Запись восьмая. Почему так?
«Макольм Ландграаб IV найден мертвым в своем доме». Я тупо переводила взгляд с заголовка на фото и обратно, не в силах поверить в то, что это правда.
Как? Как такое могло случиться? Малкольм… Его больше нет. Не может быть. Только вчера мы весело проводили время в небольшой кафешке, наслаждаясь последними деньками в качестве жениха и невесты.
Я зачеркивала дни на календаре до даты свадьбы, и без конца примеряла купленное свадебное платье. И все мечтала, как Малкольм ахнет, увидев меня в нем (а потом как ахнет, когда снимет его с меня вечером в отеле).
В один момент все ведь не может разрушиться? Не может просто так взять и рухнуть все: планы, мечты, счастье.
Любимый мой, родной Малкольм. Как же так, почему? Кому ты помешал?
Мысли путались в голове, дышать становилось все сложнее, глаза застилали слезы. Я сидела на кровати в своей старой детской и кричала. Громко, пронзительно, словно пытаясь изгнать из себя эту боль.
***
По какой-то жуткой иронии похороны Малкольма были назначены на тот день, который должен был стать датой нашей свадьбы. Как это больно и страшно – вместо белого платья надевать черное. Я двигалась словно на автомате. Мама стояла рядом и молчала – она просто не знала, что сказать. Честно говоря, я даже не помню, как мы доехали до церкви, где уже собрались многочисленные родственники Малкольма.
Они говорили о Малкольме. «Талантливый», «рано ушедший», «как несправедлива жизнь». Все это я слышала словно сквозь вату.
Затем было кладбище. Гроб с телом Малкольма опустили в яму. Я стояла и тупо смотрела, как на крышку падают комья земли, словно отделяющие мир живых от мира мертвых. Я не могла даже пошевелиться, только чувствовала, как слезы застилают мне глаза, но сил даже на то, чтобы поднять руку, у меня не было.
Все уже разошлись, а я так и стояла у свежей могилы.
- Детка, пойдем домой, - мягко потянула меня за руку мама.
- Оставьте меня на пару минут, - попросила я.
Мама кивнула и увела отца подальше.
Я разрыдалась. Стесняться было некого, поэтому я всхлипывала, уткнувшись лицом в ладони, не пытаясь сохранить тишину.
Вдруг кто-то больно схватил меня за руку чуть повыше локтя. Перед собой я увидела двоюродную тетушку Малкольма, кажется, ее зовут Эдитта.
- Слушай сюда, - прошипела обычно приветливая дама. Сейчас ее лицо искажала ненависть. – Только попробуй попытаться отсудить хоть один симолеон. Закопаю и тебя, и всю твою семейку.
В глазах вновь помутнело, и я упала в обморок.
****
Пришла в себя я в больничной палате. Рядом стояли встревоженные родители и врач.
- Доченька, - я впервые видела плачущую маму. – Прости, нам не следовало оставлять тебя одну…
- Мисс Фоукс, вы пережили серьезное потрясение, - мужчина в белом халате сверился со своими записями. – Я думаю, вам несколько дней следует у нас понаблюдаться. Все же потерять жениха, да еще в вашем положении.
- Простите, в каком моем положении? – растерялась я.
- Как? Вы разве не знали, что беременны? - в свою очередь удивился врач. – Уже шестая неделя идет.
Мне потребовались все мои силы, чтобы вновь не лишиться чувств.
- Похоже, не знали. Что ж, тогда оставим вас наедине с этой новостью. Отдохните, обдумайте все, а я зайду к вам вечером.
После этого он повернулся к моим родителям.
- Пусть девушка отдохнет. Можете навестить ее завтра. Сейчас ей нужен покой. Обещаю, о ней позаботятся.
Я осталась одна. Да, здесь было что «переварить». Прислушиваясь к своим ощущениям, я положила руки на совершенно плоский живот. Конечно, почувствовать шевеление малыша на столь мизерном сроке я не могла, но мне очень хотелось верить, что хоть он чувствует, что я рядом. Малкольм, я сделаю все, чтобы наш малыш был счастлив.
***
Домой я вернулась через пять дней.
И огорошила родителей решением продать кондитерскую.
- Детка, ты уверена? – удивился папа. – Ты столько труда вложила в ее создание.
- Уверена. У меня просто нет сил на ведение дел. Да и ездить далеко. Вы же позволите мне остаться здесь? Я боюсь жить одна!
- Милая, ну конечно, - мама села рядом и крепко обняла меня. – Никуда не отпустим свою девочку.
Уже через несколько дней я поняла, что решение жить с родителями – единственно верное. Я стала невероятно рассеянной. То воду забуду закрыть в ванной, то пирог в духовке забуду. Один раз даже пожар случился.
Отец только головой качал, глядя на обуглившуюся плиту.
Вскоре мама решила, что для того, чтобы отвлечь меня от грустных мыслей, необходимо организовать переезд. Уж не знаю, как мамуля до этого додумалась (иногда мне кажется, что это была «шоковая терапия»), однако квартиру мы нашли в кратчайшие сроки.
Новое жилище мне, пожалуй, понравилось. Просторные светлые комнаты, удобная кухня. А большие окна давали достаточно дневного света для рисования.
***
- Детка ну сколько можно носить черное? – мама чуть не плакала. – Малышу нужно, чтобы его окружали яркие, красивые вещи.
- Он еще даже не родился, - устало парировала я, изо всех сил прижимая к себе платье.
- Тебе тоже полезно окружение ярких вещей.
- Мама, ты не понимаешь…
Я и сама толком не понимала. Просто мне казалось, что стоит расстаться с трауром – и все, Малкольм пропадет окончательно. Словно надев яркую майку, я предам его.
Однако ведь и жить так все оставшиеся годы – не вариант. Ладно, попробуем действовать постепенно. В качестве первого шага к переменам я отправилась в парикмахерскую. На самом деле, решение было вынужденное – у меня начали жутко сечься и путаться волосы. Да еще отчего-то сухими стали, как солома. Пришлось приводить себя в порядок радикальными методами.
Вскоре, впрочем, я, на радость маме, избавилась и от черного платья – просто перестала в него влезать, оно больше не сходилось на моей талии. Пришлось переодеться в соответствии с новым «статусом».
Техничка Второе стремление (и куда мне от этой знайки прятаться?)
