В старом камине потрескивал огонь, нарушая тишину, застывшую в гостиной большого пустого дома. Мужчина, лежащий на диване, смотрел на пламя, словно завороженный, как будто пытаясь разглядеть в нем что-то ранее неведомое и никому неизвестное.
– Сколько мне осталось, Стэнфорд? – безразлично спросил Джулиан, не отрывая взгляда от огня.
– Год, может быть полтора… Мне очень жаль, Карл.
– Не надо. Спасибо, что пришел.
– Здоровья тебе.
Входная дверь хлопнула, и Джулиан тяжело вздохнул, покорно принимая свой приближающийся конец.
Они со Стэнфордом были давними друзьями. Оба знатного происхождения, с нескрываемой страстью порассуждать о политике или искусстве, познакомившись на выставке одного своего общего знакомого, они быстро нашли общий язык. Вместе пережили Шелковую войну, на которой Карл защищал свой родной Аурдон на поле боя, а Стэн – в госпитале, помогая раненым и больным. Вместе помогали восстанавливать когда-то сгоревшую в городе библиотеку. Даже женились практически в одно время. И именно Стэнфорд помог появиться на свет единственной дочери Джулиана, Диане.
Болезнь и такая ранняя смерть казались Карлу логичным следствием всей его жизни, в которой вот уже двадцать лет не было совершенно никакого смысла.
Под танец огненных лент в камине, в голове заиграла печальная «Аве Мария», что когда-то наполняла эту гостиную своей душераздирающей мелодией.
Она просто обожала играть ее. Как только аккуратные пальчики касались клавиш, его сердце сразу начинало биться чаще, будто звуки рояля заводили его старым ключиком, как пыльную музыкальную шкатулку. Он видел ее прекрасный профиль, идеальную осанку, заплетенные в косу пряди блестящих и местами выгоревших на солнце каштановых волос.
И стоило ей обернуться, бросить взгляд своих светло-карих глаз с темно-зеленым ободком радужки и смущенно улыбнуться, как он снова влюблялся в нее. Он влюблялся снова и снова, каждый день по несколько раз, стоило ей лишь взглянуть в его глаза или прикоснуться, пусть даже случайно. Он не думал, что может такое чувствовать. Он вообще не думал, что человек может испытывать подобное.
Как только он увидел ее в книжном магазине, где она, все также смущенно улыбаясь, остановилась, чтобы прочесть пару строк из его последней книги, то все остальное вокруг вмиг потеряло какое-либо значение. Весь окружающий его мир словно расплылся, оставив четким лишь образ этой прекрасной юной девы в аккуратном платьице. Его популярность тогда была не так высока, чтобы быть узнаваемым всеми на улице, но весь город знал, что Джулиан Карл Вейлерсон был мастером метафор и сравнений, умеющим видеть в обыденных вещах нечто иное, что другим людям было недоступно. Получив блестящее образование, он был не просто хорошо обучен, он именно был умен, перечитав сотни книг, какие бы только ни попадались ему на глаза. И, несомненно, эта репутация ставила его на ступеньку выше среди других мужчин в глазах дам Аурдона. Пусть он и не отличался поразительной внешностью или рельефным телом, он умел очаровать словом, его речь всегда была складна и четко выстроена, как будто он репетировал ее перед разговором.
Но с Марией это не работало. Они часто говорили о книгах, о живописи, и Джулиан нередко терялся, не всегда мог четко выразить свою мысль, отчего его речь путалась и превращались в комок несвязных слов, а Мария в ответ лишь тихо заливисто смеялась, прикрыв улыбку ладонью.
Она была необычайно скромна и застенчива, и в то же время не по годам умна. Когда они познакомились, ей было всего семнадцать, а ему скоро должно было стукнуть двадцать восемь. Большая разница в возрасте смущала ее, но ей было приятно общество писателя, который имел собственное видение на все, что происходило, и природное любопытство заставляло девушку все чаще проводить время вместе с Вейлерсоном.
Она даже не сразу поняла, что полюбила его. Осознание пришло к ней, когда на очередной конной прогулке Джулиан сказал, что идет на войну. Он тогда не знал, вернется ли вообще, и решительно был настроен признаться ей в своих глубоких чувствах. В тот миг для нее словно обрушились колонны, держащие ее хрупкий внутренний мир. Она понимала, что сегодня, возможно, самая последняя их встреча, и не смогла ответить ему ничего конкретного. Почти всю дорогу они молчали, а когда вернулись, Мария слезла с лошади и нежно погладила ее, не поднимая взгляда на Карла. Она словно специально тянула время, чтобы подольше не прощаться.
Она не хотела прощаться с ним. Вообще не хотела, чтобы он уходил. Никогда.
И тогда он подошел к ней почти вплотную, осторожно взял за подбородок и повернул поникшую голову к себе, отчего их взгляды встретились. Только тогда первый раз он увидел, как в ее всегда ясных карих глазах заблестели слезы.
– Не плачьте, – выпалил он, перебирая ее локоны и не зная, что еще сделать и что сказать, чтобы ее успокоить. Ее вид рвал его изнутри, и он чувствовал, что ничего не может, чувствовал себя беспомощным виноватым чудовищем, что посмел довести ее до слез.
