Отчет 3.17. Череда апокалипсисов
- Так вот, я и говорю, что сама идея создания игр на основе фантастических романов очень неплохая. И я собираюсь эту идею продвигать.
- И какие же романы ты возьмешь за основу?
- «Конец «Вечности»», например. Или повесть «Машина времени». У игроков будет возможность изменить сюжет!
- А что насчет «Аэлиты»? Сейчас тема Марса актуальна, говорят, первые люди туда высадятся через десять лет. Как и вечный вопрос о мятежах против правительства.
- Рич, я не против повести «Аэлита», но звучит смешно.
- Почему? Аэлита разрабатывает игру по одноименной повести, довольно интересно.
- Рич, ты понимаешь, что игра может выйти на международный рынок, будет переведена на другие языки? И что сейчас в мире не та обстановка, которая была почти сто лет назад. И что бунт под руководством землян против Тускуба, отца моей книжной тезки, можно понимать как угодно и использовать это можно не в очень хороших целях?
С другого конца стола раздался вздох. Мама перестала рассуждать о своей работе и повернулась к Рике:
- Ты нормально себя чувствуешь?
- Да. Просто меня почему-то начал раздражать запах оладий.
- В твоем положении это нормально. А почему ты не ешь вишни? Ты же хотела их буквально час назад!
- Уже не хочу. Вот греческий салат – самое то, ела бы ведрами. А еще я хочу шаурму…
- Будет тебе шаурма, только подождать придется минут двадцать.
- Лита… Я хочу ту шаурму, которая продается у вокзала.
- Рика, ты же отравишься!
Рика грустно улыбнулась.
- И ты спрашиваешь, почему я не хочу вишни, которые хотела час назад и которые мне Трой перед работой купил. Самое главное, что головой я понимаю, что вокзальная шаурма – еще та гадость, но хочется. Хоть токсикоз прошел…
Я слушала Рику и удивлялась. Удивительно, но меня тоже бесили запахи, правда, только второй день. И тошнит меня не по-детски вторую неделю, с тех пор, как мы из Египта вернулись – акклиматизация проходила тяжело. Так было и сейчас. Едва я доела первую порцию оладьей, как к горлу подступила тошнота. Поделать с собой я ничего не могла, мне оставалось только зажать рот и побежать в туалет, спотыкаясь на каблуках. Я даже упала, подвернув ногу.
Вот за что мне все это? Роджер маялся чем-то подобным неделю, у него еще болела голова на той неделе, а сейчас уже бегает, даже на первые свои гастроли собирается уезжать сегодня, а я все по-прежнему мучаюсь, даже поесть толком не могу.
В этот раз все было намного хуже. Едва я открыла дверь в кухню, как мне в нос ударил запах какой-то парфюмерии, что меня взбесило. Нет, зачем так обливаться туалетной водой? Это что за дурновкусие?
Боль в ноге. Как же я ухитрилась так упасть, что теперь хромаю? Скорее бы эта тошнота прошла, иначе в следующий раз будет перелом!
- Лина, ты в порядке?
- Да, папа. Только я ногу подвернула, теперь хромаю. А что за идиот к нам приходил? Который облился с головы до ног туалетной водой с запахом кедра. У этого идиота скоро шишки расти вместо волос будут, если так использовать туалетную воду! То ли дело ты…
- Никто не приходил. На кухню только я заходил. Слушай, Лина, а ты не беременная случайно? Тебя тошнит постоянно, как и Рику. Рика регулярно раздражается из-за запахов, ты тоже.
- Нет! Это акклиматизация, а запахи… Наверное, ты все же сильно много туалетной воды вылил на себя. И, пожалуйста, не задавай мне такие тупые вопросы – меня вчера Эшли и Анника этим доставали. Мол, сильно часто меня тошнит.
- Хорошо-хорошо, успокойся. Но подумай, стоит ли тебе идти на работу, раз ты хромаешь.
- Нет, сегодня я никуда не пойду. Потому что мне полдня придется ходить по музею.
И я никуда не пошла, просто легла у себя в комнате под охи и ахи Роджера.
- Может, мне выехать хотя бы завтра? Ты заболела, а я уже сегодня уезжаю.
- Но завтра тебе уже надо давать концерт в Хидден-Спринге, ты можешь просто опоздать на свой концерт!
- Я попробую перенести концерт.
- Роджер… Я люблю тебя, я ценю то, что ты решил со мной остаться, но не надо этого делать. Потому что я не смертельно больна, я просто подвернула ногу.
- А тошнота?
- Скоро пройдет. Тебя тоже тошнило на прошлой неделе.
- Раз ты так говоришь, то так оно и будет. Я в это верю.
- Спасибо. Только ты меня понимаешь в последнее время, остальные прямо с цепи сорвались – все время говорят, что я беременна.
- Чушь какая! Какая беременность, если мы предохраняемся?
- Кроме одного раза. Ну, в сфинксе, помнишь?
- Помню. Но от одного раза залететь нельзя.
Роджер посидел со мной еще часа два, пока ему не позвонил продюсер и не потребовал куда-то ехать. И только Роджер ушел, как меня скрутил новый приступ тошноты. Да что это такое? Может, к врачу сходить, пусть что-то выпишет. Или пойти через несколько дней, если нога не перестанет болеть? Я ведь даже рисовать не могу сейчас – то тошнит, то нога начинает болеть.
А по возвращению в комнату меня ждал сюрприз. У меня на кровати сидела Рика.
- А разве ты не собиралась идти к гинекологу? – спросила я.
- Собиралась, но потом передумала, решила поговорить с тобой.
- Рика, не начинай. Я не беременная.
- Точно в этом уверена?
- Да.
Почему-то мой голос дрогнул.
- Нет, ты в этом не уверена, раз дрожит голос. У меня к тебе предложение. Пошли со мной в больницу. Ты можешь попробовать купить тест, но эта штука ненадежная. А так тебя врач осмотрит, сделает УЗИ и подтвердит твою правоту. И ты сможешь на врача ссылаться, когда тебе будут доказывать, что ты беременная. Подумай об этом.
А почему бы и нет? Странно, как эта мысль мне не приходила в голову раньше. Вот уж точно, все гениальное – просто.
- Рика, а когда можно поехать к врачу?
- Да хоть сейчас. Врач примет двоих, только ты пойдешь первой. И не бойся ничего, если ты уверена, что не беременная. Да и беременность не так страшна, как кажется. Только не нервничай, это вредно.
- Я…
- В любом случае, даже если ты не беременная. Нервные клетки не восстанавливаются, знаешь ли.
- Хорошо, не буду. Я не хочу, чтобы ты нервничала из-за меня и вредила своему ребенку.
У меня словно камень с души свалился. Все будет хорошо, сейчас врач подтвердит мою правоту.
***
Как выглядит апокалипсис? Падает метеорит и разрушает все живое? Или в поединке сходятся два мага, один из которых решил получить власть над миром? Война? Государственный переворот? Распад страны на множество частей? Или ученые находят в Антарктиде нечто, что они называют «Адамом», после чего начинается эксперимент, который приведет к катастрофе, как в аниме, которые иногда смотрит моя мама?
