[Алисса]

От автора ...

Доброго воскресного вечера, моим дорогим читателям. Очень хотела успеть опубликовать отчет сегодня, чтобы немножко продлить выходные. Получилось поздновато, но ещё есть шанс успеть до полуночи))
Приглашаю всех расслабиться с чашечкой чего-нибудь вкусного и почитать наш новый отчет. Сегодня всё будет без особых интриг, зато можно будет встретиться, наконец, с Ришель и Рафаэлем, узнать, как там поживает Солей. Вспомнить, что у Виолетты всё-таки есть родители, и не вся её жизнь вращается вокруг танцев.
А ещё вас ждёт небольшой бонус внутри отчёта, очень уж мне хотелось написать про эту девушку и познакомить вас с ней поближе.

Итак... Воскресный вечер, кружка ароматного чая, маленькая конфетка... (она же совсем мааааленькая, не может же такая кроха повредить фигуре) А за окном кружатся пушистые снежинки, словно в завороженном вальсе плавно опускаются они на серебристую землю...
Приятного прочтения...

Первый снег к всеобщему удивлению не растаял в первый же день, отчего-то решив задержаться подольше. Зима не спешила покидать улицы Нью-Йорка и покрывала не успевшие опасть листья серебристым инеем. Воздух струился приятной свежестью, слегка щипающей прохожих за кончики носов. Щёки румянились, девушки торопливо облачались в тёплые пальто и пухлые вязаные шарфы, пользуясь малейшим поводом "выгулять" зимний гардероб, пока столбик термометра не вернулся в привычный для декабря небольшой плюс.

Мы с Лорентином возвращались домой из парка, где по вторникам катаемся на коньках. Вернее, сын катается, а я подбадриваю его по другую сторону бортика. Ещё в прошлом году, когда несколько дней шёл снег, укрывая город пушистым одеялом и превращая мир вокруг в красивую зимнюю сказку, мы с Лори ходили гулять в Центральный парк, где на огромном катке под открытым небом скользили отдыхающие горожане. Мимо нас со свистом пролетел молодой парень спортивного телосложения. Он скользил очень быстро, ловко лавируя между катающимися, мощно разгоняясь и резко тормозя, мгновенно разворачиваясь возле борта. Он был похож на хоккеиста, сильного, крепкого, не боящегося ни твёрдости льда, ни возможных падений, ни столкновений с бортиком. Может быть, он был спортсменом, тренирующимся в парке в свободное время, а может, просто любителем. Но Лори тогда смотрел на него, затаив дыхание, а потом сказал: "Я тоже так хочу".

В три года было рано отдавать его в спортивную секцию. Я узнала, что раньше четырёх-пяти лет начинать кататься не стоит, скелет ребёнка ещё не окреп, а коньки дают чрезмерно сильную нагрузку на ножки. Конечно, маниакальные родители, грезящие олимпийской славой своих детей, ставят их на лёд и в два, и в три годика. Но я не хочу решать за него, не хочу так рано ставить ему главную цель жизни, лишая права выбора. И потом даже среди знаменитых спортсменов, добившихся успеха, есть те, кто начал кататься в семь-восемь лет. Так что если вдруг Лорентин через пару лет не охладеет ко льду, будет также мечтать пробежать до противоположного борта быстрее всех, или даже попросит купить ему шлем и клюшку, то у нас будет время исполнить его желание. А пока можно просто кататься раз в неделю, без чрезмерных нагрузок, но с удовольствием и счастливой улыбкой на маленьком личике.
Мы вернулись домой румяные и уставшие. У меня ещё ныли ноги после утренней репетиции, так что безумно хотелось принять ванну и немного расслабиться. Я переодела Лори, вытащила на ковёр в гостиной его коробку с игрушками, чтобы он мог чем-то заняться, пока я готовлю ужин. Переоделась сама, поставила чайник, достала из холодильника уже сваренный тыквенный суп и овощи для салата, долго копалась в ящике в поисках кедровых орешков, перечитала утреннюю смс от Луиса, убедившись, что он должен вернуться поздно, и вдруг мой взгляд, скользнув по стене, уловил нечто странное.
Ещё утром здесь висела картина. Ничего особенного, какие-то греческие мотивы, заключённые в деревянную раму. Клер купила её в супермаркете, в отделе товаров для дома, где в большой контейнер были небрежно свалены такие вот простенькие картинки, призванные всего за десять долларов по распродаже создавать уют и красоту в квартирах горожан.

Но сейчас стена была пуста. Ровные прямоугольнички декоративного кирпича не были больше спрятаны за античными силуэтами, и, кажется, я догадывалась, что было тому причиной.
- Сказать по правде, Клер, я тебя не понимаю, - произнесла я в трубку, стараясь не смотреть на клочья пыли, налетевшие на ковровый палас в гостевой спальне, - Если не могла позвонить, то хоть бы написала, - судя по всему, подруга собиралась второпях. Вешалки в шкафу раскиданы, покрывало на кровати смято, по всей комнате разбросаны журналы, салфетки и стаканчики из-под кофе, а по плотному ворсу ковра тянется пыльный след от чемодана на колёсиках.
- Ви, прости, это получилось так спонтанно... Стефан притащил мне щенка, он просто чудесный! Это я про щенка. Ну и Стеф, разумеется, тоже чудесный, но он и без меня справится, если что. А этот пузатик не справится, он крохотный! Ты должна его посмотреть! - Клер говорила сбивчиво и странным голосом. Может, это радость от пушистого подарка её так захлестнула, но мне почему-то показалось, что подруга не в самом трезвом состоянии.
- Клер, это всё прекрасно, я тебя поздравляю...

- Ну прости, Виола, прости! Я поступила как свинья, пожалуйста, не обижайся! Я тебе благодарна, очень, что ты меня приютила. Спасибо тебе! Просто я из-за Стефана совсем голову потеряла, ты же помнишь, как я мечтала к нему переехать, как я по нему сходила с ума. Так что когда он предложил перетащить мои вещи к нему и остаться насовсем, то у меня окончательно съехала крыша.
- Ну ещё бы, - усмехнулась я, - И что, он тебе выделил полку в шкафу?
- Не поверишь, целый гардероб. Не знаю, то ли ему самому пришлось потесниться, то ли он перестраивал гардеробную на заказ... Но тут всё очень круто! И знаешь... - Клер вдруг заговорила тише, - У меня прямо сердце замирает, мне кажется, что он относится к моему переезду ещё серьёзнее, чем я. Ох, Вио, я почти верю, что он всё же решится сделать мне предложение.
Подруга резко замолчала, будто испугавшись этих слов, произнесённых вслух, а потом виновато сказала, - Ты прости меня, пожалуйста, за беспорядок. Оставь всё как есть, я приеду и уберусь. Просто очень торопилась... Но ты не обижайся, я попробую доказать, что я не такая уж свинья.

