Мелодия
Мелодия сидела на диване и задумчиво смотрела вдаль невидящим взглядом. Её нынешнюю жизнь можно было очень ёмко охарактеризовать выражением "что-то пошло не так" и как это исправить она не знала. Начать с того, что приходилось жить прихлебательницей в доме собственной дочери, которая не упускала случая ей это напомнить. Упросить Мика переехать не получалось, он не хотел, ему нравилось жить у Элиры да и вдвоём им было гораздо проще содержать эдакую двухэтажную махину, доверху наполненную старинной мебелью, Элире почему-то нравился антиквариат.
Дочь занимала положение в обществе, была достаточно обеспечена и уважаема, что ещё больше бесило Мелодию, ведь сама она не представляла в этом мире ровным счётом ничего. Начать с того, что работать ей не хотелось, она так привыкла к статусу матери, воспитывающей ребёнка и не обязанной ничего делать сверх этого, что сама мысль о том, что нужно каждое утро подниматься и хочешь-не хочешь отправляться на службу была невыносима. Во-вторых, она не признавалась в этом даже Трину, а сам он так привыкнув перекладывать её проблемы на себя даже не заметил того, что она совершенно перестала пользоваться магией. Дело в том, что последняя битва в войне с другим миром стоила ей магических способностей, теперь она попросту ничего не могла, точнее могла крайне мало. Нет, можно было, конечно, обратиться в магическую лечебницу и заняться вопросом восстановления, здешнее целительство было поставлено на порядок выше, чем в родном её мире, но, это наверняка стоит денег, восстановив способности ей естественно придётся отрабатывать потраченные на неё средства, а заработать магией более менее приличные деньги не имея диплома магического университета было невозможно.
Идти же на какую-то рядовую должность вроде продавщицы или секретарши Мелодия не хотела, ради чего начинать с нуля, нарабатывать себе имя и опыт? Чтобы куда-то выкинуть громадный кусок времени, заработать денег, которых у Мика и так много? Зачем? Она не видела в этом смысла, поэтому просто сидела дома и бесилась от безделья.
Самое страшное было в том, что их отношения стали далеко не такими радужными, как ей поначалу казалось. Она была сильной, но он ощутимо сильнее и если раньше они были примерно равны по статусу, то теперь Мелодия рекордными темпами уходила вниз в то время как он неуклонно поднимался выше и выше. У него был свой бизнес, но бизнес компьютерный, ему не нужна была ни помощница, ни секретарь, поэтому Мел и здесь не удалось бы пристроиться.
Да, он любил её и поначалу после возвращения очень пылко, словно взбудораженный собственной памятью, которая под гнётом времени исподволь стирает всё отрицательное, оставляя лишь яркий свет. Но теперь, получив несбыточную мечту исполнившейся он прекрасно видел все её недостатки. Избалованная ничегонеделанием и крайне высоким статусом в прошлых отношениях она было попробовала покачать права и здесь, но Мик довольно легко пресёк поползновения, так что ей не оставалось ничего другого кроме как подчиниться заведенному укладу.
Она же стала любить его ещё больше, ей постоянно не хватало внимания, времени, проведённого с ним, а ещё она страстно жаждала увидеть в его глазах то обожание, которое ежедневно сквозило во взглядах Трина, но не находила его. Ей отчаянно хотелось, чтобы он горел как же как и она, но он из страстно любящего её потихоньку переходил в стадию просто позволяющего себя любить.
Да, ночи были полны огня, и удовольствия она получала во много крат больше, чем с Трином, но как может сравниться ровное пламя, укрощённое газовой горелкой с тем инферно, что накрывало их прежде.
Мелодия металась, вначале она хотела вернуть ребёнка, но потерпев неудачу решила, что так даже лучше, едва ли возня с чужим сыном сделала бы их с Миком друг другу ближе. Потом она сменила имидж, с Трином ей не было нужды, да и желания прихорашиваться, она ухаживала за собой ровно в той степени, которой хватало, чтобы самой чувствовать себя комфортно, теперь же она поистине преобразилась, решив сделать ставку на внешность. Мику понравилось, впрочем, вызванное этим оживление продолжалось недолго.
