114. Все включено
Тянется мой сон,
Образ невесом.
Жизнь легка и все включено, включено.
Воспоминания о том дне свились в тугой клубок, никак не желая разворачиваться в привычную ленту. Перед глазами мелькали разрозненные картинки: мерцающий в темноте экран смартфона, голос отца, потом аэропорт и Мэл, бледная и грустная, источавшая сочувствие. Мы даже не заезжали домой, она взяла костюм с собой, я переоделся в туалете, после чего мы прыгнули в такси, едва сказав друг другу пару слов за всю дорогу.
«Дженни умерла», - отец тогда звучал устало, никаких подробностей, только самая суть и дата похорон. Я купил билет на ближайший рейс, но все равно не смог прилететь заранее, успел только к самому прощанию. Когда мы вошли в дом бабушки и Рэнди, все уже собрались, на меня моментально навалилась тяжелая волна тоски, буквально придавив к полу, у меня едва получилось сделать вдох.
- Мама, - позвал я тихо, не потому что соблюдал какие-то приличия, а потому что не мог говорить громче, чем шепотом.
- Тео! – они с отцом, утешавшим ее, обернулись, через мгновение мама повисла у меня на шее, заливаясь слезами. Я обнял ее, поглаживая по вздрагивающей спине, Блейз подал напитки на стол, подошел ближе и кивнул мне. Рэнди, сидевший возле самого гроба, даже не поднял головы, черные спирали печали окружили его плотным облаком. Это было впервые, раньше я никогда раньше не бывал на похоронах, не знал каково это – терять близких, дедушка Джо умер когда мне было лет десять, может чуть больше, эмпатия была еще слишком слаба и неразвита, чтобы ощутить все полностью. Не знаю, дело в моем даре, или в том, что уже все изгладилось из памяти, но я точно никогда раньше чувствовал такого давящего горя, оно словно вытягивало из меня все силы. Чем дольше я находился в комнате, тем труднее было просто стоять на ногах, но я должен был держаться, хотя бы ради мамы и Рэнди. Отчасти с сожалением, но в большей степени с облегчением, я закрылся, защищаясь от всего вокруг, потому что сейчас это было лучше, чем отключиться из-за чужих эмоций прямо перед гробом.
Похороны проходили тихо, по-семейному, на прощании еще были несколько знакомых бабушки Дженни, но я их не знал, они быстро попрощались и ушли. Рэнди все так и сидел, опустив голову, не реагируя ни на что, мне показалось, он даже не слышал высказанных соболезнований. Я подошел попрощаться одним из последних, под руку лег толстый деревянный край гроба, бабушка лежала внутри на атласных подушках. На первый взгляд казалось, она просто спокойно спит, но толстый слой пудры не мог скрыть ее бледность, застывшие черты лица, если присмотреться, то они напоминали любимого человека лишь отдаленно.
После кремации, к тому времени уже стемнело, мы забрали урну и поместили ее на семейном кладбище, рядом с дедом. Мне показалось это странным, в конце концов, она уже много лет была рядом с другим мужчиной, пусть они так и не озаботились официально заключить брак. Все почтительно стояли на расстоянии, возле самой могилы только Рэнди, я не мог чувствовать его, все еще приходилось держать эмпатию запертой, но она и не была мне нужна – по его лицу текли крупные слезы, и он совершенно их не стеснялся.
- Думаешь это хорошая идея – похоронить ее здесь? – тихо спросил я у отца, когда Блейз увел уставшую маму в дом, Мэл пошла с ними, я был уверен, что она о них позаботится.
- Это предложил Рэнди, - отец кивнул в его сторону.
- Но почему?
- Ты когда-нибудь был на городском кладбище?
- Нет.
- Оно в ужасном состоянии. Недавно западную часть практически полностью затопил залив. Другое место пока еще не выделили, а хоронить на семейных приусадебных кладбищах можно только родственников.
- А по документам бабушка Дженни – все еще вдова деда, - в голове начали складываться кусочки истории.
- И мать Урсулы, - кивнул отец, - поэтому мы все вместе решили, что ей лучше остаться здесь.
Я ушел позже всех, кроме, конечно, Рэнди, его смогли увести оттуда только через несколько часов. Уставший и замерзший, он заснул быстро, едва только его уложили в кровать в моей старой комнате, сон был беспокойным и неровным.