Я, в общем-то, и не обижалась, но после этих слов зачатки недовольства исчезли. Услышав где-то вдалеке приглушённый лай маленького щенка, я невольно улыбнулась. У Клер всё налаживается, она больше не одинока в этом большом городе. И я почти могу похвастать тем же. Мой взгляд скользнул по циферблату часов. Ещё немного, и Луис вернётся к нам. Мы будем читать с Лорентином, но не слишком долго, чтобы он вовремя лёг спать. Потом, убедившись, что сын спит, мы спустимся вниз и поужинаем (Луис - тёплым салатом с индейкой, я - теплом его ладони на моей талии и ласковым светом его глаз - для меня только минимум калорий), а потом мы будем болтать до поздней ночи, обсуждать нашу будущую жизнь и проблему выбора места жительства. А после он обнимет меня в полумраке спальни, и моя голова закружится от волнения, которое с течением времени ничуть не успокаивается, а только сильнее распаляется внутри меня.

Сочельник в Аппалузе.

Кейша Суини оторвала на миг затуманенный взгляд от книги и пристально посмотрела в окно. Её сердце учащённо билось, волнение за судьбу героев полностью захлестнуло её. Острые эмоции, которыми был пропитан сюжет, вдруг вырвались наружу, маня и увлекая за собой, заставляя девушку забыть о мире реальном и обратить все свои мысли и чувства к драме, разворачивающейся на страницах романа. В эту минуту она вдруг почувствовала свою неполноценность. "Может быть, я просто не умею так любить?" Литературные герои влюблялись и сгорали от страсти. Их души, выжженные сильными чувствами, изнемогали от жажды. Они вонзали ножи в сердца и бросались с обрыва в море. Чувства завладевали ими полностью, не оставляя шансов на спасение. И всё вокруг становилось неважным - правда ли, честь, чувство самосохранения или собственного достоинства.
Почему-то у неё самой так не получалось.

Да, она влюблялась, испытывала прилив радости, всплеск эндорфинов. Каждое новое знакомство приносило эйфорию, а если за ним следовало свидание, то Кей порхала словно птичка, напевая песенки и замирая от предвкушения чего-то прекрасного. Ей нравилось быть влюблённой, но чувство это обычно существовало само по себе, словно не было обращено к какому-то конкретному мужчине. Возможно, поэтому чувства оставались поверхностными, воздушными, будто окутывавшими её лёгкой дымкой, но не проникающими вглубь, не связывающими её с партнёром прочной неразрывной связью.
За окном простирались ровные поля, окаймлённые округлыми высокими холмами и тёмными силуэтами деревьев. Зимний пейзаж Аппалузы нагонял тоску.
Кейша помнила, как бегала девочкой вдоль полноводной реки, пряталась в полях подсолнечника, рвала цветы на окраине леса и забегала на ферму к Фоксам за буханкой ещё горячего хлеба. Казалось бы, всё вокруг напоминало сейчас о тех лёгких беззаботных временах, было знакомым, родным и... И ужасно скучным.

Аппалуза Плейнс - милый провинциальный городок, в нём, бесспорно, есть своё очарование. Но как можно прожить здесь всю жизнь? Не видеть больших городов, усеянных ночными огнями, в которых бурлит жизнь, и каждый день несёт в себе массу событий? Кей нравилось жить там, где время бежит чуточку быстрее, где есть множество интересных курсов и мастер-классов, где можно выбирать из массы вариантов, куда пойти вечером с друзьями, где жизнь не будет тянуться безликой однообразной вереницей лет, в которой каждый новый день как две капли воды похож на предыдущий. Девушка не понимала, как местные жители существуют внутри оград своих ферм, не видя иной жизни. Её мать никогда не была Бриджпорте, не выезжала за пределы штата. Самой дальней её поездкой было путешествие в Барнакл-Бей, где они с отцом Кейши провели медовый месяц. Но это же ближайший курортный городок от дома, до него всего три часа езды! И это было двадцать лет назад. После той поездки миссис Суини видела лишь сад за домом, кусочек леса и поля ферм, неизменно видневшиеся за окном. Её ждали регулярные поездки на рынок на семейном минивэне, воспитание детей, бесконечные часы, проведённые у плиты и помощь мужу с работой на ферме. Раз в год семья отправлялась на ярмарку в Риверсайд, иногда по пути заезжая в Твинбрук, чтобы купить запчасти к садовой технике. Эти путешествия представлялись масштабными событиями их жизни. Но Кей уже в детстве понимала, насколько нелепыми кажутся все эти волнения по поводу поездки, которую вовсе нельзя назвать ни дальней, ни опасной.

Она не чувствовала себя чужой в своей семье, но всё же не была тем самым фруктом, который недалеко улетает от родного дерева. Ей не хотелось пускать корни, прочно закрепляясь в одном единственном месте. Не хотелось возводить вокруг себя крепкие стены, достраивать мансарды с новыми комнатами, вкладывать все деньги и силы в строительство семейного гнезда, чтобы потом жизнь вращалась только вокруг него. В детстве она мечтала о маленьком картонном домике, который мог бы полететь, подхваченный ветром, и она как Элли из известной сказки перенеслась бы на нём в неведомые края. Это была её любимая книжка, она и сейчас хранилась на одной из полок в шкафу, вся потрёпанная, с затёртой обложкой и выцветшими картинками.

Рядом с ней пылилось ещё одно издание, которое Кей в школьные годы перечитывала множество раз, и даже сейчас, приехав в родительский дом, не удержалась от того, чтобы не перелистать заветные страницы. Это был сборник цыганских легенд и рассказов, наполненный долгими песнями, тянущимися над иссушенной степью, яркими искрами от костров, взмывающими в ночное небо, цветастыми юбками и чёрными кудрями, золотистым звоном монисто, крепким ароматом табака из трубки, лихими проделками конокрадов и таинственными гаданиями. Кей казалось, что это и есть настоящая жизнь. Пусть у цыган нет дома, они не привязываются к одному единственному месту, не обзаводятся недвижимым имуществом, но зато они живут по-настоящему. Все чувства у них острее, небо выше, солнце ярче, воздух чище, а горизонты – бесконечны. Их мир точно не замыкается на десятке квадратных метров, ограждённой кухонными стенами.