* (аниме «Neon Genesis Evangelion»)
.
Нет, иногда все намного проще, особенно для отдельно взятого человека. Иногда апокалипсис – это осмотр у гинеколога и УЗИ, а всадник апокалипсиса – гинеколог, которая произносит простую фразу:
- Поздравляю, миссис Д’Альвиар, Вы беременны. Срок шесть недель.
Ужас. Всепоглощающий ужас. Мне ведь только двадцать три, куда мне рожать? У меня диссертация, работа в музее и картины. Совсем скоро начнется лето, сезон дайвинга. И я еще хотела отправиться с Роджером на его вторые гастроли в Старлайте, которые пройдут осенью этого года. А теперь на этом поставлен крест. Всего одной фразой. Или не поставлен?
Я смотрю поверх головы мисс Раух, гинеколога, к которому меня отвела Рика. В кабинете висят плакаты о развитии плода на разных сроках беременности, на которые я и смотрю. Шесть недель, значит. У плода уже формируется лицо, уже бьется сердце… Он уже человек или все еще множество клеток? Нет, не надо смотреть на плакаты, иначе я легко откажусь от спасительного для себя решения.
- Мисс Раух, я хочу сделать аборт.
- Почему? Беременность протекает хорошо, патологий у плода нет, Вы замужем.
- Я не хочу детей, мой муж тоже. У меня диссертация, работа, а у мужа гастроли. Мы хотели завести детей позже, нам этот ребенок не нужен!
- Какой у тебя резус-фактор? – вдруг мисс Раух.
- Так в карточке написано!
- Я хочу, чтобы ты мне ответила.
- Отрицательный, но…
Я оборвала ответ на полуслове. Я поняла, к чему клонит мисс Раух. Я могу остаться бесплодной, если сделаю аборт. А может, оно и к лучшему? Тогда точно не придется переживать из-за контрацепции, а меня никогда не будет выворачивать наизнанку каждый вечер.
- Все равно сделайте. Меня не пугает бесплодие.
- Ты уверена? Знаешь, я не люблю такие разговоры, но придется мне тебе кое-что рассказать. Ко мне приходят многие женщины старше тридцати. Они готовы платить любые деньги, лишь бы беременность наступила, но… Не получается ничего. Или получается, но после долгого лечения. В половине случаев это последствия вот такого аборта. И обстоятельства там похуже, чем у тебя. Кто-то сделал аборт, потому что не было денег на содержание ребенка. Кто-то – из-за того, что парень не хотел ребенка, кому-то не хотелось прерывать учебу. Я понимаю их и не осуждаю. Просто подумай о том, что и с тобой может быть нечто подобное через десять лет.
Перед глазами все поплыло. Я знаю, что своим родителям я далась тяжело. Я знаю, что я выстраданный ребенок. Я видела фотографии мамы тех времен, когда она лечилась от последствий отравления. Это что же получается? Я легко могу превратиться в бесцветную моль, которая ест мозг окружающим?
- Я подумаю. Но будьте готовы к тому, что я захочу сделать аборт.
Мисс Раух вздохнула, но согласилась.
Я выскочила из больницы, не чувствуя под собой ног. Я беременная… То, что я боялась, произошло. Я была настроена сделать аборт, но я боюсь последствий. И мне лучше не смотреть на эти плакаты, вообще не видеть женщин с детьми, потому что я начинаю думать о том, что внутри меня уже человек, а не куча клеток.
- Только попробуй. – раздался голос сбоку.
Справа от меня стояла Фелисия. Я видела ее радостной, грустной и озабоченной, но злой я ее никогда не видела!
- Что попробовать?
- Сделать аборт. Я просто лишу тебя того, что тебе дорого – магии. Поверь, я умею это делать.
- Тебе-то какое дело? Тебе ли не все равно, будут ли у меня дети или нет?
- Нет, мне не все равно. Потому что я знаю намного лучше тебя, к чему приведет твое решение. И я знаю, что если ты сделаешь аборт, то детей у тебя больше не будет. И это может привести к тому, что через сто лет магов больше не будет. И не только магов. Исчезнут все сверхъестественные существа, а человечество окончательно себя угробит.
- А Рика? Когда-то в универе ее спасла вампир, а они…
-… спасают только тех, кто может что-то решить в будущем. Или чьи потомки сыграют большую роль. Но это произойдет при одном условии.
- Каком?
- Ты должна родить этого ребенка. Тогда действительно сын Рики повлияет на будущее.
- У нее будет сын?
- Да. А вот с твоим ребенком все сложнее. Про пол я пока ничего тебе не скажу, но могу тебе сказать, что…
-… У меня будет какой-то уникальный ребенок. Слышала я это и от Серого Вестника, и от Троя, но в чем уникальность?
- Пока не скажу, но ты сама все поймешь однажды, ты умная. Если мое предположение верно, то это значит, что мир готов меняться. Во всех смыслах и на все времена. У тебя был шанс этого избежать, но ты не сделала этого.
- Как?
- Ты могла расстаться с Роджером, тогда ты бы сейчас занималась только диссертацией и работой. Но ты этого не сделала, наоборот, ты соглашалась на развитие отношений. Я была удивлена, мне стоило больших усилий, чтобы узнать, к чему приведет ваша с Роджером связь, но результат меня удовлетворил.
Почему-то на глаза навернулись слезы. Вот за что мне все это? Почему мир так несправедлив? Почему моей маме, которая любит детей, ее беременность далась тяжело, а мне, которая детей не хочет, не повезло залететь с первого раза? Почему?
- Не плачь. Поверь, все не так страшно. Ты не заболела смертельной болезнью, никого из близких не потеряла, а родить ребенка тебе бы все равно пришлось.
- Но почему мир так не справедлив? Фелисия, знаешь, как мне плохо? Меня тошнит постоянно, еще все запахи начали бесить. И это только начало!
- Это временно. Ты же занималась спортом, умеешь терпеть боль и неудобства, просто вспомни об этом. И не думай об аборте! Ты его не сделаешь! Духа у тебя не хватит, чтобы решиться на него.
С этими словами Фелисия исчезла, оставив меня в смятении. Почему мне так не везет?
Вечером я рассказала обо всем Рике и Трою. Пока они меня слушали, Рика искренне не понимала, почему я не хочу ребенка, а Трой просто помрачнел.
- Знаешь, Каролина, я понимаю, почему ты не хочешь детей. Потому что нет хуже матери, чем та, которой плевать на ребенка. Но родить ребенка тебе все же придется, потому что с такими сущностями, как Фелисия, не шутят.
- Сущностями?
- Да. Она не человек, даже если когда-то им и была. Уж сильно велика ее сила. Но я к чему? Лучше смирись и попробуй найти плюсы в своем положении. В декрет тебя отпустят без проблем, ты можешь взять академотпуск в аспирантуре или обойтись без него, тебя могут довезти до универа с комфортом, если твое присутствие понадобится, а дайвинг никуда не денется. А рисовать ты можешь и беременной. Ты замужем, твои родители не считают копейки, детей они любят. Почему бы и нет?