Их разрыв увеличивался с каждым днём, она с ужасом понимала, что просто не дотягивается до его уровня и не знала как преодолеть постоянно поднимающуюся планку, как сравнять счёт. Наверное, только забеременеть, но если бы это можно было бы так просто сделать.
Вспоминала ли она Трина? Да, конечно, вспоминала, порой ей становилось стыдно, тогда она гнала от себя мысли, причиняющие боль, но часто в её памяти возникал не он сам, а та наполненная комфортом, уютом и взаимопониманием жизнь, которая у неё была. Несмотря на все послевоенные трудности её бывшего мира, технологическую отсталость того места, где они жили последние несколько лет, тогдашняя жизнь Мелодии была светла и безмятежна, а если что и отравляло её, так лишь она сама.
Вейса она вспоминала намного реже, похоже так и не прониклась им по-настоящему. Ребёнок был копией Трина во всём, взяв от неё один лишь цвет глаз и больше ничего, что заставляло её чувствовать себя сосудом, взрастившим его, но никак не своей частью. Она заботилась о нём из чувства долга, так и не ощутив его полностью своим ребёнком. Вначале, когда она узнала о беременности ребёнок был просто неожиданной помехой лишь усугублявшей её бедственное положение, потом после военных ужасов она и вовсе заранее поставила на плоде крест, он просто не мог родиться нормальным после всего того, чему подвергались её тело и психика. Она приняла решение не привязываться к младенцу, ведь шанс, что он умрёт или родится с патологиями был крайне велик. Но малыш каким-то непостижимым образом справился. Да, отставая по массе и немного по развитию он всё равно упорно стремился к нормальности и в какой-то момент превозмог все лишения, которым подвергался с самого зачатия. Он, несмотря на сложности, всегда был светлым, улыбчивым, радостным, неизменно распахивал во всю ширь глаза, с интересом вглядываясь в мир, и Мелодия всё сильнее отдалялась от него. Если бы он был хоть немного похож на неё, она бы любила его, нашла бы в нём отраду, но он был не таким, а полюбить его обычной, безусловной материнской любовью у неё не получилось.
Когда она, наконец, после долгой разлуки пришла к сыну, Вейс бросился к ней, моментально забыв обиды, ни словом, ни взглядом не выказал упрёка, даже не задал с детской непосредственностью вопроса "где ты была, мама?", он просто ринулся к ней, обдавая радостью, искря восторгом и тут же принялся лепетать что-то о том, что с ним происходило, делиться впечатлениями, а когда она не отреагировала сколько-нибудь эмоционально, немного обидевшись просто отошёл в сторону. Точно так же, как всегда поступал его отец. Ей всегда претило такое поведение, в умении моментально прощать она видела слабость, бесхребетность и не понимала как можно отвернуться в ответ на удар, как можно улыбаться человеку, который тебя бил. В этом было их глобальное различие с Трином, она была скорее воином, а в нём было что-то от святого, она не понимала этого и раздражалась, не найдя точек соприкосновения.
Впрочем, вспоминать о его чувствах было приятно, только он всегда принимал её любой, в любом состоянии даже когда она была слепой, лысой, изнасилованной и больной.
Именно за любовью пошла она в гости к Трину, за тем безусловным принятием. Да, она бы ни за что к нему не вернулась, как бы ни нежил её рыжик, сердце всё равно принадлежало не ему, но ей так хотелось хоть на миг ощутить себя как прежде желанной. Встреча получилась скомканной, Трин настороженно буравил её глазами, опасаясь, что она может силой увести сына, как будто он был ей нужен. Трин любил её, всё ещё любил, она ясно это видела, но он был уже слишком обожжён, чтобы как прежде искренне это проявлять.
Она ушла, наказав себе появиться через месяц, но через месяц не появилась, захлёстнутая своими проблемами, выхода из которых не видела.
Трин
У меня всё не выходили из головы слова того мужчины, что так непочтительно звал Арнетту с улицы. Дело было даже не в том, что информация как-то отвратила бы меня от неё, в конце концов я любил женщину, которая была мало того что мужчиной, так ещё и палачом, едва ли что-нибудь может быть хуже этого. Просто мне было, во-первых, интересно, а во-вторых, будто бы саднило несильным, но чертовски отвлекающим зудом, заставляя строить разные версии и предположения.
