[Enlil]

Итак, что сказать, я снова здесь и готова к бою.

Jana Weber, солнышко мое, я знаю, что я свинья, обязательно тебе отвечу, потому как ты мстительная и злопамятная, а я тебя люблю) Но пока быстренько отчет))

Со временем здание "макулатурного завода" становится практически вторым домом. Я появляюсь здесь не так часто, как может показаться, большую часть заданий Риган выдает мне на нейтральной территории, иногда увесистые пачки с инструкциями передает Алекс. Каждую такую встречу он назначает в кофейне "де ла Шоколад" и каждый раз ворчит, что он не курьер и это, дескать, больше никогда. Но мне нравится бывать в штабе. Он действует на меня с умиротворяющей сосредоточенностью. Риган своим присутствием наполняет не такое уж большое помещение духом патриотизма и консерватизма старой доброй Британии, Клелия (она, кажется, здесь живет безвыходно) - собранностью и тихим урчанием оборудования, Алекс - ворчанием и запахом свежесваренного кофе. Он с завидной регулярностью ругается с девушками из архива, костерит на чем свет стоит и их и производителей кофе, но неизменно возвращается к нам с четырьмя стаканами кофе. Это один из его талантов, искупающих периоды острой мизантропии, он умеет даже кофемашину заставить варить совершенно потрясающий кофе.
Штаб - это что-то вроде дозы психологической поддержки. Сюда стоит приходить хотя бы затем, что бы подкрепить уверенность в собственных силах. Но Риган собирает нас здесь не часто.
- Прошу внимания, - Риган выглядит особенно уставшей. Туго стянутые на затылке волосы открывают высокий лоб и делают ее еще старше. Однако она по прежнему несгибаемо решительна. - Надеюсь все помнят Роберта Пратта?
Алекс передает мне стакан кофе и делает вид, что не видит, как дрожат мои пальцы. Иногда он способен демонстрировать что-то вроде деликатности. Роберта Пратта я помню и ничего против него самого не имею, но воспоминания о том задании вызывают обжигающий стыд.
- Нам прислали результаты и анализ прослушки, - продолжает Риган. - В порочащих его связях замечен не был, но есть косвенное подозрение, что он под прикрытием своего бизнеса занимается транспортировкой незаконных наркотикосодержащих препаратов. Все как обычно. Втереться в доверие и найти доказательства. Удачно, что он еще с прошлого раза неплохо относится к Сатин, - Риган чуть кривиться и трет пальцами висок. В последнее время, хотя она никому в этом не признается, ее мучают мигрени. - Позвонишь ему и скажешь, что услышала о его проекте и хочешь поучаствовать.
Она не спрашивает, она констатирует факт, и я киваю, позволив себе только уточнить.
- Что за проект? От меня потребуются специальные навыки?
- Он переснимает какой-то любовный роман. Что-то про Анжелику, или Анастейшу... - Риган гениальна в своей области, но о любовных романах знает только то, что они есть.
- Может Антонию? - предполагает Клелия со своего места, заинтересованно поднимает глаза от своего компьютера. Риган кивает.
- Да, вероятно. На этот раз ты, Сатин, не будешь одна. Алекс, ты записан на кастинг, и будь добр, постарайся, что бы тебя взяли на роль хотя бы дворника. Мне нужны все доступные глаза и руки.



Когда я звоню Роберту Пратту, он не сразу вспоминает меня, но, вспомнив, фонтанирует велеречивыми радостными приветствиями. Я стараюсь быть скромной, Риган не требовала от меня должности режиссера или продюсера, но на первой же встрече Пратт предлагает мне роль.
- Это будет новое видение! - говорит он, размахивая руками. - Нам нужны такие люди, как вы, очаровательная Сатин! Я чувствую в вас стержень, и я хотел бы видеть героиню похожей на вас!
Я улыбаюсь, скромно и польщено, и, глядя на Роберта, думаю о том, что он совсем не похож на контрабандиста, перевозящего наркотики. Он кажется мне слишком увлеченным своим делом, что бы это было для него просто прикрытием. Но Риган почти никогда не ошибается, а мои умозаключения вряд ли пойдут дальше отчета.
Мне все же приходится пройти кастинг. Режисер смотрит на меня сквозь толстые стекла очков словно на препарируемую мышь, с легким интересом и пренебрежением. Корсет давит на ребра и в пышном платье я чувствую себя донельзя глупо. Я не пытаюсь скрывать этого, более того, пару раз глупо хихикаю в положенных местах, долго извиняюсь, когда ненароком выливаю на Пратта чай, и украдкой обыскиваю карманы его пиджака под прикрытием широкой юбки. Режиссер долго и задумчиво пожевывает губы, после чего дает добро.
На съемочной площадке я знакомлюсь с остальными актерами. Мне везет, ратующий за "новое видение" Пратт набирает преимущественно молодых и неизвестных, а потому я выгляжу среди них едва ли не увереннее прочих. На диване, в уединении, я замечаю знакомое носатое лицо. Алекс бледен, шейный платок затянут слишком туго и сдавливает горло, на правый глаз падает искусно завитая прядь волос. Он скользит по мне взглядом не останавливаясь, без тени узнавания, и тут же возвращается к разглядыванию собственных ногтей.
- Это Александр Гот, - с придыханием шепчет мне одна из ассистенток режиссера. - Он будет играть Бендикса Грюнлиха. Правда харизматичный мужчина? И не женат...
Она снова испускает томный вздох, жадно пожирает глазами Алекса, словно готова в эту же секунду хватать его за ноги и тащить к себе в пещеру, где намерена творить самые страшные непотребства. Я же торопливо пытаюсь припомнить, которым по счету мужем Бендикс приходился Антонии.