- Вот именно! Каролина, почему ты так категорично настроена? Почему ты не хочешь звонить Роджеру? Наверняка он будет рад!
- Рика, он не будет рад. Он не любит детей, ему проще, чтобы их вообще не было. А если и были, то чем позже, тем лучше.
- Почему?
- Роджер считает, что у него ветер в голове и он пока не готов менять подгузники и учить кого-то ходить. Даже если и основные заботы не на его плечах.
- Но как можно еще не нагуляться? Он будет продолжать петь, его никто не привяжет к кроватке!
- Рика, успокойся. Не у всех людей есть материнский и отцовский инстинкты.
- Я другого понять не могу. Роджер рос без отца, про его мать я уже молчу, вот уж кто неадекват полный, неужели ему никогда не хотелось стать тем, кем не стали его родители?
- Рика, не все такие, как ты. Есть люди, которые пережили какую-то неприятность и которые не хотят повторения этой неприятности у других, есть те, кому плевать, а еще существуют люди, которые считают, что раз они пережили неприятность, то и остальные должны пережить. Роджер относится ко второй категории.
- Но все же Роджеру лучше сообщить.
- Рика, я боюсь. Я не люблю ругань.
- Рика права. Сообщить Роджеру все же придется, не будешь же ты затягивать до девятого месяца.
- Мне кажется, что в пять уже будет все видно. Но Роджер уже уехал, он уже в самолете.
- Позвони, когда приедет.
Я обошла комнату вдоль и поперек, попыталась позвонить Роджеру, потом вспомнила, что он в самолете. Как же это сложно… Намного сложнее, чем признаться в любви или раскаяться в преступлении. Но я это сделала, я написала эти простые три слова: «Роджер, я беременная».
Роджер перезвонил через четыре часа.
- Эту проблему легко решить. Я не из тех идиотов, которые бросают свою девушку, потому что она сделала аборт.
- Я не могу сделать аборт.
Я рассказала почти все, пообещав рассказать подробности разговора с Фелисией при встрече.
Встреча состоялась месяц спустя, когда Роджер вернулся с гастролей, а я кое-как свыклась со своим положением. Я привыкла к тошноте, странным вкусовым пристрастиям, типа питахайи с солью, от чего в ступор впадали мои родители, привыкла к изменениям в своем теле. В моей жизни почти ничего не изменилось, я все также ходила на работу, только не таскала там картины, писала диссертацию – я решила не идти в академотпуск, и все так же рисовала. С Роджером мы не поругались, мы просто избегали разговора на тему моей беременности. Но бесконечно нельзя бегать друг от друга, увы.
В тот вечер я искала на кухне сок, когда услышала за спиной:
- А ты почти не изменилась. И выглядишь прекрасно, а я-то думал…
- Роджер? Ты уже вернулся? Разве ты не должен был прилететь поздней ночью?
- Должен был, но решил прилететь пораньше. Знаешь, я думал, что ты растолстела, а ты… Нет, я бы не сказал, что ты беременная! Какой месяц, говоришь?
- Почти третий. Десять недель.
- Аборт можно делать до двенадцати, но отрицательный резус-фактор… И что за обстоятельство мешает тебе сделать аборт?
- Роджер, скажи, как поживает Гарольд?
Обострившаяся во время беременности интуиция подсказывала, что сейчас я говорю с Роджером, но как же я боюсь обратного! Мне нельзя колдовать, я просто беззащитна перед инквизицией.
- Не знаю. Я давно не чувствую свою вторую личность.
- Тогда слушай.
Я пересказала Роджеру разговор с Фелисией. Роджер странно на меня смотрел, а потом сказал:
- Даже так… Значит, тебя лишат магии, если ты сделаешь аборт. Про дальнейшие последствия молчу, хотя мне кажется, что Фелисия могла наврать.
- Она не врет.
- Допустим. Если хочешь рожать ребенка, рожай. Но пойми одну простую вещь – я люблю тебя, а не детей. Потому что с детьми очень много возни, меня не умиляют младенцы с их слюнями на подбородке, меня не умиляет малышня, за которой нужен глаз да глаз, меня не умиляют младшие школьники, которым надо объяснять уроки. Вот лет в пятнадцать – самое то. Поэтому не стоит от меня ждать того, что я буду умиляться твоему пузу или скакать вокруг ребенка. Я люблю тебя и только тебя.
- Роджер, поверь, меня мое положение тоже не радует. Но выхода у меня нет, мне придется родить. А там посмотрим.
- Мне с тобой точно повезло. Ты не стала биться в истерике, не стала орать, что это мой ребенок и тому подобное. Я тебя за это еще сильнее люблю.
Роджер меня обнял, я же думала о том, как же хорошо, что наши с Роджером мысли совпали. Да, мы не хотим ребенка, но меня вынуждают его родить, странно ждать от нас умиления. Пусть нас считают чудовищами, нам плевать.
- Роджер… Мне тут одна мысль в голову пришла. Через пару месяцев о сексе придется забыть.
- Ничего, я переживу.
Наверное, это испытание нам двоим. Главное – его пережить.
***
- Если каждый мужчина должен посадить дерево, построить дом и вырастить сына, то к началу первой задачи я приступил. Сын, значит? Круто!
- Трой! Ты же говорил, что будешь рад ребенку любого пола!
- Я бы и дочери был бы рад. Но все же, с сыном проще. Буду водить его на рыбалку и охоту, сделаю ему лук со стрелами… А когда он подрастет, научу, как покорять девчонок.
- Трой, он еще не родился, у меня позади только половина срока, а ты уже распланировал жизнь нашего сына на долгие годы вперед.
Рика одергивала Троя, но было видно, что она рада. А я просто отвернулась от окна, чтобы не видеть эту идиллию. Я люблю Рику, но сейчас я чувствовала себя не очень хорошо. Мне хотелось плакать при виде Рики и Троя, которые ворковали на балконе.
Тогда, два месяца назад, когда мы говорили с Роджером, все казалось легко и просто. Мы оба не хотим ребенка, логично, что мы обойдемся без скачек вокруг моего живота? Логично, что Роджер приезжает домой под утро, а потом спит до полудня, поэтому мы видимся пару часов в день, ведь вечером у него концерт, в лучшем случае? Логично.
Нет, моя беременность мало что изменила. Мы с Роджером общались, он интересовался моими делами, обнимал меня… Но глядя на Троя и Рику, я ловила себя на мысли, что наша с Роджером жизнь какая-то неправильная. Что лучше бы Роджер был простым учителем математики, а не певцом с ночным образом жизни. Почему-то в такие моменты я думала о своем ребенке, хоть пол я и не знала. Говорят, дети чувствуют отношение родителей… Что чувствует наш ребенок? Вообще, каково ему? Не повторяю ли я ошибки Аниты, матери Рики?
И Роджер… Нормально ли, что он так относится к детям? Был бы он таким же равнодушным, если бы я забеременела годам к тридцати?
