Серия 3.
Наутро Роберт проснулся от громких звуков, проникавших в его комнату. Через некоторое время он понял, что это Лорейн истязала пианино. Играла девочка неплохо, но тоже на свой манер: она чётко отделяла одну ноту от другой, из-за чего музыка теряла свою стройность. Роберт поморщился: у него болела голова, вчера он опять мучался бессонницей и заснул только под утро. Поняв, что уснуть он всё равно уже не сможет, мужчина поднялся с постели. Подойдя к книжному шкафу, он увидел, что книга, которую дочь утащила накануне, снова стоит на своём месте, а вместо этого пропал другой фолиант – словарь латинского языка. Уилсон усмехнулся и направился на третий этаж, откуда раздавались звуки пианино – он хотел снова попытаться разговорить дочь. Лорейн, всё в той же длинной белой ночной рубашке, при сером свете напоминающая привидение, уверенно нажимала на клавиши.
Тёмные глаза бегали по раскрытым старым нотам.
- Лорейн, я хочу с тобой поговорить, - сказал Роберт, останавливаясь в дверном проёме. Дочь сделала вид, что не услышала его, и продолжила играть, даже не поднимая глаз. Уилсон терпеливо ждал.
Девочка доиграла «Шутку» Баха, захлопнула ноты, встала со стула и подошла к отцу, вперив в него как всегда угрюмый взгляд. Роберту очень захотелось отвести глаза, но он вздохнул и заговорил:
- Лорейн, ты вчера ночью заснула, и я слышал, как ты разговаривала во сне.
Девочка молчала. Роберт продолжил:
- Я хочу знать, почему ты, если умеешь говорить, пытаешься убедить меня и окружающих в обратном? – Роберт заметно нервничал. Он уже восемь лет пытался научить дочь говорить, водил её к лучшим психологам, психиатрам, экстрасенсам, но все они только разводили руками и качали головами, признавая, что не в силах заставить Лорейн говорить.
- Лорейн, ты меня слушаешь? – на повышенных тонах спросил Уилсон.
Девочка угрюмо взглянула на него из-под пряди волос, упавшей на её лицо, и попыталась проскользнуть в дверь мимо отца.
- Лорейн, подожди, - Роберт успел схватить дочь за тонкое плечо и повернуть к себе лицом. Глядя девочке прямо в глаза и крепко держа её за плечи, Роберт чётко произнёс
- Я знаю, что ты можешь говорить. Я слышал вчера ночью! – руки мужчины нервно тряслись, на лбу выступили капли пота. Он был явно не в себе. – Говори!
На лице девочки отразилось крайнее страдание, она повела плечами, стараясь вырваться, но отец её крепко держал. Лорейн ёщё пару раз дёрнулась, пытаясь освободиться, но, вскоре поняв, что это бесполезно, затихла, вперив в Роберта тяжёлый взгляд немигающих глаз.
- Говори! – снова прокричал Уилсон. Видя, что девочка молчит, он с силой оттолкнул её. – Говори!
Лорейн пролетела через всю комнату и упала, ударившись о противоположную стену.
Она испепеляющим взглядом обвела комнату, встала, и спокойно, даже слишком спокойно, оправила на себе ночную рубашку, проскользнула мимо отца и скрылась в тёмном коридоре. Роберт стоял посередине комнаты, не осознавая, что произошло.
Некоторое время спустя он подошёл к двери, ведущей в комнату дочери, и постучал.
За тёмной дверью не раздавалось ни одного шороха. Мужчина подумал, нажал на холодную позолоченную ручку и вошёл. Уже полностью одетая Лорейн стояла у мольберта и энергично размазывала по холсту тёмно-синюю краску.
- Лорейн, - позвал Уилсон. Девочка посмотрела на него через плечо, флегматично положила кисть и обернулась, избегая встречаться с отцом глазами.
- Лорейн, посмотри на меня, - попросил мужчина. Девочка медленно, словно нехотя, подняла на него чёрные глаза.
Роберт заглянул в них и был вынужден схватиться рукой за дверной косяк. У него подкосились ноги и закружилась голова. Он не мог заставить себя отвести взгляд от глаз дочери. Он чувствовал, что теряет сознание… В глазах девочки то появлялись, то исчезали золотистые огоньки…
Неожиданно Уилсон пришёл в себя. Лорейн стояла спиной к нему и водила кистью по палитре.
Вечером Роберт сидел за столом. В руках он держал фотографию улыбающейся Джеки в чёрной траурной рамке.
Мужчина посмотрел на неё и тихо сказал:
- Я не знаю, кто она, Джеки, но она не обыкновенный ребёнок…