Съемки проходят бурно. Я стараюсь вести себя тихо и вежливо, аккуратно приглядываться к окружающим, но Алекс, окончательно освоившись на площадке, умудряется ругаться со всеми. Его собственное видение мира распространяется не только на кофе, но и на его персонажа, на костюмы и на сценарий в целом. Он нравится режиссеру. Тот, очевидно, видит в нем нечто такое, без чего никак нельзя обойтись творческому человеку или, быть может, некоторое отражение себя. Режиссера тоже категорически не устраивает качество кофе и он трижды выливает его на ассистенток. Со временем все более дерганным становится Пратт и я начинаю подозревать, что, возможно, была неправа в своих первичных оценках. Нельзя отрицать сопровождающий съемки стресс, но Роберт, столь приятный и обходительный вначале, становится все мрачнее, бледнее. Их перебранки с Алексом внушают ужас всему коллективу и с каждым разом мне все сложнее оттащить Роберта и привести его в чувство. Порой в такие моменты он оборачивается ко мне с перекошенным лицом и абсолютной пустотой в глазах, замирает и требуется несколько долгих секунд, что бы он вспомнил, кто я такая. Иногда мне кажется, что еще миг и он бросится на меня.



- Ты его провоцируешь, - упрекаю я Алекса, когда мы, в один из вечеров, прокрадываемся в личный кабинет Пратта. Я роюсь в его компьютере, программа Клелии легко взламывает запароленные файлы, но их удивительно немного для человека, подозреваемого в незаконной деятельности, и в них по прежнему нет ничего интересного.
- Ты удивительно проницательна, - Алекс проводит обыск. Он ловко шарит по ящикам, книжным полкам, даже стены простукивает. Украдкой я кошусь на него, приятно пораженная наличествующим у медика навыкам. - Ты заметила, что он все менее адекватен?
- Не удивительно, учитывая, что ему приходится работать с тобой, - в полголоса огрызаюсь я. Но у Алекса не только богатые таланты, но и хороший слух.
- Ты мне льстишь. К сожалению, не все сводиться к моей персоне. Он срывается не только на мне. Тебя он еще терпит, возможно потому что ты напоминаешь ему его жену - маленькую толстенькую блондиночку. Недавно я обнаружил его ночью в столовой без штанов и без исподнего. Он бормотал что-то про пони и радугу.
- Может он фетишист. Порок, но не преступление, - я спорю с Алексом исключительно из чувства противоречия, понимая, что он прав. - Думаешь он употребляет что-то из того, что перевозит? - я отрываюсь от компьютера, вытаскиваю флешку с скаченными на всякий случай данными и прячу в корсет.
- Наиболее правдоподобное объяснение. Хотя я пока ничего не нашел. Если и употребляет, то где то вне съемочной площадки. Напросись к нему домой...