Странное чувство, будто в животе плавает рыба. И снова. Я прикоснулась к животу, пытаясь понять, что это. Лучше бы я этого не понимала… Потому что в памяти всплыли слова из прочитанного дневника моей мамы:
«- Опять пинается? Спасибо тебе, Лита.
- Тебе спасибо. Ты знаешь, как я люблю, когда ты рядом, особенно твои руки у себя на животе. Я так вас люблю! И тебя, и нашу дочь.
- Я вас тоже люблю, мои девочки. У меня самая лучшая жена, которая подарит мне самую лучшую дочку.
Рич, я тоже тебя люблю. Особенно наши с тобой вечера, даже когда мы не разговариваем, а просто лежим в объятиях друг друга и ты гладишь мой живот.»
На глаза навернулись слезы. Пора бы уже признаться самой себе, что я бы хотела услышать от Роджера нечто подобное, что слышала моя мама от папы.
- Лина, ты здесь? А ты Троя не видела, а то он телефон забыл в столовой? Что случилось? Кто тебя обидел?
- Папа, никто меня не обижал.
- А почему же ты плачешь?
Я попыталась объяснить, но захлебывалась в рыданиях. Папа обнимал меня, спрашивал, что случилось, а я не могла ответить, потому что толком не понимала, чего я хочу.
- Маленькая моя, успокойся. Во-первых, тебе вредно нервничать, а во-вторых... Что мне сделать, чтобы ты не плакала? Хочешь, куплю тебе твое любимое фисташковое мороженое?
- Нет!
- Давай, я куплю тебе новый мольберт?
- У меня есть свой мольберт, ты же видишь, я на нем рисую. Просто… Понимаешь, ребенок уже толкается.
- Так это хорошо! И сейчас?
- Уже нет. Просто понимаешь, Трой с Рикой воркуют на балконе, а у нас с Роджером не так! Мы с ним видимся пару часов в день, но он равнодушен к детям! Я тоже равнодушна, но сейчас почему-то мне хочется оказаться на ее месте. Как-то так. Мне сейчас вообще показалось, что Роджер ко мне охладел.
- Странный у меня зять, однако. Или все дело в неопытности? Наверное, это из-за того, что у него отца не было. В общем, сегодня вечером я поговорю с твоим мужем.
Мне везет на подслушивание чужих разговоров. В детстве я подслушивала разговоры родителей в надежде услышать что-то о магии, позже – про то, что из дома пропадают деньги, а в Австрии я именно из подслушанного разговора впервые поняла, что Роджер убил человека. Так было и сейчас. Мне просто не спалось ночью, а из гостинной раздавались голоса, мимо которых я не могла пройти.
- Роджер, так нельзя! Пойми, Лине внимания хочется, особенно в ее положении.
- Я уделяю ей внимание, но я работаю. Я сейчас лягу спать, проснусь где-то в два часа дня, а в четыре мне уже надо ехать на съемку клипа. Выезжать надо в три, я все это время разговариваю с Каролиной, если она дома. А в девять мне надо быть или на концерте, или на тусовке.
- Но не всегда же так.
- Всегда! Выходных у меня толком нет. Есть только небольшой перерыв, где-то час, вечером. И за этот час мне надо перекусить.
- Знаешь, я тоже работал, когда Лита была беременной. Но она не плакала и не думала о том, что я к ней охладел. Неужели тебе не все равно, что происходит с твоим ребенком? Он уже толкается, тебе никогда не хотелось понять, что с ним происходит?
- Я не хотел этого ребенка! Я думал, что мы с Каролиной заведем детей не раньше тридцати, когда насладимся свободой. Рич, Вам хотелось ребенка в двадцать три года?
- Хотелось. Я тебе больше скажу, мне хотелось завести семью с четырнадцати лет, с тех пор, как убили мою маму.
Роджер вздрогнул при упоминании о Елене.
- … но я – уникальный случай, я знаю. Но все же, подумай о том, что лучше сходить с женой погулять. Да и ребенком поинтересуйся, может, изменишь свои взгляды. Бывали среди знакомых такие случаи.
- Не изменю. Бесполезно. Не трогают меня дети.
- Все так говорят.
Роджер вздохнул, а папа махнул рукой. Кажется, они так и не поняли друг друга.
На следующий день я рисовала, когда проснулся Роджер и мне предложил:
- Пошли в парк. Прогуляемся.
- А как же твоя работа?
- Время терпит.
- Роджер, если это из-за моего папы, то не стоит. Вчера была минутная слабость, такое бывает у беременных.
- Да причем тут папа? Я и сам думал на днях, что мы с тобой мало видимся. На тусовку я тебя не поведу, тебе вредно, а вот в парк – можно. Погуляем пару часиков, я тебе достану медведя в автомате с игрушками… А если медведь не понравится, то оставишь нашему ребенку. Кого ждем, кстати?
- УЗИ пока не определяет пол, еще месяц надо ждать. Но если верить народным приметам, то у нас дочь.
- Тем более, медведь понадобится. Пошли погуляем.
И мы пошли в парк, как в те времена, когда мы учились в десятом классе. Кажется, это было только вчера, хотя прошло уже восемь лет…
- А что с тобой? Ты в порядке? – спросил Роджер, едва мы подошли к парку.
- В смысле?
- Да на живот свой глянь. Такое ощущение, будто там что-то происходит.
- Это ребенок толкается. Странно, что ты это заметил.
- У тебя на платье тонкая ткань, поэтому и заметил. Надо же!
Моя мечта сбылась, но меня это не трогало так, как наблюдение за Троем и Рикой.
Почему-то сейчас я вспомнила свою клиническую смерть и девушку в белом платье. Только сейчас я поняла, кто это был. В голове вновь зазвучали ее слова: «А у меня пока еще нет родителей. У меня все впереди. И если ты сейчас не свалишь отсюда, их у меня и не будет. Как и имени. А если уйдешь, то года через четыре, по твоим меркам, у меня все будет». Почему я не обратила внимание на эту фразу? Значит, народные приметы правы и у нас с Роджером будет дочь… Интересно, значит ли белый цвет волос, что она будет похожа на Роджера?
- Что случилось? Почему ты грустишь?
- Я задумалась. Роджер, я ведь пережила клиническую смерть в универе.
- Я помню. Ты там еще с какой-то странной девушкой общалась, у которой нет имени.
- Потому что имя у нее появится только тогда, когда она родится. И я имею к ее родителям прямое отношение.
- Не думай об этом. Пошли лучше к Инспектору Любви. Я сейчас покажу тебе, насколько сильно я тебя люблю.
Инспектор Любви… Автомат, который якобы измеряет чувства. Я не понимаю, как он работает, но подростки от него без ума. Мы с Роджером повернули ручку автомата, шкала поползла вверх и остановилась на самом верху.
А затем Инспектор выдал сертификат, который гласил, что до встречи с нами Инспектор не знал, как выглядит настоящая любовь.
- Вот видишь! Вот доказательство, что я тебя люблю.
- Я это и без Инспектора знала!
- Ого, какие люди! Роджер Д’Альвиар так легко гуляет в парке!
