[Jullia]

Общества как такового не существует: есть только мужчины и женщины. Ах да, ещё семьи. Маргарет Тэтчер

По моему мнению, брак и его узы или величайшее добро, или величайшее зло; середины нет. Вольтер

Эйнжел

Сентябрьское солнце светило во все лопатки в тот знаменательный день, пробираясь в роскошный вестибюль через витражи огромных окон. Я опаздывал на целых пять минут, и в жилете мне было ужасно жарко.

По всей видимости, осень не торопилась вступать в свои права, или, может быть, повинной в моём жаре была совсем не погода?
- Следуйте за мной, мистер Лёвенфельд, - сказал мне дворецкий, показавшийся из заполненной паром и ароматами блюд кухни.

В столовой уже было в сборе всё достопочтенное семейство, включая и Леди Лили, которая поспешила представить меня своему супругу.
- Это мой супруг, господин Герман, - указав на сурового, угловатого мужчину во главе стола, сообщила она.
- Добрый день, - пробормотал в свою очередь я, поприветствовав Фогеля, изучающего меня пристальным, даже можно сказать пронизывающим насквозь взглядом.

В первую секунду мне даже стало как-то неловко, но, получив в ответ весьма добродушное приветствие хозяина, я немного упокоился и опустился на указанное место, прямо напротив Лили. Сегодня она выглядела намного бледнее, чем вчера, и, по всей видимости, была чем-то расстроена, судя по тени печали на её прекрасном лице. Руки Лили изящно и легко обращались с приборами, но на протяжении всего обеда она практически ничего не съела, больше создавая видимость своего участия в трапезе. Возможно, причиной плохого аппетита оказалась та самая печаль, которую я приметил при встрече или же мои бесконечные случайные взгляды, устремлённые в её сторону. Мне было сложно удержаться от них, учитывая, что впервые в жизни моя Галатея была одновременно так близко и всё-таки так далеко. Между нами был обеденный стол, блюдо с ароматными яствами, столовые приборы, но всё это было такими несущественными пустяками по сравнению с тем камнем преткновения, который сидел во главе стола и по-хозяйски брал её то и дело за руку, заставляя почему-то вздрагивать. И каждый раз, когда он так делал, у меня что-то сжималось в груди, и я отводил взгляд в сторону, опасаясь выдать свою тайную страсть к супруге своего работодателя.
- Наконец-то я вас увидел воочию, мистер Лёвенфельд, - оживился Фогель, пока стоящая за моей спиной служанка наполняла мою тарелку ароматным супом с пряными травами и овощами. - Хочу признаться вам, что давно являюсь поклонником вашего творчества, и ваше фееричное выступление на конкурсе в Париже произвело на меня сильное впечатление. Мало кто из пианистов способен так тонко и проникновенно играть Вагнера. В вашей игре было столько надрыва и чувств, что даже такому человеку как я или, как любит говорить моя жена, каменному истукану, пришлось смахнуть одну слезу…
- Герман! - вспыхнула Лили.
- А я не самый сентиментальный человек, мистер Лёвенфельд, - не обращая внимания на супругу, продолжил он. – Однако, вам удалось пробудить во мне какие-то светлые воспоминания, и поэтому мне вдвойне приятно видеть вас сегодня здесь, с нами, за одним столом. И за это мы должны с вами выпить! – заявил Фогель, поднося бутылку с фамильным гербом фон Геббельсов на этикетке к моему бокалу. – Вы пьёте вино?
- Да, благодарю, - кивнул я.
Фогель наполнил наши с Лили бокалы рубиновой жидкостью, а себе налил воды из графина, за что поспешил извиниться, сославшись на какие-то проблемы со здоровьем и недавнюю операцию.
- Вблизи вы выглядите моложе, чем через театральный бинокль, - неожиданно заявила сидящая справа от меня миловидная девушка с капризно надутыми губками. – Так сколько вам лет, мистер Лёвенфельд?
- Викки, - поспешила одёрнуть её Лили и заодно представить мне юную особу как свою дочь и мою будущую ученицу.
- Ничего страшного, - поспешил успокоить Лили я, которая весь обед не могла найти себе места. – Мне двадцать восемь.
- Прекрасный возраст для мужчины, - сказал неожиданно Фогель, положив себе на тарелку немного салата. – Вы, кстати, женаты?
- Нет, сэр. Не женат.

- Напрасно вы так тянете, мистер Лёвенфельд. Я в ваши годы уже имел на руках двухлетнюю дочь, - будто с укором заметил Фогель, отчего черты его болезненного лица заострились ещё больше. – Мужчина без женщины – существо несовершенное, а точнее, незавершённое. Как половинка ножниц, а половинка сама по себе, сами понимаете, мало функциональна. Мужчина и женщина дополняют друг друга, образуя прочный союз, а союз – это всегда сила, законченность. Хотя каждая семья несовершенна, но тем не менее, человек, живущий в семье, а именно в союзе, намного сильнее тех, кто является всего лишь одиночными фрагментами.
- Да, семья – это прекрасно, - киваю я больше для поддержки беседы, но едва успев поднести наполненную супом ложку ко рту, получаю новый вопрос от Фогеля.
- Тогда в чём же ваша проблема, Лёвенфельд? Почему до сих пор прибываете в статусе волка-одиночки? Может быть, вам не нравятся женщины? Это ведь довольно распространённое явление в творческой среде, когда мужчины спят с мужчинами, - с какой-то особой язвительностью сказал он.
Я не знаю, чего конкретно добивался Фогель, но я чувствовался себя как преступник на допросе, где каждое неосторожное слово может быть использовано против тебя. По всей видимости, Герману доставляло своеобразное удовольствие устраивать своим гостям подобные проверки. Не случайно же дядя Луис накануне предупредил меня особо не откровенничать с Фогелем. Впрочем, я и не собирался распаляться на какие-то деликатные темы. Хотя поговорить о работе или творчестве я всегда рад даже с такими непростыми людьми как Фогель, но обсуждение личных вопросов недопустимо в принципе. Здесь у меня жёсткое табу, и пренебрегать им даже ради опровержения каких-то оскорбительных для себя домыслов, я не собирался.
- Господин Герман, при всём уважении к вам, я вынужден вас уведомить, что личная жизнь она на то и личная. И поэтому любое обсуждение таких вопросов на публике я считаю дурным тоном, - спокойно пояснил я, посмотрев прямо в его холодные глаза, будто выколотые из ледяной глыбы. – В конце концов, вы же пригласили меня сюда в качестве педагога для своей дочери, а не участника какого-то дешёвого ток-шоу для домохозяек, чтобы капаться в моём грязном белье.
Впервые за весь обед Фогель засмеялся.
- А вы молодец, мистер Лёвенфельд, не растерялись! Достойный ответ на провокационный вопрос, - одобрительно кивнул он, отправив в рот очередную порцию салата. - И расслабьтесь, мне на самом деле абсолютно плевать, с кем вы спите. Хоть с Папой Римским! Меня вы уже ничем не удивите. Я прошёл Афганскую войну и уже три года борюсь с чертовой опухолью, жрущей мой желудок. Вы ведь знаете, что такое рак?
Я кивнул.
- Это такая коварная зараза, которая странным образом продолжает вас жрать и захватывать всё новые и новые участки вашего тела после очередной операции. Но я всё равно не собираюсь сдаваться, хоть местные чиновники спят и видят, как бы поскорее принести мне венки на могилку и закрыть завод Риверсайда. Но я им сказал, чёрта с два! - уже тише повторил он, и на бледном лбу выступила испарина пота, после чего он неожиданно спросил, – а почему вы ничего не едите?
И тут я поймал себя на мысли, что, увлекшись беседой с хозяином дома, так и не успел отправить в рот ни одной ложки уже слегка остывшего супа. Однако, в этот момент прозвенел колокольчик в вестибюле, после чего в столовую вошла довольно представительная семейная пара, при виде которой Фогель мгновенно преобразился, встав со своего места.