– Я не хочу, чтобы Вы уезжали, – сквозь подступающие слезы тихо прошептала Мария, дотронувшись своей маленькой ручкой до его смуглого лица. Она еще никогда не всматривалась в него так тщательно, пытаясь запомнить каждую едва заметную морщинку или случайно пропущенный и теперь небрежно торчащий после утреннего бритья волосок на щеке.
– Так нужно, моя милая Мария, – он накрыл ее ручку своей рукой, и тогда она уже точно поняла: что бы ни случилось, она будет с ним. Хоть в жизни, хоть в смерти, в горе и радости, она не сможет без него. Он слишком нужен ей.
– Обещайте, что вернетесь, – взмолилась она, прежде чем зарыдать и прижаться со всей силы к его груди.
– Я обещаю.
– Я буду ждать Вас.
Он тогда так и не признался ей, но это было и не нужно. Он поцеловал ее в макушку и ушел, оставив девушку в судорожных рыданиях.
Он просто не мог вынести такого. Ненавидел долгие прощания.
Война длилась почти два года, и каждый день, просыпаясь, Джулиан думал о Марии. Убивая врагов, он думал о Марии. Ложась спать, он думал о Марии. Он верил, что каждый его шаг приближает их долгожданную встречу. А она писала ему письма, и в конце каждого вместо подписи рисовала маленькую птичку, в знак того, что если бы была на то ее воля, она превратилась бы в ласточку и прилетела туда, к нему, лишь бы хоть глазком его увидеть. И она верила, что он вернется.
И он вернулся. Сразу после возвращения, Джулиан сделал ей предложение, которое она, не раздумывая, приняла.
В его доме наконец-то поселились уют и счастье. Он больше не был наедине со своими книгами, теперь в его жизни была Мария, такая прекрасная и такая родная. Он не мог понять, за какие заслуги боги послали ему ее. Вечерами Мари играла ему на рояле, а после, когда уже совсем темнело, она садилась к нему на колени и обнимала так, словно завтра ему снова нужно будет уйти на войну. А он, клав голову на ее плечо, всем сердцем хотел защитить эту маленькую девушку от всех бед, которые только могли ее затронуть.
Спустя год после их скромной свадьбы, Мария узнала, что беременна.
Наконец-то у их любви было продолжение, такое чудесное и долгожданное, что Джулиан не мог найти себе места, он не знал, как еще можно показать жене свою нежность и благодарность.
Стэнфорд сказал, что у Вейлерсонов родится дочь, чему Карл был рад еще больше. Девочка. Их маленькая дочка, которая будет так похожа на маму и будет также чудесно играть на рояле, застенчиво улыбаясь. Что может быть прекраснее?
Та ночь была темной и звездной.
Даже вода казалась черной и сливалась с небом так, что не было видно даже линии горизонта.
Как только начались схватки, Джулиан сразу послал за Стэнфордом, который приехал так быстро, как только смог, ведь по такой темноте было добираться довольно проблематично.
Карл чувствовал нарастающее с каждой секундой напряжение, но когда друг его позвал и осторожно положил на руки маленький розовый сверток, молодой писатель понял, что теперь его жизнь станет совершенно другой. Крохотная девочка с большими глазами посмотрела на него и улыбнулась. И увидев эту невинную детскую улыбку, Джулиан понял, что никогда не любил никого сильнее. Даже любовь к Марии, которую он раньше считал безмерной, на какую-то каплю была меньше любви к этой малышке. Которой дали имя Диана.
Их спальню наполнял аромат красных тюльпанов.
Постепенно Карл стал замечать поникшие уголки губ красавицы-жены, отсутствие румянца на ее бледном лице, потускневшие волосы и взгляд. Мария на все вопросы отвечала, что все нормально, но встревоженный ни на шутку Джулиан все-таки еще раз пригласил Стэна, чтобы тот на всякий случай все проверил.
Стэнфорд не мог понять, что с ней происходило. Она просто отцветала, словно тюльпан, стоящий в вазе на тумбочке у кровати, силы постепенно ее покидали, не оставляя шансов на долгую жизнь.
Карл очень злился. Он кричал на друга до срыва в голосе, обвинял его в непрофессионализме, он не понимал, как опытный врач может не знать, что происходит с больным, да и не просто с больным, а с женой его лучшего друга. Но Стэн лишь пожимал плечами, вздыхая от досады. Он правда не понимал, почему Марии с каждым днем становится все хуже, и в приступе злости Карл выставил его за дверь.
После этого он поднялся в спальню и лег рядом с Мари, взяв ее за руку.
– Пообещай, что будешь жить дальше и позаботишься о нашей девочке, – хриплым голосом попросила его Мария.
– Я не смогу жить дальше без тебя, ты же знаешь, – он почувствовал, как уже в его глазах накатываются слезы. Слезы слабости и отчаяния. И слезы полной беспомощности.
– Ты сможешь. Я верю. Пообещай мне, Карл.
– В этот раз я не смогу сдержать обещание.
Она всегда верила в него.
Он каждый день приносил ей свежие цветущие тюльпаны и сквозь слезы наблюдал, как она спит.
А когда она просыпалась, то, видя его, все также нежно дотрагивалась до смуглой щеки и смущенно улыбалась, заставляя его сердце разрываться от боли.
Они снова прощались. И в этот раз навсегда.
И когда в очередной раз он зашел в спальню с огромным букетом, его взгляд упал на свисающую с краешка кровати худую маленькую ручку.
И в голове заиграла «Аве Мария».