Мы повернулись на голос. Он принадлежал высокой длинноногой шатенке, которая с любопытством нас разглядывала, причем больше меня, чем Роджера:
- Я Ваша фанатка! Еще с тех пор, как услышала Вас на «Х-факторе». А уж Ваш первый альбом меня покорил, особенно песни про итальянскую любовь. А на «Х-факторе» Вы отлично спели «Wer bin ich?», что я буквально визжала от восторга!
- Все замечают эту песню. Я рад, Лиз, Вашему вниманию к моему творчеству.
- А не откажете мне в автографе и селфи с Вами? Хочу, чтобы все подруги обзавидовались!
- Легко. Иди сюда.
Роджер приобнял Лиз, от чего она задрала нос, а мне захотелось ей расцарапать рыло. Что это за общение с фанатками? Почему нельзя просто сфоткаться рядом?
- Теперь твои подружки точно обзавидуются.
- Не все. Вы же целуете некоторых фанаток в щечку?
И тут мое терпение лопнуло:
- Лиз, тебе не кажется, что вешаться на женатых мужчин, особенно с беременной женой, неприлично? Даже если мужчины – известные певцы.
- А я и не вешаюсь. Я просто пришла взять автограф.
- Вот и возьми.
- Успокойся, Каролина. Сейчас я подпишу девушке свой альбом и все.
Лиз ушла, бросая недовольные взгляды на меня, а я повернулась к Роджеру:
- Ты вообще нормальный? Зачем ты обнимаешь фанаток и целуешь их в щечку?
- Это часть моего образа. С мужчинами я здороваюсь за руку, а девушек обнимаю и целую в щечку.
- Образа? Ты не обнаглел? Что дальше? Ты с ними спать будешь?
- Успокойся, не нервничай. Это просто по-дружески. Я никого не целую так, как тебя. – Роджер прижал меня к себе и поцеловал.
В самом деле, почему я психую? Им достаются поцелуи в щечку, а мне – настоящие поцелуи по-французски, о которых фанатки Роджера могут только мечтать.
- Роджер, прости. Просто обидно стало.
- Ничего страшного. Хочешь мороженого?
- Хочу. И вон того тигра из автомата с игрушками.
- Хорошо. Только подожди чуть-чуть и не злись.
Не буду. Почему я должна злиться?
***
- Мне кажется, что наш сын похож на тебя.
- Нет, глаза у него твои.
- Уверен? По-моему, твои, Трой.
- Да ладно?! Это пока так кажется. Надо дождаться, когда подрастет…
- Рика, а ты нормально себя чувствуешь? – это уже мама. – Может, мы зря пришли?
- Нет, я рада. Правда. Уже все в порядке, меня через неделю выпишут.
- А как вы сына назовете, уже решили?
- Можно и так сказать. Я хочу назвать Эльдаром, но Рике не нравится.
- Потому что «Эльдар Д’Альвиар» звучит немного странно и сложно произносится, уж слишком много звука «р».
И что я здесь забыла? Зачем я пошла вместе с родителями и Троем к недавно родившей Рике? Мне все равно, на кого будет похож мой племянник, мне плевать, как Рика с Троем его назовут и на кого он похож. Вот лет через семь уже можно поговорить, но не сейчас. И как же я завидую Роджеру, который сейчас спит, а потом уедет на запись песни, что он этот цирк не застал!
- Рика, а рожать больно? – спросила я, когда охи-вздохи закончились и мы остались с Рикой только вдвоем.
- Как тебе сказать… Приятного мало, ощущения, будто тебя изнутри разрывают, но, поверь, это того стоит.
- Как изнутри разрывают?
- Это самое адекватное определение, которое я могу тебе дать.
- Тогда все не так страшно, как я думала. Меня неоднократно пытались разорвать в детстве, правда, снаружи.
- В смысле?
- Рика, я гимнастикой занималась.
- Я это знаю.
- Так вот, есть такая вещь, как растяжка у стены. Тебя сажают спиной к стене, ты раздвигаешь ноги до предела, а тренер пытается их раздвинуть еще сильнее. А когда ты орешь от боли, тренер фиксирует твои ноги на какое-то время.
- Но зачем?
- Чтобы ты села на поперечный шпагат.
- Это как?
Я попыталась показать руками, как это.
- Прости, на шпагат на восьмом месяце я не сяду, мне даже ходить тяжело.
- Я поняла, что ты хотела сказать. Не знаю, можно ли сравнить боль от растяжки с родами, но больно тебе будет, причем не один час. Но это того стоит, когда ты видишь своего ребенка!
- Рика, пожалуйста, не надо. Ты знаешь мое отношение…
- Знаю. Но неужели ты не испытываешь никаких чувств? Тебе неприятны движения твоей дочери?
- Рика, у меня отекают ноги, что я не всегда могу надеть туфли, у меня болит спина, я не могу нагнуться. И это не считая того, что ей иногда взбредает в голову устраивать танцы у меня в животе ночью!
- Это нормально.
- У каждого свое понятие нормы.
Рика вздохнула. Увы, наши взгляды на материнство не совпадали, что огорчало Рику. Еще хорошо, что Рика еще не заговорила на том дурацком жаргоне, который так высмеивают в сети, особенно на специальном сайте для задолбанных.
Вернулись родители и Трой, опять поохали и все разошлись по работам. А я уехала домой в странных чувствах. Чем ближе были роды, тем сильнее меня бесила беременность. Я мечтала, когда все это закончится, когда у меня не будет отекших ног и я смогу проводить у мольберта долгие часы, как прежде. Я мечтала о том, чтобы погрузиться летом с аквалангом в Русалочьем гроте, а не мучиться тошнотой, как это было этим летом. И о многих вещах, которые мне недоступны, пока я беременна.
Я пыталась осмыслить информацию о родах, получалось с трудом, мое воображение рисовало картины одну страшнее другой. В итоге, я довела себя до того, что поняла, что если я чем-то не займусь, то просто сойду с ума. Успокаивалась я старым проверенным способом – рисованием. Сейчас я любила рисовать не у себя в комнате, а на крытой веранде с пианино и мольбертом, потому что подниматься по лестнице мне сложно.
Я редко планировала, что я хочу нарисовать, кроме тех случаев, когда надо было рисовать на оговоренную тему. Если мне хотелось рисовать природу, я рисовала природу. Хотелось рисовать бал – рисовала бал. Сейчас мне хотелось нарисовать ночной Исла Парадисо, чем я и занялась.
Я выводила каждый штрих, каждый дом, каждую волну, не обращая внимание на отекшие ноги и на собственное пузо. Я думала только о картине, когда поняла, что что-то не так. Мне вдруг начало казаться, что рядом со мной кто-то стоит. Но родители и Трой на работе, Рика еще в больнице, Роджер на записи песни и домой приедет не раньше трех, а горничные сейчас на втором этаже. Коты? Нет, я чувствовала, что рядом человек. Наверное, я схожу с ума, раз мне такое кажется.
Дверь на веранду слегка скрипнула, что заставило меня обернуться. И я чуть не заорала от ужаса.