[

Обменявшись с мужчиной любезностями, Фогель поспешил извиниться перед домочадцами и покинуть обед раньше времени, сославшись на какой-то жутко скучный, но важный разговор. Попутчица же внезапного визитёра осталась с нами, осыпая смущённую Лили бесконечными благодарностями за какие-то чудодейственные браслеты из камней.
- Милая, твои браслетики просто чудесны, особенно вот этот из последней коллекции с малахитом и лунным камнем, - заявила дама, задрав рукав платья. – Он просто чудо! Так мне помогает, я практически забыла про свою депрессию, даже таблетки бросила пить. Лили, ты просто волшебница!
- Да бросьте, Тиффани, это всё камни, их благодарите. Я просто помогаю подбирать их для каждого, вот и всё. Моя заслуга здесь ничтожна, но мне это помогает чувствовать себя нужной, - звуки её мелодичного голоса были подобны трели райских птиц для меня, и я был готов остановить время, чтобы вечно слушать только её и любоваться во все глаза, отмечая всё новые и новые совершенства в облике своей Венеры.

- А как часто нужно чистить камни? – прервала мои размышления внезапная гостья.
- Раз в месяц будет достаточно, - всё так же любезно отозвалась Лили и, будто вспомнив что-то важное, добавила. – Кстати, браслет из лабрадорита и серебра для вашей дочери уже почти готов. Не желаете взглянуть?
- О, с удовольствием милая, - умилилась гостья. – Я всегда с таким нетерпением жду выхода каждой твоей коллекции и с трудом сдерживаюсь, чтобы не скупить её всю. Жаль, что многие изделия уже забронированы.
- Не волнуйтесь, Тиффани, если вам что-то приглянется из «брони», то я специально для вас изготовлю второй экземпляр, - поспешила успокоить даму она, после чего, обратившись к нам с Викки, сказала. – Мистер Лёвенфельд, прошу извинить меня, что не могу остаться с вами до конца обеда, но мадам Флинтвинч проделала такой долгий путь из Твинбрука…
- Не переживайте, - поспешил ответить я. – Я всё прекрасно понимаю.
- Сегодня вам составит компанию Викки, заодно покажет вам замок, и вы сможете обсудить нюансы завтрашнего занятия. Я же могу на тебя рассчитывать, дорогая? – последнюю фразу Лили адресовала девушке.
- Да без проблем, - оживилась Викки, осушив бокал апельсинового сока, после чего, дождавшись, пока дамы удалятся прочь из столовой, неожиданно заявила с лёгкой усмешкой на губах. - Ты что залип, на мою мачеху?
Подобный вопрос вогнал меня в откровенный ступор и мысли вихрем загружались в голове, выцепив только слово «мачеха».
- Да не переживай ты так, - поспешила успокоить меня Викки, слегка потрепав за плечо. – Я никому не скажу, да и потом, на Лили многие папины друзья залипают. Возьми хотя бы этого противного мистера Флинтвинча, так он вообще на прошлый папин день рождения надрался так, что пытался лапать Лили за задницу. Она, конечно, его вежливо отшила, хотя не мешало бы и съездить чем-нибудь по его наглой физиономии.

- Я думаю, она слишком хорошо для этого воспитана, - добавил я и тут же решил уточнить одну крайне взволновавшую меня деталь. – Значит, Леди Лили твоя мачеха? Я не ослышался?
- Да, всё верно. Папочка женился на ней пять лет назад, после нашего переезда в Риверсайд, а до этого мы жили у родственников в Лиможе. Жуткая дыра, и папочкина сестра – сущая ведьма, впрочем, она мне никогда не нравилась, – Викки неожиданно задумалась, накладывая себе в тарелку вторую порцию салата. – Хотя, если честно, жить здесь тоже не такое уж и удовольствие, как вам может показаться со стороны. Кстати, не против, если перейдём на ты? Просто меня жутко бесит весь это пафос, регламент и прочий официоз, который тут на каждом углу, и самое смешное, что я даже не аристократка. Моя мама была балериной.
- Конечно, - улыбнулся я. – Я и сам сторонник неформального общения. Можешь звать меня Эйнжел, если тебе так больше нравится, но прошу не забывать, что я твой учитель.
- Боитесь, что сяду вам на шею? – усмехнулась Викки. – Расслабьтесь, ваше самоуважение и нервы не пострадают. В противном случае, если я вас начну бесить, вы всегда сможете сказать мне об этом прямо. Я не обижусь. Серьёзно.
- Хорошо, - ответил я, и на какое-то время мы отвлеклись едой, предпочитая трапезничать молча.
Суп оказался удивительно вкусным и сытным. Вроде на первый взгляд ничего особенного: куриный бульон и овощи с пряными травами, но его сложное и богатое послевкусие побуждало его съесть до конца, а затем повторить всё сначала. На второе подали богато украшенную дичь, предположительно, это был фазан, хотя я был не уверен. Моя юная ученица любезно положила мне на тарелку кусочек этого яства, после чего призналась:
- Так приятно видеть в замке новое лицо, ведь последнее время у нас практически не бывает гостей. Даже Леди Альма вот уже год как не появлялась здесь, к облегчению наших слуг.
- А какова причина? У вас траур? – аккуратно предположил я.
- Можно сказать и так. Живём последнее время как в склепе. Из-за своей болезни папочка не желает никого видеть, ну кроме Флинтвинча, который лебезит перед ним в надежде, что тот пропиарит его на следующих выборах. Папа говорит, что Флинтвинч сделает что угодно ради него, даже юбку наденет.
- Такую юбку ещё поискать, - заметил я, вспомнив бочкообразного гостя Фогеля.
И мы дружно рассмеялись, представив эту живописную картину.
- Такое может только в бреду привидеться, - сквозь смех призналась Викки.
- И после подобного не мешало бы чем-нибудь промыть глаза, - отозвался я, подавив последний смешок в кулак.