Кей было тесно в родительском доме, но она и любила его, несмотря на подавленную свободу. В Бриджпорте она скучала по братьям, особенно по младшему. Жалела, что не может видеть, как растут её сестрёнки, которым на момент её отъезда было всего по два года. С нежностью вспоминала о родителях, пусть и не хотела тотчас оказаться рядом с матерью, ведь общение с ней порой было тяжёлым, наполненным нравоучениями и недовольством. Любить маму на расстоянии было проще. Кейша питала к семье самые тёплые чувства, но рядом с ними ей было слишком тесно.
Гвендолин знала об этой черте своей дочери, потому не стала противиться её отъезду из дома. У неё было слишком много забот, и она не стала тратить время и нервы на уговоры своенравной девчонки. Мать даже старалась понять Кей, принять её такой, какая она есть. Но всё же глубоко в сердце таила обиду на то, что старшая дочь, на которую возлагалось столько надежд, сбежала, бросив её одну с младшими детьми.
После рождения первенца, маленькой рыжеволосой Кейши со сморщенным личиком и ореховыми глазами, чета Суини стала мечтать о сыне, наследнике, который будет помогать Гранту с фермой и станет опорой семьи в будущем. Судьба была милостива, и подарила супругам сначала двух сыновей, Кентона и Эдвина, а спустя шесть лет ещё и маленького Патрика, которого всем сердцем полюбила десятилетняя Кей. Она качала его кроватку, пеленала его, кормила с ложечки и пела колыбельные. Когда росли Кен и Эд, она и сама была ещё маленькой девочкой, ей неинтересны были игры мальчишек, которым в свою очередь вполне хватало компании друг друга. А с рождением Патрика, Кей стала чувствовать себя совсем взрослой, маминой помощницей.

Мать радовалась этой перемене, быстрому взрослению старшей дочери. Казалось, что она так и будет всегда находиться рядом, помогать управляться с уборкой, стиркой, готовкой, проверять домашние задания братьев и собирать ягоды в саду. В большом хозяйстве женской работы много, Гвен очень нуждалась в дочерней помощи, но увы, не получила её. Кейша уехала из дома, когда матери особенно требовалась поддержка – у неё на руках были две малышки, младшие дети в семье Суини. Их появление на свет было неожиданным, но в то же время не сильно удивительным. В Аппалузе многодетные семьи встречались часто, и наличие четверых детей не казалось чем-то экстраординарным. Забеременев в пятый раз, Гвен порадовала мужа приятным известием и стала готовиться к рождению малыша. Но никто не ожидал тогда, что вместо одного ребёнка на свет появятся две девочки-двойняшки.

Первый год оказался самым сложным. У Кейши были выпускные экзамены, Кентон готовился к аттестации для перехода в старшую школу, Эдвин переживал первую любовь и трудности переходного возраста, огрызался на замечания родителей, сильно скатился по успеваемости, а по ночам частенько сбегал из дома, вдыхая полной грудью свежий ветер свободы и озорства. Отец сильно уставал на ферме, годом ранее он приобрёл ещё два акра земли, расширив поле под посев кормовых культур, которое теперь требовало новой рабочей силы и трудовых вложений. И на фоне всего этого - сразу два младенца, кричащие по ночам, требующие к себе внимания. И если Ханна была ещё более-менее спокойной, то малышка Мередит оказалась сущим наказанием. Просыпаясь от малейшего шороха, она уже никак не могла заснуть, и её пронзительный плач стремительно прорезал зыбкую ночную тишину дома Суини.
А спустя ещё один год Кейша собрала чемодан пёстрых тряпок, упаковала все свои наряды, большинство из которых сшила сама, и отправилась покорять столицу штата.

Впрочем, «покорять» она ничего не собиралась, её планы не были амбициозными, она не желала доказывать всему миру, что девушка из провинциального фермерского городка может достичь невиданных высот. Ей лишь хотелось быть свободной. Ей хотелось видеть небо в облаках, солнце, отражённое в панорамных окнах небоскрёбов, хотелось шагать по набережным и тротуарам, быстро и легко, не натыкаясь на ограждения и стены, заключающие жизнь в незримые рамки.

Кей провела ладонью по запотевшему стеклу, вновь открывая обзор на улицу. Там, снаружи, было морозно. Заиндевевшие деревья покрылись инеем. Но внутри дома этого не чувствовалось, мама активно подкидывала дрова в печь, исправно защищая жилище от того холода, что царил вокруг. Девушка вгляделась в кружочек чистого стекла, и наскучивший пейзаж вновь стал чётким. Если прижаться щекой к окну, то справа можно увидеть краешек дома Фоксов. Там и сейчас жила Розанна, школьная подруга Кейши. В детстве Рози была особенной, всегда выделялась среди одноклассников и была мало похожа на членов своей семьи. Миссис Фокс говорила, что дочь пошла в бабушку, у той тоже были миндалевидные янтарные глаза и русые локоны с лёгким карамельным оттенком. В старших классах Кей испытывала комплексы по поводу своих веснушек, рыжих волос и угловатой фигуры. На фоне подруги она казалась себе гадким утёнком, ведь разве можно сравнить свежее лицо Рози с её собственным конопатым? "Её точно ждёт большое будущее" - думала тогда о подруге Кейша, будто судьба раздаёт щедрые подарки исключительно обладательницам красивых глаз и румяных щёчек.

Теперь, вернувшись в родной городок, Кей была искренне удивлена, что Розанна Фокс, окончив университет с высшим баллом, вернулась в Аппалузу, вновь поселилась в родительском доме, чтобы заготавливать сено для коров и задавать корм поросятам.
Нет, Кейша вовсе не была тщеславной, её не манила звонкая монета, она не считала работу на ферме чем-то недостойным. Напротив, она уважительно относилась к любому труду, и сама не гнушалась мыть посуду или подметать полы, когда только начала осваиваться в Бриджпорте. Однако жизнь в Аппалузе казалась ей скучной, слишком однообразной, не способной удовлетворить обширные интересы. И сейчас, глядя на то, как устраивала свою судьбу бывшая одноклассница, Кей ловила себя на мысли, что больше не завидует той красивой девочке с глазами цвета янтаря.

Кейша перелистнула страницу, внимание вновь обратилось к литературным героям, как вдруг с лёгким скрипом отворилась дверь в комнату, и немного шаркающей походкой, держа в руках небольшой поднос с дымящимся чайником и выпечкой, вошла мама.

Дочь отложила книгу в сторону и внутренне напряглась, хоть и не подала виду. На лице она старательно изображала приветливую улыбку.
- Милая, я спекла твои любимые кексы, - бодро начала миссис Суини, - Думаю на Рождественский стол такие поставить...
- Да, мам, спасибо, они у тебя всегда отменные, - Кей откусила кусочек и вздохнула, - Очень вкусно!
- Ты точно останешься на Рождество? - с натянутой улыбкой произнесла женщина, аккуратно разглаживая складки юбки и присаживаясь на краешек кресла.

