- Будь другом, повтори-ка ещё разок, что мы здесь делаем?
Я сильно выделялась на фоне жизнерадостно гудящих посетителей парка. В отличие от них, разноцветных и находящихся в состоянии весёлого предвкушения, я была одета во всё чёрное, отчего напоминала ворону среди кучки волнистых попугайчиков. Кислое выражение лица не скрывали даже огромные солнечные очки, купленные примерно для таких целей. Ну и чтобы скрыть следы жесткого похмелья.
Не то что бы меня сильно раздражали бесцельно и лениво шатающиеся по парку праздные зеваки. Удивленные взгляды, которыми они провожали нас с папой, больше действовали на нервы папе, хотя он, как раз, выглядел по-человечески. Его, в отличие от меня, сложно было принять за героя фильма «Матрица».
- Дочь, вот я в упор не могу понять, как ты с такой пустой головой умудряешься работать в полиции? – папин делано-недовольный тон совершенно не вязался с тем, как быстро он отозвался. Совершенно не изменяя своей ироничной манере выражаться, он окинул меня взглядом через плечо и медленно, как если бы я обладала задержками в развитии, повторил.
– Мама изъявила желание участвовать в городском конкурсе урожая, а мы пришли её поддержать.
Увлечение матери садоводством оказалось для меня настоящим сюрпризом в свое время. Впервые обнаружив её в отстроенной на нашем участке оранжерее за подвязыванием стеблей помидоров, я всерьез решила, что у неё тепловой удар. Проигнорировав попытку вызвать скорую и принять первую помощь, мама с воодушевлением, достойным лучшего применения, сообщила, что купила мудрёные семена и намерена вырастить из них супер-тыкву для какого-то конкурса. Отчётливо помня, как ещё пять лет назад она била себя в грудь, эмоционально заверяя окружающих, что никаких богомерзких грядок у её дома не будет НИ-КОГ-ДА, я была очень озадачена.
- Двадцать один, - снова раздался папин голос откуда-то слева. Я повернула голову, и он пояснил. - Двадцать один человек за последние пять минут проводил тебя взглядом. И это без учёта детей, там я на третьем десятке сбился.
Я пожала плечами и, забрав у него бутылку минералки, сделала большой глоток.
- Ну и что?
- Да ничего, дело твое, - папа пожал плечами и приставил ладонь к глазам козырьком, закрывая их от солнца. – Я в твоем возрасте ещё и не так одевался. Просто не могу понять, с чего ты вдруг так полюбила черный.
Я улыбнулась. Папина тактика тихой сапой выяснить, не пребываю ли я, часом, в депрессии, терпела сокрушительное фиаско, и он, судя по его виду, прекрасно это понимал.
- Неправда, мне всегда нравился чёрный, - взяв его под руку, я перешагнула неприметную яму на тропинке. - Даже в детстве порывалась только его и носить, но маме, каким-то образом, всегда удавалось убеждать, что лучше всего черный будет смотреться с какими-то другими цветами.
Папа беззвучно рассмеялся. Конечно, мама не могла не рассказывать ему о нашем с ней противоборстве на эту тему.
- Я помню, - всё так же, со смехом, отозвался он и очень похоже передал мамины интонации, подражая её голосу, - «Марк, я думала у нас ребенок, а не герой Эквилибриума!»
Мы так и шли под руку, хотя необходимости в поддержке равновесия больше не было. Ни меня, ни, уж точно, папу, это никоим образом не тяготило. Единственным, что тяготило по-настоящему, была погода. Сделав ещё один глоток минералки, с каждой минутой становившейся всё теплее, я тяжело вздохнула.
- Это я так осень приманиваю. Каждый раз, когда выхожу из дома в таком виде, надеюсь, что она, в конце концов, наступит.
Папино скептическое фырканье и не менее скептическое «ну-ну, Готт в помощь», было вполне объяснимо.
С погодой в этом году творилось что-то непонятное. Умеренный климат Цветочных Холмов, в частности, и штата Миннесота, в принципе, подразумевал холодную снежную зиму, которой в этом году никто так и не дождался. За зимними месяцами последовала весна – настолько дождливая, что иногда мне казалось, будто живу не в одном из северных штатов, а где-то в тропиках во время муссонов. После дождливой весны наступило холодное даже по местным меркам лето, а в начале осени природа будто бы опомнилась. Весь сентябрь, к восторгу новых жителей и немалому удивлению старых, температура воздуха в Цветочных Холмах не опускалась ниже отметки в 27 градусов по Цельсию. Успев привыкнуть, что осень к моему дню рождения уже окончательно вступает в свои права, я была сбита с толку настоящей июльской погодой, когда до начала октября оставалась всего неделя.
- А я вот другого не понимаю, пап.
Чем дальше в парк мы заходили, тем больше людей приходилось обходить, чтобы добраться до павильона, где проходил конкурс. До самого конкурса оставалось около получала, но это не мешало народу толпиться, раздражаться друг об друга, но, тем не менее, оставаться на своих местах.
- Чего?
- Как давно ты успел стать таким занудой, чтобы считать зевак?