- А ты классный, Эйнжел, по крайней мере, хоть какой-то просвет в этом унылом болоте фон Геббельсов, где мы с Лили почти единственные из тех, кому не перевалило за сорок. Кроме Грега, конечно, но он придурок, и поэтому не советую с ним особо любезничать.
- А Грег это охранник?
- Нет, охранник Стив, и по сравнению с Грегом он ангел небесный. Грег – папин водитель, ты без труда его узнаешь по запаху бензина и угрюмому выражения лица, - ответила она, после чего наконец-то решилась озвучить то, что, по всей видимости, терзало её с первого момента нашей встречи. - Эйнжел, а можно получить совет по игровой технике? У меня есть проблемы с этим из-за травмы руки.
- С удовольствием помогу, - с какой-то особой радостью откликнулся я, переключившись на всегда приятную мне творческую тему.
- Дело в том, что у меня на правой руке плохо гнутся мизинец и безымянный палец, и это очень мешает. Из-за этого я постоянно теряю скорость и мне трудно держать темп. Последнее время меня это очень беспокоит, и мне хотелось бы узнать, возможно ли это исправить?
- Нет ничего невозможного, - улыбнулся я, чтобы приободрить Викки, - но для начала мне нужно будет увидеть твои руки в действии, чтобы понять, какой комплекс упражнений тебе подойдёт лучше. Мы можем сейчас сесть за инструмент?
Викки, преисполненная энтузиазмом, буквально чуть не захлопала в ладоши от радости. Очевидно, она не ожидала получить мою первую консультацию прямо сегодня, впрочем, я тоже не планировал, учитывая, что я не захватил с собой даже элементарных методических пособий. Однако, этот ребёнок вызвал в моей душе слишком тёплый отклик, благодаря которому перспектива нашей совместной работы заиграла новыми красками. Возможно, в Викки я увидел какое-то отражение себя в юности. Отсутствие матери, недопонимание и чувство одиночества в собственной семье, где, казалось, всего с достатком, но нет желанной сплочённости. Нет того самого домашнего очага, возле которого всем членам семьи хотелось бы погреться. Долгое время я боялся признаться даже самому себе, что семья Лёвенфельдов неполноценна в этом смысле. Возможно, на тот период я был слишком молод и юн, чтобы думать об этом всерьёз, предпочитая не углубляться в семейные распри, чтобы не видеть алкоголизма дяди Луиса и непонятной ненависти тёти Хильды к нему, которая, как выяснилось, жаждала лишь одного. Чтобы муж просто любил её! Надо же, как просто? Всего лишь частички любви и взаимности от дяди Луиса, чтобы создать тот самый долгожданный очаг, согревающий дом изнутри. Всего лишь! Так мало, казалось бы, но одновременно так много, чтобы всё изменить.
Я не знаю, почему, но, блуждая вместе с Викки по бесконечным коридорам замка, я снова ощутил это знакомое с детства чувство не уюта.

Несмотря на роскошь и кричащие богатством и знатностью хозяев интерьеры, дом был пуст и холоден изнутри. В замке, так же, как и в доме тёти Хильды, не было очага, изучающего семейное тепло. Что-то не так шло в этой семье, отчего мне показалось, что приступ разговорчивости моей ученицы был от какой-то внутренней пустоты, рождённой дисгармонией в отношениях с родителями.
Наша экскурсия завершилась в гостиной у роскошного чёрного рояля. После того, как Викки исполнила для меня пару отрывков из своих экзаменационных выступлений, я смог, наконец, определиться с разминочными упражнениями для проблемных пальцев. Четвёртому и пятому определённо не хватало координации и нужной степени силы для касания клавиш, в результате чего я расписал целых четыре комплекса упражнений, которые при должном старании Викки должны дать нам первые результаты уже через месяц. А пятое упражнение, на постановку руки, мы попрактиковали прямо в тот же день, и оба получали массу положительных эмоций от первого совместного занятия. Девочке определённо было интересно и легко со мной, судя по тому, как она внимательно ловила каждоё моё слово и прилежно старалась внимать моим советам.

Мне, как начинающему педагогу, было в тот момент безумно приятно осознавать свою значимость и авторитетность в глазах своей будущей ученицы, у которой, как я обнаружил, был просто невероятный потенциал для успешной карьеры в мире музыке. Кроме того, для своего возраста она оказалась достаточно рассудитетельна и умна, что не могло меня не порадовать как наставника.
- Эйнжел, а упражнение с мячиком что корректирует? – спросила она, изучая мои письменные рекомендации за чашкой ароматного какао, которое было любезно предложено распить после разминки.
- Это дугообразное упражнение направлено на развитие лёгкости и уверенности в игре. Поверь мне на слово, уже через месяц ты почувствуешь первые результаты и осознаешь, какое это наслаждение – по-настоящему владеть инструментом, - улыбнулся я. – А с твоим природным потенциалом результаты будут просто ошеломляющими! Теперь самое главное – практика, практика и ещё раз практика. Ну и следовать моим советам, стремиться к совершенству и получать истинное удовольствие от того, что ты делаешь. Самое главное – это ловить кайф от самого процесса, а не потому, что нужно занять на конкурсе первое место или поступить в Академию. Подобная мотивация – это всё ерунда, самообман, и заканчивается халтурой. Я сам много раз обманывался подобным шаблоном и пролетал на конкурсах почти у самого финала, а вылететь из престижного конкурса, будучи почти в финале – это такой удар под дых, что мне требовался месяц, чтобы придти в своё нормальное состояние.