То и дело возвращался мыслями и думал, думал, прикидывал, что бы это такое могло быть.
Так, чего такого компрометирующего могут бояться женщины? Секс на первом свидании? Не подходит, у нас с ней собственно он и был, так что я уже в курсе. Какая-нибудь разнузданность, она делает это со всеми подряд или, ну не знаю, снимается в соответствующих фильмах...
Я задумчиво посозерцал стену, попытавшись представить, но быстро отмёл эту мысль. Да нет, бред, не было ни в её поведении, ни в речи, ни во внешнем виде ничего такого. Да она семьдесят процентов времени стесняется, опускает глаза и отворачивается, какие уж тут фильмы, режиссёр бы кофр от камеры сгрыз от бешенства.
Тогда что? Как-то плохо поступила, например, с родителями? Но её мама периодически сидит с ребёнком, значит отношения у них нормальные.
В результате так ни до чего и не додумавшись я решил, что может у них тут какие-то специфические для этого мира требования, которым Арнетта не соответствует, например, каждый должен посадить дерево к двадцати годам, а она взяла да и не посадила и теперь весь род её до седьмого колена покрыт несмываемым позором.
Следующие несколько вечеров мы провели отдельно, нужно было заняться хозяйственными делами и побыть с сыном, правда, ничего не мешало нам созваниваться. И, скажу я вам, можно приспособиться и делать множество дел, придерживая телефон возле уха плечом, даже стирать. Правда после этого у меня чертовски болела шея, но дело того стоило.
Мне нравилось как развивались наши отношения, с Арнеттой очень легко, нужно только помнить о её комплексах и вовремя ловить тот момент, когда она собирается спрятаться в норку, чего-то там себе надумав. Впрочем, она теперь так жаждала разубедиться в своих терзаниях, что достаточно было одного даже не ласкового, а нейтрального слова, чтобы она успокоилась.
А ещё меня радовало то, что она очень нравилась Вейсу. Я его переучивал, называть её "тётя Рена", он то и дело вспоминал её, строил планы с ней связанные, рассказывал как ему было здорово, когда он у неё жил, а я был в больнице и робко интересовался, когда мы ещё пойдём смотреть мультики. А ещё он гораздо реже стал вспоминать маму, но я, если честно, не знал как к этому относиться. С одной стороны хорошо, что он больше не страдает, но с другой, она всё-таки его мама... Впрочем, что ему делать, если маме этой он не нужен.
И ещё меня заботило, что Рена гораздо больше времени уделяла моему сыну в ущерб своему. Что-то там такое творилось между ней и Ситеном. О, может быть страшная тайна заключалась в том, что она родила его не от мужа? Хотя нет, это было бы шоком для мужа, а мне-то что, собственно. Или может у них это считается страшным, и ужасным грехом. А может у неё в роду был кто-то сумасшедший или маньяк и она это скрывает? Так, стоп, когда я уже отвяжусь-то от этой темы.
Потом я пригласил её к себе, предлагал взять Ситена, но она пришла без него. Мы чудесно провели время, ужин она на этот раз оценила по достоинству, потом мы танцевали под музыку на мобильном телефоне (я на работе накачал романтичных мелодий), подарил ей мыло в виде розочки (да, знаю, что глуповато, но финансы, увы, многого не позволяют, а традиционные в таких случаях конфеты я решил не покупать, чтобы она ещё больше не стеснялась).
Кстати, во время ужина пытался немного расслабить её вином, но она наотрез отказалась, сказала, что пьёт какие-то таблетки. Это меня сильно насторожило, вызвав мысль, что может она чем-нибудь таким больна? Мы, конечно, предохранялись, но всё-таки.
Когда Вейс уснул мы уединились в ванной, эх и почему у меня в доме нет второй комнаты.
- Люблю тебя, - шептала она, доверчиво ко мне прижимаясь, а я, вновь и вновь ощущая внутри острую трепещущую волну, целовал её ждущие приоткрытые губы.