Наивная попытка сбить его с толку неожиданным вопросом провалилась с треском. В самом деле, чем можно смутить человека, всю жизнь проработавшего в СМИ? Выражение его лица балансировало между ироничной полуулыбкой и мнимой серьезностью, удававшейся с трудом.
- Занудство, Миа, - начал он, перефразируя одно из своих же выражений, - как и половое бессилие, приходит с годами.
Я фыркнула. Папина самоирония давно стала притчей во языцех всех его многочисленных знакомых как в городе, так и за его пределами. По его собственным рассказам, работа в средствах массовой информации в целом представляла собой смесь светского мероприятия с гладиаторскими боями, где прилюдно облить соперника экскрементами было чем-то вроде национальной забавы.
Даже при большом желании, было очень сложно найти хоть кого-то из числа бывших сослуживцев, кто хотя бы раз ни попытался публично чем-нибудь его уесть. Ещё сложнее дело обстояло с поиском тех, кому это по-настоящему удалось. Завуалированные оскорбления и пассивная агрессия отскакивали от него, как от стенки горох, а на большее оппонентов редко хватало. Я не всегда понимала, почему он не отвечал на некоторые выпады, а папа всегда объяснял одинаково: для того, чтобы выставить человека идиотом в собственных глазах, никакого едкого ответа, зачастую, и не требовалось. Обычно было достаточно недвусмысленно указать на чрезмерные усилия с его стороны и продемонстрировать полную собственную к ним невосприимчивость. Чтобы окончательно же деморализовать противника, папа прибегал к «поддакиванию», когда неизменно и со спокойным выражением лица соглашался со всем, в чем его обвиняли, после чего добавлял ещё пару-тройку пороков самостоятельно. Такое участие, как и абсолютная резистентность к самым разнообразным вербальным атакам сбивала с толку даже самых агрессивных личностей, чем здорово помогала выходить победителем из огромного количества сложных ситуаций, в которых он имел обыкновение оказываться по молодости.
- Ты её видишь?
Я подняла солнечные очки с переносицы, пытаясь обнаружить маму среди конкурсантов, но, ослепленная ярким солнцем, поспешила поскорее закрыть глаза и нацепить очки обратно.
- Вон она.
Проследив за направлением папиного пальца, я и правда обнаружила маму в дальнем конце павильона. Она разговаривала то ли с другими участниками конкурса, то ли с гостями мероприятия, но вид имела довольный и уверенный. Похоже, она действительно намеревалась победить в этом глупом конкурсе, устроенным Клубом Садоводов, не к ночи он будет помянут.
Нам потребовалось ещё несколько минут, чтобы пробраться сквозь постоянно мигрирующую толпу и, наконец, оказаться рядом с мамой и её тентом.
- На, подержи, - вместе приветствия велела мама и вручила мне корзину, в которую с легкостью поместилась бы целиком, а сама принялась искать что-то за прилавком.
Корзина была украшена лентами и искусственной, но выглядящей очень натурально виноградной лозой. В самой же корзине, на подушках, окруженная гроздьями зеленого винограда, персиками и клюквой возлежала Зверь-Тыква. Увидев это чудо современной селекции, я скептически подняла бровь и украдкой переглянулась с папой. Судя по выражению лица, мои мысли он разделял целиком и полностью. Отчего-то я считала, что конкурсная тыква, над которой мама так тряслась всё лето, должна быть больше. Эта же размером не превышала полусдутый баскетбольный мяч. Папа молча сделал «страшные глаза», намекая, чтобы я не думала озвучивать мысли вслух, и в ответ я уставилась на него утомленным взглядом, как бы отвечая: «ты серьезно?». За кого он меня принимает, за чудовище?
- Что вы встали столбами, сейчас начнется оценивание! – мама выпрямилась из-за прилавка, поправляя соломенную шляпу с широкими полями. Была ли это попытка улучшить имидж перед судьями конкурса или дань жаркой погоде, но теперь она, и правда, больше напоминала фермершу, чем городскую жительницу. – Идите в зал, мне надо подготовиться!
Мы с папой подчинились, единогласно не протестуя и не напоминая, сколько усилий приложили для того, чтобы найти её. Перед мамой и так стояла довольно трудная задача: выиграть конкурс урожая с этим невыразительным овощем. Становиться вторым невыразительным овощем в палатке я не желала, поэтому поспешила удалиться до того, как она передумает.
- У неё нет ни единого шанса, - негромко резюмировала я папе, отойдя подальше от семьи с детьми и прикурив ментоловую сигарету от спички. – Я видела и тот нездорово огромный турнепс, и сливы с твой кулак. Не говоря о персиках.
За манипуляциями с сигаретой папа наблюдал явно неодобрительно, но ни прочитать нотаций, ни, тем более, отобрать «раковую палочку» не попытался. А я внезапно почувствовала острое дежа вю из детства. Помнится, он как-то так «наказывал» шестнадцатилетних нас с Дэвидом за гонку без прав по ночной трассе, тем самым укрывая от более сурового (но более заслуженного) наказания Андрея. Папино наказание заключалось в легком подзатыльнике и вопросе, типа: «ну что вы как эти?», но позволяло на очень серьезных щах потом рассказывать, как долго и обстоятельно он обсуждал с нами наше нехорошее поведение. Я тепло улыбнулась от воспоминания и подумала, что мальчишка останется мальчишкой, даже разменяв шестой десяток.