Он резко вскидывает голову и замирает, прислушиваясь. Я тоже различаю шаги за дверью, стремительно приближающиеся с каждой секундой.
- Твоюмать, - сквозь зубы шипит Алекс. Прятаться в кабинете Пратта негде совершенно, даже шторы тонкие, а стол с открытым низом. А я в пышном бальном платье. Я вскакиваю со стула и натыкаюсь на цепкий, наполненный судорожной работой мысли, взгляд Алекса.
- Порок, но не преступление, - шипит он и хватает меня за руку. В дальнейший объяснениях я не нуждаюсь и с лихим, отчаянным энтузиазмом бросаюсь ему на шею. Алекс торопливо притискивает меня к себе, сдавливая и без того стянутые корсетом ребра. Припрятанная флешка давит куда-то на диафрагму и невыносимо хочется икнуть. Алекс жадно впивается в мои губы поцелуем в тот самый миг, когда дверь тихо открывается. Я стою к ней спиной, мне приходится всецело полагаться на Алекса, но я притискиваюсь к нему совершенно бесстыдным образом, дабы у Пратта не осталось ни малейших сомнений в причинах, побудивших нас занять его кабинет. Шаги замолкают. Алекс, не прерывая поцелуй, пытается разглядеть происходящее так старательно, что рискует заработать косоглазие. Когда он напрягается, я понимаю, что что-то идет не так.
- Эмн... Сатин... - шепчет он мне в губы и аккуратно разворачивает за талию.



За моей спиной стоит Френсис. Я, наконец, икаю, и краем глаза вижу, как Алекс накрывает лицо ладонью.
- Мы репетировали... - бормочу я и понимаю, что мой голос осип. Мне приходится откашляться, Френсис все это время все так же стоит, не шевелится и, кажется, не моргает. - Нам как раз предстоит скоро один фрагмент... ну ты понимаешь, да? - спрашиваю я с надеждой, но лицо Френсиса по прежнему ничего не выражает. - А ты тут как? - интересуюсь я преувеличенно бодро и поправляю складки платья.
- Я заехал к тебе, - Френсис отмирает. Меня радует, что он не начинает сходу скандалить. Это внушает некоторую надежду. - Я соскучился, хотел увидеться. На площадке тебя не было и мне предложили подождать в кабинете мистера Пратта.
- Мы репетировали... - повторяю я и борюсь с желанием зажмуриться. Алекс выступает вперед, решительно отодвигает меня в сторону и, к немалому изумлению как моему, так и Френсиса, приобнимает его за плечи.
- Мистер Ворзингтон, - проникновенно говорит он и разворачивает моего жениха к двери. - Очень хорошо, что вы здесь. Я как раз хотел с вами посоветоваться. Понимаете, съемки данной сцены уже совсем близко, режиссер давит, а ваша невеста... без обид, Френсис... Я ведь могу тебя так называть? Без обид, но твоя невеста не чувственней полена. Быть может ты сможете дать пару советов?...
Они неторопливо удаляются прочь, Френсис начинает что-то бормотать, но что именно, я уже не различаю. Я не могу оторвать возмущенный пополам с восхищением взгляд от безупречно прямой спины Александра.



Съемки подходят к концу, а результата все еще нет. Не помогает даже вечеринка в особняке Пратта, устроить которую я его убеждаю с изрядным трудом. С каждым днем Роберт становится все более замкнутым, периоды затяжного молчания прерываются резкой сменой настроения. Риган присылает нам на помощь Клелию. Теперь ее зовут Кэрол Дестер и она помощник костюмера. Но результата это тоже не дает.
В одной из последних сцен ссоры Антонии и Бендикса мы с Алексом столь самозабвенно орем друг на друга, что режиссер аплодирует нам стоя и смахивает скупую режиссерскую слезу. Я чувствую себя немного неловко, а Алекс выпячивает голую грудь и обещает упомянуть режиссера в своей речи, когда ему будут вручать Оскар. Я не знаю и не могу представить ни одной вещи, способной смутить Александра Гота.



За демонстративным бахвальством Алекса мы не сразу различаем грохот мебели и женский крик. Это съемочная площадка, на ней сложно удивить такими вещами, но когда крик повторяется, мы бросаемся к его источнику. Это гардеробная и в дверях уже толпится целая куча народу. Алекс проталкивается решительно и бестрепетно, отдавливая чужие ноги и энергично работая локтями. Я протискиваюсь следом за ним, путаюсь в юбке и утыкаюсь носом в его спину, когда он резко останавливается.
- Кэрол, - только и говорит он. Я выглядываю из-за его плеча и с трудом узнаю Клелию. Она в непривычной, легкомысленной одежде, с непривычной прической. Расцарапанное лицо в кровавых подтеках, а пара охранников безуспешно пытаются отцепить вгрызшегося в ее руку Роберта Пратта. Его губы, руки в крови, лицо искажено бездумным, животным бешенством. Наконец его отдирают, придавливают к полу и вяжут, но он, словно в мгновение ока обессилев, не сопротивляется. Клео дрожит в углу, зажимает ладонью рану на руке, и сквозь ее пальцы струится кровь.
- Да вызовите же кто-нибудь врача! - кричит Алекс и в пару прыжков оказывается рядом с Клелией. - Вам здесь что, цирк? - он бережно поднимает ее на руки и выносит из гардеробной. Толпа, и я среди них, пугливо расступается.



