Часть 15. Молись и кайся.
Дома, тщательно заперев все семь замков, Итан обратил внимание на знакомые ботинки у стены.* "Надо же, кто пожаловал..."
Синдзи сидел на кухне, обложившись бумагами, и что-то печатал.
- Привет еще раз, - кивнул он, не отрываясь от монитора. - Тебе интересно узнать, что на тебя кляузу написали? Мол, подрываешь общественные устои, ведешь себя аморально и тому подобное. Так что завтра во время самоподготовки жди аудиенции у директора.
- Прекрасно. И кто же этот неизвестный герой, ты не в курсе?
- Не-а. Да и какая, к Они,* разница?
Действительно, имя доносчика большого значения не имело - ясно, что кто-то из своих, обычное дело для Эрудиции; чего-то подобного заговорщики ожидали с самого начала. И планировали использовать ситуацию себе на пользу: если бы слишком долго не было реакции, Итан состряпал бы донос сам на себя.
А сейчас стоило потренироваться, чтобы предстать перед директором на пике формы.
- Придется побыть кающимся грешником; зафиксируешь меня?
- Не вопрос, только слушать не буду: я с уборкой долго провозился в этот раз - и по работе еще не все сделал, что планировал. Так что включи диктофон, - предупредил Синдзи, доставая моток прочной веревки. Итан между тем разложил на столе листы с текстом.
Упражнение, в шутку называемое "Молись и кайся", предназначалось для развития выразительности речи. "Бывают ситуации, когда, чтобы очаровать собеседника, ты сможешь воспользоваться только своим голосом - например, если говоришь со слепым или делаешь объявление по радио. Твой голос должен быть настолько выразителен и богат оттенками, насколько это вообще возможно," - наставлял его отец; Юджин слушал эти лекции краем уха, не отрываясь от своих книг. - "Что такое театр одного актера, ты знаешь - и умеешь изображать нескольких персонажей, используя голос, мимику и жесты. Теперь задача усложняется: придется научиться делать то же самое, не помогая себе руками. Смотреть на тебя я не буду; ты должен читать так, чтобы я понимал, кому именно принадлежит та или иная реплика".
И Итан учился читать. Поначалу было сложно - мешала веревка, стягивающая неловко завернутые руки, неудобная поза мешала сосредоточиться. Потом вошло в привычку.
- Со стороны это выглядит, как допрос времен Святой Инквизиции, - заметил как-то Юджин. - Только в современных декорациях.
- Сам-то не хочешь исповедаться в грехах своих?
- Не испытываю желания, святой отец.
- Как угодно... А ты отчего замолчал? - страшным голосом вопросил отец, оборачиваясь к Итану. - Молись и кайся, несчастный!
Так и повелось. От Юджина вообще осталось очень много. Воспоминания, личные вещи - книги по акустике, гитара (официально он изучал воздействие звуков определенных частот на работу мозга, на деле же - просто умел и любил играть), штуки для волос... он носил длинную косу, пользуясь отсутствием в уставе общины строгого запрета, и разнообразной ерунды, которую приличнее иметь девчонкам, накопил на целую коробку. Итан все порывался выбросить, но рука не поднималась.
"Отставить ностальгию, у меня нет времени".
- Мой государь,
Подвергните металл мой испытанью
Пред тем, как столь величественный лик
На нем чеканить.
- Нет, не возражайте;
Наш выбор предрешен и не случайно
На вас обоих пал. Примите честь,* - вместо приветствия продекламировал отец, воспользовавшись паузой в чтении.
- Глазам не верю - ты вернулся домой засветло!
- Неужели Джанин сжалилась и дала тебе отдых? - просиял Итан. Отец усмехнулся, потрепав его по голове:
- Не делай из нее воплощение мировой глупости: Джанин бережет тех, кто ей полезен. А я определенно приношу пользу... - и тем же жестом взлохматил тяжелые от геля волосы Мимуры: - Рад тебя видеть.