- А почему ты оставил сцену? – неожиданно спросила она. – Просто странно, что ты ушёл со сцены буквально сразу же после победы в престижном парижском конкурсе. Тебя высоко оценило жюри, ты стал практически единственным любимчиком у зрителей, бесконечные эфиры на телевидении, предложения совместной работы, контракты – всё посыпалось на тебя вместе с лаврами победителями. А в итоге через месяц ты делаешь заявление, что уходишь со сцены. Может быть, это не моё дело, но лично мне это кажется странным. Несколько лет идти к победе на конкурсе, а в конце уйти практически ни с чем.
- Ну почему ни с чем? – умилился я, посмотрев на Викки. – Я получил потрясающее моральное удовлетворение, увидел результат своих усилий и осознал границы своих возможностей. Вообще, мне кажется, победа в конкурсе мне нужна была больше для самого себя, для какого-то внутреннего самоутверждения, чем для славы. Ведь по натуре я совсем не амбициозный человек, и мне чужда вся эта вечная гонка шоу-бизнеса за мимолётной славой. Я никогда не мечтал о признании публики и толпах поклонников. Это всё не моё, и меня всегда раздражала излишняя суета вокруг моей личности. А музыкой я занимался, потому что получал от этого настоящее наслаждение. На протяжении этих лет работа в театре стала для меня по-настоящему любимой, в которую я готов вкладывать снова и снова, а победа в конкурсе стала венцом моих стараний, после чего я потерял интерес ко всему происходящему на сцене. Мне захотелось заняться чем-то более спокойным и нейтральным. И вот я здесь, чему бесконечно рад.
- Я тоже очень счастлива, на самом деле счастлива. И это никакая не лесть, что моим наставником будет именно Эйнжел Лёвенфельд – победитель одного из самых престижных музыкальных конкурсов и просто замечательный человек! – торжественно произнесла Викки, подняв за меня бокал с горячим какао, допив которое мы наконец-то распрощались, договорившись встретиться завтра на первом занятии в четыре часа дня.
Пребывая в достаточно приподнятом настроении после общения с Викки, я запланировал немного помузицировать по возвращении домой. Беспокойные пальцы так и рвались отплясать по клавишам какой-нибудь возвышенный ритм из произведений Вагнера и увести мою душу в счастливый полёт вдохновения, где уже теснились смутные образы для моей новой пьесы или мюзикла. Я ещё не решил, что именно это будет, но желание творить требовало, чтобы я выплеснул его во что-то прекрасное и мелодичное, прямо как голос моей нимфы из снов. И как раз в этот самый момент, когда я направлялся через столовую в вестибюль, мой слух уловил тот самый нежный с хрустальной дрожью голос, доносящийся из приоткрытой двери в бильярдную.

-Ты ничего не делаешь, Герман…
- Опять начала эпопею! – раздался возмущённый и резкий голос Фогеля в ответ. – Мне надоели эти истерики, ты хочешь, чтобы мы опять поругались?
- А почему ты не желаешь услышать меня?! – вырывался из уст Лили какой-то крик отчаяния.
- О боже мой, - обречённо вздохнул Фогель.
- Выслушай меня, Герман, - сказала Лили, и было слышно, как она сделала пару шагов, очевидно, к нему. - Пожалуйста!
- Ты опять начала превращаться в вечно претензионную даму, которая с самого утра сегодня просто достала меня своими цветами, чаями и прочее, - раздражённо ответил Фогель, отмахнувшись от супруги. – Вот только вчера мы обо всём поговорили, и тебя хватило на пятнадцать минут. Сегодня день начался, и опять новые претензии! То я везде езжу один… Ладно, я взял тебя на праздничный вечер в Бриджпорт, то ты полчаса вчера буквально ныла, чтобы я тебя обнял. Ты вдумайся только – ПОЛЧАСА!
- Мне нужна была поддержка, мне вчера было плохо…
- А мне будто было хорошо? – буквально взвился после фраз жены Фогель. – Я вчера приехал домой после многочасового перелёта, и у меня дико болел желудок, и, приняв таблетки, я планировал лечь спать.
- А почему у нас постоянно только ты, ты, ты?! - повысила вдруг голос Лили. – Ну так же невозможно жить!
- Возможно! Ты просто слишком много от меня хочешь, потому что ты по натуре неблагодарная потребительница и совершенно отвратительная жена.
- Герман, ты перегибаешь палку…
- Не перебивай меня! – закричал он.
- Герм…, - она шумно вздохнула и запнулась.
- Я сказал, не перебивай меня!!! - ещё громче повторил он, заставив Лили вздрогнуть как боязливую лань перед охотником, - мне тут истереть не надо! Истеричка! Иди в психушку, лечись. Вопросы есть? Нет. Спасибо!

После этого, что-то с резким грохотом полетело вслед вылетающему в бешенстве из бильярдной Фогелю. Судя по грохоту, это был какой-то предмет посуды, которым Лили, к сожалению, так и не попала в своего супруга. Герман пролетел мимо меня как реактивный самолёт, метая гром и молнии в леденящих глазах.
Моему возмущению и ярости не было предела. Нет, я, конечно, чувствовал во время обеда, что между супругами есть напряжение, связанное с какими-то общими проблемами, но тем не менее, я не ожидал, что Герман окажется моральным террористом не только к гостям этого дома, но и к собственной супруге. В моей голове просто не укладывалось, как можно быть таким равнодушным ничтожеством к вполне естественным просьбам любимой женщины? Как!? Гнев во мне закипал со страшной силой, а услышав сдавленные рыдания Лили в соседней комнате, я был готов вопреки здравому смыслу догнать Германа и объяснить ему в довольно острой и некорректной форме, какой он мерзавец. Однако, появление в этот момент в коридоре дворецкого, заставило меня обуздать собственные эмоции.