- Что будем делать? – снова подала голос я, ожидая услышать что-то типа «стой тут, сейчас сгоняю в продуктовый и что-нибудь куплю», но папа остался стоять там же, где и стоял. – Она же расстроится…
- Не кипишуй, - подозрительно спокойно отозвался он, со слабым прищуром глядя в сторону павильона. – Я комментариев не слышу из-за тебя.
Жюри конкурса неспешно прохаживались друг за другом, и я не без удивления обнаружила, что среди них не было ни одой достойной матроны из Клуба Садоводов. Словно прочитав мои мысли в тот момент, папа улыбнулся.
- В этом году они решили взять судей из «народа», чтобы сделать голосование более объективным.
Я фыркнула. То, с какой серьезностью некоторые личности воспринимали этот праздник, у меня, ни разу в жизни не державшей в руках ничего, хоть отдалённо напоминающее садовый инструмент, вызывало, мягко говоря, непонимание. Неужели автоматическое членство в клубе Садоводов и 200 симолеонов стоили того, чтобы всё лето гнуть спину на грядках?
- Девушка, перестаньте курить на моего ребёнка! – раздалось откуда-то сбоку, и я перевела взгляд на явно воинственно настроенную молодую мать с годовалым пацаном в коляске.
- Ветер с вашей стороны, - спокойно возразила я ей, но заметив, как глаза незнакомки явно начали наливаться кровью, вздохнула и молча направилась к урне. Найти её оказалось не так-то просто, а возвратившись, я обнаружила папу, едва ли не пританцовывающего в нетерпении.
- Ну что ты так долго? Голосование закончилось, сейчас будут объявлять результаты, идём!
- А смысл? – я вообще не разделяла его воодушевления на этот счёт. Перспектива успокаивать маму весь вечер сегодня и все последующие вечера до конца месяца, пока она не найдет себе новое увлечение, казалась всё более неотвратимой.
- Мечтаю взглянуть на лица старых ведьм, когда они услышат, кто победил.
Я удивилась не столько самому предложению, сколько желанию поквитаться со старыми ведьмами (ведь насколько помню, папа с ними даже не разговаривал ни разу). Внутренне ощущая, что сейчас что-то будет, я направилась следом.
Вести мероприятие был приглашен какой-то очень известный телеведущий, имени которого я почему-то в упор не могла вспомнить. Одетый в пиджак цвета «розовый фламинго» он, несмотря на уже весьма почтенный возраст, скакал по сцене воодушевленным козлёнком. Увидев нас в первых рядах, мама улыбнулась и помахала, а я помахала в ответ, надеясь, что улыбка вышла не слишком кислой.
- Итак, дамы и господа! Сейчас, наконец, произойдет то, чего вы все так долго ждали!
Поставленный и хорошо модулированный голос ведущего разнесся из расставленных и развешанных повсюду колонок. Люди, правда, выглядели радостными и даже что-то кричали с дальних рядов. Я посмотрела на папу, и он пожал плечами. Ему, точно так же, как и мне, было абсолютно фиолетово и на этот конкурс, и на садоводство в целом. Причина, по которой он вообще сюда заявился, улыбалась и махала нам со сцены. Я тоже улыбнулась, находя довольно милым то, что если бы не мама, папу на это мероприятие никаким арканам было бы не затащить.
- В первую очередь, необходимо поблагодарить дам-попечительниц из Клуба Садоводов, - ведущий указал в направлении другого конца сцены, где на высоких креслах сидели четыре неуловимо похожие друг на друга пожилые женщины, - без них наш праздник бы не состоялся!
- Без пары-тройки кровавых жертв он был не состоялся… - не громко, но вполне слышно сказал папа, а я вдруг вспомнила, почему он их так не любит. Несколько лет назад, когда я только уехала учиться в Аризону, мама, самостоятельно вырастив помидоры у нас на заднем дворе, уже пыталась вступить в Клуб Садоводов, но ей отказали. Насколько помню, она тогда не придала этому особого значения, а папа вот, судя по всему, придал и затаил обиду. Кто знал, что он такой мстительный?
- Что ж, не будем оттягивать приятный момент!
Послав в «зал» сияющую улыбку, напомаженный «фламинго» показательно открыл большой розовый конверт и очень натурально сделал вид, что удивился увиденному.
- Дамы и господа… победительницей нашего ежегодного Конкурса Урожая в Цветущих Холмах становится миссис Мона Томпсон и её Зверь-Тыква!
Зрители, которым, по сути, было всё равно, кто выиграет, зааплодировали, а другие участники – что лично для меня оказалось неожиданностью – принялись поздравлять маму и делали это вполне искренне, и даже кислые мины дам-основательниц Клуба Садоводов не могли изменить происходящего. В конце концов, они ведь сами отдали право голоса «простым людям».
- Ты их подкупил, да? Судей, - спросила я, когда мы уже возвращались домой после официального награждения. Мама стояла в очереди на заправке и слышать нас, конечно, не могла.
- Да, - просто ответил папа, - по двести каждому, и нормально.
