- Не волнуйся, То, я наверстаю упущенное, - с совершенно серьёзным видом произнёс он, поднимая правую руку, словно давая клятву на Библии. - Обещаю.
Девочка также серьёзно кивнула.
- Джеймс искал тебя. Хотел поговорить до отъезда, - произнесла она, слегка нахмурив брови. - Кажется, что-то серьёзное.
Глядя на неё, Севен в очередной раз припомнил ночной кошмар, запредельными усилиями воли заставив себя не содрогнуться. Каштановые волосы синьорины Сарзарини горели предзакатным пламенем - прямо как волосы Грейс Митчел. Грейс было шесть, и она вела себя как настоящий ребёнок - глупо, несерьёзно, доверчиво. В её взгляде не было той тьмы, что окутывала юный разум его племянницы, с раннего детства узнавшей совсем не те игры, которые следовало знать девочке её возраста.
Грейс прыгала в классики, устраивала чаепития для кукол и воображала себя принцессой очень маленькой, но очень волшебной страны.
Грейс была дочерью последней волчьей Жертвы.
Грейс была мертва.
Разумеется, после её гибели Ральф Митчел покончил с собой. Убитый горем, попросту обезумевший, съехал в каньон на своём Роллс-ройсе. Кем он был и кому помешал - Севен так и не понял.
Галочка напротив последнего задания.
Галочка напротив бессмертия.
Галочка напротив ночного кошмара.
Миссия выполнена, перейдите на следующий уровень.
- Может тебе в куклы поиграть? - внезапно предложил Сев.
Не то чтобы ему хотелось вылепить из Антонии подобие Грейс, Боже упаси. Но иногда ему казалось, что эта девочка мертвее являвшейся ему в кошмарах мисс Митчел. Детство стремительно пролетало мимо. Время, самый ценный человеческий ресурс, утекало сквозь пальцы.
- Куклы - это для девчонок, - просто ответила она, окончательно поставив Сева в тупик. Он усмехнулся, не возразив. - А мне нужно учить гаммы.
Она дважды кивнула, будто подтверждая собственные слова, и поспешила в гостиную к любимому роялю. К инструменту девочка относилась действительно трепетно, как и к классическим симфониям, которые сам Курт ненавидел с детства.
Джеймс ждал его в кабинете, повернувшись спиной к входной двери - жест крайнего доверия в суровом мире наемников, выросших из Игр. Конечно, вампирский слух позволял уловить малейшее движение в комнате и прилегавшем коридоре, однако Севен обладал известной в преступном мире способностью совершенно бесшумно подкрадываться с тыла, а потому даже быстрая и хитрая Ребекка не позволяла себе зазеваться в его присутствии.
- Проходи, садись, - широким жестом пригласил дядя. Он был из числа вампиров старой закалки: с неизменным бокалом тёплой человеческой крови, хищными глазами и маской мнимого спокойствия. Люди в городе его боялись, и не зря: уже много десятилетий дядюшка Джеймс возглавлял Игры в северном регионе штата. Впрочем, для равных он оставался прекрасным собеседником, образцом воспитания и примерным семьянином.
Его кабинет уже в двадцатые годы прошлого столетия стал отражением противоречивой натуры. Стальные нервы и военная выправка, которую привил ему отец, соседствовали с трогательной семейностью, близкой его нутру. Здесь массивная мебель из цельного дуба вплеталась в общую стройную картину оружейного антикварного салона, разбавленную ликами родственников разной степени близости. Здесь были и ныне живущие в поместье, и те, кто его покинул. Братья, родители. Двоюродные тётки, кузены. По центру комнаты, прямо над камином, висел старинный выцветший портрет основателей Миднайтского и Старлайтского кланов - братьев Уилла и Фрэнка с жёнами.
Фрэнк и Ребекка ныне обитали в словно застывшим во времени Рорин Хайтс, путешествовали по миру и изредка присылали Антонии подарки на день рождения и Рождество. Если Бекка соизволила забыть, как она презирает род человеческий, из которого однажды произошла сама.
