(продолжение последовало)
Trembling, crawling across my skin
Feeling your cold, dead eyes
Stealing the life of mine
Его голос доносился как через толщу воды. Я видела, как шевелились губы, старалась прочитать по ним, но ничего не могла разобрать. Голова была пуста, как колокол. Я впервые в жизни потеряла дар речи, и ощущение это было не из приятных.
-…енна от меня?
- Что? – оцепенение, мало-помалу, спадало, и я нахмурилась, изо всех сил стараясь понять вопрос.
Я снова могла дышать, слышать и говорить. Мир вокруг обрёл краски и звуки также внезапно, как и потерял их несколько секунд назад. Фьюри стоял напротив, и в руках у него все также был один из двух тестов на беременность, которые я сделала несколько минут назад.
- Это – мой ребенок?
Способность слышать вернулась намного раньше способности мыслить, что я с прискорбием обнаружила, не сумев придумать ни одного вменяемого ответа в течение нескольких секунд нашей с ним очной ставки.
- С чего ты вообще взял, что это моё?
Ещё не закончив фразу, я поняла, насколько глупо она прозвучала. По изменившемуся выражению лица Фьюри было понятно, что он солидарен. Происходящее стало отчётливо напоминать сериал для домохозяек. Моя реплика, во всяком случае, не могла исходить ни от кого вменяемее героини мыльной оперы. Фьюри закатил глаза и тяжело вздохнул. Вздох вышел не разраженным, а каким-то обречённым, словно он уже и не надеялся услышать ответ на вопрос, заданный, по меньшей мере, раза три в разных формулировках.
- Не пойми меня неправильно, твоя мама – чудесная женщина … - осознавая, по всей видимости, что я немного не в себе, он заговорил медленно и вкрадчиво, изменяя своей обычной стремительной манере выражаться. – Но, даже если закрыть глаза на её возраст, сильно сомневаюсь, что тест - её. Никому другому здесь он принадлежать не может, и я, конечно, не детектив полиции, но некоторые выводы сделать в состоянии. Поэтому, спрашиваю ещё раз: Миа, это мой ребёнок?
- Это не ребёнок, - в конце концов, отозвалась я после напряженного молчания. Фьюри изогнул бровь, но не прервал. При всех имеющихся недостатках, мерзкой привычки перебивать у него не наблюдалось, – а трехнедельный эмбрион, от которого я избавлюсь, как только доберусь до клиники.
Фьюри широко улыбнулся, и я невольно насторожилась, внутренне подобравшись. Фирменная лучезарная улыбка(ТМ) сейчас существовала отдельно от холодных глаз, из-за чего смотрелась приклеенной к лицу. Он даже не пытался сделать вид, что улыбался искренне, отчего выглядел намного более зловеще, чем в ту злополучную ночь три недели назад, когда взбесился неизвестно отчего.
- Ты не убьешь моего ребёнка, - просто сказал он, глядя на меня в упор. Чувствуя, как сознание снова начало немного «плыть», я нахмурилась и мотнула головой. Не в этот раз.
- В этом вопросе твое дело - сторона, - сжав телефон в руке и призвав все оставшееся самообладание, я спокойно обогнула его, направившись к выходу из спальни. – Рожать детей, от тебя или кого бы то ни было, ближайшие лет двести в мои планы не входит.
- Как хочешь, - донеслось в спину, когда я уже почти вышла за дверь. Разумеется, он не мог оставить последнее слово за кем-то другим. Пальцы впились в дверной косяк до побелевших костяшек. – Но если ты убьешь моего ребёнка, я убью всё, что дорого тебе. Обещаю.
Безразличный тон плохо сочетался с настолько серьезной угрозой, и я всё-таки обернулась. Считала ли я его способным на убийство? Безусловно. Собранная характеристика и психологический портрет из досье это подтверждали. Но считала ли я его способным на убийство людей, с которыми жил бок о бок целый год? Не особо. Для этого было необходимо иметь определённый надлом в психике, Фьюри же был до безобразия вменяем.
- Что-то у меня такое чувство…как бы помягче сказать, - не отворачиваясь от него, я снова положила ладонь на дверную ручку, - что брешешь ты, Ричард.
- Может быть, - подчеркнуто беспечно пожал плечами он и убрал руки в карманы брюк. – А может быть, и нет. Ты готова рискнуть жизнями стольких людей и проверить, что я не бросаю слов на ветер?
Услышав последний вопрос, я осеклась. Медленно, стараясь, чтобы это не было заметно, выдохнула. Чертов сукин сын, как у него получилось всего одной фразой заставить засомневаться? Невольно вспомнилось, что верхушка «Фаренгейтов» оказалась в тюрьме за одну лишь попытку обмануть Фьюри, а Вэнди Мур… прямых доказательств его причастности к смерти рыжей стюардессы не было, но я не верила в такое количество случайных совпадений. Нужно было срочно встретиться с Норманом. Ничего не ответив, я вышла из спальни и закрыла за собой дверь.
***
- Вам пора перестать бегать ко мне по поводу и без, миссис Томпсон. Это может вызвать ряд никому не нужных вопросов.
Часы показывали начало пятого, и агент Джейкоб Норман обнаружился ровно там, где в это время дня полагалось находиться Норману Джейкобсу, инструктору по игре в гольф. На шестнадцатой лунке. Я давно перестала удивляться его многочисленным талантам, поэтому просто проследила взглядом за траекторией полета мячика прямо в лунку неподалёку.
- Я запутала следы.
- Вы в этом уверены?
Норман примерялся к следующему удару, по-прежнему, не удостаивая меня взглядом, но весь его вид говорил о том, чтобы я скорее выкладывала, зачем явилась.
- Абсолютно. Сэр, я беременна.
Никакой реакции. Замах. Удар.
- И так получилось, что Фьюри об этом узнал.
Мячик приземлился метрах в двух от дальней лунки и прикатился к ней почти вплотную. Не говоря ни слова, Норман поднял сумку с клюшками одной рукой и направился вперед. Мне не оставалось ничего, кроме как последовать за ним.