- Ты хочешь сказать, что потратил тысячу симолеонов ради того, чтобы мама выиграла двести, пачку каких-то семян и членство в Клубе Садоводов?
Папа посмотрел с таким странным выражением, как если бы услышал, что я изъявила желание вложить деньги в финансовую пирамиду Ландграабов.
- Я потратил тысячу симолеонов ради того, чтобы порадовать свою жену.
Мама вернулась, и я снова завела мотор. Родители разговаривали о чём-то всю обратную дорогу, периодически что-то спрашивая и у меня, но видя, что отвечаю невпопад, вскоре бросили попытки. Я не очень быстро ехала по улицам города, думая о том, что как-то так, наверное, и выглядит настоящая любовь длиной более двадцати лет.
***
- Когда я даю вам задание, миссис Томпсон, я рассчитываю, что вы выполните его в кратчайшие сроки.
Агент Норман в личине инструктора по гольфу Нормана Джейкобса был недоволен. Все наши с ним разговоры о работе велись исключительно у него дома, что объяснялось очень легко – только здесь Норман был абсолютно уверен в отсутствии посторонних объектов слежения. Мой новый дом тоже регулярно обыскивался на предмет жучков, но разговаривать там всё равно было небезопасно. К тому же, на фоне стремительно развивавшейся дружбы родителей с придурковатым соседом, амплуа которого Норман отыгрывал настолько талантливо, что периодически я забывала, что это лишь амплуа, у них стало популярным (подозреваю, с легкой руки самого Нормана) посылать меня к нему с разными поручениями. То мама решала угостить его обедом, «ведь он, наверное, опять забыл взять еду на работу», то папа просил переустановить систему на компьютере, потому что «он опять что-то не то скачал, и всё слетело». Я же вполне искренне кочевряжилась, поскольку не питала никакой любви ни к Норману, ни к его Альтер-эго, что, в свою очередь, добавляло происходящему реализма. Во всяком случае, никого, даже Фьюри, не удивляло, когда я всё-таки соглашалась на просьбу родителей и с кислой миной уходила выполнять поручения.
- У меня не было возможности. Он постоянно забирает ноутбук с собой, а когда приезжает, не отходит от него ни на шаг.
- Детали вашей некомпетентности меня не интересуют, - отрезал он, и я вздохнула настолько незаметно, насколько была способна. За всю прошлую неделю я так и не смогла повесить жучок на рабочий компьютер Фьюри, так что недовольство Нормана было вполне оправданным. – В ваших же интересах установить программу слежения до воскресенья. Система форматируется раз в неделю, и если вы не успеете, никаких данных о последних финансовых операциях мистера Фьюри мы не получим.
Он выговаривал мне как школьнице, а я слушала краем уха, рассматривая антураж кухни. То, с какой тщательностью он выстраивал свой образ, казалось слегка пугающим. Я реально понимала, что не знай, кем Норман является на самом деле, точно так же, как и все остальные, купилась бы на образ придурка из гольф-клуба.
- Мистер Фьюри не должен прикасаться к компьютеру с пяти часов вечера до часу ночи, и мне абсолютно без разницы, как вы собираетесь этому поспособствовать. Вы свободны, миссис Томпсон.
Дорога до дома прошла в размышлениях. От жары, поднимающейся от асфальта, мозг напрочь отказывался генерировать даже самые дурацкие идеи для исполнения приказа Нормана. На этом фоне, вариант попросту вырубить муженька на несколько часов резким ударом по задней стороне шеи больше не казалось таким фантастическим. С другой стороны, это, скорее всего, вызвало бы вопросы.
Мы были женаты почти год, и со стороны наш брак, и в правду, казался настоящим. Никому, включая моих родителей, с которыми мы жили под одной крышей, и в голову не могло прийти, что Ричард Фьюри как не спал, так и не спит со своей женой. И если мнение окружающих по этому щепетильному вопросу меня не интересовало от слова «совсем», то наблюдательность родителей вызывала всё больше вопросов с каждым днем. Неужели мы притворялись настолько талантливо? С другой стороны, лицедейству Фьюри стоило отдать должное – в роль счастливого молодого мужа и чудесного зятя он влился настолько органично, что периодически мне казалось, будто выезжаем мы исключительно на его актерском таланте.
Возвращаясь к способам отвлечения Фьюри, я тяжело вздохнула. Моральная сторона вопроса не слишком волновала, и при иных обстоятельствах его можно было попробовать соблазнить. Однако всё осложнялось ещё и тем, что моё общество ни в койке, ни за её пределами, ему не было особенно нужно. Всё, что ему было нужно – это внимание, и только когда ему самому этого хотелось.
Фьюри совершенно точно не тяготился тем, что собственная жена ему не даёт, благо, в наличии имелся целый ворох самых разнообразных и, что важно, куда более расторопных девиц, способных развеять все печали рекордно быстро. Периодически, ссылаясь на серьезную занятость, он оставался ночевать в своей «нехорошей» квартире, и я не строила никаких иллюзий, чем он там занимался. Откровенно говоря, мне было всё равно.