- Ну, мам, - возмущённо закатила глаза дочь, - Я же всё сказала, я остаюсь. Сколько можно спрашивать?
Мать невольно приподнялась с кресла, на лице её проступило выражение отчаяния, руки бессильно повисли вдоль туловища. Горечь и недовольство отразились в глазах, но Кей лишь отвернулась, молча уставившись в окно. На тропинку на заднем дворе одна за другой падали крупные снежинки.
Гвендолин считала себя человеком гибким, способным идти на уступки, принимать чужое мнение. Однако теперь её позиция была столь же прочной, сколь и желание убедить дочь пересмотреть своё недавнее решение. "Дурная девчонка, - думала она ночью, ворочаясь с боку на бок, вновь и вновь обдумывая события того странного дня, - У неё всё было устроено, такой хороший мальчик брал её в жёны! Так положительно на неё влиял, она даже учиться пошла. А теперь Кей, видите ли, считает, что она его недостойна! Слова-то какие, будто это не жизнь, а кино! Грант на неё в тот момент так посмотрел, будто она пощёчину ему дала, как если бы заявила, что он её плохо воспитывал. Он всегда всё принимает на свой счёт, - вздохнула Гвен, на ощупь поправляя одеяло и укладываясь поудобнее, - А ведь он - безупречный отец. Нет, это невыносимо... Что в голове у этой девчонки?" - безмолвно вопрошала женщина, тщетно силясь разглядеть стрелки часов, тикающих на прикроватной тумбочке, и гадая, удастся ли ей сомкнуть глаз до того, как отступит чернильная темнота ночи.
Теперь же строптивая дочь молча смотрела в окно, а Гвен старалась утихомирить клокочущие эмоции, чтобы суметь подобрать нужные слова.

- Кейси, - ласково, но твёрдо произнесла она, - я считаю, что тебе нужно поехать к нему и извиниться. Ты просто слишком много себе надумала. И это неудивительно, когда помолвка длится так долго, можно сто раз усомниться в себе и в нём. Я с самого начала говорила, что вам не следует столько тянуть.
- Мам, ну не надо...
- Видимо, надо, - цокнула языком миссис Суини, - Ты всегда кидаешь всё на полпути! Надо было не разрешать тебе бросать уроки верховой езды в детстве. После того раза ты ничего не доделываешь до конца!
- Мама, это совсем другое, - закатила глаза девушка, - И потом, зачем мне было нужно ходить на те уроки, если до фермы Фоксов рукой подать, а они разрешали кататься бесплатно.
- В том-то и дело! Бесплатно и бесконтрольно. Это превратилось в развлечение, а не урок. И ты тогда поняла, что можно получать то же, но в более лёгкой форме, без труда и нудных тренировок, один лишь чистый восторг и никаких обязательств! Ты и сейчас боишься ответственности. Когда нужно немного потрудиться, ты отступаешь в сторону.

- Мама, я не отступаю! - воскликнула Кей. Её глаза предательски блеснули влагой, а голос, и без того тоненький, стал совсем пронзительным, - Я просто стараюсь мыслить правильно, пытаюсь как следует обдумать такой серьёзный шаг, как замужество. Я просто... - девушка замерла на миг, жадно глотнув воздух и подняв глаза к потолку, - Я просто поняла, что я не умею любить так сильно, как ты папу. А если я на это не способна, то зачем портить жизнь Луису? Он иногда так смотрит, будто ждёт чего-то большего, будто ждёт, что наши чувства выйдут на новый уровень. А для меня и этот уровень уже запредельный, - Кей уронила лицо в ладони и беззвучно зарыдала.
- Дурочка ты, - ласково произнесла мать, присаживаясь рядом и растерянно проводя рукой по волосам дочери, - Думаешь, что мы с твоим отцом с самого начала были такими? Любовь, она меняется со временем. Когда цветы, конфеты и прогулки под Луной вдруг куда-то улетучиваются, чувства могут показаться не такими уж и яркими. Отношения - это труд, тяжёлый и ежедневный, когда надо уметь слушать, искать компромиссы, наступать на гордость. И тогда у тебя будет и счастливая семья, и любовь. Та самая, которой ты ждёшь, сложа ручки. Думаешь, она придёт сама? Нет, милая, от тебя всё зависит.

Кейша слушала мать сквозь пелену неясных мыслей. Что-то ей подсказывало, что мама права, но внимание рассредоточилось и не могло долго удерживаться на нужных словах. Тело вдруг стало ватным и тяжёлым, силы иссякли, и Кей устало откинулась на подушку, стараясь вдуматься в мамины слова. "Я сижу, сложа ручки. Я ничего не делаю", - звенело в ушах, - "Я всё бросаю на полпути. Всё бросаю..." В висках вдруг застучало.

Кровь прихлынула к щекам, на языке появился металлический привкус. Девушка никогда не любила нравоучений. Все эти бесконечные душеспасительные беседы будто прибивали её гвоздями к полу, лишая возможности двигаться и соображать. Ей нравилось быть лёгкой, воздушной, таинственно расслабленной и спокойной. Её привлекали загадочные учения Фэн-шуй, медитации и ненавязчивая вера в то, что всё как-то само собой сложится прекрасно, если только открыть свою душу и быть готовой принять то счастье, что несёт в себе Вселенная. Это же так чудесно! Просто быть открытой для всего прекрасного, и оно само придёт! И как же невыносимо на фоне всего этого слушать маму, у которой счастье строится исключительно на многолетнем тяжёлом труде, ценой жертв и нечеловеческих усилий...
Гвендолин вышла из комнаты весьма довольная собой. Ей удалось заметить в глазах дочери искру понимания. Да, она всё так же упряма, по-прежнему остаётся на Рождество в родительском доме и не торопится сообщать Луису, что ошиблась. Но зерно сомнения посеяно, и, судя по слезам, оно упало на благодатную почву. Неизвестно, примет ли её тот юноша обратно, но всё, что можно было сделать, сделано, и теперь остаётся только ждать.

На старой кованой кровати, укрытой стёганым одеялом, сидела притихшая Кей. Мысли все куда-то улетучились, взгляд вновь сфокусировался на тоскливом пейзаже Аппалузы, а боль в висках становилась всё отчётливее. И почему разговоры с матерью так часто заканчиваются головной болью? Девушка потянула руку к кексам, ей сейчас очень нужно было немного подсластить ту невкусную таблетку нравоучений, что предложила ей мать. Но, увы, откусив кусочек ароматной выпечки, Кейша не почувствовала ни капли наслаждения. Любимые кексы вдруг стали ей противны, вкус их отдавал горечью недавней беседы, и к горлу всё ближе подступала тошнота.

Каникулы в Сен-Клу.