- Я не удивлен, - мы почти дошли до места, когда он, наконец, обратил на меня нечитаемый взгляд. – Нечто подобное от вас и ожидалось. Как отреагировал мистер Фьюри?
Намеренно проигнорировав почти прямое оскорбление, я молча всматривалась в безликое лицо Нормана. Он стоял ко мне боком, по очереди доставая клюшки из сумки и сравнивая их между собой.
Отчего-то вспомнился момент почти семилетней давности. На одном из первых занятий по поведенческой психологии профессор Джеймс Моррисон, а ныне оперативник лос-анджелесского отдела ФБР и мой бывший, как-то сказал, что для выражения полного спектра эмоций, среднему человеку достаточно не более десяти лицевых паттернов. Говорил он это к тому, что, изучив признаки каждого из паттернов, разбираться в истинных эмоциях собеседника становилось намного проще. Средним человеком Джейкоб Норман, конечно, не являлся. Вместо стандартных десяти, он обладал всего одним эмоциональным паттерном, который и использовал повсеместно. Странность заключалась в том, что без желания Нормана, понять о чем он думал, не представлялось возможным в принципе. С тем же успехом можно было пытаться разгадать мысли нарисованного на картонке схематичного портрета. Однако при желании, он без какого-либо труда давал понять, чего от меня хочет – зачастую, не то что, не используя слов, а даже не меняясь в лице.
- Он сказал, что если попробую избавиться от ребёнка, мои близкие пострадают.
Норман негромко цокнул языком, а я изумленно вскинула бровь. Сочувствие? Впрочем, всё встало на свои места мгновенье спустя. Большая железная клюшка, которую он крутил в руках дольше всех, всё-таки вернулась обратно в сумку, а в руках у него осталась совсем небольшая пластиковая.
- Вам и вашим близким нечего опасаться, миссис Томпсон, - изрёк Норман, глядя на меня чуть искоса и взвешивая клюшку с синей рукояткой и смещенным центром тяжести на указательном пальце. – Потому что избавляться от этого ребёнка вы не станете.
Выражение «земля ушла из-под ног» всегда казалось не более чем глупым клише из бульварных романов, не имеющим ничего общего с реальностью. Но лишь осознав последнюю фразу Нормана, я натурально ощутила, как подогнулись колени. Вместе с землей исчезли и зеленые холмы, и совсем недавно ушедшее с зенита солнце, и раскинувшие ветви деревьев над головой. Что он сказал? Тьма сгущалась, жадно поглощая холодное и ясное осеннее небо. Что он сказал?
В себя я пришла под деревом. Сознание возвращалось урывками, и перед глазами всё плыло, но безликое лицо Нормана было хорошо различимо.
- Вы упали в обморок, - констатировал он и выпрямился, оставив меня сидеть на земле. – Рекомендую более здоровый образ жизни и полное отсутствие алкоголя во время беременности, миссис Томпсон.
Этот наставительный тон настолько не вязался с его лишенной каких-либо чувств личностью, что я скривилась. Проще было поверить, что Норман – киборг- предводитель восстания машин, чем в то, что он способен на человеческие эмоции.
Внезапно охватившая злость восполнила силовые резервы с лихвой, и я резко поднялась с земли, не обращая внимания ни на слабость в ногах, но на лёгкое головокружение от резкой смены положения.
- Знаете, что? Я уже говорила об этом сегодня, но вам, если не поняли, повторю ещё раз. Я НЕ собираюсь иметь никаких детей в принципе – ни от Фьюри, ни от кого-то другого. Особенно от Фьюри! Вы что, всерьез решили, что я стану рожать от этого человека?! Идите к чёртовой матери со своими рекомендациями. Хотите – сами рожайте этого ребёнка, если он так нужен, а я вам не племенная кобыла.
Красная пелена ярости спала с глаз, но пульсирующий комок раздражения и не думал никуда деваться. Первый раз в жизни сорвавшись на крик, теперь я запоздало анализировала возможные последствия. В том, что они последуют, сомневаться не приходилось – вряд ли агенту Норману часто приходилось слышать что-то подобное в свой адрес. Глянув на него ещё раз, я расправила плечи, готовая, кажется, ко всему. Пошел к чёртовой матери.
Норман молчал. И если в самом факте его молчания не было ничего странного, то отсутствие реакции на выпад удивляло. Он ненавидел фамильярность в любом её проявлении, и в самой начале нашей совместной работы неустанно пенял мне не просто за каждое неучтивое слово, а за каждый неучтивый взгляд в свою сторону.
- Вы знаете, что такое субординация? – наконец, спросил Норман своим обычным блёклым голосом. Он сделал паузу, видимо, ожидая ответа, и я медленно кивнула. – Хочу напомнить вам одну незначительную деталь, о которой вы, по всей видимости, успели забыть.
Понять вас легко: главная роль в операции способна ввести в заблуждение и более опытного агента, и я покривил бы душой, сказав, что ни разу не оказывался на вашем месте. Должно быть, вы всерьез заигрались в жену богача, раз решили, что ваше мнение имеет какой-то вес. Мне искренне жаль вас разочаровывать, но вы весьма далеки от реальности. Истинное положение вещей заключается в том, что всё будет так, как сказал я.
Он говорил так безучастно, словно был диктором на радио, зачитывающим прогноз погоды в регионах. Не пытался ни угрожающе понизить голос, ни раздражённо повысить, очевидно, не находя в этом необходимости.
- И это первый и последний раз, когда я прощаю вам подобную выходку. Понимаете, почему?
Я снова кивнула, хотя не вполне понимала. К счастью, этот вопрос носил риторический характер.
- Вы явились сюда не как взрослая женщина, а как случайно забеременевшая пустоголовая девятиклассница, и потребовали мгновенного решения всех своих проблем. Но я вас огорчу: проблемы глупых детей, неспособных озаботиться элементарными методами контрацепции, мало меня заботят. Ещё меньше меня заботит ваше мнение о моей персоне, однако впредь, всё-таки рекомендую держать его при себе.
Прозрачные глаза слегка сузились, и Норман опустил голову, примеряясь для очередного удара. Я ничего не понимала в гольфе, но выбранное им место для следующего хода казалось сложным из-за своего расположения у подножия холла.