Синдзи уже давно стал членом семьи, не по бумагам, но по сути; дважды отец предлагал усыновить его - и дважды слышал отказ. В первый раз, еще не придя в себя после скоропостижной смерти матери и не осознав, что остался один, он честно заявил, что белым не доверяет - и видит, что не доверяют ему. Хотя от помощи отказываться не стал. Весной, когда разговор снова зашел об усыновлении, у Синдзи уже были ключи от квартиры Гринов - неслыханно широкий жест для Винсента, чья осторожность граничила с паранойей. Второй отказ был продиктован нежеланием терять статус мигранта, а с ним право на комнату в общежитии и связанный с нею дополнительный заработок, привилегии условно совершеннолетнего члена общества, не нуждающегося в опеке, и фамилию. "И потом, мне не нужна бумажка, чтобы назвать вас своей семьей," - завершил он свою речь, глубоко тронув старого лиса. Тема была закрыта.
- Полагаю, вас можно поздравить, - полуутверждение-полувопрос. - События развиваются в соответствии с вашими ожиданиями?
- Ага, даже форсировать не пришлось; поможешь мне с тренировкой?
- С удовольствием, - отец устроился за столом напротив мальчишек спиной к ним. - И, когда закончишь, поговорим о твоей завтрашней тактике. Начинай.
- ...Итак, прощайте.
Надеюсь я, что без меня вполне
Вы справитесь...
- О боже, я думал, руки отвалятся, - простонал Итан, растирая запястья.
- Не ной, - поморщился отец. - Тебе не шесть лет. Что у тебя с текстом?
- То же, что мы уже обсуждали. Не могу понять, в чем ошибка. Вот смотри, - взял нож и повернул его лезвием вверх под небольшим углом, без нажима провел пальцами по режущему краю, - я должен быть здесь. Но получается, что либо срываюсь в пламенное революционерство, либо плавненько скатываюсь в подхалимаж...
- И оба варианта не годятся, - Синдзи уже закончил работу, устроил голову на сложенных руках и приготовился слушать наставления. - Бунтарь договорится до крупных неприятностей, подхалим вызовет отвращение у равных ему. Нам же нужно и рыбку съесть, и косточкой не подавиться.
- Значит, сами не смогли найти, где оступились? Плохо. Хотя материал, конечно, опасный и сложный... Итан, твоя главная ошибка - она же единственная, она же фатальная, - лежит на поверхности: ты даешь прямую оценку ситуации, делаешь акцент на своем мнении. Забудь формулировки "мне нравится", "мне не нравится". Тебе не может не нравиться история фракций и ее отвратительная подача, потому что ты никто и зовут тебя никак. Это я знаю, что ваш директор, ничтожество, тебе в подметки не годится, - отец слегка сжал его руки, - ему не смей этого показывать. Слугу не терпят, если он кой в чем искусней господина.* А нравиться бездарно преподносимая дисциплина тебе не может, потому что только непроходимый идиот или прожженный лизоблюд сможет съесть столь откровенную дрянь и не подавиться.
- Тогда я не знаю, как начать.
- Не начинай. Позволь ему начать разговор, спросить, что тебя побудило на столь непонятные действия. И вот тут только ты откроешь рот, и дальше все будет зависеть только от тебя. Никакой неуверенности, оговорок, никаких долгих пауз, не давай ему перехватить инициативу! Если дойдешь до идеологии, ни разу не сбившись, - считай, ты победил.
Отец неплохо знал привычки нынешнего директора старшей школы: тридцать лет назад этот трухлявый сморчок, на порядок менее сухой и желчный, нежели сейчас, вел у ученика девятой ступени Винса историю фракций. И спустя годы, вспоминая учителя, он не стеснялся в выражениях: "Редкостный тупица, педант и бездарность, позор фракции. Я спал на его уроках - не столько от слабости, сколько утомившись слушать бред. Он меня за это, соответственно, терпеть не мог... Если бы не Марк, умудрявшийся не только запоминать, но и пересказывать эту ахинею в более-менее пристойной форме, вообще не представляю, как бы я сдавал".
Не самая лестная характеристика, но Итану она пролилась бальзамом на душу. Готовиться к противостоянию с "редкостным тупицей" казалось далеко не так страшно, нежели к битве с заведомо более умным и хитрым противником. Хотя оставалась вероятность, что отец просто хотел успокоить его перед схваткой с власть имущим.
Примечания:
*В США разуваться у порога, вообще-то, не принято. Зато принято в Японии, поэтому косяк не мой, а персонажа.
**Демон в японском фольклоре.
***Итан и Винсент цитируют пьесу "Мера за меру".
****Снова цитата, на этот раз - из "Собаки на сене".