Дом встретил непривычной для этого времени дня пустынностью. Ни мамы, ни папы, ни даже котов не было ни видно, ни слышно. И если коты, скорее всего, попрятались от жары куда-нибудь в глубокую тень, то отсутствие родителей казалось странным. Вроде бы, они не предупреждали, что собираются уезжать. Со стороны гостиной исходил слабый шум, и я направилась на источник звука, подозревая, что кто-то забыл выключить телевизор перед уходом. Звук стал четче по мере приближения, и до ушей донесся взволнованный девичий голос, которому вторил такой же взволнованный мужской:
- О нет, Виктор, мы не должны! Пообещайте, что сожжете письмо! Ах, если нас застанут, моя репутация погибнет!
- Доверьтесь мне, миледи! Поверьте, я знаю, что делаю. Ваш дядюшка был прозорливым человеком, он обязан был это предусмотреть!
Этого стоило ожидать. Зайдя в гостиную и подставив лицо под освежающую струю прохладного воздуха из кондиционера, я нисколько не удивилась, обнаружив на диване Фьюри.
Сериал, который он смотрел, назывался «Миднайт Лейк» и повествовал о жителях одноимённого поместья. Насколько я уяснила из объяснений Фьюри родителям, главная интрига заключалась в поисках утерянного завещания, а также, в кознях, которые обитатели поместья строили друг против друга по мере поисков. Не до конца понимая, чем именно его могла увлечь эта галиматья для скучающих домохозяек, первое время мне казалось, что Фьюри попросту эксплуатирует свой эксцентричный образ и изображает интерес. Со временем, однако, стало понятно, что интерес подлинный: несмотря на плотный график, он не пропустил ни одной из многочисленных серий и всегда смотрел повтор на следующий день или в интернете, если не успевал к прайм-тайм.
Даже сейчас он был настолько поглощен происходящим на экране, что вряд ли заметил моё появление. Прожив с этим человеком под одной крышей почти год, я уже знала, что в такие моменты добиться его внимания практически невозможно. Светловолосая девица на экране ненатурально закатила глаза, изображая полную готовность упасть в обморок, а её напомаженный кавалер бестолково перескакивал с места на место, стараясь быть полезным.
- Сейчас их увидят, - машинально произнесла я, слушая нарастающую тревожную музыку. Фьюри приложил палец к губам, не отводя от экрана взгляда, и я закатила глаза. К счастью, когда тревожная музыка повысила градус саспенса до предела, по экрану побежали титры. Взгляд Фьюри снова стал осмысленным, и он повернулся ко мне полубоком, как обычно, не утруждая себя приветствиями.
- Две новости, с какой начать?
- С плохой, - опустившись на подлокотник дивана, ответила я, смутно чувствуя подвох. Когда это у него были хорошие новости для меня?
-Ты едешь со мной на ежегодный бал Ландграабов послезавтра вечером, - он выставил вперед указательный палец, по всей видимости, представляя, что я собиралась ответить, и не давая себя перебить. – Это официальное мероприятие, с моделями там не появляются.
Ах да, кажется, он рассказывал, что приглашен туда. Пафосным снобам, организующим всё это дело, не было дела до количества денег потенциальных гостей, поэтому купить приглашение не представлялось возможным даже для Фьюри, как бы ему ни хотелось. Значение имела лишь репутация, поэтому быть приглашенным, в некотором смысле, означало быть принятым в «высшее общество» всех северных штатов.
- У меня работа.
Говоря по правде, кочевряжилась я просто из вредности. И хотя подспудно понимала, что бал Ландграабов мало чем, кроме размаха, отличается от остальных балов, чуть менее пафосных, побывать там было интересно. К тому же, на таких мероприятиях обычно наливают много хорошего алкоголя. В ответ Фьюри улыбнулся своей фирменной лучезарной улыбкой:
- Я всё отменил, не благодари. Платье пришлют завтра, - задумчивый взгляд скользнул по моим плечам, - налезет, надеюсь.
Поднявшись с дивана, он потянулся, ещё больше напоминая большого довольного кота, и направился в сторону кабинета – делать дела и работать работу.
- Что за вторая новость? – спросила я, когда он почти вышел за дверь. Остановившись в дверном проёме, он обернулся через плечо, положив изящные пальцы на круглую ручку, и произнес с лёгкой улыбкой:
- А, да. Если на балу всё пройдет как надо, я уеду месяца на четыре, а может, на пять.
Клянусь, за последний год это было лучшим, что я от него слышала. Норман, конечно, не обрадуется, но в тот момент мне было плевать.
***
Но на балу что-то пошло не так. Я не имела ни малейшего представления, что произошло, и молчаливо наблюдала за разворачивающимися событиями, не забывая подливать в бокал виски.
Казалось, ещё пару минут назад Фьюри вёл себя так, как от него ожидалось: светски улыбался, любезно осыпал комплиментами присутствующих дам и настолько тонко подшучивал над их мужьями, что те, не замечая пронзительной, хотя и беззлобной иронии в его словах, отвечали со всей серьезностью. Потом он исчез из виду минут на десять, чему я, разумеется, не придала никакого значения – ушёл и ушёл, как говорится. А теперь являлась свидетельницей тому, чего не видела ни разу в жизни. Фьюри был в ярости.