- Я вовсе не отношусь к вам плохо, если вам могло так показаться по невнимательности. Я никак к вам не отношусь и нисколько не выделяю вас из числа остальных агентов, с которыми приходилось работать. С вашей стороны было бы категорической глупостью считать себя исключительной персоной. Но, в следующий раз, прежде чем позволить себе высказываться в такой неоднозначной форме, потрудитесь вспомнить, что за силы в Бюро работают под моим началом, и разумно ли эти силы злить.
Удар. Мячик улетел со свистом, а Норман облокотился о клюшку, свободную руку опустив вдоль тела в совсем не картинной позе.
- Это кажется очень сложным, миссис Томпсон, хотя, в действительности, всё предельно просто. Если вы ещё раз дадите мне повод заподозрить вас в саботаже операции, то дело о вашей ликвидации станет вопросом времени. И у меня есть все основания полагать, что произойдет это куда быстрее, чем вы ещё раз соберетесь с духом послать меня к чёртовой матери.
Лишь на полпути домой я обратила внимание, что так и не включила радио в машине. Заполнившая салон жизнеутверждающая музыка совершенно не вязалась с отвратительным настроением, но я была так подавлена, что не нашла сил даже переключить станцию, и, в ожидании зеленого света светофора, положила обе руки на руль. Из головы не шла последняя фраза Нормана до того, как недвусмысленно велел удалиться. «Ребенок – хороший рычаг давления на мистера Фьюри в будущем», - веско произнес он, вернув себе сжатую манеру выражаться, - «ваша задача – произвести его на свет, об остальном позаботятся».
И если пару часов назад мою жизнь можно было сравнить с сериалом для домохозяек, то сейчас она имела все шансы превратиться в драму с элементами абсурда. Положение казалось безвыходным со всех сторон. Если угрозу Фьюри ещё можно было проигнорировать, то прямой приказ Нормана – нет. Не теперь, когда он ясно дал понять, что последует за попытку неповиновения. Насчет того, что он, в отличие от Фьюри, слово сдержит, сомневаться не приходилось. И я имела стойкое подозрение, что приказ о моей ликвидации он подпишет, даже не меняясь в лице.
Добравшись до дома и оставив машину на обочине, я бросила ключи первому из подоспевших охранников, а сама направилась в противоположную от гаражей сторону. Серьезный мужчина в темном костюме вопросов задавать не стал и, не сказав ни слова, припарковал машину вместо меня.
Дома ждал аншлаг. Едва я переступила порог, как на шею с радостным воплем, ни пойми откуда, кинулась мама.
- Миа, я так рада! Ричард нам всё рассказал, поздравляю!
- Спасибо, - я отстранилась, и, посмотрев в её сияющее лицо, натянула на лицо кислую улыбку. Мама, к счастью, поняла по-своему и слабо ущипнула меня за щеку, заговорив на пару тонов тише:
- Не расстраивайся. Ты бы видела, в каком виде он прибежал к нам в сад: сам весь бледный, глаза шальные, ртом воздух хватает и ничего сказать не может! Мы с папой перепугались, думали, приступ, а он головой замотал и выпалил: «Миа беременна!». Ни разу не видела, чтобы мужики так реагировали!
- Не сомневаюсь, - процедила я, глядя ей через плечо.
С кухни показался папа с отрытой бутылкой шампанского в одной руке и тремя бокалами в другой, а следом за ним, держа на руках Нэнси, шёл Фьюри. Увидев меня, он отпустил кошку и подошел ближе, приобняв меня за талию, а я с трудом подавила желание впиться ему в глотку зубами и выдрать гортань.
- Предлагаю тост! – папа раздал бокалы всем, кроме меня. – За вашего первенца и нашего внука!
- А если будет внучка? – с улыбкой уточнила мама, подставляя бокал под игристый напиток.
- Что будет – что будет… обратно засунем! Что за вопросы, женщина?! Перегрелась в своём парнике?
- Я бы дочь хотел больше, чем сына, - выпив залпом целый бокал, подал голос Фьюри. Родители синхронно заулыбались, глядя на нас, а я ощутила рвотные позывы, не имеющие никакого отношения к раннему токсикозу. – От мальчиков одни проблемы. Правда, Миа?
Он улыбался, глядя на меня, но я была не в силах произнести ни слова. Отчего-то именно сейчас, я особенно отчётливо поняла, что этого ребёнка всё-таки придется родить, как бы вся моя сущность этому ни противилась.
- Я пойду прилягу, - наконец, хрипло отозвалась я и шагнула в другую сторону от Фьюри, - нехорошо себя чувствую…
Вопросов, к счастью, ни у кого возникло.
***
Чем дольше я была беременна, тем сильнее хотел взглянуть на того кретина, что на полном серьезе когда-то назвал беременность «самым лучшим временем в жизни женщины». Отчего-то я была уверена, что сморозить такую глупость мог только мужчина, которому переживать подобное не грозило.
Срок подходил к шести неделям, и помимо токсикоза, который и не думал никуда исчезать, я мучилась болью в груди, периодическими резкими спазмами внизу живота, частым мочеиспусканием и перманентным отвращением к вкусу и запаху абсолютно любого алкоголя. Перспектива провести следующие восемь месяцев трезвой раздражала особенно, потому что организм явно давал понять, что состояние, которое он был вынужден переживать, совершенно ему не подходило, и я была с ним солидарна.
Единственное, что радовало – так это полное отсутствие Фьюри в зоне видимости и за ней. Вечером того дня, когда он узнал о моей беременности, я заявила, что видеть его больше не желаю, и что, если он хотел получить здорового ребёнка, то меньшее, что мог сделать – это не раздражать меня постоянным присутствием. Согласился Фьюри на удивление легко, на следующий день объявив родителям, что отправляется по делам в Японию и вернется неизвестно когда, но всё время будет на связи в скайпе.
Слово он своё сдержал, и вот уже три недели от него не было ни слуху, ни духу, а я занималась работой. Вообще, всем желающим понять, каково работать на ранних сроках беременности, я бы рекомендовала накачаться снотворным, рвотным и мочегонным в равных пропорциях, хорошо позавтракать и попытаться заняться делами. А потом сообщить, как всё прошло.
