести черту под своей жизнью и следующую главу начать с чистого листа. Ричи всегда нравилась история, особенно средневековая, но никогда не была близка тема религии. Фанатизм любого рода претил ему, однако это вовсе не мешало соглашаться с одной идеей, широко популярной среди средневековых богословов: ничто не очищает лучше, чем огонь.
Директор Медфорда, с его вечно потеющей от волнения лысиной, мелкими бегающими глазками и феноменальной скупостью во всём, что касалось вверенного ему учреждения никогда не вызывал у Ричи никаких чувств, кроме глухой брезгливости. Примерно такие же ощущения вызывали раздавленные садовые слизняки, и, тем не менее, в тот момент Ричи, в некотором роде, был благодарен этому омерзительному во всех отношениях человеку. Ведь если бы он добросовестно выполнял свои обязанности, а не втирал очки начальству и тратил выделенный бюджет на собственные нужды, картотека воспитанников детского дома Медфорд давным-давно была бы компьютеризирована, и воплотить свою задумку в жизнь у Ричи бы никак не вышло.
Открыв окно через форточку, Ричи запрыгнул на подоконник и бесшумно спрыгнул уже на пол. В нос ударил запах вековой пыли – уборщицам не доплачивали за уборку помещения, относящегося к детскому дому лишь косвенно, и они всеми силами избегали лишней работы. Ричи не мог их за это винить. Дойдя до полки, с которой начинались фамилии на букву «Т», он особенно щедро залил её алкоголем и двинулся дальше, обходя пыльные проходы между пыльными шкафами змейкой. Резкий запах виски смешивался с пыльным, постепенно вытесняя и замещая его своим. Ричи не любил запах спиртного, но сейчас на лице, то и дело, возникала улыбка. Это был его триумф, его победа. Оказавшись у того же подоконника, с которого пришел, Ричи запрыгнул на него с ногами, ещё раз окинув взглядом то, что собирался предать огню.
Теперь он понимал инквизиторов.
Символическое начало новой жизни свершилось именно в ночь его шестнадцатилетия вовсе не потому, что в шестнадцать лет из Медфорда полагалось уходить, а потому что 16 апреля 20**года человек по имени Ричи Тейлор официально перестал существовать на этом свете.
***
Паспортный стол был похож на настоящий филиал ада на земле. Ричи даже в Медфорде не видел столько недовольных сотрудников разом и только поражался повышающемуся с каждой минутой градусу ненависти в воздухе. Казалось, чиновники подпитывались недовольством друг друга и становились только злее. И, говоря откровенно, повод у них был.
В связи с недавним дерзким поджогом картотеки детского дома, более полсотни оболтусов оказались без малейших удостоверений личностей. И если от оболтусов поменьше можно было до поры-до времени отмахнуться, то оболтусам постарше полагалось в срочном порядке делать паспорта. Таким образом, Ричи и ещё двадцати недорослям, достигшим четырнадцатилетнего возраста, полагалось провести целый день здесь, в паспортном столе.
Детдомовцы вели себя как выпущенные из вольера дикие обезьяны: не признавали электронную очередь, ходили там, где нельзя, громко разговаривали и смеялись, одним словом, всячески тормозили процесс и выводили из себя сотрудников. Ричи не было до них дела. В руках у него было четыре номерка из электронной очереди, и он сосредоточенно смотрел на табло, ожидая, когда освободится необходимая ему сотрудница.
Наконец, увидев свой номер, Ричи поспешил к столу. Сидевшая за ним чиновница своим болотно-зеленым костюмом и исключительной красотой напоминала ему уставшую от ловли мух жабу. Она не выглядела приветливой и даже не смотрела в его сторону, заполняя что-то на компьютере, поэтому Ричи просто опустился на стул для посетителей и принялся ждать. А когда время ожидания перевалило за две минуты, откашлялся.
- Здравствуйте, миссис Олли.
Тётка встрепенулась, услышав свою фамилию, и, посмотрев на него сквозь очки, вдруг улыбнулась.
- О, Ричи, здравствуй! Прости, я тут замоталась, дел по горло с этими вашими документами.
- Мне так неловко, что из-за нас вы теперь вынуждены работать, не разгибая спины, из-за этого дурацкого пожара.
Ричи сокрушенно покачал головой, изобразив смущенную улыбку, а когда миссис Олли в ответ протестующе замахала руками, внутренне усмехнулся. Он столько времени проводил у зеркала за оттачиванием мельчайшим мимических изменений, что, когда добился полного контроля над лицом и жестикуляцией, предугадывать реакцию людей на собственные действия стало в несколько раз проще. Миссис Олли, заметившая показной стыд и смущение, моментально попыталась его успокоить. Помолчав немного, Ричи снова подал голос.
- Как Тайлер? Я слышал, результаты за экзамен по математике уже пришли, - понизив голос, Ричи озабоченно добавил, - надеюсь, всё хорошо?