Это настолько сильно отличалось от его обычного состояния, что я даже застыла на пару секунд, случайно стукнув краем стакана по передним зубам. Он был бледен как полотно, словно во всём лице не осталось ни единой капли крови. Обескровленные губы плотно сжались в одну линию, а тонко очерченные крылья носа едва заметно трепетали, но страшнее всего были глаза. Встретившись с ним взглядом, я с огромным трудом подавила инстинктивно появившееся желание вздрогнуть и осталась стоять столбом. Ярко-зеленые глаза взбешенного дикого животного, явно по ошибке оказавшиеся на этом моложавом лице, горели той степенью гнева, за которой полное безумие и первобытный хаос. Фьюри не просто злился, не просто был разгневан. Он был гневом.
Он смотрел на меня в упор несколько секунд, а потом двинулся сквозь толпу. Люди инстинктивно, будто чувствуя неладное, машинально расступались и давали ему пройти, а я, словно примёрзнув к полу, отстранённо подумала, что если он идёт убить меня, то никакая толпа его не остановит. Не теперь.
Фьюри прошел мимо, и только тогда до меня донёсся шёпот со всех сторон. Гости бала, точно также как и я, ничего не понимали.
Выйдя из Ландграаб-холла, в котором проводилось торжество, я быстро направилась вниз по лестнице, чудом не наступив на подол длинного платья и не полетев по ступенькам кубарем.
- Ричард! – окликнула я его, но он даже не обернулся, быстрым шагом преодолевая расстояние до припаркованного на стоянке Майбаха.
Появившийся, как чёрт из табакерки, водитель, хотел открыть перед хозяином дверь пассажирского сиденья, но Фьюри, видно, так на него глянул, что мужик в буквальном смысле отскочил в сторону. Я его понимала.
-Я сам поведу. Садись в машину.
Последняя фраза предназначалась мне, я подошла как раз в тот момент, чтобы её услышать. Сейчас его голос казался ниже, никаких весёлых ноток в нём не было и в помине. Тщательно выстроенный образ мальчика из бой-бэнда трещал по швам, обнажая истинное лицо, но ему, казалось, не было никакого дела. Сегодня я впервые увидела настоящего Фьюри, и от этого было вдвойне интереснее, что же его до такого состояния довело.
По хорошему, стоило послать его к чёртовой матери и вызвать такси, но когда он снова обратил на меня горящий взгляд, я физически ощутила, что не могу открыть рот. Что-то подобное уже приходилось видеть раньше, когда только наблюдала за ним: Фьюри приказывал, а люди исполняли, не смея ослушаться, и, только оказавшись на их месте, поняла, каково это. Медленно, будто находясь под гипнозом, я протянула руку к двери машины и сама не поняла, как оказалась внутри.
Выуженная из его портсигара сигарета помогла вернуть ощущение реальности, и только когда едкий дым заполнил лёгкие, я обратила внимание, как резко он вёл машину. Не отводя взгляда от дороги, Фьюри нажал на кнопку на приборной панели, и стекло на окне пассажирского сиденья опустилось до самого основания. Выдохнув дым в открытое окно, я медленно повернула голову в его сторону. Фьюри всё ещё был жутко зол. Это выражалось в острой позе, в руках пианиста, вцепившихся в руль до того, что пальцы побелели. Даже профиль стал чётче, будто чеканным – такие профили украшали монеты в древнем Риме. Один неловкий вопрос, и он бы бросился, как бросается змея или любая другая агрессивная тварь. Выбросив окурок в открытое окно, я услышала чей-то голос, и только пару секунд спустя осознала, что он принадлежал мне.
- В чем дело?
Он не смотрел на меня, лишь крылья носа дрогнули, на мгновенье придавая ему сходства с драконом. Вместо ответа он сильнее нажал на педаль газа, и мы вылетели на трассу прямиком домой.
- Я спрашиваю, в чём дело?
Лишь начав злиться, я почувствовала, что оцепенение отступает. Нараставшее раздражение становилось всё сильнее по мере тог, как стрелка спидометра ожила на 100 км/ч и медленно поползла к отметке в 110. Психопат, мать его, что опять не так?
- Закрой рот, Миа… - наконец, отозвался Фьюри, и по его тону каким-то образом стало понятно, что временное помешательство абсолютно точно вызвано не мной, - или мы разобьемся на этой чёртовой трассе.
В иной раз я бы не поверила, учитывая трепетное отношение Фьюри к собственной персоне, но сейчас… сейчас нельзя было сказать наверняка. Он был как раз в том состоянии, в котором люди слетают с мостов, и я решила, что заткнуться всё же будет уместнее.
В какой-то момент ехать в тишине ему надоело, и салон мгновенно заполнила громкая
музыка. С первых же секунд стало ясно, что это было совсем не то, что Фьюри слушал обычно – это был какой-то жутко нагнетающий диджейский микс, настолько подходящий под ситуацию, что на мгновенье я ощутила себя частью музыкального клипа. Это было настолько громко, что собственных мыслей почти не было слышно, но попытка сделать тише была пресечена моментальным ударом по ладони. Медленно выдохнув, я сжала кулак.