Желание остаться работать в участке Фьюри воспринял не так легко, как вынужденную ссылку из собственного дома. «Если ты так беспокоишься о сохранности своего ребёнка, нужно было лучше выбирать ему инкубатор», - сказала я тогда, и это послужило катализатором длинной-длинной ссоры. В конце концов, не знаю как, но я убедила его согласиться. Единственное условие «ездить везде ты будешь с охраной» заставило фыркнуть и пожать плечами. Избавиться от телохранителей не казалось чем-то сверхсложным.
- Всем доброе утро!
Зычный голос Теда Броуди, совсем не соответствующий ни его внешности, ни возрасту, заставил всех присутствующих поднять головы. Я отвлеклась об изучения дела о двойном убийстве в пригороде и тоже посмотрела в его сторону. Отменное настроение господина заместителя комиссара настолько бросалось в глаза, что не нуждалось ни в каких комментариях. Заметив меня, он подошел ближе, и, встав совсем рядом, раскинул руки в разные стороны.
- Смотри, Томпсон, какую рубашку прикупил! Нравится?
Я уже открыла рот, собираясь ответить, но внезапно ощутила приступ тошноты, что отказалась от этой идеи. Подступивший к горлу комок каждый раз сопровождался совершенно иррациональной паникой, и я медленно выдохнула через нос, опасаясь, что если открою рот, все закончится совсем плохо.
Дело было в одеколоне. Пару дней назад позаимствовав у Дэвида военный противогаз, я вылила в унитаз точно такой же папин флакон, после чего обработала помещение хлоркой и в ультимативной форме наложила вето на все парфюмерные изделия в нашем доме. Запретить Теду душиться всякой гадостью, по понятным причинам, было невозможно, и последствия были, что называется, налицо.
В глазах потемнело, дышать резко стало нечем. Прижав обе ладони ко рту, я резко склонилась под стол и всего через мгновенье рассталась с завтраком под пораженное молчание всех присутствующих.
- Видимо… не очень, - медленно резюмировал Тед, когда я откашлялась, и, вытерев рот салфеткой, снова приняла сидячее положение.
- Рубашка нормальная, а вот одеколон смени. Пойдем, поговорим.
Прихватив сумку и нечто, к счастью, оказавшееся мусорным ведром, а не корзиной для бумаг, я поднялась с кресла и не слишком быстро прошествовала к выходу в коридор. Тед направился следом, а выражение лица его с каждой секундой становилось все более озадаченным. Из-за не желавшего заканчиваться токсикоза, куда бы я теперь не направлялась, с собой постоянно приходилось таскать жутко ментоловую зубную пасту со щеткой. Включив воду и прополоскав рот, я посмотрела на Теда в отражении и с трудом удержалась от фырканья. Будучи старым холостяком, господин заместитель комиссара так до сих пор и не догадался, что к чему.
- Перепила или траванулась? – наконец, спросил он. Неужели в это было поверить легче, чем в беременность? Впрочем, небезосновательно.
- Нет, Тед, - прополоскав рот специальным средством, я принялась с остервенением чистить зубы. – Просто залетела.
Его лицо было бесценным. Тед молчал какое-то время, а когда я глянула на него снова, удивилась неожиданной смене выражения. Сейчас он очень напоминал недовольного Дэвида.
- Он тебя заставил? – отрывисто спросил Тед.
- Кто?
- Ты знаешь, кто. Один наш общий знакомый.
Я непонимающе повела плечами и потянулась за бумажными салфетками в сушилке.
- Выражайся яснее, а? Таких «общих знакомых» у нас несколько, но ни один из них не заставлял меня ложиться на спину и раскидывать ноги, если ты об этом.
Это была только половина правды, а всей правды ему, как и Дэвиду, знать не стоило. Отчего-то не покидало стойкое ощущение, что узнай они, как всё обстоит на самом деле, то сначала бы разнесли Фьюри с Норманом на молекулы, а только потом бы подумали, чем это могло быть чревато. Тед всё ещё подозрительно щурился, и я закатила глаза.
- Вот только ты не начинай, ладно? Я не сильно хотела детей, не особо хочу их и теперь, когда от любого резкого запаха, в прямом смысле, блевать тянет. Но что делать, раз так вышло? Рожу, не переломлюсь.
Конечно, я храбрилась. Одна только мысль, что тело скоро раздует, как у утопленника, а живот станет таким огромным, что невозможно будет увидеть ступни без помощи зеркала, заставляла внутренности сжиматься от отвращения. Момент родов я же гнала прочь особенно рьяно, чувствуя удушающий липкий страх, когда случайно задумывалась об этом. К счастью, Тед внял просьбе, хотя сумрачное выражение так и не покинуло его лица.
- Кто этот блондин на Гелендвагене у главного входа? Уже пятнадцать минут там лицом светит.
Я вздохнула. Вспомнишь лучик – вот и солнце.
- Друг мой, Дэвид Фарбер. Великодушно вызвался везде со мной кататься и следить, чтобы в обморок от вида крови не упала на месте преступления.
- Тот самый Дэвид Фарбер, о котором я думаю? – впечатленно поднял брови Тед. Как и я, работая в ФБР под прикрытием, не слышать о Дэвиде и его успехах на тотенбуржском фронте он попросту не мог.
- Угу. Нарисовался – хрен сотрёшь, - пройдя мимо, я вышла в коридор. – По делам поеду, звони, если что.
***
Работу телохранителя Дэвид считал дурацкой, сколько я его помню. Помнится, на последнем году обучения в Школе Агентов, он даже отказался от работы, заключавшейся в сопровождении какого-то серьезного бизнесмена на деловую встречу с другим бизнесменом на яхте последнего. Мотивировал тем, что не для того он цветет, чтобы перед старыми задницами двери открывать. Мы с Хелен, конечно, сказали ему тогда, что он кретин, но Дэвид остался непреклонен и не польстился даже на более чем щедрое вознаграждение. Кроме того, он подсознательно терпеть не мог Фьюри, и слушать их перебранки, местами, было даже забавно.