Широкая улыбка на лице миссис Олли придала ей ещё большего сходства с огромным земноводным. Казалось, она даже стала больше в размерах, по всей видимости, раздувшись от гордости.
- Мой Тайлер набрал 88 баллов из 100! Мы с его отцом и подумать не могли о таких высоких результатах, Ричи, - она мягко, по-матерински, взглянула на него сквозь очки. Ричи нежно улыбнулся в ответ. Чувствовать благодарность было приятно. – И я просто убеждена, что это только твоя заслуга. Ни один школьный учитель не был в состоянии объяснить ему хоть что-нибудь!
- Ну что вы, - моментально отозвался Ричи, совершенно искренне покачав головой. – Тайлер очень способный, просто… немного неусидчивый. Ему просто нужно чуть больше времени, а результат вы и сами видите.
Такой ответ понравился миссис Олли. Ей хотелось гордиться внезапно прозревшим в математике сыном, и Ричи дал ей такую возможность. В действительности же, таких отъявленных недоумков как Тайлер Олли он не встречал ни разу в жизни.
Во время первого же дополнительного урока с ним Ричи понял, что «немного подтянуть мальчика по математике» на самом деле означало «пройти заново весь курса с четвертого класса и до выпуска». Тайлер не просто ничего не понимал – он не желал понимать, всем своим видом демонстрируя, где у него сидят материнские требования. Он был ленив, быстро терял нить объяснения и отвлекался на всё, что только мог. Ричи был в отчаянии. Ему казалось, что научить домашнего кролика кататься на велосипеде было бы значительного проще, чем донести до Тайлера простейшие математические формулы объяснить их применение на практике.
Первые несколько уроков Ричи, действительно, добросовестно пытался заниматься с Тайлером, но, видя тщетность своих попыток, быстро бросил эти глупости. Однажды он просто плюнул и сделал за Тайлера его домашнее задание, расписав решения настолько подробно, насколько только мог. Таким поворотом событий оказались довольны все: и Тайлер, регулярно получавший идеально выполненное домашнее задание без малейшего усилия со своей стороны, и его мама, увидевшая, что оценки сына начинают улучшаться, и Ричи. «Занимаясь» с Тайлером, он в два раза больше времени проводил за подготовкой к собственным экзаменам, а бонусом к такой подготовке шли 10 долларов в час, горячий ужин и столько чая, сколько в него влезет. А учитывая, что меньше двух часов они сидели редко, влезало в него, конечно, много.
Единственное, что немного угнетало – это приближающиеся экзамены, к которым Тайлер не был готов от слова «абсолютно». Вся махинация Ричи грозила накрыться медным тазом, ведь если Тайлер завалит математику, станет очевидно, что его успехи в учебе – чистая фикция. Он долго ломал голову, перебирая возможные варианты: начиная с простых шпаргалок и заканчивая наушниками-капельками и макроскопическими камерами. Ответ, как в подобных ситуациях обычно и происходило, пришел откуда ожидался меньше всего.
- Так может, ты сходи за меня сдай? – Предложил однажды Тайлер, когда они объедались домашними гамбургерами, с любовью приготовленными его матерью, «чтобы у мальчиков были силы учиться». – По новым правилам, все экзамены нам нужно сдавать в чужих школах и с чужими учителями-наблюдателями. Ну, типа, чтобы наши не пытались нам подсказывать.
- Ага, - саркастично отозвался Ричи, прожевав сочный кусок мяса, - я же твой потерянный в детстве брат-близнец,.
Тайлер, как ни странно, не смутился. Он просто пристально посмотрел Ричи в лицо и повел плечами.
- А чё, - закинув в рот зеленую оливку, он откинулся на стуле, - у меня на документах прическа похожая. Наденешь бейсболку ещё, и все. Думаешь, кто-то там будет всматриваться, я на фотке или не я?
Идея, поначалу показавшаяся бредовой, с каждой секундой нравилась ему всё больше. В голове тут же заработал счётчик, рассчитывающий стоимость операции. После недолгого молчания он изрек:
- Тебе это будет стоить сто пятьдесят долларов, - выставив вперед ладонь, он не дал Тайлеру себя перебить и пояснил, - аванс шестьдесят, ещё шестьдесят, когда придут результаты.
- А тридцатка откуда? За работу? – Тайлер усмехнулся, и Ричи улыбнулся в ответ. Надо же, считать он всё-таки умел.
- За риск и за выполнение, да. С тебя деньги – с меня приличные баллы и возможность поступить на бюджет. В общем, думай сам.
Само собой, подумал Тайлер именно так, как им обоим хотелось больше всего, и теперь его мать сияла, как начищенный тостер. В её глазах он, Ричи, был педагогом от бога, наставившим на путь истинный непутёвого сына. Он никогда не лебезил и не валялся в ногах у тех, кого считал объективно сильнее. Понимание, что влиятельных людей, пусть это и обычная чиновница из паспортного стола, лучше всего держать в должниках, пришло к нему интуитивно. Он просто знал, что теперь миссис Олли ни за что ему не откажет.