Уилл же обитал на кладбище.
Он был умный мужик, этот Уильям Бернс, которого Севен благочестиво звал дедушкой. Пожалуй, первый и единственный из всего старлайтского клана, кто понимал жизненную суть: человек человеку - волк. Аминь.
Вообще-то помимо ума таким людям обычно достается и пара-тройка умильных пороков. Уилл слыл знатным извращенцем: питал особую симпатию к женщинам, и в особенности - к мертвым. Не подумайте про некрофилию, ни в коем случае. Просто к мертвым женщинам он относился с куда большей нежностью, чем к живым, и с благоговением хоронил умерших в военном госпитале. На удивление такая трогательная привязанность к трупам рождала в нем совершенно иные помыслы. Он много размышлял на тему смерти и загробного мира, вампиризма и его аномалий; не удивительно, что именно он стал первым представителем вампиров в древнем дворянском роду. Твои страхи живы только пока жив ты сам, не так ли? Уильям Бернс знал: страшно не умирать, страшно терять, и умело применял этот принцип на практике. Именно он стал основателем игр на Бессмертие, вся суть которые сводилась непосредственно к его убеждениям, поданным сыновьям в качестве аксиомы. Именно Уильям первым высказал своё "фи" Фрэнку, а затем и Джеймсу. Уже в то время он знал, что вампирский ген в Миднайтском клане изживет себя всего за несколько поколений.
- Спасибо, дядя.
Севен не был уверен, знали ли Джеймс и Сильвия, что Логан не является его биологическим отцом, что ставило обращение "дядя" под сомнение, но уточнять не спешил. В какой-то мере ему нравилось называться Бернсом и чувствовать себя здесь как дома. В отличие от подчиненных Логану Старлайта и Бриджпорта, где он предпочитал сократить фамилию до звучного и изящного Капелли.
В камине потрескивали поленья и лишь свет от огненного зарева выхватывал застывший профиль Джеймса. Севен опустился в кресло напротив дяди, про себя отметив, что тот пребывал не в лучшем расположении духа. Разговор обещал быть серьёзным.
- Вероятно, речь пойдёт об Играх.
Севен был неправ. Вернее, не совсем прав.
- Ты всегда был чутким мальчиком, Курт, - Джеймс слегка склонил голову набок, улыбнулся краешком губ. То был хороший знак. - Удивительно, что мой брат не стёр это в тебе подчистую.
Здесь, в Миднайт Холоу, у Логана не было ни единого фаната. Севена порой это задевало, хотя он и отдавал себе отчёт в том, что в этих Бернсах говорит прежде всего здравый смысл, в то время как в нем - обида недолюбленного мальчишки.
- Честер говорил мне о твоей сестре, - Севен едва сдержался, чтобы не закатить глаза. - И о твоей трогательной к ней привязанности.
Хоуп Брайс в личных архивах Севена шла под грифом "совершенно секретно и не менее непонятно". Непознанная особь женского пола, настолько заплутавшая в темных лабиринтах малодушных детских страхов, что, кажется, она сама до конца себя не понимала. Бросаемая из крайности в крайность, абсолютно противоречивая и психически нестабильная. И красивая. Очень красивая.
Он никогда не воспринимал привлекательных женщин всерьез - не в том была их миссия на грешной земле, чтобы думать и вершить судьбы человечества - но за красивые ноги мог простить некоторые недостатки. Да видит Бог, он не расценивал Хоуп в качестве потенциальной любовницы - пока она сама не набросилась на него с поцелуями. В губы. Какая мерзость.
Слишком юна. Слишком неопытна. Встреться они лет на двадцать попозже - и она бы, пожалуй, смогла его увлечь.
Во фразе дяди было плохо все, от упоминания Хоуп до того факта, что упоминал о ней Чейз. Блондина настолько распирало любопытство, что в прошлом году он не выдержал и, прихватив за компанию еще одну пару любопытствующих глаз, отправился в кампус. Общего языка эти двое не нашли, и Честер еще долго плевался ядом, недоумевая, почему в Бриджпорте Сев все свободное время тусил по клубам с этой куклой, пока, наконец, не заподозрил брата в нежных чувствах к вышеобозначенной особе.