Когда-то давно уже была безответно влюблённая в меня Кэйли, но тогда всё было иначе, тогда в моём сердце безраздельно господствовала Мелодия, я страдал, втайне надеялся и постоянно непрестанно думал о ней. Сейчас же внутри меня была дыра, просто безымянная, больная язва излечивающегося после тяжёлой операции человека. Я уже не искал Мелодию взглядом, не представлял бесконечные сценки, как она заходит ко мне на работу, наклоняется, целует, а потом мы вместе идём в садик за Вейсом, не просыпался с мыслью о ней, не чувствовал полузабытый аромат её волос. Да, я всё ещё думал о ней, но теперь мои мысли походили не на тот давешний концентрированный сгусток боли и отчаяния, теперь они были просто сильно размытыми буроватыми струями в чистой воде.
Кэйли я не любил и вряд ли когда-нибудь полюбил, не будь даже Мелодии, я жалел её, сопереживал, но она почему-то не трогала меня, с Арнеттой же всё был иначе, я чувствовал, что могу её полюбить. Не хотел форсировать, ускорять, вообще каким-то образом влиять на этот процесс, опасаясь случайно сбить тонкие настройки собственной души, я просто потихоньку, едва заметно сближался каждую минуту, когда был с ней или думал о ней.
Как мог пытался развеять страх, отражающийся в её глазах, она почему-то боялась потерять меня, по какой-то причине ощущала себя осторожно бредущей по минному полю, где неудачный, непродуманный шаг может стоить жизни. Я же, напротив, чувствовал себя с ней как на огромной залитой солнцем лужайке из Вейсовых книжек с картинками. Вокруг тебя кружатся бабочки, прыгают зайчики, всё мило и упоительно, а злые волки и недружелюбные медведи в этой сказке вообще не предусмотрены, так что можно расслабиться и в кои-то веки просто получать удовольствие от жизни.
Я только сейчас понимал с каким же напряжением жил все эти годы, постоянно оглядываясь на Мелодию, стараясь чему-то там соответствовать, пытаясь чутко реагировать на её настроения и так редко, так чудовищно редко быть просто напросто спокойным, о том, чтобы быть счастливым речь вообще не шла.
Сейчас мне было хорошо, неспокойна была она, в речи её постоянно проскальзывали неуверенные нотки, она боялась лишний раз попросить меня о чём-то, сказать что-то, даже если я неудобно повернулся и случайно придавил ей волосы. Я пытался её, конечно, успокоить, но по правде, малодушно ловил себя на мысли, что мне нравится её такое ко мне отношение. После стольких лет, на протяжении которых я якобы делал всё не так, так приятно было побыть тем, на кого не могут наглядеться.
Но однажды я всё-таки не выдержал.
- Ты такой классный, - провела пальцами по моей груди Арнетта после того как мы вернулись из ванной (да, мы могли уединиться только там, ведь Вейс по-прежнему спал вместе с нами в комнате за неимением других мест, куда его положить, правда уже не в нашей постели, Арнетта вытащила откуда-то из закромов старую кроватку Ситена), - даже если ты меня бросишь, я всё равно буду вспоминать о тебе с благодарностью. Это как побывать в сказке.
- Слушай, - взмолился я, - ну заканчивай уже с этим "бросанием", мне неловко, я будто должен всё время оправдываться, за то что даже не собирался делать. Почему ты так зациклилась на этой мысли?
- Извини, - испугалась она, - я больше не буду.
- Нет уж говори, - я шутливо, но крепко обнял её, демонстрируя, что никуда ей от меня не сбежать, пусть даже не думает.
Она потупилась, вздохнула, глубоко как перед прыжком в холодную воду и ответила:
- Просто ты обо мне не всё знаешь. Те, которым я открывалась исчезали из моей жизни, некоторые сразу, некоторые чуть попозже. Я понимаю, что с этим сложно справиться и сложно относиться ко мне по-прежнему. Но ладно, я тебе расскажу. Всё равно рано или поздно ты обо всём узнаешь и будет лучше, если от меня.
Я кивнул, правда сказанные ей слова не вызвали у меня ни капли тревоги, почему-то казалось, что поведает она мне сущую ерунду на которой не стоило и заморачиваться. Приобнял её, дотронулся губами до виска, но она смущённо потупившись отстранилась.