На улице было прохладно, но столбик термометра не решался опускаться ниже нуля. Зимнее солнце ярко светило, путаясь в кронах лишённых листвы деревьев. Тёмные ветви рассекали утреннее небо на бледно-голубые витражи. Наше такси с тихим шуршанием скользило по пригородной трассе, с каждым километром приближаясь к району Сен-Клу, в котором с давних пор проживало семейство де Сантори. Дорога из аэропорта Париж-Орли не самая живописная - четырёхполосное шоссе серой лентой тянется вдаль, за окном мелькают транспортные развязки, дорожные указатели и бетонные парапеты. Однако чем ближе мы подъезжаем к дому, тем больше оживляется пейзаж.

Вот уже за барьерными ограждениями трассы показались хвойные заросли Заповедника Верьер, с правой стороны дороги выглянули черепичные крыши домов, а через некоторое время на горизонте выросли высокие дома коммуны Севр. Когда за окном замельтешили ячейки стройной ограды парка Сен-Клу, я заёрзала на сиденье. Почти приехали.
Получилось очень быстро, каких-то сорок минут. Впрочем, такси оказалось непомерно дорогим. В Нью-Йорке цены тоже часто кусаются, но когда вы садитесь в жёлтую машину с шашечками в непосредственной близости от аэропорта, таксисты буквально сходят с ума, выворачивая ваши кошельки наизнанку. Конечно, можно было добраться на электропоезде, но Лори капризничал и почти засыпал у меня на руках, а поездка на электричке предполагала несколько пересадок и заняла бы гораздо больше времени. Я торопилась оказаться у родителей как можно раньше, а в такси сын мог спокойно спать всю дорогу, чем он, собственно, и занимался.
Шорох шин по гравийной дорожке намекнул о том, что путь окончен. На площадку перед главным входом вышли все, кто был дома в этот утренний час. Даже бабушка Адель стояла возле каменных перилл, закутавшись в шаль и щурясь на яркое солнце. Заметно вытянувшаяся Солей, будучи не в силах стоять без движения, топталась по тонкой корочке снега, оставляя на ней отпечатки своих подошв, складывающихся в причудливые узоры. Папа быстрым шагом направился к припаркованному такси, чтобы помочь с багажом, а мама поспешила за ним, увидев у меня на руках спящего Лорентина. Она взяла его у меня, чтобы я расплатилась с водителем и захватила те сумки, что не унёс папа. На крыльце дома, подпирая стенки, стоял мой кузен Виктóр. Происходящее не особо его занимало, всё внимание подростка было сосредоточено на смартфоне.

Едва я вылезла из такси и сделала пару шагов по дорожке, как угодила в крепкие объятия родителей. Сердце вдруг сильно забилось в груди, мне хотелось и плакать, и смеяться от того, что я снова рядом с ними. Это странное чувство, смешанное из чистейшей концентрированной радости и острой тревоги, беспокойства и страха потери, я испытывала каждый раз, когда оставляла Лори в садике, и после, когда его маленькая ладошка вновь оказывалась в моей руке. А ещё такое было в тот снежный день в аэропорту, когда Луис вдруг притянул меня к себе, и я, прижавшись к его груди, таяла от счастья и трепетала от страха. Но сейчас, с родителями, после такой долгой разлуки, дрожь в моих руках чувствовалась особенно сильно.
Солей прыгала, стараясь дотянуться и обнять всех сразу. Бабушка поцеловала меня традиционно сначала в одну, потом в другую щёку, после чего легко сжала мои ладошки и сказала, что я хорошо выгляжу, и какая я молодец, что наконец-то отрастила волосы.

- Они у тебя такие красивые, - покачала головой она, - Красновато-каштановые, как у Рафаэля. Надеюсь, ты не собираешься их красить? - нахмурила брови она, делаясь очень похожей на дядю Фабриса.
- Нет, бабуль, конечно, нет, - пробормотала я, подумав, что очень вовремя вернула свой натуральный цвет, избавившись от красных оттенков, которыми баловалась осенью. Высвобождаясь из бабушкиных объятий я кивнула Виктору. Тот бесстрастно склонил голову в ответ, поднял раскрытую ладонь в знак приветствия, и, развернувшись, направился в дом, вновь обращая всё своё внимание к электронной игрушке.
- Подростки, - пожал плечами папа, проследив за моим взглядом, - Пойдём в дом, что мы всё толпимся на пороге? - скомандовал он, пропуская меня вперёд.
- Милая, обед уже готов. Вы, наверное, голодные с дороги? Или пусть пока поспит? - тихо спросила мама и осторожно передала мне Лори, стараясь не разбудить спящего внука.

- Вообще, мы позавтракали в кафе всего час назад, не слишком голодны, - ответила я, - Но я бы выпила кофе. Только сначала уложу Лорентина, приму душ и сразу спущусь. Нам ведь в зелёную спальню? - спросила я, сделав несколько шагов по лестнице.
- Да, только она теперь у нас белая, - сообщил папа, придерживая Солей за плечи. Сестрёнка дёргалась и вырывалась, а когда мы с Лори уже почти поднялись наверх, я услышала капризное: "Ну почему-у-у? Ну пожалуйста-а-а! Можно они будут спать в моей комнате-е-е? Я лягу на полу, все поместятся! Ну почему-у-у?"

"Потому что ночью нужно спать, а не болтать", - на автомате отвечала ей мама, удаляясь на кухню. Я усмехнулась, вспомнив, как полгода назад, когда мы последний раз тут гостили, Солей под покровом ночи пробиралась в мою спальню. Она обожала пижамные вечеринки, не могла уснуть, не поболтав обо всём на свете. И даже если родители рушили все её надежды на ночные вылазки, в помощь Соле был интернет и смартфон, спрятанный под одеялом. Мама отчитывала младшую дочь за полуночные переписки с одноклассниками, и я, как взрослая сестра и молодая мама, по идее должна была бы быть на стороне родителей, но вспоминая собственные бесконечные разговоры с Пересмешником и попытки неслышно стучать по клавишам, не могла быть объективной.

- Мам, ну она и летом была весьма активна, - заметила я, помешивая ложечкой кофе. Мы остались вдвоём за столом. Солей куда-то потащила папу, пользуясь тем, что у него выходной. Бабушка скрылась в темноте своей спальни, которую она почти не покидала. А Виктор, видимо, шёл по её стопам, прячась в убежище своей комнаты, наглухо заперев дверь. Впрочем, он вёл себя не так тихо как бабуля, из его укрытия периодически доносился звук автоматной очереди компьютерной игры, завывания пиксельных мутантов и низкие басовые ноты громко играющей музыки.