Первое время он вяло отпирался, возражая, что вообще-то был приставлен к Ваниру, не до конца привыкшему к правилам Игр, и то и дело отклонявшемуся от их хода. Поняв же, что никакие аргументы северянина не пронимают, тупо соглашался, кивая головой как китайский болванчик.
Неужели у Честера язык повернулся поделиться с отцом своими "гениальными" мыслями?!
- А потому, - продолжил Джеймс, не дожидаясь возражений. - Я, вероятно, должен тебя предупредить об ее будущем участии в Играх.
- Хоуп - в стае? - с ироничной улыбкой уточнил Севен. - Это больше похоже на бред сумасшедшего. Вся история Игр наглядно доказывает, что женщинам не место среди наемников. Кроме того, МакКуин не допустит, чтобы его будущая жена гонялась за людьми в попытках свести их в могилу. У этой девочки и без того супер-дар сводить с ума всякого, кто с ней заговорит, своими умозаключениями. Она, конечно, ненавидит людей из-за пожара, но...
В камине за спиной Джеймса тихо и уютно потрескивали поленья. Вампир не мешал племяннику погрузиться в раздумья, оборвавшись буквально на полуслове. Курт уставился в огонь невидящим взглядом, прокручивая в голове варианты. Значит, тот апрельский пожар - лишь малая часть плана, согласно которому Хоуп должна была возненавидеть людей. Вот почему Дэзмунд, человек, а не вампир. И вот зачем Логан якобы по секрету сообщил ему, Севену, имя поджигателя. Хоуп должна была узнать его имя, чтобы... Чтобы что? Избавиться от Дэза? Возглавить Игры вместо Логана? Едва ли их отец собирался отойти от дел.
- Я не понимаю, - честно признался он, разминая затекшую шею и глядя на дядю снизу вверх. - Зачем?
Джеймс покачал головой и завел руки за спину - Севен так и не понял, символизировали ли эти жесты разочарование его недогадливостью - светлые глаза поблуждали по корешкам книг, проскользили по рядам полок, будто оглядывая собственные владения, и остановились на одном из портретов. Джеймс снова сделал глоток, придерживая фужер на длинной ножке за основание, и, наконец, кивнул племяннику, подзывая.
В тусклом свете кабинета лицо вампира с картины кажется пепельно-серым, а ярко-алый шрам, практически не потускневший со временем, расплывается неясным пятном. Николас Бернс похож и не похож на себя одновременно - в каждой линии, в каждом мазке читается влюбленность юной девушки и попытка идеализировать своего мужчину. Портрет, нарисованный первой женой, с самого их развода пылился в шкафу старлайтской квартиры, чтобы после смерти хозяина занять место в коллекции Миднайт Мейнор и напоминать каждому его обитателю о былом. Сильвии - о насмешливых глазах и любви к непокорным и красивым женщинам, Джеймсу - о пытливом уме и стальной бизнес-хватке, Честеру - о бесстрашии, порой безрассудном и неистовом, Стэфании - о воздаянии. И только Севену портрет день изо дня напоминал об относительности вампирского бессмертия. Пусть Уильям и обманул время и недуги, еще никому из избранных не удалось обмануть свинец.
А еще портрет напоминал ему о том, сколько раз Николас подвергался опасности, объявив себя главой Игр на бессмертие вместо брата. Севен не знал, чем руководствовался младший, быть может в нем просто играло честолюбие и желание урвать немного внимания, но гораздо приятнее было думать, что тот испытывал хоть какие-то братские чувства по отношению к Логану и тем самым пытался его обезопасить.
Значит, после смерти Ника, Логан вновь стал главной мишенью. Логично было предположить, что он захочет вновь выставить кого-то в защиту. Но чтобы собственную дочь...
- Почему бы и нет? - беспечно переспросил Честер, когда Севен поделился с ним полученной информацией.