- Мистер Лёвенфельд, вам нехорошо? – любезно поинтересовался Уиллоби, очевидно заметив красные пятна гнева на моём лице.
- Да, немного, давление должно быть подскочило, - постарался ответить я как можно спокойней. – Ничего страшного, у меня бывает такое время от времени. По всей видимости, это выпитое за обедом вино дало о себе знать.
- Хотите, я попрошу Грега отвезти вас домой?
- Спасибо, Уиллоби! Это было бы просто чудесно, - согласился я, желая как можно быстрее покинуть замок, чтобы в первый же день не сцепиться с Фогелем.
Оставаться здесь хотя бы на минуту было рискованно. Мне срочно нужно было успокоиться и разобраться в своих впечатлениях относительно сегодняшнего дня. В конце концов, я не в таких близких отношениях с Леди Лили, чтобы иметь право вступаться за неё перед собственным мужем. Это их личные семейные проблемы, а я всего лишь случайный свидетель, который по непонятным причинам испытывает влечение к супруге своего работодателя. Именно влечение, потому что я слукавлю, если назову это любовью. Чтобы любить человека, нужно иметь чёткое представление, кто перед тобой, а сказать такое о Лили я не мог, учитывая, что она стремится держать меня на определённой дистанции. Что нас связывало за эти два дня? Формальное общение, не беру в расчёт наши обмены взглядами, и на этом всё. Хотя, накануне утром, собираясь на этот чёртов обед, я имел неосторожность питать какую-то надежду на ответную симпатию со стороны Лили. Чёртов идиот! Идиот! Столько лет воспитывать в себе характер и в итоге расклеиться после пары встреч с живой проекцией своего идеала.
С такими мрачными мыслями я провёл всю дорогу до самого дома, куда меня доставил роскошный «Линкольн» Фогеля. Грег меня подвёз практически к воротам дома, а вот мою фразу благодарности оставил без внимания, заставив меня лицезреть его мрачную спину и мощный затылок. После чего, дав по газам, он умчался, заставив меня закашляться от клубов дорожной пыль.

По всей видимости, Грег особо не любит церемониться с гостями своего хозяина, а его угрюмое лицо с каким-то агрессивным оскалом только подтвердило слова Викки о скверном нраве этого типа, от которого мне, по её словам, следовало держаться подальше.
На кухне я застал дядю Луиса в компании нашего соседа Джорджа Крида, с которым они обычно каждую пятницу собирались у нас дома, чтобы поиграть в покер с шуточными ставками.
Первое время я не был в восторге от этой азартной затеи, учитывая прошлую страсть дядюшки к игромании, но после того, как сам провел несколько шуточных партий в их компании, выиграв рыбацкий костюм и билеты на бейсбольный матч, то осознал всю невинность этой затеи. Чаще всего играющие ставили всякое барахло, иногда какие-то шуточные услуги. Например, покрасить забор, отремонтировать теплицу, вымыть автомобиль и тому подобное. Ставки обычно писали на маленьких листочках, и в процессе игры они постепенно заполняли центр стола. Все эти посиделки обычно сопровождались приятной беседой о всем произошедшем за неделю, какими-то шутками, а в конце распитием ящика пива «Bad», который притаскивал другой наш сосед, Трент. Хотя спиртное, по моему мнению, было лишним в этих пятничных посиделках, и мы нередко спорили на эту тему с дядей Луисом, который каждый раз меня пытался убедить, что от одной-двух бутылок пива раз в неделю ему хуже точно не будет. А на все мои доводы о проблеме алкоголизма он обычно отмахивался и твердил о своей уникальной силе воли, которая теперь уж точно не позволит ему уйти в длительный запой. Однако, убедить меня в невинности двух бутылок пива в неделю, ему так и не удалось. И каждый раз, когда я видел Трента, тащащего на нашу веранду ящик со спиртным, я не упускал случая прочитать любимому дядюшке и заодно его друзьям очередную лекцию. И пусть особого эффекта это обычно не имело, но какое-то моральное удовлетворение мне это давало. В конце концов, тем самым я давал понять дяде Луису, что за эти годы он стал для меня по настоящему близким человеком, и мне совершенно не хочется, чтобы он снова превратился в прежнего вечно пьяного раздавленного жизнью типа, о котором я почти забыл и не горю желанием вспоминать снова.

Поэтому, по традиции, я как обычно выразил дядюшке своё неодобрение относительно наличия спиртного в нашем доме, после чего дядя Луис перевёл всё в шутку, заставив всех немного поулыбаться над моим занудством. От приглашения присоединиться к пятничной игре я, конечно, любезно отказался и поспешил скорее войти в свою комнату, где меня уже заждался мой старенький синтезатор. На протяжении всех этих лет он был практически моим единственным близким другом, не считая дядюшки Луиса, с которым я в мрачные дни своей жизни делился душевными ранами и переживаниями.

Сегодня же я сел за него с каким-то чувством смятения на душе, а возможно, и страха…

Лили

В супружеской спальне фон Геббельсов было, на первый взгляд, всё как обычно. Погруженный с головой в работу Герман что-то сосредоточено печатал на ноутбуке, время от времени отвлекаясь на изучение рабочих документов и чашку слегка подостывшего чая с бергамотом. Выражение его лица в этот момент было невероятно серьёзным, спокойным и в той же мере живым одновременно, а новенькие очки в чёрной оправе даже придавали Герману особую привлекательность, из-за которой взор молодой супруги украдкой устремлялся к нему. Лили любовалась мужем, растянувшись на супружеском ложе в обнимку с любимым томиком Бодлера, которого она неизменно вот уже пятый год их совместной жизни возвела себе в традицию перечитывать перед сном.

Однако, сегодня творчество Бодлера казалось ей отчего-то не таким вдохновляющим, как в другие дни, а новый соблазнительный полупрозрачный пеньюар оказался совершенно неудобным и, самое обидное, не дал желаемого эффекта. И даже глубокий вырез декольте и всевозможные кружева, которые так ценил Герман, не производили должного впечатления на Фогеля.
Мало того, что поднявшись сегодня в спальню, он по традиции не удостоил её мимолётным поцелуем в губы, так даже ни словом, ни взглядом не обозначил, что обновка Лили ему интересна. Её это очень задело и добавило лишнюю горечь обиды в совокупности с теми словам, что сегодня муж выпалил в бильярдной. Всё это кипело и неистовствовало в ней целый день, на пару с противоречивым желанием получить долгожданную порцию ласки за неделю.
Раздраженно перелистнув страницу книжки, Лили снова посмотрела на супруга, отпивающего чай из чашки. Было очевидно, что Герман сегодня явно не торопился приступать к исполнению своих супружеских обязанностей, разыгрывая для жены целый театр своего пренебрежения в наказание за акт неповиновения днём. Эти специально нахмуренные брови, садистская ухмылочка, то и дело гуляющая на лице, и напущенное равнодушие – за эти пять лет Лили успела вдоль и поперёк изучить все методы наказания и воспитания Германа по отношению к себе. И то, что он демонстрировал сейчас, было определённо одним из них. Герману было важно, чтобы она, спустя какое-то время, помучившись от угрызений совести, сама подошла к нему и, расскаившись перед своим господином, честно и открыто призналась в своей несамостоятельности, глупости и недальновидности. После чего Герман как обычно прочитает ей целую воспитательную лекцию на этот счёт. Припомнит все свои заслуги перед семьей фон Геббельсов, сделает пометку об их с Леди Альмой неблагодарности и, напоследок, добьёт самолюбие Лили каким-нибудь эпичным сравнением со своей покойной супругой, подчеркнув в очередной раз, насколько Лили не дотягивает до его идеала.
Как же она устала все эти годы бороться с этим призраком Малесики, вечно стоящим между ними! Устала быть вечно вторым номером в сердце Германа. В конце концов, венчаясь с Фогелем в церковном приходе пять лет назад, она мечтала совсем не о таком будущем, да и сам Герман слишком уверенно твердил ей об их вечном и идеальном семейном счастье до конца жизни. Даже Леди Альма в преддверии замужества дочери была откровенно очарована достоинствами будущего зятя, учитывая, с какой легкостью он разрулил финансовые проблемы их семьи, сохранив в целости почти всё недвижимое имущество.