Передо мной стояла девушка в маске. В маске и коротком платье. Часть ее лица все же была видна, она знала об этом и пыталась спрятаться в своих длинных светлых волосах. Нет, это уже переходит все границы. Я знала, что фанаткам Роджера мало дружеских объятий и поцелуев в щечку, раз они уже в дом к нам лезут.
Но я с ними точно церемониться не буду, просто вытолкаю и вызову полицию. Нет, это все границы переходит!
- Еще один шаг – и я вызываю полицию. Мне плевать, что тебе нравится, как мой муж поет, особенно если это песня «Wer bin ich?», которую он пел на «Х-факторе», или любая его песня на немецком, даже если он так сексуально выговаривает звуки, где требуется придыхание. Он женат и тебе ничего не светит. Да и к несовершеннолетним он равнодушен. – я окинула взглядом фигурку незванной гостьи.
- Муж? А кто твой муж? Певец известный, что ли? Прости, не в курсе современных попсовых трендов, предпочитаю рок. Да и немецкий не люблю, он сильно с моей дурой-мамашей у меня ассоциируется. Я заблудилась.
- Поэтому ты проникла в чужой дом?
- Я не проникла. Дом напротив очень похож на ваш, я шла туда. Мы недавно переехали, еще плохо знаю район.
- Переехали?
- Ну да. Тебя так это удивляет?
- Может, тебя домой проводить?
- Сама уйду, только через пять минут, ладно? Я глупость совершила, теперь ноги болят.
Я перевела взгляд на ноги своей собеседницы. Кажется, она впервые надела туфли на каблуках и не рассчитала свои силы.
- Садись, что ли. А как тебя зовут?
- Тебе так важно это знать?
- Эмм… А что тебя смущает? У тебя имя звучит неблагозвучно? Меня Каролина зовут, надо же мне к тебе как-то обращаться, тем более, ты живешь рядом.
- Марселла.
- Редкое имя, однако. Никого не встречала у нас с такими именами.
- Бабушка и дедушка так назвали. Мол, они хотели, чтобы я могла себя защитить, решили мне так помочь. «Марселла» - значит «воинственная» с латыни.
- А родители?
- Им на меня было плевать. Отца своего я плохо помню, отчим – нормальный человек, но он космонавт, поэтому дома его долго не бывает, а мать… Ты же не хочешь, чтобы я материлась?
- Космонавт?
- Ну да. Он входит в отряд космонавтов, скоро улетит на МКС вместе с российским и американским космонавтом. Через пару недель вылет с Байконура.
- Откуда?
- С космодрома «Байконур».
- Но у нас нет космодромов… Да и название какое-то странное.
- Нормальное название, он не у нас в стране. Он в аренде у России, хотя находится не на ее территории.
- А это как?
- Когда космодром строили, был СССР, одна страна. СССР распался, вот и оказался космодром за пределами России, в Казахстане. Я хотела попасть на Байконур, но не удалось. Это все же закрытый город, куда кого попало не пускают. Да и отчим в школу отправил, мол, мне нельзя прогуливать контрольную по алгебре, если я собираюсь поступать на отделение астрономии.
- Куда?
- На отделение астрономии факультета технологий. В Шерлин Самрс.
- И чем ты будешь заниматься?
- Стану астрофизиком. Буду работать в обсерватории у нас в городе.
- В Исла?
- Да.
- А разве у нас есть обсерватория?
Марселла странно посмотрела в окно и сказала:
- Скоро будет. Я как раз закончу универ тогда.
- А почему ты не снимешь маску и прячешь лицо?
- Потому что пару дней назад на меня напали. Все обошлось, да только лицо мое немного пострадало – синяк у меня под глазом. Это во-первых. Во-вторых… - Марселла грустно вздохнула. – Глупость я большую сделала. Решила пойти на дурацкий школьный бал неузнанной, достали меня три дуры. Видите ли, все должны хотеть стать менеджерами, а не астрофизиками, учить английский и немецкий, на худой конец – французский, но не английский, испанский и русский, как я. А еще все девочки должны бегать за мальчиками, хлопать глазками, шлепать губками и принимать типа сексуальные позы. Мне шестнадцать и мне это неинтересно. Меня больше волнует астрономия и физика, чем мальчики. И вот такие дуры учатся в лицее имени Малькольма Ландграаба, одной из лучших школ города.
- Необязательно. Умные мальчики на это не ведутся.
- Не ведутся, не спорю. И сегодня одного такого я узнала заново…
Да, школьники не меняются. Я закончила школу семь лет назад и сталкивалась с такими же проблемами, как и Марселла. Если кто-то звезды зажигает, то почему бы это не делать этой девушке? Надеюсь, все у нее получится… Но почему она мне кажется какой-то странной? Дело не в том, что она рассказала о себе, в конце концов, астрофизик – не проститутка и не в том, что она учит не столь популярные языки, как тот же немецкий, моя мама вообще китайский знает, но что-то меня в ней напрягало.
Взгляд упал на руку Марселлы. Золотое кольцо с черным камнем в виде трилистника… Такое же кольцо есть и у моей мамы, камень в этом кольце – по-особому обработанный сапфир. Кольцо существует в единичном экземпляре. Папа подарил маме это кольцо на двадцатилетие их брака, но мама надевала его пару раз, потому что оно ни с чем не сочетается в ее гардеробе. Но откуда это кольцо у моей гостьи?
- Марселла, а откуда у тебя это кольцо?
- Дедушка подарил. – грустно вздохнула Марселла.
- Дедушка?
- Ну да. Мамин папа, он очень меня любил.
- Просто у моей мамы есть такое же кольцо. И оно существует в единичном экземпляре! Там обработанный по-особому сапфир, кольцо существует в единичном экземпляре!
- Нет, это точно не сапфир. Ювелир вполне мог сделать копию кольца, но с другим камнем.
Почему-то у меня начала болеть голова, а странное чувство меня не отпускало. Я не могла объяснить, что за чувство, но память подсовывала мне Лизетту Хекслер. Почему? Я так и не поняла.
- Голова болит?
- Да.
- Таблетку дать?
- Н-не надо.
- У тебя в углу гитара стоит, ты сыграй на ней, должно полегчать. Я когда-то так делала.
- Я не умею играть на гитаре. А ты умеешь?
- Немного. Только свои любимые песни.
- Мне сыграешь?
- Легко! И спеть могу.
- Только не на немецком, хорошо? Меня мой муж этим успел достать, а теперь его фанатки.
- Я не знаю немецкий, поэтому спеть я тебе не смогу. Не на немецком, говоришь?
- Да. Что-то его в моей жизни очень много.
- Хорошо. Тогда слушай одну из моих любимых песен.
Марселла тронула струны гитары и запела:
«We stand at the gates of Berlin
With two and a half million men
With six thousand tanks in our ranks
Use them as battering rams
Artillery leading our way
A million grenades has been launched
The nazis must pay for their crimes
The wings of the eagle has been broken
Marshall Zhukov's orders:
Serve me Berlin on a plate!
Disregard the losses
The city is ours to take!»