Неожиданно мы влетели на газон перед домом на такой огромной скорости, что подвеска Майбаха едва не осталась на тротуаре, а сам Майбах – чудом не врезался в дом. Фьюри вывалился из машины так быстро, словно за ним гнались все демоны Ада, а я моментально отметила время на приборной панели. Часы показывали начало двенадцатого, значит, ещё полтора часа следовало делать так, чтобы это чудовище не трогало ноутбук. Дверь пассажирского сиденья открылась рывком, и я снова увидела горящий взгляд Фьюри перед собой.
- Ты что, закинулся чем-то не тем? – я старалась, чтобы вопрос прозвучал вкрадчиво, но злые нотки в голосе скрыть так и не сумела. Выйдя из машины, я ощутимо толкнула его в грудь обеими руками, заставив отойти от себя на шаг. – Мы чуть не разбились из-за тебя, кретин!
Он лишь слабо качнул головой, и в следующий момент я оказалась прижата к машине всем телом, совсем не кажущимся таким сильным на первый взгляд. Сухие губы впились в мои болезненным, голодным поцелуем, и не укусила я его только от неожиданности. Горячие даже сквозь платье ладони скользнули вдоль спины, безуспешно пытаясь разодрать ткань. – Фьюри, чтоб тебя!
Оба моих запястья он держал одной рукой, и это действительно бы сработало, не пройди мы в Школе Агентов полноценный курс рукопашного боя. Резким движением высвободив одну руку, я постаралась максимально отшатнуться для большего размаха и ударила его локтем, целясь в голову. Фьюри шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы – удар пришелся в шею.
- Успокоился?
Вопрос звучит отрывисто, как удар хлыста. Фьюри напряженно всматривался мне в лицо, пока в один момент уголок его рта не пополз вверх, образуя кривую усмешку, все ещё отчаянно не похожую на его обычные лучезарные улыбки.
- Не боишься, - это не был вопрос, он утверждал. – А раз не боишься, чего дрожишь?
Я смотрела на него также напряжённо, чуть исподлобья, тяжело дыша и сжав кулаки до боли в костяшках. Голова же работала с космической скоростью. Влечение ко мне было вызвано злым азартом, который Фьюри, как и всем игрокам, был свойственен в полной мере. Я не думала, что в этот момент он хотел меня по-настоящему. Это было что-то другое... что-то на уровне животных инстинктов, древнее которых не было ничего на этом свете. Я не питала особых иллюзий по поводу качества секса, на который уже практически дала согласие. Ничем приятным это не грозило, с другой стороны, у Нормана будет достаточно времени, чтобы собрать все данные.
Я прервала нашу очную ставку лишь для того, чтобы бросить взгляд на дом. Свет не горел нигде, даже внешнее освещение не работало, что наводило на мысль о полном отсутствии кого бы то ни было. Вернув Фьюри взгляд, я шагнула вперед и отчётливо, не давая возможности себя не услышать, произнесла: «в дом». И он подхватил меня на руки.
***
Стоило признать, это было неплохо. Я ожидала другого, и была немало удивлена, что мне действительно понравилось. Само собой, при таком опыте, какой имелся у Фьюри, не уметь совсем ничего было бы странно. Но уметь – это, всё-таки, одно, а делать – совершенно иное. Потянувшись, Фьюри принял сидячее положение и потянулся за сигаретами в кармане валяющихся рядом брюк. Прихожая выглядела так, словно пережила нашествие монголов. Мы свернули обе вазы и блюдо с подоконника, каким-то чудом умудрившись не порезаться об острые черепки, теперь ровным слоем валяющиеся по полу. Остатки моего дизайнерского платья, теперь напоминавшего тряпку, валялись на коврике у двери и были щедро обсыпаны пуговицами с не менее дорогой рубашки Фьюри – тоже разодранной. Сам Фьюри казался умиротворённым, а может его, в отличие от меня, просто клонило в сон. От холодного жёсткого пола спина начала постепенно затекать, и я медленно поднялась на руках.
- Ты психопат, - заявила я, не оборачиваясь на него.
- Социопат, скорее, - почти сразу донеслось в ответ. Голос, вопреки внешнему виду, у него был не сонный совершенно. Наша нагота, что странно, совершенно меня не тяготила. Поднявшись на ноги и очень надеясь, что они не дрожат совсем уж явно, я обернулась, чтобы обнаружить на себе изучающий взгляд. Медленно выпуская клубы дыма изо рта, он скользил взглядом вверх по моим ногам, к животу, груди и плечам.
Хотелось что-нибудь спросить. Интуитивно я понимала, что на вопрос он ответит, но лишь на один, и то – при условии, что сочтёт его интересным. И как только я это поняла, происходящее стало неуловимо напоминать сказку из числа тех, что родители читали в детстве. Конечно, в той сказке пленённая главная героиня не занималась с чудовищем жестким сексом на полу замка, а с другой стороны, кто знает, о чём думали писатели и какие детали из детской версии вырезали?
К сожалению, как бы ни была интересна причина его недавнего срыва, я была абсолютно уверена, что на этот вопрос ответа не последует. Отшутится, но не покажет больше, чем есть, рассудив, что и так показал достаточно за один вечер. В этом я его понимала, и на его месте поступила бы также. Поэтому задала другой вопрос.
- Для чего ты на мне женился?
Фьюри снова выдохнул молочный дым и стряхнул пепел на пол рядом с собой.