- Нужно было наверное сразу рассказать, но я боялась. Я встречалась с женатым мужчиной...
Я громко фыркнул. Вот так и знал, что тайна не стоит выеденного яйца, тоже мне страшный грех. Я вон сам влюбился в замужнюю женщину и не приставал к ней не от собственного благородства, а потому что триста лет был ей не нужен.
- Это только начало, - тихо прокомментировала моё фыркание она, совершенно опустила глаза и стала так быстро говорить, будто старалась как можно быстрее проскочить неприятную часть, не успев влипнуть в ощущения по полной, - я встречалась с женатым мужчиной. Это было после развода, Ситену было два, я перебралась к матери, чтобы было полегче, одной в этом доме было совсем грустно, да и с малышом она помогала. Я сразу знала, что он женат, но мне было так тоскливо одной и бывший муж наговорил мне столько гадостей, что я уродина, в общем, я была так рада, что он на меня обратил внимание. Мы встречались около полугода, это было честно говоря унизительно, мы никуда не ходили вместе, я не знала ни одного из его друзей, мы только спали и всё. Каждый раз он снимал номер в гостинице на окраине, там мы и встречались. Потом я случайно забеременела. Он сказал, что ребёнок ему не нужен, дал денег на аборт, но... но я его не сделала, а приняла решение рожать.
Я кивнул, весь превратившись в слух. У неё же один ребёнок, где же второй? Сердце закололо от нехороших предчувствий.
- Мама меня поддержала, хоть и говорила всегда, что я поступаю неправильно, нужно было его сразу гнать в три шеи. Я родила девочку. Маленькую замечательную девочку, у неё были светлые бровки и реснички, родинки на шейке и мои глаза, - Арнетта зажала рот рукой, чтобы сдержать рвущиеся из груди всхлипы, я осторожно взял её за руку, - Она умерла. В тот вечер крутилась, плакала, она очень часто плакала, я уже не выдерживала, если честно, Ситен был много спокойней, Я очень устала, недосыпала, мама была в командировке, в ту ночь я не выдержала, ушла спать к сыну в детскую и просто закрыла двери, чтобы не слышать как она кричит. Утром я нашла её мёртвой. Врачи сказали, что это был синдром внезапной младенческой смерти, никто не знает почему он наступает и что я не виновата, она могла перестать дышать в любой момент непонятно почему, но я всегда винила себя. Я обезумела. Корила себя, убивалась, я же любила её, мою малышку, любила, ну что мне стоило потерпеть, что стоило наплевать на усталость, на которую бессонную ночь, ну не померла бы я, если бы осталась с ней тогда. Я бы выдержала, а вот она нет. Может она звала меня так криком, может просила остаться, а я не поняла, дура, и ушла.
Арнетта закрыла лицо руками, я придвинулся ближе, чтобы обнять, но она отстранилась.
- Это ещё не всё. Я никак не могла оправиться от её смерти, я грызла себя поедом, рыдала, не могла успокоиться, и всё думала, думала, перебирала, искала варианты, как нужно было поступить, представляла, какой бы она была теперь, а в год, а в два, а когда бы пошла в школу. Я не могла выдержать и стала пить. Становилось немного легче, но потом это стало выливаться в проблему. Мама со мной ругалась, - продолжала она, - отняла у меня деньги, выбрасывала спиртное, но на меня повлиять было уже сложно, я... наверное я хотела умереть и сознательно сама себя убивала. Мы рассорились, я оставила Ситена ей и ушла сюда, в свой дом, стала продавать мебель и пропивать её, а когда почти ничего не осталось то собралась продать и дом, но к счастью вовремя подключилась мама, меня признали невменяемой, назначили её опекуном. Она определила меня в клинику, но я сбежала. Домой я не вернулась, перед тем как сбежать украла у кого-то из врачей деньги и тут же их стала пропивать. Улеглась спать там же, где и вылакала бутылку и наверняка бы замёрзла, но меня нашли другие пьянчуги. Поскольку деньги у меня ещё были, то мы их тут же пропили вместе, а потом они меня потащили с собой в какой-то подвал. В общем, я стала жить с ними, а когда деньги закончились вообще, с ними и воровать. Я ходила по рынку и вытаскивала из сумок кошельки и мобилки. Однажды попалась, меня посадили. Мама тогда меня нашла, конечно, она в полицию подала заявление, чтобы меня разыскали, но нашли меня когда было слишком поздно, я уже дел натворила. Меня посадили. Пока отбывала заключение, конечно, пить перестала. Два года назад вышла. Я была алкоголичкой, поэтому отказалась пить у тебя дома вино, мне вообще нельзя ничего такого, понимаешь?