- Я хотел попросить вас об одной вещи, если можно.
- Для тебя – всё, что угодно, - тут же воодушевленно отозвалась миссис Олли и сцепила перед собой пальцы замочком, всем своим видом демонстрируя, что готова слушать.
Ричи улыбнулся и начал давно сочиненную и давно же отрепетированную историю.
- Видите ли, я… совсем недавно меня нашла мама, - сделав паузу, Ричи дал миссис Олли ахнуть от переполнивших её чувств и покивал. – Я, если честно, не думал, что она жива. Столько лет она не давала о себе знать, а сейчас вдруг связалась со мной и предложила нам жить вместе после того, как уйду из Медфорда.
Он тоже сцепил пальцы замочком, но положил их на колени и немного опустил голову. Миссис Олли должна была усмотреть в его поведении нерешительность и подалась ближе прямо через стол.
- И я бы хотел взять её фамилию. Мне уже есть шестнадцать, и я узнавал, что это можно делать. Понимаете, Тейлор – это даже не меня фамилия, мне её просто дали в детском доме, потому что попал туда без каких-либо документов! А теперь.. когда я буду с мамой, я бы не хотел, чтобы мне что-то вообще напоминало о Медфорде.
Взглянув на миссис Олли краем глаза, Ричи понял, что она проглотила его жалостливую историю от первого до последнего слова. «Вот гусыня», - беззлобно подумал он, а вслух добавил:
- Я бы хотел начать новую жизнь, миссис Олли. Скажите.. – он так же нерешительно запнулся, про себя досадливо подумав, что со стороны, должно быть, смотрится, как заикающийся или умственно отсталый, - если я сменю фамилию, где-то будет фигурировать, что я её поменял? Ведь она, по сути, моя. Я её просто возвращаю.
Миссис Олли отрицательно покачала головой и взяла какую-то форму из папки.
- Нет, это конфиденциальная информация. Ну, разумеется, те, кто тебя знали под старой фамилией, будут об этом знать, память мы стирать пока не научились, - Ричи вежливо улыбнулся на эту попытку пошутить, - а новым знакомым будешь просто представляться с новой фамилией. Остальные документы сделаешь уже с новым паспортом и новой фамилией.
Ричи просиял. Этой лучезарной улыбке он научился у Дженни, единственное различие заключалось в том, что в её исполнении она была искренней. Насчет своей лучезарной улыбки Ричи такого сказать не мог, но в её безупречности был уверен.
Миссис Олли протянула ему бланк, и он принялся быстро-быстро заполнять необходимые поля, словно опасаясь, что она передумает. Подав заполненную форму минуты через три, Ричи снова положил руки на колени, беспокойно перебирая пальцами. Ему казалось, что миссис Олли перечитывала написанное слишком долго и ещё дольше молчала. В действительности же она просто вбивала данные в программу и делала это настолько оперативно, насколько была способна.
Дойдя до строчки с новой фамилией, миссис Олли лишь немного изогнула бровь и улыбнулась.
- Какая интересная. Простая, но в то же время редкая. Я работаю почти пятнадцать лет и вот так сходу не могу вспомнить, когда эту фамилию видела в последний раз.
Подчеркивать собственную исключительность нравилось ему всегда, и слова миссис Олли сделали свое дело. Улыбка Ричи стала шире.
- Когда паспорт будет готов?
Миссис Олли посмотрела на календарь на стене, явно отсчитывая дни, после чего изрекла:
- Через пять рабочих дней вернешься сюда со справкой, которую я сейчас тебе выпишу, и назовешь свое имя.
Достав розовый листок, она заполнила всего несколько строк, поставила несколько разных печатей и подала его Ричи в руки. Вот так легко? Просто прийти и попросить о том, что ему нужно?
Поднявшись из-за стола, он попрощался с миссис Олли, крепко сжимая розовый листок в ладони. А выйдя за дверь, испугался, что порвет его и разжал пальцы. Потерять листок было для Ричи равноценно тому, чтобы потерять билет в новую жизнь. Впрочем, листок был, хотя и смят, но вполне невредим. Остановившись в дверях, Ричи поднес его ближе к лицу.
Расплывчатые буквы сложились в предложения, выведенные округлым почерком миссис Олли в правом верхнем углу розового бланка.
Там, в графе «полное имя», теперь значилось:
«Ричард Фьюри».
* "Элм стрит" - прямая отсылка к старому фильму "Кошмар на улице Вязов"(Nightmare on Elm street). Автор любит этот фильм за Фредди Крюгера, которого боялась почти что до осознанного возраста, за молодого Джонни Деппа, сыгравшего там свою первую роль в кино, и за и крутую крипи-считалочку, которую помнит спустя много лет :33