- Он не разбудит Лорентина? - подняла глаза к потолку мама.
- Не думаю, - махнула рукой я, - Лори спит так, что его и пушками не разбудишь.
- Прямо как ты.
- Ага, в отличие от Солей.
- Ах, да, Солей, - вздохнула мама, - Знаешь, меня тут вызывала школьный психолог. Она считает, что Сола - гиперактивный ребёнок. Я это знаю, но она меня буквально отчитывала, мол, я неправильно себя веду, не помогаю дочери найти выход энергии...
- Да ладно, - возмутилась я, - А как же все её занятия? У неё ведь каждый час расписан. И рисование, и этот кулинарный клуб в школе. И потом вы не в тесной квартире живёте, в саду полно места для прогулок, есть качели, бассейн, велосипед... Мам, иногда психологи перегибают палку.
- Ты ещё про тайное общество не в курсе, - усмехнулась мама, - Последнее увлечение. Сола собрала группу девочек в школе, с которыми они создали некое тайное общество. Не знаю, что у них там за секреты, кажется, просто прячутся от мальчишек. А ещё они пишут друг другу "тайные письма", непременно тушью, пером, на надушенной бумаге. Напускают на себя завесу таинственности и носятся с этими конвертами, чтоб мальчишки их не прочитали.

Я рассмеялась:
- Если не хотят, чтоб читали, то нужно писать на электронную почту.
- Так неинтересно, - закатила глаза мама, - А вообще, психолог все занятия Солы забраковала. По её мнению они только концентрируют внутри лишнюю энергию, а для её выхода нужны подвижные игры. Её послушать, так Солей должна бросить свой любимый кулинарный кружок и записаться на бокс, восточные единоборства или лёгкую атлетику. Велосипед эта мадам считает опасным, так как дочь в силу характера может кататься слишком быстро, или заниматься опасным трюкачеством.
- Как Жюли, - перебила я маму.
- О, ну да, - улыбнулась она, вспомнив былые проделки племянницы, - Но что я могу поделать, если Солей любит рисовать и готовить. А ещё играть в шахматы. Ну нравится, это ребёнку, что мне теперь запрещать ей? Может быть это её призвание! А мы будем насильно учить её боксировать, чтобы быстро и легко выпускать сгустки энергии наружу.
- Мам, вспомни Жюли. Никто её не отправлял на бокс. И ей это ничуть не повредило.
- Это точно, - вздохнула мама.
- И я у тебя тоже была сорванцом, - я скромно опустила глаза в пол.
- Да уж, - улыбнулась она, - Но ты не была сильно общительной, не любила излишнее внимание. А этой же нужен зритель и большая компания. В школе она дружит с одноклассниками, с ребятами из кулинарного клуба, потом это их тайное общество, вечерами - группа по рисованию. И этого общения ей ещё мало оказывается! У нас постоянно в гостях какие-то дети, - мама шутливо закатила глаза, делая вид, что голова идёт кругом от сезонного наплыва пятиклассников в дом де Сантори, - И после этого мне ещё что-то говорят, что я не даю дочери возможности выпустить пар.

В этот момент в комнату вбежала Солей, сделав по пути "колесо", а следом неспешно двигался папа.
- Мам, пошли в шахматы играть! - потребовала сестра, - А то папа мне в три хода мат ставит! С ним не интересно.
- А со мной сыграешь? - прищурилась я, от чего Сола вытаращила глаза и тут же расплылась в улыбке:
- Точно! Про тебя-то я и забыла! Пошли, Виолетточка, я тебе покажу, как сделать шах за четыре хода, - коварно потёрла ручки она.
Мы направились в гостиную, уселись за шахматный столик, а родители расположились на диване рядом, наблюдая за игрой и расспрашивая меня о житье в Нью-Йорке.
- Ну... В отличие от вас у меня "гиперспокойный" ребёнок, - задумчиво произнесла я, передвигая белую пешку с Е2 на Е4.

Лори и правда удивлял меня серьёзностью и спокойствием. Он мог часами копошиться в своём уголке, выстраивать машинки в длинные колонны, рисовать кораблики и самолёты, листать книжки и выглядеть при этом таким сосредоточенным, будто ему перевалило за тридцать, он познал суть бытия и не готов размениваться на глупые занятия. Он любил меня, скучал по мне, когда я оставляла его в садике, но в то же время не был так болезненно привязан к юбке, как другие дети. В столь нежном возрасте он выглядел вполне самодостаточным, и казалось, что ему жаль тратить время на такую глупость, как слёзы или тоска по маме. После того случая, когда он узнал няни о своём отце, когда слёзки маленького сына разрывали мне сердце, я заметила, что он будто в один миг стал старше. Нет, он всё так же был моим малышом, со своими капризами и детскими мечтами. Но эмоционально он будто стал сильнее, и в синих глазках порой сквозила отнюдь не детская мудрость. Когда он видел плачущих детей, кричащих, топающих ножками и нетерпеливо тянущих ручки к маме, Лори смотрел на них с непониманием, недоумённо вопрошая: "Они совсем маленькие, да?"
В садике он дружил лишь с несколькими детьми, которые не отличались особой капризностью и казались чуть старше других. Здесь же, в гостях у дедушки с бабушкой, он был без ума от Солей, которая в каждый наш приезд брала Лори под свою опеку и показывала ему все свои любимые игры, не обращаясь к нему снисходительно, принимая его на равных. Казалось, что сестрёнка с лёгкостью подбирает ключик к каждому, с кем ей доводится общаться.

Мне же она взахлёб рассказывает о школьных друзьях, о девочках из тайного клуба, которых ей по началу всему нужно было учить, но теперь они мастерски пишут письма пером, шифруют свои послания, не называя настоящих имён, и шпионят за мальчишками.
"Виола, пойдём, я тебе что-то покажу", - тащит она меня за руку, увлекая в свою комнату. Сестрёнка сажает меня на кровать, достаёт ноутбук, открывает свою страничку на фэйсбуке и кликает мышкой по списку друзей.
- Вио, ты же понимаешь, - серьёзно говорит она, - Что я не всё могу с мамой обсуждать, - она строго смотрит исподлобья, а я так же серьёзно киваю, подтверждая полное понимание ситуации.
- Мы организовали тайный клуб... Но даже в нём нужно быть начеку, - сокрушается Солей, - Ты же понимаешь, мало кому можно доверять. Но тебе можно, - она окидывает меня критическим взглядом, и мне вдруг становится смешно до колик, - Ты живёшь в другой стране, шансы, что ты всё расскажешь нашим сплетницам, крайне малы, - делает вывод сестра.