Съемки заканчиваются торопливо, лишь бы уже закончить. Неприятный эпизод и заключение Роберта в психиатрическую лечебницу довлеет над нами гнетущим воспоминанием. Режиссер больше не выливает кофе на ассистенток, Александр не острит по поводу вручения Оскара. Вся съемочная группа только и думает, как бы побыстрее отсюда убраться. Продюсеры на чистом упрямстве дотаскивают съемки до закономерного финала, но когда все заканчивается, нет ни вечеринок, ни радости, ни облегчения. Все торопливо разбегаются, словно крысы с тонущего корабля, и я тоже возвращаюсь домой.
Дома тихо. Спокойно. Умиротворение накатывает и обволакивает, разом избавляя от всех тревог. Я осознаю, что соскучилась по этим стенам, по семье, только теперь, хотя прежде ни о чем таком даже не думала. Дома все так, будто я никуда и не отлучалась. Мама кормит меня клубничными оладушками, папа делится новостями с работы, Эмрис забирается мне на колени и непререкаемым тоном требует, что бы я чесала его за ушком. Но больше всех мне рада Исенара. Она смотрит на меня снизу вверх большими восхищенными глазами, хватает меня за руку и тянет играть в шахматы. Исси жалуется, что маме некогда, а папа с Эмрисом жульничают, но я понимаю, что ей хочется уединения. Ей хочется захватить сестру в полное свое распоряжение и замучить важными детскими вопросами. Она смотрит на доску очень внимательно, хотя я не уверенна, что она даже видит фигуры.
- Теперь ты актриса, да? - наконец срывается с ее губ. - Это так здорово! Ты будешь брать меня на приемы? Там наверное столько актрис в красивых платьях!
Она так искренна и порывиста, что мне неловко признаваться в том, что актерская карьера у меня не задалась. Вместо этого я невольно улыбаюсь, смеюсь и обещаю, что, конечно же, я буду ходить на приемы только с ней и обязательно в красивых платьях.



Френсис появляется на пороге нашего дома спустя чуть меньше месяца моего вынужденного безделья. Открыв дверь и увидев его на пороге я удивляюсь и с легкими угрызениями совести осознаю, что и думать забыла о своем женихе с момента нашей последней встречи в кабинете Пратта. Френсис все тот же. Тот же костюм, те же кудряшки. Даже тот же отблеск паники, когда за моей спиной появляется и здоровается мой отец.
- Я не надолго. Ты не могла бы ко мне выйти? Мне нужно сказать пару слов... - он выглядит виноватым, как нашкодивший щенок. Я заинтригованна, отец - еще больше, но я выхожу за порог и безжалостно закрываю дверь перед самым родительским носом.
- Сатин, ты понимаешь...
Я пока не понимаю ничего, но молчу, а Френсис неловко переминается с ноги на ногу.
- Дело не в тебе, а во мне, - с усилием произносит он. В моей голове звенит тревожный колокольчик, я вопросительно приподнимаю бровь и Френсис тушуется окончательно.
- Ты чудесная девушка. Я понимаю, что твоя работа очень важна для тебя, я ценю то, что ты делаешь. Но я почти не вижу тебя, мы стали проводить вместе меньше времени, и даже когда ты рядом, у тебя такой взгляд, как будто ты где то далеко.
Он все бормочет и бормочет, а моя бровь приподнимается все выше.
- Ты меня бросаешь? - Перебиваю я его. Френсис осекается и торопливо выдыхает.
- Я встретил другую. Она... особенная....
Френсис смотрит на меня умиленно, виновато, выжидающе. Мне хочется расхохотаться. "Дело не в тебе, - говорит он, - ты чудесная девушка," - говорит он. Но я молчу. Мне немного досадно, ущемленная гордость вопияет, что меня унизили и оскорбили, но правда состоит в том, что ни униженной, ни оскорбленной я себя не чувствую. Молчание затягивается, Френсис нервничает, а с неба начинает накрапывать дождик. Я должна что-то сказать. Не можем же мы и дальше стоять так друг напротив друга.
- Мне жаль, что так вышло, - я говорю, понимая, что сама не верю не единому своему слову. Мне не жаль. Но лицо Френсиса светлеет, а значит слова правильные. - Я все понимаю, - капля дождя стекает по носу и мне удается очень правдоподобно всхлипнуть. - Уверена, ты будешь счастлив.
- Мы же останемся друзьями? спрашивает Френсис с надеждой, хватает мою ладонь в свою. Я улыбаюсь и киваю, хотя больше всего мне сейчас хочется вырвать свою руку из его пальцев. На прощание он подается ко мне что бы по привычке чмокнуть в щеку, но вовремя останавливается, смущается и неловко машет рукой. Я дожидаюсь, когда его машина скроется за поворотом, распахиваю входную дверь и стягиваю с вешалки плащ. Папа выглядывает с кухне, уже пожевывая пирожок, и смотрит на меня с ленивым любопытством.
- Я в Бар, - сдержанно сообщаю я. - Меня бросили и я имею полное право напиться.
- Будешь возвращаться - возьми такси, - невозмутимо советует отец. Рядом с ним материализуется полная беспокойства мама.
- Доченька, может ты дома напьешься? У нас есть отличный виски.
В ее голосе искренняя забота, но я воровато просачиваюсь обратно на улицу.
- Я возьму такси! - обещаю я и сбегаю, словно десятиклассница на свидание.