- Дорогая, Герман просто потрясающий мужчина. Умный, образованный, надёжный, а говорит как складно, одно удовольствие слушать, - умилялась Леди Альма, накануне дня венчания молодожёнов. – Кроме того, Фогель весьма обеспечен, в отличие от твоего бывшего воздыхателя Брауна. Так что ты определённо сделала блестящий выбор в пользу более достойного мужчины.
- Хочется верить, что это именно так, - грустно улыбнулась Лили. – Просто мне иногда кажется, что в браке с Германом мне придётся не так легко и просто, как кажется сейчас.
- С чем это связано? – поинтересовалась Леди Альма.
- У Германа весьма тяжёлый характер, кроме того, он любит доминировать и буквально вчера предупредил меня, что все вопросы в нашей семье будет решать только он, и никак иначе.
- Дорогая это совершенно нормально, настоящий мужчина так и должен вести себя в семье, а умная женщина должна подыгрывать ему.
- Подыгрывать? – усмехнулась Лили. – В таком случае, я боюсь, что надолго меня не хватит.
Тогда всё это казалось забавным, но теперь, с высоты минувших лет, Лили с ужасом осознала, насколько тогда её тревожные ощущения относительно Германа были верны.
Часы на стене показывали полночь, а Герман всё также увлеченно сквозь линзы очков штудировал документы, даже не подавая жене намёка на какое-то игривое настроение. Какая ирония! На ум так и напрашивалось крылатое выражение из мировой литературы, которое спустя мгновение решилась озвучить Лили, отбросив томик Бодлера в сторону:
- Уж полночь близится, а Германа всё нет!

Фогель посмотрел на неё очень внимательно, после чего, отпив чая, спокойно спросил:
- Это ты к чему?
- Мне нужно срочно обняться, - игривым тоном сообщила Лили и, подойдя к супругу, стащила у него с носа очки. – Давай обнимемся, Герман, я так соскучилась.
- Птичка моя, я сегодня не настроен ни на какие игры, учитывая, как плохо ты сегодня себя вела, - ровным тоном сообщил он. – И аккуратней с очками, они стоят бешенных денег!
- Ну тогда накажи меня, Герман, накажи меня за моё плохое поведение! – усмехнулась она, решив подыграть ему.
- Давай потом, - отмахнулся он, стараясь не обращать внимания на расстегивающие его рубашку руки Лили.
- Нет, накажи меня сейчас, Герман! Я хочу сейчас!

- Я накажу тебя завтра, - сдавшись, пообещал он и чмокнул Лили в губы. – Накажу так, чтобы на всю жизнь!
- Ты что, с ума сошёл! – воскликнула она. - Я на всю жизнь не хочу.
- Ладно, я накажу тебя слегка, но завтра, - улыбнулся Герман и, забрав у супруги очки, снова надел их. - А теперь ложись спать, я хочу спокойно поработать с бумагами.
- Ах, ты значит так! – возмутилась Лили, уже плохо скрывая своё внутреннее раздражение. – Навешал, значит, мне опять лапши на уши, и в итоге опять обделил меня своим вниманием. Герман, ну я так больше не могу уже. Ты понимаешь, что я живой человек, я твоя любимая женщина, в конце концов, но только последняя время я, почему-то, любимой себя не чувствую совершенно.
Фогель тяжело вздохнул и, выдержав паузу, поинтересовался:
- Что опять не так?
- Да всё не так! – дёрнула его за руку Лили. – Я забыла уже, когда ты мне слова ласковые последний раз говорил, когда ты обнимал меня без повода, не говоря про душевное общение. Последние три года его между нами практически нет, и это ненормально! Ведь так не должно быть!
- Ты всё время жалуешься, что мы мало душевно общаемся, - ответил Фогель с жесткостью в голосе. - Дорогая моя, извини, я человек действия, и достаточно материальный по своему характеру. Своё особое отношение к тебе я показываю поступками, а тебе мало, потому что тебе вечно нужна эта вода в уши. А я не умею и не хочу так. У меня всегда так было, и с Малесикой в том числе.
- А о каких поступках ты сейчас говоришь? – разозлилась Лили, отшатнувшись от супруга. - Меня сейчас очень многое раздражает в наших отношениях, в том числе, что ты мне в гневе говоришь. Ты никогда не даёшь мне сформулировать свои проблемы для тебя.

- Я все твои проблемы знаю наизусть, - равнодушно отозвался он, поправив фирменные часы на руке.
- Ты абсолютно ничего не знаешь.
- Стоп, - жестом прервал её Герман, внимательно посмотрев на неё холодным взглядом серых глаз. - Ты задала вопрос: какими поступками я показываю свою любовь к тебе, а у меня тогда встречный вопрос? А какими поступками ты, дорогая моя Лили, показываешь своё особое отношение ко мне? Какими?
В воздухе повисла напряженная и какая-то леденящая, сковывающая по рукам и ногам тишина. Все приготовленные для Германа колкие слова и аргументы стремительно улетучились под напором его непроницаемого, пронизывающего насквозь орлиного взгляда. На секунду Лили показалось, будто Герман видит её насквозь, и прямо сейчас выворачивает наизнанку всю её душу, чтобы в очередной раз сделать мучительно больно за этот акт непокорности и неповиновения своему супругу. Это было ужасное чувство, будто пол под ногами становится зыбким песком, в который Герман вдавливает её одним своим раздраженным видом. Он вновь ставит покорную овечку на место, но на самом деле ему это лишь кажется, потому что Лили безумно ненавидит его в этот момент. Ненавидит за то, что он сильнее неё, и нет в этот миг под рукой нужных слов, чтобы поддеть его побольнее и заставить хоть что-то чувствовать. Хотя бы боль…