Она вскинула на меня больные, запавшие глаза отчаявшейся женщины, я потянулся к ней, но она снова отстранилась.
- Поэтому у меня такие отвратительные отношения с сыном. Как он может слушаться меня, когда видел как я пьяная валяюсь в собственных испражнениях, как может простить, что я бросила его, да, пусть на бабушку, но бросила. Я очень люблю детей, Вейс мне прямо как бальзам на душу, но боюсь, что Ситен для меня потерян, у меня ничего с ним не получилось. Моя мама настояла, чтобы он жил со мной сразу после того как я вышла, хотя он не хотел. Он сначала боялся меня, потом стал презирать, теперь сам видишь. Я специально познакомила его с Джерсом, это бывший... ну, который приходил, думала, что сыну нужна мужская рука, чтобы было на кого ориентироваться, не на меня же. Но сам Джерс грубоват, конечно, в общем этого тоже не получилось, стало только хуже. Такова моя жизнь. Если честно я вообще не видела выхода, вокруг лишь серость, только уныние. Даже чуть не начала снова пить, но остановилась, не хочу повторения. Сейчас мне самой жутко слышать, что я опустилась до такого, что воровала, а тогда... знаешь, это же не происходит в один момент, только рассказывать быстро, а проживать совсем не так. Никто не скатывается в одночасье, сначала это один небольшой шаг, уступка, немного подвигающая совесть в сторону, потом ещё шаг, ещё и ещё и потом ты уже катишься кубарем с горы и никакая сила уже не может тебя остановить. В общем... теперь когда ты всё знаешь, можешь меня бросить. Ты хороший, ты наверняка не сделаешь это сразу, захочешь смягчить, растянуть во времени, а потом высказать какую-нибудь другую причину, такое со мной тоже было, хотя чаще всего делали это быстро. Так вот я тебя прошу, ты тоже сделай это сразу, когда надеешься и только-только начинаешь верить, что всё обойдётся, а потом тебя мордой об стол это много больнее.
Я молчал и смотрел на неё, понял, что пока она сама нормально на меня не посмотрит, успокаивать её нет смысла, она не поверит. Конечно же я не собирался её бросать, на мой взгляд она не сделала ничего такого, чего нельзя простить, да и мне ли прощать, я-то вообще каким тут боком. Мне было её жаль, до чёртиков, изнутри от самых-самых глубин души я жалел её и сопереживал. В голове не укладывается через что ей пришлось пройти и несмотря ни на что она всё же выкарабкалась.
- Ты стал просто волшебством в моей жизни, - глухо продолжила она, - ты появился как столп света, как тот пресловутый принц на белом коне, Я не верила в то, что такое возможно, Думала, что ты просто ошибся, не разглядел или куражишься, ну знаешь, всё в жизни нужно попробовать, но ты не такой, ты искренний, настоящий, ты не стал врать мне. Знаешь, если у нас всё закончится, я всё равно буду благодарна судьбе за то, что ты был в моей жизни.
- Прекрати со мной прощаться, - я-таки извернулся и обнял её, крепко прижав к себе, - Я самый обыкновенный и никакой не принц, просто тебе одни кони попадались, причём исключительно потому, что ты сама на себе поставила крест.
Я не удержался и припал к её подрагивающим от эмоций губам, надеясь, что хоть так удастся донести до неё всё то, что ощущаю я сам.
По окончанию поцелуя отстранился и, поймав одну пронзительную мысль только удивился как многое в Арнеттиной жизни сходно с уже знакомыми мне историями. Её дочь умерла в одиночестве как сестра Анвин, она сама страдала от своих поступков как Кэйли, раскаивалась и любила меня, она пережила многое как Мелодия... Почему так? Что сулят мне подобные повторения, может я не выучил некий жизненный урок, поэтому судьба подкидывает мне задачник снова и снова.