- Ты не правильно задаешь вопрос. Не «для чего», а «почему», и я в жизни не поверю, что у тебя нет вариантов.
Прислонившись к перилам на лестнице, я не удержалась и закатила глаза. Варианты, конечно, были, один другого невероятнее. К счастью, высказывание Фьюри носило, скорее, риторический характер, и он всё-таки соизволил ответить.
- Потому что я впервые в жизни встретил женщину, которая не просто не хотела замуж – таких много – а не хотела замуж конкретно за меня. Я удивился, - он театрально изогнул бровь, но я понимала, что говорил он серьезно, - и решил, что оно мне почему-то очень надо
- Потому что любишь боль? – сдержаться было сильнее меня, но Фьюри беззвучно рассмеялся и очень по-кошачьи сузил глаза, взглядом указав на валяющийся рядом ремень, служивший нам альтернативой наручников ранее.
- Ты её, по идее, тоже любишь. Нет. Я часто так делаю: сначала решаю, что мне что-то нужно, а потом оказывается, что и вправду нужно. Интуиция. Да и, жена-детектив полиции для репутации намного лучше, чем жена-актриса, жена-модель или жена-домохозяйка.
- Почему же ты не женился на Мадлен? – этот вопрос вертелся на языке уже давно и, наконец, дождался своего часа. Фьюри помедлил, прежде чем ответить. Казалось, он взвешивал каждое слово.
- Потому что жениться на секретаршах – дурной тон.
В этом был весь Фьюри. Жениться из чувства противоречия – это нормально, а на женщине, преданнее которой нет – дурной тон. С другой стороны, что-то подсказывало, что Мадлен вряд ли была бы счастлива в этом браке. Взгляд упал на отпечаток спины на оконном стекле. Нужно будет не забыть протереть. С этими мыслями я развернулась и направилась вверх по лестнице – в душ и за экстренной контрацепцией.
***
Нехорошее я начала подозревать недели через две, когда ни с того ни с сего настолько утомилась от самой обыкновенной силовой тренировки, что даже не смогла довести её до конца. Перед глазами всё пошло кругами, и, чтобы не упасть, пришлось держаться за боксёрскую грушу какое-то время. Это насторожило, но я каким-то образом умудрилась списать странное самочувствие на душную погоду и накопившуюся усталость.
А ещё через неделю еле-еле сумела подавить рвотные позывы, едва кто-то открыл графин с виски. Я никогда не была настолько чувствительна к запахам, чтобы ощутить его из другого конца комнаты, и именно это, на пару с общим чувством недомогания, и сподвигло на покупку теста на беременность для самоуспокоения.
И теперь, сидя на краю ванны, я сверлила напряженным взглядом секундомер на телефоне. «Легко и просто!» - гласила надпись на валяющейся рядом упаковке. - «Окуните колпачок в мочу на пять секунд, и ровно через минуту получите точный результат!»
- Легко и просто…
Секундомер отсчитал положенное количество секунд и с негромким писком отключился, и я протянула руку за тестом. «Беременна», - гласила надпись на электронном дисплее.
«Беременна», - гулким эхом отдалось в голове, и я пошатнулась, изо всех сил сжимая тест. Может, это ошибка? Бывают ведь ложноположительные срабатывания, я точно помнила. Кинувшись к другой упаковке проделав с этим тестом то же самое, что и с первым, ещё через минуту я стала счастливой обладательницей двух тестов с абсолютно одинаковыми результатами.
«Но почему я залетела?» - чувствуя и ощущая себя шибанутой пыльным мешком по затылку, я соображала очень медленно. А мозг, ещё не получивший дозу адреналина, мысли генерировал совершенно не конструктивные. – «Я же выпила таблетку… я не должна была».
Верная мысль через какое-то время всё-таки посетила, и перед глазами встало безликое лицо начальника. Норман! Я резко вскинулась и выбежала из ванной. Нужно позвонить Норману, Норман совершенно точно знает, что делать.
Телефон заряжался в спальне, и лестничный пролет я преодолела, казалось, одним прыжком. А обнаружив мобильник там же, где и оставила, быстро выдернула его из зарядки и принялась набирать номер по памяти. Абонент оказывался не абонентом два раза до того, как мне это, всё-таки, удалось. Поднеся телефон к уху, я напряженно вслушивалась в равнодушные гудки. Третий гудок, пятый, восьмой, десятый.
«Да возьми же ты трубку, идиот!»
Но телефон молчал. Это было странно, учитывая, что отвечал он обычно на второй гудок. Я уже была готова положить трубку, как всё-таки услышала голос.
- Миа..
Этот голос не был безликим и бесполым голосом Джейкоба Нормана. Этот голос был высоковат для взрослого мужчины и больше подошел бы молодому парню, не старше двадцати пяти лет. А ещё этот голос шел не из трубки, а у меня из-за спины.
Никогда ещё я не оборачивалась так медленно. За спиной стоял Фьюри собственной персоной, держа один из двух положительных тестов между пальцев.
- Ничего мне сказать не хочешь?
Ровно в тот момент, когда я поднесла палец к кнопке сброса звонка, Норман поднял трубку.
(продолжение следует...)