- Не знаю, Герман, - устало выдохнула Лили, будто признав своё поражение сегодня. - Я правда не знаю. На данный момент я готова рассказать тебе о том, что меня раздражает, а над твоим вопросом мне нужно подумать.
- Так, вот, дорогая моя, с твоими недостатками я давно свыкся, - как ни в чём не бывало продолжил Герман и начал с садистским наслаждением загибать пальцы, перечисляя несовершенства любимой женщины. – С твоей неблагодарностью, эгоистичностью…
- Хватит уже! - почти вскрикнула она, еле сдерживая слёзы обиды, душившие её изнутри.- А ты что, не эгоист?!
- С твоим потребительским отношением ко мне, - он изящно поднял бровь, загнув последний палец и, сделав паузу, добавил, - с твоим этим вечным «а ты?»
- А в чем я тебя потребляю? – ещё на тон повысила голос Лили, потеряв последние остатки надежды на ласку со стороны мужа сегодняшней ночью. - Объясни мне, пожалуйста. Единственное, о чём я тебя прошу, так это помочь с рождением ребёнка.
- Опять двадцать пять, - обречённо закатил глаза он. – Я тебе уже миллион раз повторял и повторю миллион первый, что, учитывая моё состояние здоровья и те препараты, которые я принимаю сейчас, проблемы с репродуктивной функцией ещё больше усугубились. Я даже если бы очень-очень захотел, то не смог бы, но, к счастью, я не хочу, после той ситуации, что была с тобой год назад, когда ты лежала тут пластом в депрессии и каждый день сопли по мне размазывала.
- Врач сказал, что можно попробовать опять ЭКО, и что даже при твоей деликатной ситуации есть шанс родить здорового ребёнка.
- Я сказал нет! – категорично отказался Герман. – Я знаю, чем это кончится. Больницей, депрессией и твоими соплями на полгода. Кстати, я предчувствовал это и в первый раз, но тебя, дурочку, пожалел, уж больно сильно ты этого хотела, но в итоге всё кончилось соплями. И в этот раз будет также, вот даже без вариантов. Поэтому, Лили, откажись от этой затеи, ничем хорошим это опять не закончится, а в конце, как обычно бывает, во всём окажусь виноватым я! И вы с Леди Альмой на пару будете меня мурыжить грязью до самой смерти.
- Потому что ты плохой муж! – вскипела она, но сдержала накатившие слёзы. – Ты даже про мой выкидыш разговариваешь так, словно это тебя не касается. Будто это был только мой ребёнок, а ты так, просто, пассивный донор. Ты бездушный, искусственный, как мраморная статуя, от которой последние три года я не получаю ни любви, ни тепла, ни достаточного количества внимания, а про ласку я вообще молчу. Знаешь, Герман, последние годы я всё чаще и чаще начинаю задаваться вопросом, а почему мы до сих пор не развелись?
- Серьёзно? - усмехнулся он. – А я тебе отвечу. Ты не развелась со мной по одной простой причине, потому что где-то в твоих пустых мозгах есть одна маленькая частица здравого смысла, которая тебе даёт прекрасно понять, что без меня ты, вместе со своей мамашей, пустое место. Единственное, что у вас есть – это аристократическая спесь, которая довольно быстро пройдёт, когда вы поймёте, что без меня сам род фон Геббельсов давно не имеет в обществе ни влияния, ни уважения, молчу про популярность. Все заслуги твоего дорогого брата давно в прошлом и покрылись толстым слоем пыли. Вы никому давно не нужны и не интересны, как старые башмаки, вышедшие из моды. Но самое смешное, дорогая моя птичка, что, живя за счёт меня и моей поддержки, вы с Леди Альмой периодически умудряетесь упрекать меня в чём-то. До смешного порой доходит.
-Я благодарна тебе за помощь и за всё, что ты сделал для нашей семьи, но лично для меня последний год ты ничего не делаешь. Совершенно! Даже помочь родить мне ребёнка не хочешь.

-Ладно, зайдём с другого угла, - вздохнул он с какой-то язвительной улыбкой, пробежавшей по тонким губам. – А с чего ты взяла, что я плохой муж? Вот с чего?
- Мне показалось, - фыркнула Лили из последних сил, чувствуя себя слабой и раздавленной как никогда.
- Тебе показалось, вот точно, - удовлетворённо кивнул он. – Потому что ты ничего не делаешь целыми днями. Ты вечно сидишь со своими браслетами, торчишь на своём сайте и чаёвничаешь со своей гулящей подругой. А дома ты ничего не делаешь. В нашей спальне вечный бардак, я на нервах. Ты даже меня элементарно не смогла поддержать сегодня, а вместо этого закатила мне очередную истерику после обеда.
- Всё, Герман, я больше не хочу с тобой говорить!
- Вот на этой оптимистической ноте мы и попрощаемся сегодня. Спокойной ночи, дорогая, - усмехнувшись, сказал Герман и, взяв свои таблетки с прикроватного столика и папку с документами, отправился спать в гостевую спальню, оставив соблазнительный вид супруги без долгожданного внимания.
Фогель ушёл, и Лили неожиданно поймала себя на мысли, что без него ей стало легче дышаться в этой ещё минуту назад удушающей комнате. За эти пять лет Лили настолько привыкла жить в напряжении, в этом бесконечном ожидании кнута или пряника от своего Господина, что чувство неожиданной расслабленности, растекающееся сейчас по телу, показалось ей каким-то диким и противоестественным.
«Что же между нами происходит?» - подумает она, наливая себе очередной утешающий бокал вина перед сном. «Почему с каждым прожитым годом вместе мы всё меньше и меньше понимаем друг друга? И куда делся тот Герман, которого я когда-то любила?»
Все эти вопросы всё чаще и чаще всплывали в голове Лили, терзали её душу, беспокоили сердце и заставляли вновь возвращаться к воспоминаниям о былых днях, когда впервые Фогель появился в их замке. Ему было тогда тридцать пять лет – возраст истинного расцвета для мужчины, когда бушующие гормоны давно усмирены зрелым умом.

Впрочем, Герман и в молодости умел позиционировать себя как эмоционально зрелую личность, будучи всегда очень избирательным не только в женщинах, но и в людях, которые составляли его собственное окружение. Практически все его друзья и компаньоны были в той или иной степени повязаны с Фогелем, кто-то в большей, кто-то в меньшей, но одно Лили знала точно – случайных людей там априори быть не может. В круг избранных посчастливилось попасть и брату Лили, который получил благодаря Герману просто колоссальную поддержку и влияние во многих престижных кругах по всей Симландии. Долгое время Ганс скрывал семью от своего влиятельного сослуживца, предоставившего ему такую потрясающею протекцию.