Поэтому я и удивилась так сильно, узнав, что именно он будет той самой «охраной», о которой упомянул Фьюри. Дорогой муж заслуживал множества разных эпитетов в свой адрес, но назвать его полнейшим имбецилом язык не поворачивался даже у меня. Прекрасно понимая, что любого из его охранников я отправлю куда подальше быстрее, чем он произнесет: «Такемицу», он нашел такого охранника, которого бы никуда не сдвинул и товарный состав. Загадкой оставалось лишь то, как ему это удалось.
- Я уже думал, ты там жить осталась, - произнес он вместо приветствия, и, подождав, пока я заберусь на пассажирское сиденье Гелендвагена, завел мотор. Само собой, за руль своей «детки» меня он пускать и не думал.
- Тед задержал.
Дэвид, вопреки ожиданиям, вёл себя вменяемее моих собственных родителей. Чудить, в силу положения, полагалось мне, но мама с папой побили все рекорды неадекватности. Наш дом был завален книгами по уходу за младенцами, каким-то детским питанием, пинетками, а буквально на днях я обнаружила родителей за собиранием пеленального столика для пятинедельного эмбриона.
Дэвид, само собой, ничем подобным не занимался. Он просто проводил со мной максимум времени и всячески развлекал, по всей видимости, чувствуя эмоциональное состояние интуитивно и не давая окончательно провалиться в чёрную дыру уныния. Киснуть рядом с эмоциональным эквивалентом ядерного реактора было нереально.
Местом преступления на этот раз оказался один из домов благополучного когда-то квартала Лотарио. Начавшаяся более десяти лет назад стройка так и не была завершена – финансирование то ли урезали, то ли распилили, и сейчас это место у всякой шпаны было одним из любимых.
- Здравствуйте, мэм, - стажер из участка вежливо поздоровался со мной, а увидев Дэвида за спиной, пораженно кивнул и ему.
Дэвид и впрямь выглядел угрожающе. Казалось, с прошлой поездки на фронт он вырос на пару сантиметров и раздался в плечах ещё сильнее. Руки закатанной рубашки украшало несколько резаных шрамов – от осколочной гранаты, как он сказал, а на уровне лица гроза дергийских террористов держал большой розовый чупа-чупс, купленный мной. Чтобы больше молчал, чем говорил.
- Привет, - я протянула руку за предварительным отчётом, и засуетившийся мальчишка вложил в неё легкую папку. – Криминалисты приехали?
Понурое «угу» оказалось красноречивее любых пояснений. Значит, главный сегодня Уилкинс – он был единственным, кому доставляло удовольствие тиранить новичков. Помнится, я тоже когда-то с ним столкнулась, но предыдущий начальник быстро его осадил.
- Вон та немочь бледная? – подал голос Дэвид из-за спины, указав на главного криминалиста чупа-чупсом, и я косо посмотрела на него, но кивнула. – Ну прям… нача-альник. Я молчу-молчу, буду молчаливой галлюцинацией.
Кажется, это была цитата, но я смогла вспомнить, откуда. Эрудированность Дэвида никогда не бросалась в глаза, и я имела твердое убеждение, что происходило лишь потому, что он сам не видел в этом необходимости. Только когда мы подошли ближе к месту преступления, Уилкинс обернулся в нашу сторону.
- Поздно приехала, красавица. Тут всё понятно, мы уже сворачиваемся.
- Сворачивайтесь, - мирно ответила я, опускаясь на одно колено и рассматривая подошву ботинка одного из убитых, - а мы осмотримся.
- Чтобы вы тут натоптали, и мы потом вообще концов не нашли?
Я молча подняла на него взгляд из серии: «Что ты вообще докопался, отвали» и вернулась к своим делам, но Уилкинса, к его же несчастью, сильно тянуло поругаться. Его недовольство росло с каждой секундой, проведенной мной на залитом кровью полу, и, возможно, всё бы прошло без эксцессов, но тут в разговор вступил вытащивший изо рта чупа-чупс Дэвид.
- Ну, допустим, искать концы будет всё же полиция, а не криминалисты… Да и ты же сам сказал, что здесь все ясно?
Уилкинс очень медленно и очень драматично перевел на Дэвида взгляд, что довольно предсказуемо не произвело на него никакого впечатления. Я закатила глаза, но не стала вмешиваться, занимаясь тем, зачем приехала. Зная Уилкинса, он был готов сделать всё, лишь бы не давать делу хода – не потому что сочувствовал преступникам, а потому что просто не любил напрягаться. Да и раскрытое дело, в отличие от висяка без подозреваемых, прибавляло очков стиля, поэтому я просто перепроверяла, так ли всё чисто, как он говорил. А ситуация наверху, тем временем, накалялась.
- Мне – ясно, - веско ответил он Дэвиду и смерил его начальственным взглядом, - а ты вообще кто такой? Томпсон, ты всех своих друзей на места преступления таскаешь?
- А кто я такой, - приятно улыбаясь, начал Дэвид, - тебя вообще волновать не должно. Ты же криминалист, вот и занимайся криминалистикой.
- Дэвид, хорош.
На Уилкинса не надо было даже смотреть, чтобы знать, как он сейчас выглядел. Скорее всего, сероватые губы были поджаты, белесые брови грозно сдвинуты, а желваки под небритыми щеками ходили ходуном.
- Я не знаю, кто ты такой, но если через полминуты ты всё ещё будешь здесь, тебя арестуют за..
- Так а за что? – деланно удивился Дэвид и я слабо захихикала. Все-таки развеселил. - Я же приехал с детективом полиции и нахожусь здесь с полного её позволения.
На Уилкинса было страшно смотреть. Я не то что боялась его, но знала, что если связаться – то это надолго, поэтому, как и многие, обычно сводила общение до рабочего минимума. Дэвид же отрывался на всю катушку и получал от этого такое удовольствие, что даже сделать вид, будто он мне мешает, не получалось.