* (Мы стоим у берлинских ворот,
Два с половиной миллиона человек,
С шестью тысячами танков в наших рядах,
Используем их, как таран.
Артиллерия нам путь расчищает,
Миллионы снарядов запускают,
Нацисты должны заплатить за свои злодеяния,
Сломлены крылья орла.
Маршалл Жуков отдаёт приказ:
"Преподнесите мне на блюдечке Берлин!
Игнорируйте потери, несмотря ни на что
Город в наших руках!", “Attero Dominatus”, группа “Sabaton”)
Марселла пела не очень хорошо, но было в ее голосе что-то такое, что вдруг заставило меня поверить в то, что она поет. Мне казалось, что она словно была там, у берлинских ворот. Что именно ей отдали приказ штурмовать Берлин, не щадя себя. Что именно у нее в руках красный флаг. Интересно, а какая у нее фамилия?
Но я не люблю рок, поэтому голова разболелась еще сильнее. Но меня удивило то, что происходило с ребенком. Я слышала, что беременным полезно слушать музыку, особенно классику, но никак не рок, но моему ребенку явно было плевать на это. Почему-то мне казалось, что ей нравится пение Марселлы.
- А ты только рок слушаешь?
- Попсу не люблю. Бесят меня песни в стиле: «О, Боже, какой мужчина!».
- Меня тоже. Но голова болит еще сильнее, хотя мой ребенок явно в восторге.
- Прикольно. Будет рок-звездой, наверное. А если не нравится «Attero Dominatus», то могу спеть еще одну песню, которая заставляет задуматься. Перевод на симлиш мой, поэтому не обессудь.
И снова запела:
«Каждый выбирает для себя
Женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку -
Каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе
Слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
Каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает по себе.
Щит и латы, посох и заплаты,
Меру окончательной расплаты
Каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает для себя.
Выбираем тоже - как умеем.
Ни к кому претензий не имеем.
Каждый выбирает для себя!»
- Моей маме бы понравилась эта песня…
- Она всем бы понравилась, потому что заставляет задуматься. Прости, но мне пора бежать. Слишком я с тобой заболталась.
- Марселла, подожди! Ты есть в социальных сетях?
- Зачем?
- Ты интересный человек. Я очень хочу с тобой дружить, пусть ты и младше меня на семь лет.
- У нас с тобой будет много времени для разговоров, но захочешь ли ты общаться со мной?
- Конечно, захочу!
Марселла как-то грустно улыбнулась.
- Посмотрим. Я не прощаюсь.
Она ушла, а я просто смотрела в одну точку, пытаясь разобраться в своих чувствах. Почему-то мне в какой-то момент начало казаться, что Марселла чужая, что ее здесь быть не должно. Во всяком случае, не в этом качестве. Но почему?
- Каролина, ты дома?
Роджер пришел. Почему-то бледный и на трясущихся ногах.
- Да, а что с тобой?
- Я, наверное, с ума сошел. Только что у нашего дома я встретил странную девушку в черном платье и маске. Я у нее спросил, не могу ли я ей помочь, так она сказала, что ее сладкие мальчики не интересуют. А потом она дошла до поворота, сняла с шеи какой-то медальон, что-то произнесла и исчезла в воздухе! Но и это не самое фиговое. Почему-то она мне внушала ужас и казалась инопланетянкой.
- Тогда мы вместе с ума сошли.
Я рассказала Роджеру о Марселле и ее песнях. Он выслушал и сказал:
- Пошли.
- Куда?
- В комнату твоих родителей. Надо проверить, все ли драгоценности на месте. Это воровка, не иначе. Но воровка с магическими способностями.
- Только воровка какая-то странная, тебе не кажется? Зачем ей представляться своим именем и петь мне песни?
- Чтобы усыпить бдительность. Может, она действительно заблудилась, но только у нас в доме?
Но тут нас ждал облом. Все драгоценности родителей, в том числе то самое кольцо, оказались на месте.
- Роджер, вообще, надо постараться, чтобы найти эти драгоценности. Тут же сейф в шкафу, куда так просто не доберешься!
- Но должно же этому быть какое-то объяснение! Даже как маг я не могу это объяснить! Серый Вестник? Нет, не похоже, потому что они парализуют волю к сопротивлению. Она явно человек. Может, где-то у нас открылся портал в параллельный мир?
- Не знаю. Но это бывает крайне редко.
- Но бывает. Не зря же тебе казалось, что она чужая в этом мире.
- Знаешь, у меня такое же ощущение, едва я твою маму вижу. Может, эта Марселла хрономаг?
- Вряд ли. Мама часто сокрушалась, что эта ветвь магии погибла полностью, шансов на ее возрождение нет. Просто люди с такими способностями не рождаются. Мама говорит, что человечество еще не готово к путешествиям во времени и может наломать дров… Я не могу с ней связаться, она на год уехала работать в США, ты знаешь.
- Знаю. Контракт заканчивается только в июне, звонить ей дорого, а по телефону такие вещи не обсуждаются.
- Подождем ее возвращения. Или ты дождись Фелисии, может, она что-то знает, что это было. Но у меня к тебе просьба.
- Какая?
- Не рассказывай никому о нашей гостье. Даже для мага эта история звучит по-идиотски.
Я не расскажу. Но почему-то при воспоминании о Марселле просыпались самые светлые чувства.
***
Я наивно полагала, что хуже моей беременности быть ничего не может. Я ошибалась. Хуже всего – последний месяц беременности и постоянно орущий Эльдар. Его крики слышны всюду, спасибо натыканным радионяням. Рика и Трой по очереди дежурили у кроватки сына, но помогало это мало, Эльдар словно дожидался, когда родители уйдут, чтобы начать кричать. Мои родители не сильно могли помочь, хотя они детей очень любят, а Эльдара считают своим внуком. Особенно мама.
А я жалела, что Роджер так невовремя уехал на очередные гастроли. Только он меня понимает, остальные скачут вокруг Эльдара и не понимают, почему я не интересуюсь племянником. Да потому что меня не умиляют младенцы! Мне меньше всего хочется оказаться под чьей-то струей, мне не хочется, чтобы на меня срыгнули, я не хочу слушать вопли у себя под ухом. А еще я боюсь, что я просто не смогу больше заниматься чем-то, кроме ребенка. Я боюсь, что после родов я буду думать только о том, как моя дочь поела и какого цвета у нее испражнения, потому что у нее
Но как только я убеждаюсь в том, что в моей жизни ад наступил, как жизнь доказывает обратное и устраивает мне очередной апокалипсис. Так получилось и в этот раз.
В одно прекрасное утро меня скрутило. Мне казалось, что кто-то меня бьет по спине. А потом низ живота словно загорелся огнем. Я попыталась терпеть, но не смогла, я просто рухнула на колени и заорала.
На мой крик прибежала Рика, потом мама… Я помню, как Рика уговаривала меня потерпеть, мама требовала дышать, а папа заводил машину. Я помню гонку по пробкам, помню, как меня привезли в роддом. Я орала от боли. Значит, это похоже на растяжку? Да пусть меня лучше заново на шпагат растянут, чем я рожу еще раз!