- Тебя как-то не особо впечатлили обстоятельства моей жизни, - тихо и немного настороженно перебила мои мысли она, - Трин, а что у тебя было в прошлом?
- Не впечатлили, - подтвердил я, - мне стало очень тебя жаль ну и ещё я почувствовал уважение, что ты всё-таки выкарабкалась и смогла вернуться к нормальной жизни. А касаемо прошлого... было ещё похлеще, но не у меня. Видишь ли, моя бывшая жена в прошлой жизни была мужчиной, это во-первых, а во-вторых, мужчиной-палачом, который до смерти мучил заключённых, даже если они были невиновны. А девушка, с которой я встречался перед тем, в прошлой жизни высасывала жизненную энергию из детей. И то я как-то справился с этой информацией.
- Но это же было в каких-то там прошлых жизнях, о которых никто не знает, а со мной всё произошло в этой, - не прониклась она.
- Зато ты никого не убивала и никого не ела, а это сильно смягчающие обстоятельства, - поцеловал её и продолжил, - ты уже расплатилась за свои ошибки, начала новую жизнь, ты - обычная нормальная женщина. Не знаю почему другие мужчины бросали тебя, узнав правду, может поскольку я из другого мира, то чего-то не понимаю в ваших традициях, а может уже привык к мысли, что не нужно слишком пристально вглядываться в прошлое, когда впереди такое светлое настоящее.
- Боже, я так тебя люблю, - вернула мне поцелуй она.
После этого мы, наконец, улеглись спать, пока окончательно не разбудили заворочавшегося Вейса, я крепко обнял Рену и закрыл глаза.
Впрочем ненадолго. Через какое-то время проснулся от холода с той стороны, где должна была быть Арнетта. Её в кровати я не обнаружил, поэтому нехотя вылез из постели, потряс чумной ещё не вернувшейся в реальность головой и отправился на поиски.
Нашёл я её быстро, по сути куда ей было ещё сунуться в небольшом домике, либо на кухню, либо в ванную. Она оказалось в ванной. Сидела на бортике, закрыв ладонями лицо и рыдала.
Я подошёл и сделал самое органичное, что только можно сделать в этой ситуации, сел рядом, обнял её и поцеловал в волосы. Она благодарно ко мне прижалась, но не утихла, я дал ей какое-то время поплакать, а потом мягко спросил.
- Что с тобой? Ты опять решила, что я непременно должен тебя бросить?
Она помотала головой.
- Уже хлеб, - усмехнулся я, - Тогда что? Вспомнила прошлое, разбередила себе душу и теперь переживаешь заново всё, что было?
Она подняла на меня страшно заплаканные, вспухшие и покрасневшие, но донельзя удивлённые глаза и, икнув, кивнула.
- Всё прошло, Рена, - прошептал я, - всё закончилось.
Мне хотелось сберечь её, укрыть от холодного пронизывающего мирского ветра, будто бы она была хрупким, до конца не распустившимся бутоном. Она по сути и была таким бутоном, я чувствовал в ней какой-то потенциал, какую-то яркую, невыносимую светлость, даже светоносность, которую она и сама в себе не понимала. Она вдруг стала мне намного ближе, чем кто бы то ни был, кроме разве что сына, но сын не в счёт, это другое, пройдёт очень много времени, пока мы сможем быть с ним на равных, а с ней... с ней я был близок уже сейчас.
Сейчас... сейчас...
Что-то внутри тонко-тонко завибрировало, словно капелька на кончике ресницы. Нежно-нежно, но горячо. Я прикрыл глаза, стараясь не расплескать момент то ли предлюбви, то ли чего-то ещё, но оно спустя несколько гулких ударов сердца ушло, растворилось где-то в глубинах сердца, оставив на память прозрачный, еле ощутимый шлейф счастья.
- Идём спать? - несмело спросила меня Арнетта, - Завтра вставать рано.
Я, улыбнувшись ей, кивнул. Завтра. До чего же хорошо жить, совершено точно зная, что завтра станет ещё лучше, чем сейчас.