- Томпсон, а ну встань! – рявкнул Уилкинс, и я подскочила на месте, поднявшись на ноги одним движением. – Забирай этого клоуна, и валите нахрен отсюда оба! И чтобы я его больше здесь не видел, поняла? Имей ввиду, сегодня же подам жалобу комиссару на твое непрофессиональное…
То, что происходило дальше, все присутствующие наблюдали, раскрыв рты. Уилкинс распалялся всё сильнее, и в тот момент, когда палец, которым он на нас указывал, почти коснулся меня, его сухопарую руку очень легко перехватил Дэвид. Уилкинс даже замолчал от неожиданности и попытался высвободить руку, но с тем же успехом можно было пытаться вырваться из железного капкана. Дэвид больше не улыбался.
- Значит так, дядя. Говорить я буду один раз и быстро, так что слушай внимательно. Если ты ещё хоть раз попытаешься размахивать руками в сторону детектива Томпсон, рук этих у тебя больше не будет, это я тебе могу гарантировать, - сжав пальцами запястье, он вернул себе внимание Уилкинса и продолжил. – Дальше, насчет жалоб. Если опустишь взгляд чуть ниже, сможешь прочесть моё полное имя на жетоне военного и хоть триста жалоб накатать. Уверен, поднимешь верховному руководству настроение. А теперь кивни, если понял. Потому что если не понял, руку я тебе сейчас сломаю.
Уилкинс промычал что-то невразумительное. Надо думать, отпора он не получал никогда в жизни – новеньким было слишком страшно, а стареньким слишком лень. Дэвид прищурился.
- А если детектив Томпсон после нашего с тобой душевного разговора будет иметь какие-то проблемы, то я вернусь и сломаю тебя об колено. Понятно говорю?
Ответа не последовало, но Дэвиду и молчания, судя по всему, было достаточно. Оставшуюся часть нашего с ним пребывания на месте преступления Уилкинс не произнес ни слова и вообще старался не отсвечивать.
***
Мрачно и без какого либо отсутствия аппетита я гоняла мелко порезанный арбуз по тарелке в разных направлениях. Управляя ломтиками при помощи ложки, я сама себя гипнотизировала и сбилась, лишь услышав рядом недовольный голос.
- Ешь.
- Отстань.
- Я говорю, ешь!
-Дэвид, хрен ли ты прицепился?!
Дэвид медленно выдохнул через нос, и я тут же ощутила лёгкий укол совести. Шел пятый месяц беременности, и хотя токсикоз остался далеко позади, для окружающих я стала ещё невыносимее. Было очень странно, с одной стороны, понимать бредовость некоторых порывов, а с другой – всё равно желать их исполнения.
Так, часа три назад мне ужасно захотелось арбуза. В одиннадцать вечера. В январе. Наивный Дэвид предложил подождать до утра, что, конечно (почему-то), было встречено мной в штыки.
- Ты хоть понимаешь, как я себя чувствую?! – накинулась я на него, мысленно себе поражаясь но уже не в силах остановиться. – Ребёнок постоянно давит на мочевой пузырь, и я постоянно хочу в туалет, ноги вечно отекают так, что ни в одни ботинки толком не влезают, и это ты ещё даже не видел, во что превратились мои соски! Показать?!
- Нет уж, обойдусь, - мрачно отозвался Дэвид, неохотно поднимаясь с дивана и разыскивая ключи от машины взглядом. Я же с наслаждением вытянула ноги.
Из соседней комнаты вышла Джейн. Она занималась каким-то срочным переводом для арабского посольства, поэтому в посиделках в собственной гостиной не участвовала, и мы с Дэвидом были предоставлены сами себе.
- Что происходит?
- Дэвиду сложно съездить мне за арбузом, - тут же пожаловалась я. Джейн непонимающе посмотрела в широкую спину на другом конце комнаты.
- Ты же на машине, какая проблема? – Джейн мне нравилась. Джейн всегда была на моей стороне, в случае чего. – В центре полно круглосуточных базаров и фруктовых баз.
Арбуз он, конечно, привез. Но теперь, спустя три часа, есть его совершенно не хотелось. Я тяжело вздохнула и отложила ложку. Джейн к тому времени уже закончила перевод и сейчас занималась тем, что перетаскивала большие подушки со своей кровати на временно оккупированный мной диван. Спать уже сейчас было неудобно ни в каком из положений, и я с ужасом ждала, что же будет ещё через месяца три.
- Ты уверена, что на диване будет нормально? – в третий раз уточнила Джейн, подкладывая подушки мне под бок как заправская медсестра.
- Ага.
Поначалу я очень удивлялась такой заботе с её стороны. Дело было не в плохом отношении – напротив, общий язык мы с нашли в рекордно короткие сроки, и я искренне считала её самой адекватной из всех пассий Дэвида. Джейн попросту производила впечатление человека, которому любой комфорт – свой или чужой – до лампочки. Она могла неделю не спать, чтобы закончить работу в срок, и неделю же есть один и тот же суп, иногда даже ленясь разливать его в тарелку. Попытки позаботиться о себе она встречала с лёгким недоумением («зачем ты разогревал, и так же нормально было?»), а заботиться сама начала только после неоднократных вдумчивых разъяснений, почему это важно. Именно поэтому её метаморфоза и казалась такой ошеломительной. Только потом я поняла, что таким образом Джейн выражала сочувствие моему положению, и прониклась к ней ещё большей симпатией.
- Тебе завтра на УЗИ, помнишь? Доктор Грациани написала, что ждет в 3 часа, как и договаривались.
- С ней забудешь, - проворчала я, укладываясь на другой бок.
***
С доктором Индирой Грациани я познакомилась несколько месяцев назад. Она связалась со мной сама, объяснив, кем является, и, предложив встретиться для начального осмотра. Говоря по правде, от подобранного Фьюри врача ничего хорошего я не ожидала. С него бы сталось, смеха ради, приставить ко мне как полоумную бабку, получившую диплом при царе Горохе, так и просто мерзкую гарпию, докладывающую о каждом моем шаге. Поэтому я искренне удивилась, когда доктор Грациани не оказалась ни той, ни другой.