Однако, в день двадцатилетия Лили, 18 июля, Фогель неожиданно сам изъявил желание познакомиться с фон Геббельсами.
К приезду важного гостя весь замок стоял на ушах, Леди Альма на пару с Гансом лично контролировали работу обслуживающего персонала, без конца спорили, обсуждая меню праздничного стола и репетировали аристократическое гостеприимство.

Казалось, даже сама именинница была не так важна, как тот гость, что приедет сюда. Лили, в свою очередь, было очень обидно осознавать, что её всегда обожаемая персона в этот раз задвинута на второй план. И даже безумно влюбленный Эрик, который как покорный пёс исполнял все её капризы, в тот день не приносил былого удовлетворения. Его вечное обожание давно вошло в привычку, а маячившая в скором будущем свадьба всё больше внушала Лили какой-то непонятный страх, по причине которого дату то и дело откладывали снова и снова, к неудовольствию самого Брауна.

При всей своей симпатии и благодарности к Эрику за его любовь и всеобъемлющую опеку, Лили не могла твердо сказать, что Браун – это именно тот человек, с которым бы она хотела прожить всю жизнь и родить детей. Первое время она просто ждала, что с годами придут долгожданные чувства, но этого не случилось, ни после первой близости, ни после предложения руки и сердца. Как бы Лили ни хотела, как бы ни старалась выдавить из себя желаемые эмоции к Брауну, она была просто не в состоянии, и в дальнейшем это стало тяготить её. А потом в её жизнь ворвался Фогель – красивый, статный, с острым, как бритва, едким умом, вызвавшим в сердце Лили целый шквал безумных эмоций.

В первый же день своего появления в замке, Герман перезнакомился со всеми его обитателями и к концу дня мог выдать красноречивую, но не всегда приятную характеристику всем и каждому. За что в первый же вечер чуть крепко не повздорил с Эриком, который отнёсся весьма ревностно к активным попыткам Фогеля флиртовать с его невестой. Тогда инцидент замяли, но вот сам Герман с того дня стал постоянным гостем в их доме, и, самое удивительное, Лили охотно поощряла его визиты, вопреки негодованиям своего жениха.
Она принимала от Фогеля дорогостоящие подарки в виде драгоценных украшений с бриллиантами, роскошные букеты роз, большим удовольствием часами пропадала с ним на конных прогулках и дружеских свиданиях в ресторанах.

Браун постоянно высказывал Лили свои недовольства по этому поводу, настаивал на прекращении отношений с Фогелем и совершенно не воспринимал вечное оправдание Лили «мы с Германом просто друзья». Спокойный и миролюбивый по своему складу характера Браун долгое время держал нейтралитет относительно своего соперника, но однажды, узнав от третьих лиц, что Лили в тайне посещала квартиру Германа, устроил настоящий скандал прямо в замке, потребовав прямо за обедом, чтобы Фогель немедленно покинул дом его невесты.
- Я, как жених Лили, требую, чтобы вы сейчас же покинули этот дом и чтобы ваша бесчестная персона больше никогда не посмела перешагнуть этот порог!
- Если вы не в курсе, то меня пригласила именно ваша невеста, - неторопливо попивая кофе из семейного фарфора, улыбнулся Фогель. – И пока Леди Лили хочет меня видеть, здесь каждый день будет моя нога, нравится вам это или нет.
После чего Эрик решительно вытащил Германа из-за стола и между ними завязалась небольшая потасовка, которую, к счастью, быстро удалось устранить вовремя возникшему между соперниками Гансу.

Тогда Лили всё происходящее казалось забавным, и ей, как женщине, дико льстило, что ради неё так отчаянно борются два достойных по-своему мужчины. Ей искренне казалось, что ничего страшного нет, что она немножко играет с ними, но потом выяснится, что всё это время это она была игрушкой в умелых руках Германа, который после встречи решил, что она будет его женой. Он прямо сообщил об этом Гансу в первый же день знакомства с Лили, после чего брат сделал всё возможное, чтобы у сестры не возникло и грамма сомнения, что именно с Германом она сможет составить большое и светлое счастье на всю жизнь. И она действительно поверила в это, ослепнув от достоинств Германа и совершенно наплевав на чувства Эрика, которого она откровенно растоптала, после одного довольно неприятного разговора у старой ивы, где когда-то они поцеловались.

Однако, осознание вины за причиненную боль и жестокость по отношению к Эрику пришло к Лили только теперь, спустя годы брака с Фогелем. А тогда… Тогда её мало что интересовало, кроме собственной персоны и своих эгоистичных желаний. И самое обидное, что Герман бесконечно прав, назвав её сегодня в очередной раз потребительницей. И возможно, именно по этой причине не хочет заводить общих детей, ища всевозможные отговорки для этого.
А ведь ровно год назад она ему вполне доказала, что может быть хорошей мамой. Неужели Герман не мог видеть насколько Лили светится после удачного ЭКО, как изменилась и заиграла другими красками атмосфера в замке, благодаря заботам по подготовке комнаты для малыша.

Четыре месяца они были счастливы и почти не ругались! Четыре месяца полной семейной идиллии с Германом, а потом страшная августовская ночь… Жуткая боль внизу живота и пропитанная кровью постель… Что-то пошло не так, что-то не дало ребёнку дождаться своего срока… В результате чего вместо радости материнства она познала боль утраты, похоронив крохотное тельце на семейном кладбище фон Геббельсов под безымянной плитой, как настояла Леди Альма.

Хотя, Лили очень хотела дать имя несчастному мальчику, но равнодушие Германа убило в ней всякое желание этого в последний момент. На вопрос, как он назвал бы сына, тот, нервно передернув плечами, ответил, что у него нет сына.
От этих воспоминаний Лили как током ударило.

Осушив до дна ещё один бокал вина, она забралась под одеяло, стараясь погрузится в спасительный сон, чтобы прошлогодние мысли о самоубийстве не успели снова свести с ума её измученную переживаниями душу.

+++

Виктория Фогель


Родители Лили - Клаус фон Геббельс(погиб при неудачном эксперименте в хим.лаборатории) и Альма Шульц (поэтесса)

Ганс фон Геббельс

Лили и Герман

Эйнжел в своей новой комнате на втором этаже

Луис и кролики

техничка