Я выбираю бар наугад, даже не обращая внимание на название. Маленький, аляповатый, в сине-зеленой гамме, с дешевой мебелью из древесных отходов. Сажусь за барную стойку и, не к месту вспомнив маму, заказываю виски со льдом. Затем еще раз, двойной. Я даже не вздрагиваю, когда рядом со мной на стул опускается Риган Кларк, и почти не удивляюсь. Она цепким взглядом скользит по ровному ряду алкоголя и заказывает неразбавленный кубинский ром.
- Вы тут случайно? - интересуюсь я. Дешевое пойло обжигает горло и растекается по внутренностям. Второй бокал идет проще.
- Нет, отследили твой телефон, - Риган подозрительно принюхивается к поданному рому и брезгливо морщится. - Звонила Фиделма, приглашала на вечеринку в честь расторжения помолвки.
- И вы решили меня поддержать?
- Скорее глянуть, как ты.
- И что вы видите? - я разглядываю дно своего бокала. Лед в нем растаял, виски побледнел. Не знаю, каковыми на вкус подразумеваются воспеваемые поэтами тоска и разбитое сердце, но готова поверить, что такого же гадостного, как это дешевое пойло.
- Что ты маешься дурью, - безжалостно припечатывает Риган. - Ты ведь не глупая девица. Хотя о чем я. Судя по тому, как долго ты возилась с человеком, на которого тебе плевать, исконно женской дури тебе не занимать, - Риган делает глоток и снова морщится. Я оскорблено вскидываю голову, бросаю испепеляющий взгляд на мисс Кларк, но ее это ни в малейшей степени не трогает.
- Мне не было плевать на Френсиса!
Риган тихо, ехидно смеется и мне становится жгуче стыдно. Плохенький вискарь бьет в голову, подливает масла в огонь жалости к себе. Я обхватываю свой бокал двумя руками и вглядываюсь в его дно словно в поисках истины или ответов.
- Иногда я думаю, что Алекс был прав и чувственности во мне не больше, чем в полене.
Риган даже не пытается изобразить сочувствие.
- Жалуется кошка, что зубки остры, - насмешливо комментирует она. Я вздыхаю, сдаваясь.
- Вы ужасны. Вы испортили мне вечер страданий и самобичевания.
- Я знаю, - Риган залпом допивает ром и со стуком опускает бокал на барную стойку. - Заканчивай канючить, тем более без повода. Пратта передали нам на расследование. Пока сплошная бюрократия, но скоро появится много работы.
Я киваю, Риган рассчитывается и уходит. Я сижу еще несколько минут, прежде чем начать собираться домой. Сколь низко же я пала, если даже поплакаться, кроме непосредственного начальства, некому.



С утра я снова бодра и полна деятельности. Френсис покидает мои мысли с первыми лучами солнца, оставив после себя только неожиданную легкость. Но непрошенный отпуск продолжается. Риган молчит и я решаюсь на то, что следовало сделать давно, но все не хватало смелости. Я Звоню Клариссе. Мы не встречаемся с того памятного дня. Она не хочет меня видеть, а я не могу смотреть ей в глаза. Но сегодня подаренная Френсисом свобода толкает меня на отважные поступки и искупление сожалений. Я набираю номер и стискиваю трубку так, что пальцы белеют. С замиранием сердца я вслушиваюсь в гудки, а затем раздается голос Клариссы.
- Привет, это Сатин, - бормочу я. В трубке на несколько долгих секунд повисает тишина.
- Не звони мне, - ее голос холодный и спокойный. - Забудь этот номер.
В трубке раздаются частые гудки, но я застываю, слушаю их, словно надеясь на чудо. Чуда не случается.