Это была приветливая женщина индо-итальянского происхождения, глядя на которую, я начинала понимать, почему из всех типов женской внешности Фьюри явно отдавал предпочтение средиземноморскому. Индира Грациани не была юной выпусницей медицинского – об этом свидетельствовали и многочисленные дипломы на стене кабинета, и фотографии её собственных взрослых детей в рамках на столе – но причислять её к старшему поколению не поворачивался язык. Впрочем, внешность вряд ли играла первую роль в этом выборе.
Расположение, а затем и симпатию она завоевала тем, насколько спокойно и профессионально реагировала на плохое настроение и скепсис, который я не считала нужным скрывать на самом первом приёме. Безусловно, она была осведомлена, чьей я была женой, но сохраняла достоинство, не пытаясь ни пресмыкаться, ни завязать дружбу с первой ложки. Она просто слушала многочисленные жалобы, фильтровала их, вычленяла самое главное и делала так, чтобы они больше меня не беспокоили.
После первого же приёма она выписала по-настоящему действенное средство от токсикоза, а после второго, уже изучив результаты анализов, настояла на приёме таблеток с содержанием железа. Объясняла тем, что мой уровень гемоглобина хоть и был в норме, но стремился к нижней отметке, и если не принять меры, через пару месяцев это могло бы стать проблемой.
Иными словами, даже несмотря на то, что Индира Грациани была выбрана Фьюри, относиться к ней плохо у меня не получалось. Потому что как можно было плохо относиться к той, что одним своим появлением сделала мою жизнь лучше в разы?
- Добрый день, Миа, - едва я вошла в кабинет, она подняла голову от документов на рабочем столе и доброжелательно улыбнулась. – Как самочувствие?
- У меня внутри шар для боулинга, а ноги, как у слона. Как сама думаешь? – сварливое настроение преобладало с самого утра, но я всё-таки сдержала себя и вздохнула. – Извини.. просто опять изжога.
Общаться было легко ещё и потому, что она была начисто лишена свойственного врачам легкого снобизма по отношению к пациентам, поэтому переход на «ты» и произошел сам собой, и больше мы к этой теме не возвращались. На выпад Индира не просто не обиделась, а пропустила мимо ушей, избавляя меня от необходимости мучиться совестью из-за резкой фразы.
- Изжога на двадцать пятой неделе – нормальное явление, я выпишу лекарство. Есть что-нибудь ещё, что тебя беспокоит?
Немного подумав, я отрицательно покачала головой, и она озадаченно поджала губы.
- Мне не очень нравятся твои последние анализы. Скорее всего, это из-за той простуды пару недель назад… Ты всё ещё работаешь?
- Не так, как раньше. Теперь я больше в участке, чем на выездах, - неохотно созналась я и тут же перевела тему, зная, какого Индира была мнения о работе в полиции на пятом месяце беременности, - чем это может грозить?
- Теперь я практически не сомневаюсь, что роды будут раньше срока. Первая беременность, перенесённая инфекция, стрессовая среда – слишком много факторов, чтобы игнорировать это.
Похоже, в декрет, всё-таки, уйти придется. Хелен уже пару месяцев пилила на эту тему мозг, возмущенно вопрошая, как долго я ещё собиралась таскаться по всяким нехорошим кварталам и переулкам с пузом наперевес. Но теперь я всерьез обеспокоилась, не заявит ли Индира о необходимости лечь на сохранение в превентивных целях – как она любит.
- Простите, что задержались, долго искали парковочное место!
Индира недоуменно посмотрела на Дэвида и Джейн в дверях кабинета, а потом так же недоуменно перевела взгляд на меня. Я махнула рукой.
- Мы группа поддержки, - пояснила Джейн, закрывая дверь на ключ и подходя ближе ко мне. – Для присутствия на УЗИ.
Привыкшая к подобному Индира понятливо улыбнулась и включила аппарат, и я поёжилась. До этого момента игнорировать наличие плода было относительно легко. В самообмане я преуспела настолько, что периодически умудрялась забывать о беременности, вплоть до того, что искренне удивлялась, когда та или иная одежда переставала налезать. Теперь же, когда пол ребёнка станет известен, называть его «чем-то» уже не получится, и я, как могла, старалась оттянуть момент. От Дэвида моё состояние, понятное дело, не укрылось. Он ободряюще улыбнулся и нарочито бодро произнес:
- Давай, Миа. Мы поспорили на двадцатку, кто у тебя.
На кушетку я улеглась с тем же видом, с каким грешники в Средние века, ложились на дыбу. Подтянув вверх водолазку с заметно округлившегося живота, я прикрыла глаза. Несколько секунд, и всё. Молчание было совсем недолгим, но казалось, что длилось целую вечность. А потом я услышала спокойно-доброжелательный, как и всегда, голос доктора Индиры.
- Поздравляю тебя, Миа. Это девочка.
Следом раздался торжествующий вопль Джейн, и, открыв глаза, я обнаружила делано-недовольного Дэвида, старательно отсчитывающего купюры ей на ладонь. Встретившись со мной взглядом, он улыбнулся и подмигнул, и я растерянно улыбнулась в ответ, чувствуя лишь досаду из-за того, что теперь «это» во мне превратилось в «эту». Девочка. Зачем я вообще переспала с ним тогда?
***
Со дня злосчастного УЗИ прошло два месяца, а с того дня, как современная контрацепция предала меня – почти восемь. И вот уже неделю мы с Дэвидом оставались в гостях у Арона и Хелен в их доме у озера. Дэвид полностью разделял моё смятение относительно этого места, ведь ещё совсем недавно он бил себя в грудь, заявляя, что от тоски здесь можно повеситься, а теперь не представлял, как отсюда вообще можно было уехать по своей воле. Умиротворяющий дом отказывался отпускать нас, и через какое-то время мы перестали даже делать вид, что хотели этого.
Пару дней назад Саре, дочери Арона и Хелен, исполнилось полтора года, и ушлые родители не нашли ничего лучше, чем, тихой сапой, превратить нас с Дэвидом в нянек. Рассудили они, и, правда, неплохо. Отучить её бодрствовать до поздней ночи требовало времени, а самим спать хотелось уже сейчас. Тем более, что мне, как и Саре, не спалось, а у Дэвида опять сбился режим дня, из-за которого засыпал он только под утро.