Ровно в половину пятого братья попрощались с миднайтским кланом и сели в машину, направлявшуюся в небольшой аэропорт, расположенный в соседнем городке. Было слишком рано (или слишком поздно?) для философских бесед, но новое знание слишком жгло сознание одного из бессмертных, чтобы молчать.
- Но она же его родная дочь, - возразил Севен.
- Ну да, а дядя Ник - его родной брат, - ехидно парировал блондин. - А тетя Даниель - родная сестра. Уильям - родной отец. Смотри-ка, чем ближе степень родства, тем более ненавистны родственники. Расслабься ты, ничего не случится с этой девчонкой.
"А если и случится, то никто не расстроится" - сварливо закончил он мысль про себя. Хоуп ему не нравилась, и дело было не только в том, что, по его мнению, она могла потеснить Камиллу в сердце брата; в ее глазах читалось, что она принадлежит к тому самому типу "проблемных" женщин, благодаря которым можно было запросто заработать неприятности, вытаскивая ее из очередной передряги. Ей бы найти богатого мужа, бизнесмена или олигарха, гулять по подиуму, ходить в спа и на пилатес, и не выставлять напоказ длиннющие ноги, на который каждый мужчина обратит внимание несмотря на завистливые фразочки доброжелателей вроде "мужик - не собака, за костью не побежит". И было бы ей счастье. Не будь она дочерью Логана, конечно. Но тут ей уже не повезло.
- Давай-ка я лучше музыку поставлю.
Честер потянулся к бардачку в поисках портативного медиа-центра, служившего музыкальным проигрывателем в стареньком Вольво отечественной сборки - у него так часто отваливался передний бампер, что местный автопром стал предметом шуток всего населения Миднайта. Разумеется, дверца бардачка тоже пожелала остаться в руках пассажира, изрядно повеселив тем самым водителя. На колени Честеру посыпалась тысяча нужных мелочей - от жевательной резинки до листков бумаги, сложенных вдвое прямо в конверте.
- Ого, любовные письма! - с азартом воскликнул Чейз, в первую секунду он сам верил в подобную версию. Но, развернув конверт, и с удивлением уставился на штамп. - Из мэрии! Что там у тебя? Повестка?
- Понятия не имею. Джорджиана передала в последнюю нашу встречу, - Севен поморщился от неприятных воспоминаний. - От Бриджит.
Он так и не решился открыть, слишком размытыми были воспоминания о девушке, ныне занимавшей пост мэра Бриджпорта. Он знал одно: именно она совершила тот звонок, благодаря которому накрыли рейд волков, которым руководила его мать, и этого было достаточно, чтобы так никогда ее и не простить.
Прежде чем он успел возразить, Чейз надорвал конверт по линии сгиба, и с интересом впился глазами в напечатанный на принтере текст. Он пробежался по нему раз, затем еще один, не отметив для себя интересной информации, и едва сдержал вздох разочарования: этот Бернс обожал сплетни и интриги, но здесь, похоже, их не было. Кроме главной интриги: зачем вообще миссис Бриджит Хэмлок оправила это письмо.
- Ничего интересного, - холодно отрапортировал он украдкой наблюдавшему за ним Севену. - На дорогу смотри, а то тоже будем в этом списке. Только не 13 марта, а 28 сентября.
- Что еще за список? - севшим от волнения голосом поинтересовался тот, выхватывая листы из рук брата, несмотря на неодобрительные возгласы и очередной призыв следить за дорогой.
- Да черт тебя побери, - сквозь зубы ругался Чейз, хватая руль. - Ты упырь, Капелли, упырь. Я еще слишком молод, чтобы умирать.
Он пробурчал что-то еще, но Севен уже не слушал, строчки прыгали перед глазами, сливаясь воедино. Ему понадобилось две попытки, чтобы осознать:
- Ее здесь нет.
- Будто я в том виноват, - недовольно пробурчал его собеседник. - О ком мы говорим вообще?
- О Валентине.