- Солей, - качаю головой я, - я же твоя сестра, я тебя не выдам.
- Вот я так и подумала, - важно кивает она. А затем вся напускная серьёзность куда-то испаряется, и моя десятилетняя сестра вдруг становится такой трепетной, такой ранимой, словно крохотный едва оперившийся воробышек:
- Смотри, - почти шепчет она, - Этот мальчик мне нравился с первого класса. Его зовут Винсент. Очень красивое имя, - многозначительно округляет глаза она, - Девочки говорят, что он для меня - лучшая пара. Мы с ним сидим вместе на математике. А ещё он ворует у нас письма, - Сола тоненько засмеялась, - А это - Эмиль. Он на втором месте для меня. Раньше он мне совсем не нравился, но потом стал мне помогать, и мы подружились. А на день рождения подарил букет белых розочек, представляешь?! Вот я теперь и не знаю, что делать, - горько вздохнула сестрёнка. Она растерянно опустила плечики и принялась грызть ноготь на правом мизинце.
- Ну, во-первых, не надо кусать ногти, - посоветовала я, - А то какому мальчику понравится такой неопрятный маникюр? - Солей нехотя опустила руку, - Ну а во-вторых, ответ, на самом деле, прост. С кем тебе нравится общаться, с кем проще, тот и есть твой друг. А жениха выбирать всё равно пока рано. Ещё столько времени пройдет, многое поменяется, пока ты вырастешь.

- Нет, - замотала головкой Солей, - Мы с девочками уже сейчас выбираем, чтобы потом не ссориться!
- Ну а с кем тебе интереснее общаться? - с самым серьёзным видом спросила я, делая вид, что приняла последнее заявление как само собой разумеющееся.
- Ох, - вздохнула Солей, - Лучше всего с Энри.
- Постой, - не поняла я, - Были ведь Винсент и Эмиль. А это ещё кто?
- Энри, - со вздохом произнесла Солей, - Это мой друг. Но он тайный. Я его сама выдумала. Он похож сразу и на Винсента, и на Эмиля. Он добрый, угощает меня конфетами, иногда непрочь пошалить, и всегда рядом со мной. У него светлые волосы и большой дом на морском побережье.

- Но ты же понимаешь, что его на самом деле нет? - как можно осторожнее спросила я.
- Коне-е-ечно! - закатила глаза сестра, - Но девочки из тайного клуба думают, что он реальный. Ты только маме не говори! - спохватилась Солей, - А то они со школьным психологом с ума сойдут. Я знаю, что это выдумки, но мне нравится так играть, будто он настоящий, будто сейчас откроется дверь, и он войдёт сюда с конфетами.
Я задумчиво посмотрела на дверь. Что ж. Эта игра весьма заманчива. Мне бы тоже хотелось, чтобы Луис сейчас сюда зашёл, пусть даже и без конфет. В моей жизни он незримо присутствовал каждый день. Он был рядом, как и воображаемый друг Солей. Но в какой-то момент игра заканчивается, приходится становиться взрослыми, строить реальную жизнь. И вот сейчас я здесь, а Луис в Бриджпорте. Ему нужно работать, а после встречать Рождество с матерью, иначе она останется на праздник одна.

Когда я думаю об этом, то эгоистический огонёк невольно разжигается в груди. Почему Луи не смог поехать со мной? Он ведь хотел познакомиться с моими родителями, мы планировали встретить Рождество в пригороде Парижа, в моём родном Сен-Клу. Почему миссис Кросс... Ой, то есть мисс Титания Бэвис, не может отметить праздник в семейном кругу, в компании своего брата, а так же Луви и Джастина? У нас с Луисом и так всё слишком неопределённо - разные города, учёба, работа. А теперь мы ещё и законных каникул лишились, тех заветных дней, которые могли бы провести вместе.
Я закрываю глаза и думаю: как бы я поступила, предложи он мне ехать на Рождество в дом его матери? Я бы поехала. Да, пришлось бы пожертвовать поездкой к моим родителям, выкраивать время потом, срываться во время учёбы... Но я бы пошла на это, ведь знакомство с его мамой - это важный шаг. Вот только... Меня никто не звал.
И вот сейчас, разделённые Атлантикой и цепью часовых поясов, мы снова болтаем по скайпу, как и всю жизнь до этого. Будто и не было встречи в аэропорту, волшебных декабрьских дней в Нью-Йорке и самого Луиса. Будто я его придумала, как маленькая Солей сочинила себе идеального друга.

Я отгибаю край тяжёлой портьеры и вхожу в комнату, овеянную стариной. Здесь очень темно. Все окна зашторены плотными плюшевыми гардинами. Мебель из тёмного дуба зрительно сужает пространство, искажая его, давая неверные ориентиры. И тебе кажется, что комната не имеет границ, ведь в этой темноте твой взгляд не может их нащупать.

Впереди, в самом освещённом уголке сидит бабушка Адель. Тусклый абажур едва пробивается сквозь темноту, рисуя на стене напротив причудливые тени. Из-за недостатка освещения кажется, будто бабушка дремлет в своём кресле, однако это не так. Она просто задумалась и, не двигаясь, всматривается в портрет на стене.
Где-то позади слышатся отголоски жизни этого большого старого дома. Сегодня Сочельник, и даже дядя Фабрис не поехал в свой офис. Почти вся семья в сборе, за исключением Жюли. Кузина пока осталась в Париже, в той самой квартире, где когда-то жил папа. Она обещала примчаться на Рождество, а сегодня у неё намечено одно деловое (или не совсем?) свидание.
- Трудно представить, что когда-то я была такой, - плавно вливается в окружающую нас тишину голос бабушки. Она говорит медленно, почти по слогам, делая большие паузы между словами. Я подхожу ближе и тоже всматриваюсь в портрет. Мне всегда нравилась эта картина, её деревянная рама с облупившейся позолотой и дыхание старины, которое её окутывало. Адель Леферт здесь совсем юная, ещё не знакомая со своим будущим мужем. Модная шляпка кокетливо сдвинута набок, в каштановых локонах играют блики солнца. На губах застыла улыбка, а глаза сияют мягким светом неопытности, любопытства и свежей юности.

- Мы были с матерью в Италии, и она настояла, чтобы я позировала. Ей тогда казалось, что у девушки на выданье обязательно должен быть портрет, который бы запечатлел её молодость.
- Ну, современные девушки с ней бы согласились, - ответила я, - Сейчас все запечатлевают свою молодость на фотоаппараты и смартфоны. Потомков ждут тысячи фотографий во множестве ракурсов и нарядов, - бабуля усмехнулась:
- Да, но ценность теряется. Каждая отдельная фотография уже не навевает такие воспоминания, как один единственный портрет, - вздохнула она, - Я вот до сих пор помню тот день, знойный, пропахший жареными каштанами. Их там готовили повсюду. И помню кучерявого итальянского юношу, который с лёгкой нерешительностью и волнением брался за кисть и вглядывался в черты моего лица. Однако эта его застенчивость вмиг рассеялась, когда разговор зашёл о плате за картину. Он взял тогда с нас вдвое больше, чем это могло стоить, но мы не сильно разбирались в итальянских лирах, потому и обманулись.
- Но портрет получился отличным, - заметила я, - А если так, то и цена не столь важна.
- Да, согласилась бабуля, - Для уличного художника он оказался весьма талантлив. Однако я всегда считала, что лучше наших живописцев с Монмартра не найти во всём мире... Ну ладно, - неожиданно сменила тему она, - Расскажи теперь, что у тебя за молодой человек появился?