- Нет, Сара, мелки есть нельзя, - забрав у Сары наполовину обгрызенный мелок, Дэвид положил его в коробку к остальным и салфеткой вытер ей рот. Сара уже хотела заплакать, её маленькое личико скривилось, но в тот самый момент Дэвид подхватил её подмышки и, держа на вытянутых руках, лег на пол. – Ну, не плачь! Кому нужны мелки, когда ты самолёт?
Сара засмеялась, думать забыв о мелках, и выставила ручки в разные стороны. Глянув на меня, Дэвид поднял бровь.
- Тебе холодно?
- Сырость из-за озера, наверное, - согреться не помогал даже настоящий шерстяной плед, в который я была укутана по шею.
- Шутишь? Тут же камин горит, даже Сара босиком ходит, - посадив Сару на ковер, он поднялся с пола и коснулся моего лба ладонью и констатировал, - вид у тебя нездоровый какой-то. Болит что-нибудь?
К вечно больной спине я уже успела привыкнуть и не обращала внимания, но совсем недавно к ней добавилась тяжесть в желудке и тянущая боль в животе. Ничего удивительного в этом не было, и я пожала плечами.
- Я всё время чувствую себя отвратительно, но сегодня – особенно. Забей, ничего страшного… вот чёрт.
Я не почувствовала стыда, когда поняла, что произошло. По словам доктора Грациани, недержание мочи было распространённой проблемой на поздних сроках, и даже присутствие рядом Дэвида не заставило пожелать провалиться сквозь землю от стыда. Он был взрослым, в конце концов, и всё понимал. А вот перед Хелен было неудобно, ведь теперь ей придется менять обивку.
- Что? – снова спросил Дэвид, а когда я не ответила, напряженно нахмурился. Я хмуро покачала головой, принявшись доставать из-под себя шерстяной плед.
- Плед теперь стирать придется.
Не без труда выпутавшись, я тяжело вздохнула, в тысячный раз, наверное, проклиная эту дурацкую беременность и этого дурацкого ребёнка, из-за которого теперь было нужно вставать с дивана и идти загружать стиральную машину.
- Миа.. - напряженно позвал Дэвид, а повернув голову в его сторону, я обнаружила, что смотрел он не на меня, а на диван. Осторожно разведя ноги, я замерла. Огромное пятно на светлой обивке было красным, и далеко не сразу до меня дошло, что это кровь. Мы пораженно смотрели друг на друга, пока Дэвид не пришел в себя первым.
- Так быть не должно, - уверенно заключил он и мгновенно поднял на руки Сару. - Пойду разбужу Хелен и Арона, а ты звони в скорую. Прямо сейчас, Миа, не тупи!
Растерянно набрав сначала доктора Грациани, я дождалась ответа лишь на шестой гудок. Несмотря на позднее время, соображала она молниеносно.
- Вызывай скорую и попроси, чтобы тебя отвезли в больницу имени Кальенте, - она говорила спокойно и медленно, видимо, опасаясь, что я, подавшись панике, не пойму с первого раза. – Сама ляг на спину и постарайся не шевелиться. Дыши глубоко, слышишь меня?
- Это оно, да? – негромко спросила, чувствуя, как сердце замирает от ужаса. – Но срок же только через два месяца..
- Не думай об этом сейчас, - твердо ответила Индира, - самое главное, дыши медленно и не делай резких движений. Встретимся в больнице.
Я плохо осознавала, что было потом.
Казалось, Дэвид вышел всего на мгновенье, но когда открыла глаза в следующий раз, надо мной уже склонялась обеспокоенная и взъерошенная, но всё ещё немного заспанная Хелен. Арон, должно быть, укладывал спать Сару.
-… Миа, ты слышишь? Оставайся со мной, не теряй сознания! Миа!
Её голос звучал так, словно кто-то нажал кнопку слоу-моушн в проигрывателе. Я кивнула, соглашаясь, что сознания терять нельзя, и закрыла глаза, чтобы в следующий раз открыть их уже в больнице. На лице оказалась надета кислородная маска, и губы не слушались совсем.
- Вы ЧТО сделали?! – знакомый голос раздался совсем рядом. Индира. Правда, я не могла вспомнить, чтобы она когда-либо звучала так громогласно. Или использовала те выражения, которые использовала по отношению к двум интернам скорой помощи. – Вы хоть понимаете, чем это ей грозит, недоумки?! А ну пошли вон отсюда! Как вам вообще в голову могло прийти стимулировать схватки при ножном прилежании** плода!
«Индира», - позвала я её, не до конца уверенная, что произнесла это вслух.
- А вы что встали? Везите её в родильный зал! – я не слышала, что именно возразила медсестра, а вот услышать, что на это ответила Индира, смогла хорошо. – Я тебя ни черта и не спрашиваю, Эмилия. Делай, что говорю, и избавь меня от своих умозаключений!
Заметив, наконец, что я пришла в сознание, она склонилась к каталке и погладила меня по голове.
- Ничего-ничего. Не волнуйся, сейчас тебе дадут наркоз, ничего не почувствуешь.
- Ч-то…
Губы не слушались, и почему-то это испугало меня намного сильнее всего остального. Индира слабо покачала головой, истолковав вопрос по-своему.
- Ты не сможешь рожать сама, девочка лежит ногами вперед. Придется делать Кесарево сечение.
Родильное помещение светилось белизной настолько, что у меня заболели глаза. Я зажмурилась, а когда снова открыла их, обнаружила над собой Индиру в медицинском респираторе. Глаза её улыбались.
- Ещё немного, и увидишь свою девочку. Считай со мной от десяти до одного, Миа. Десять..
«Девять» - беззвучно произнесла я и ощутила, как тело стало легким, как пух, и, более не удерживаемое силой гравитации, взмыло в воздух. Это было совсем не страшно и не больно, не так, как описывали смерть в большинстве фильмов и книг. По-своему, это было даже приятно и немного щекотно.
Совсем как маленькая Сара, я развела руки в стороны, улыбаясь темной невесомости, и позволила ей забрать меня. Тьма опустилась мягко и укрыла как теплое одеяло, постепенно стирая ощущение реальности.
Реальности больше не было, меня тоже.
Я умерла?