Я все орала и орала, хотя внимание уже никто не обращал. От боли я не видела ничего, лишь иногда случались какие-то просветления. В одно из этих просветлений я поняла, что рядом со мной нет ни родителей, ни Рики.
- Мама! Где она?
- Ты сама скоро мамой станешь, сюда не пускают родственников. – ответила одна из медсестер.
- Почему?
- Потому что здесь все стерильно!
И снова боль.
- Дыши, Каролина!
- Я не могу…
- Тебе осталось немного, все хорошо. Роды проходят легко.
Легко?! Как же тогда тяжело?
Вдруг все прекратилось, боль отступила, а через минуту раздался детский крик, а чей-то голос произнес:
- Поздравляю, у тебя девочка!
Это было последнее, что я помню. Я просто потеряла сознание.
***
Прошло несколько дней. Странно и непривычно… Я уже отвыкла от состояния, когда нет пуза, но никак не могла привыкнуть к другому состоянию. Я не могла привыкнуть к тому, что теперь моя жизнь разрушена. Каждый раз, когда мне приносили мою дочь, я понимала, что крики Эльдара – это цветочки, а ягодки – вот они, весом чуть больше трех кило и со светлым пушком на голове, сопят у меня на руках. Когда мне рассказывали, как я должна ухаживать за ребенком, я приходила в ужас. Я просто этого не выдержу! Я хочу рисовать, у меня диссертация, я не хочу постоянно торчать у детской кроватки! Не хочу!
Масла в огонь подливали мои родственники, особенно Рика и Трой. Я не ожидала, что Трой станет облаком в штанах, он же при виде моей дочери воскликнул:
- Какая красавица! Лет через пятнадцать все парни будут ее. Но нам повезло, что это будет так нескоро!
Рика просто улыбалась:
- А как вы назовете дочку? Роджер звонил?
- Звонил. Мы не знаем, как хотим назвать, мы не думали об имени.
- Почему?
- Потому что мы не хотели этого ребенка!
Я отвернулась к противоположной стене. Почему до Рики не доходит такая простая истина, что не все люди хотят детей?
- Но у ребенка должно быть имя!
- Рика, пожалуйста, не начинай. Можешь говорить со мной о чем угодно, но не о детях. Хоть о политике, хоть о съезде исследователей удобрений в Бриджпорте. Меня детская тема просто бесит, а я не хочу срываться на тебе.
- Хорошо-хорошо. Что тебе рассказать, чтобы ты не злилась? В США конгресс подтвердил избрание Дональда Трампа президентом, несмотря на то, что в ЦРУ постоянно твердили о вмешательстве России в выборы. Вопреки своим предвыборным обещаниям, Трамп пока не планирует встречаться со своим российским коллегой Владимиром Путиным. Покамест наше правительство радуется нейтральной позиции во время президентских выборов в США, а то некоторые политики не могут даже договориться о встрече с Трампом из-за того, что оскорбляли его в ходе всей предвыборной компании.
- Рика, президентские выборы в другой стране меня не интересуют.
- Возможно, тебя заинтересует внутренняя политика? Обсерватория в Бриджпорте решила открыть свой филиал у нас на островах, мэрия выделила землю на одном из дальних островов для строительства обсерватории. Предполагается, что это будет не только обсерватория, но и планетарий, а также астрономические кружки для детей и подростков…
- Что?
- У нас в городе собираются обсерваторию…
«- Стану астрофизиком. Буду работать в обсерватории у нас в городе.
- А разве у нас есть обсерватория?
- Скоро будет. Я как раз закончу универ тогда». - зазвучал голос у меня в голове.
- Закончат строительство через пять лет. Только вчера полностью подтвердили планы и передали сегодня по новостям!
Значит, Марселла успеет закончить школу и университет. Но откуда она знала про обсерваторию? Может, ее родители архитекторы? Хотя, ее отчим – космонавт, который наверняка в курсе таких планов…
Из раздумий меня вывел крик ребенка. Рика выжидающе смотрела на меня, мне ничего не оставалось, как покормить дочь. Да за что мне это?!
- Вот видишь, ты просто не разобралась в себе до конца. Поверь, ты обязательно полюбишь своего ребенка!
Не знаю. На следующий день жизнь подбросила мне очередной апокалипсис – меня пришел навестить папа.
- А мама где?
- Пока на работе, заедет к тебе позже. А ты как?
- Нормально почти. Уже почти смирилась со своим положением.
- Роджер звонил?
- Да, поздравили с ним друг друга, спросил о самочувствии, но приедет только через две недели.
- А как назовете? Еще не решили?
- Нет. Мы никогда не думали над этим… Ты же знаешь, что мы равнодушны к ребенку. Только не говори, что это неправильно, мне Рика скоро остатки мозга этим вынесет.
- То есть, ты не против, если имя нашей внучке дадим мы с Литой?
- Пожалуйста, но сделайте так, чтобы имя было благозвучным и не травмировало окружающих.
- За это не беспокойся. Мы вчера долго этот вопрос обсуждали. Как тебе Марселла Д’Альвиар?
Меня словно ударили под дых.
- Как?
- Марселла. Мы хотели редкое имя, чтобы девочка не была стопятьсотой Марией или Лиз, но не экстремальное, вроде Усаги или Терпсихоры. Мы и тебе выбирали имя по такому принципу. А мы с мамой нормально относимся к тому, что наша внучка будет воинственной.
Я чуть не упала в обморок. Значит, Марселла?
- Папа, а тебе Роджер ни о чем странном или необычном не рассказывал?
- Нет, а что случилось?
Я у себя в голове собирала по кусочкам мозаику. Мозаику, которую я не могла сложить месяц. У моей гостьи были длинные светлые волосы, а из-под маски я успела разглядеть зеленые глаза, у моей дочери светлый пушок на голове и зеленые глаза. Моя гостья откуда-то знала об обсерватории, она даже посмотрела в окно, когда я ей сказала, что в нашем городе нет обсерватории. Кольцо, которое было у нее на пальце и которое существует в единичном экземпляре, не копия. И имя! В наших краях нет никого с именем Марселла, это редкое имя. Моя гостья упомянула, что ее назвали так бабушка и дедушка, а если прибавить к этому чувство, что она чужая в нашем мире… Такое же чувство, только в разы сильнее, возникало у меня при виде Лизетты Хекслер.
- Лина, с тобой все в порядке? Если ты против имени «Марселла», то мы…
- Нет, папа, я не против. Ответь лучше на один вопрос. Что ты знаешь о хрономагах? Просто Роджер говорил, что эта ветвь магии умерла окончательно, что хрономаги просто не рождаются…
- Роджер прав, но в чем дело? Почему вдруг тебя это заинтересовало?
Просто не каждый человек знакомится со своим взрослым ребенком до его рождения. Не каждый человек узнает о том, что собственный ребенок в будущем его возненавидит неизвестно за что. И не у каждого мага рождается ребенок, который в будущем займется тем, что считается давно потерянным. Это только мне так «повезло». И Роджеру.