- Бабуля, - вдруг смутилась я, - Даже не знаю, что тебе рассказать...
Я как-то растерялась. Бабушка никогда не откровенничала со мной, не расспрашивала о личной жизни. Даже когда я забеременела, она проявила невероятное чувство такта, ни разу не спросив, ни об отце ребёнка, ни о причине отсутствия обручального кольца на пальце.
Адель де Сантори была крайне молчаливой женщиной, тихим семейным покровителем, невидимой богиней домашнего очага, неслышно ступающей по закоулкам старинного дома. Она дремала в тусклом свете абажура, улыбалась таинственной улыбкой и никогда не задавала вопросов.
- Из-за тебя я не могу спокойно умереть, - произнесла вдруг она. Я лишь открыла рот, и, не в силах ответить хоть что-то, захлопнула его обратно.
- Да-да, - тем временем продолжила бабуля, - Летом было плохо с сердцем, осенью стали ныть кости, про давление я вообще молчу. Мне девяносто лет! Пора и честь знать, - она всё говорила, не обращая внимания на мои хлопающие глаза и нервно мотающую из стороны в сторону голову.
- И я бы давно уже собрала свой ридикюль в мир иной, если бы не волновалась за вас с Жюли. Ты там одна с Лорентином на руках, старшая здесь остепениться не может, обе без мужчины рядом... У меня сердце не на месте, - она недовольно покачала головой, а я, набрав побольше воздуха в лёгкие, запротестовала:
- Бабуль, тебе не кажется, что мотивация выбрана немного не та? Теперь мы с Жюли и палец о палец не ударим, а мне придётся выгнать Луи, чтобы ты... Чтобы ты жила вечно.
- Так, значит Луи... Хм, королевское имя, - хитро улыбнулась она, - А он примет тебя с ребёнком?
- Уже принял, - ответила я, чувствуя, как губы сами собой растягиваются в улыбку, - Только вот дядя Фабрис будет не рад, ведь фамилия у Луиса - Кросс.
- Ой, - слегка пожала плечами бабушка, - Пустяки. Я Фабриса воспитывала терпимым и уступчивым. Правда вырос он не таким, - усмехнулась она, и ниточки морщин пробежали по её щекам, - Ладно, ты меня успокоила, - кивнула бабушка, - Молодец. Дай мне теперь вон тот пузырёк, надо принять лекарства, чтобы дожить до твоей свадьбы, - подмигнула она мне.
В комнате растворился запах медикаментов, а я так и сидела рядом в лёгком забытьи. Впервые я видела бабушку такой. Вечно молчаливая Адель вдруг стала разговорчивой и смешливой. Может быть тому виной лекарства? Или всё дело во мне? Сначала я была колючим подростком, потом замкнутой девушкой, суматошной мамашей. Так ли молчалива была бы бабушка, не выстраивай я вокруг себя неприступных стен?

Пройдёт три месяца и Адель де Сантори покинет этот мир. Она не доживёт до свадьбы Виолетты, но будет верить, что это событие вот-вот произойдёт. Последнее время она была очень сентиментальна. Всё чаще вызывала в воображении своих внучек, наряженных в подвенечные платья. Ей верилось, что Жюли перестанет выкаблучивать и выйдет за того банкира. А Виолетта найдёт отца Лорентину и мужа себе. Это самое главное - иметь рядом человека, на которого можно положиться.
Адель с трепетом будет вспоминать покойного мужа. И когда его образ станет вдруг особенно ярким, её сердце остановится. Она уснёт с блаженной улыбкой на старом лице, и улыбка эта слегка разгладит глубокие борозды морщин, оставленные беспощадным временем. А с портрета на стене будет всё так же улыбаться юная парижанка, одетая по последней моде, с солнечными искорками в глазах смотрящая на этот мир, и думающая обо всём на свете: об итальянском художнике с черными завитками волос вокруг загорелого лица, о курсе лиры к франку, о собственной судьбе и загадочном будущем, о неизведанной жизни, которая на тот момент ещё будет вся впереди.

***

Рождество помимо встречи с родными преподнесло мне ещё один сюрприз. Проверив электронную почту, я обнаружила сразу три письма с предложениями работы. Все наши студенты регулярно получают приглашения в различные проекты. Это могут быть фотосессии для каталогов одежды и обуви для танца, съемка в рекламе, музыкальных клипах. Если повезёт, можно станцевать в массовых сценах в балете, но это бывает редко, в основном во время гастролей иностранных театров, когда им не хватает своих артистов для реализации масштабных сцен. Но все эти предложения как правило носят временный, сезонный характер. Постоянную работу мы получаем уже по окончании колледжа, когда на выпускной спектакль приходят представители различных театров, где они выбирают танцоров к себе в труппу.

Два письма из трёх оказались ничем не примечательны. Секретарь из деканата пересылала очередные объявления от рекламных агентств. Они вновь приглашают балерин для фотосессий в пуантах Гейнор Минден и новых трико из сверхпрочной микрофибры. Ничего интересного. А вот третье письмо вызвало в воображении пестрый калейдоскоп из картинок возможного будущего...

Добрый день, мисс Тольди.
Как Вы уже знаете, по завершении второго курса Джульярд Скул Вам предстоит пройти обязательную летнюю практику в одном из театров Нью-Йорка. На основании рекомендаций, полученных от Ваших педагогов, с одобрения дирекции нашего театра, я рада пригласить Вас на должность артиста балета (практикант) в Американский театр Иллюзио. Наш театр относительно молодой, в прошлом году отметивший 15-летний юбилей, имеет, однако, давнюю историю, корни которой уходят в Италию. В предместьях Рима находится наша основная сцена, Итальянский театр Иллюзио. Подробнее с историей и традициями театра, с составом труппы и репертуаром Вы можете ознакомиться на нашем сайте www.illusiotheatre.us, а так же www.teatroillusio.it
Прошу Вас в случае согласия связаться с нами не позднее 1 февраля. Просмотры в труппу будут проходить 10, 12 и 15 февраля. Состав студентов летней практики будет окончательно сформирован к 1 марта.
С уважением и надеждой на наше дальнейшее сотрудничество,

Карлотта Барберини
Заведующая балетной труппой
Американский театр Иллюзио
тел.: +1 212-415-5577