Бабушке Дженни было немного за восемьдесят, она работала в теплице, прилегла отдохнуть перед ужином и больше уже не проснулась. Безусловно, событие было тяжелым и грустным, но где-то глубоко внутри ожидаемым, а потому печаль понемногу светлела. Мне пришлось уехать обратно в Бухту, работа не ждала, тем не менее, я вырвался обратно в ближайшие свободные выходные.
День был солнечный, маленькая вилла бабушки и Рэнди маячила над молодыми яблонями в их саду, я миновал парковку быстрым шагом, поднялся по высокому крыльцу, и позвонил в звонок. Рэнди открыл быстро, чуть улыбнулся и посторонился, впуская меня внутрь. Всюду были коробки, уже запечатанные и подписанные, некоторые еще открытые, на некоторых лежали стопки одежды, под столом стоял рулон пупырчатой пленки для упаковки и скотч.
- Переезжаешь? – кухня, позади опустившегося на диван Рэнди, выглядела непривычно пустой без бабушки, вечно бросавшейся доставать напитки и пироги.
- Уезжаю, - он откинулся на спинку дивана, - вернусь в Холмы, там моя бывшая жена и дочь.
Да, Салли, я смутно помнил девочку, она приезжала раз или два на каникулы, но я редко ее видел, она была лет на семь-восемь младше и общих интересов у нас так и не нашлось. Рэнди больше не был окружен тем жутким чувством, что вселило в меня ужас на похоронах, он тосковал, я ощущал его боль от потери, ноющую, заполняющую всю пустоту, что образовалась внутри.
- Это хорошая мысль, - сказал я ему, - думаю Салли будет рада тебя видеть.
Его усталое лицо с залегшими под глазами тенями ожило, он слабо улыбнулся, я почувствовал легкую искру тепла:
- Да, она славная девушка. Сейчас учится в ГСУ, мы поддерживали связь, думаю теперь рядом с ней мне самое место. Здесь мне больше делать нечего.
- Рэнди…
- Я знал, что однажды так будет, Тео, - он покачал головой, - просто это знание не делает все легче. Со временем станет лучше, особенно если рядом будет не так много воспоминаний о ней. Поэтому я и хочу уехать.
- Понимаю, - протянул я, немного помедлил, но все-таки спросил, - ты… Тебе не кажется неправильным, что ее похоронили рядом с дедушкой?
Рэнди посмотрел на меня с удивлением, а потом рассмеялся. Смех вышел тяжелым.
- Прости за мои слова, но у Джолиона никогда не было того, что было у меня. Ему как раз и остался только ее прах. Но какое это имеет значение? Они оба мертвы.
Мне было не совсем ясно, о чем именно он говорит, чувство такта не позволило расспрашивать дальше, поэтому я предпочел оставить все как есть, засунув свое любопытство подальше. Мы еще немного поговорили, уже на отвлеченные темы, я помог с вещами, попрощались уже затемно. Пожимая ему руку на пороге, я ощущал назойливое предчувствие того, что больше мы не увидимся.
Рэнди уехал через четыре дня, и до его отъезда мы и в самом деле больше не встретились.
- Да чего ты хочешь от меня, женщина?! – услышал я еще из-за двери, а стоило ее распахнуть, как дар мгновенно обожгло гневом. В поздний час в холле «Ракушки» было пусто, свет еще горел, наверху наверняка кто-то оставался, да и Майк шуршал где-то на кухне, планируя еще долго сводить записи. Ви и Пит застыли перед столом Шоны Байер.
- Например, чтобы ты прекратил спать с каждой, которая предлагает! – я не мог чувствовать Ви, она даже сейчас оставалась непроницаема, - ты обещал мне… сколько раз?
- Ну, извини, не удержался! – в эмоциях Пита много чего смешалось, больше всего – раздражения. А вот сожаления там не было нисколько, - но она ничего не значила для…
Франсконни, который шел прямо за мной, вдруг быстро вклинился между ними и с размаху залепил Питу в челюсть. Воцарилась тишина. Франсконни молча взял Ви за руку и увел из холла.
- Ну, ты это заслужил, приятель, - прокомментировал Сэм, тоже стоявший позади меня, пока Пит, сморщившись, пытался пошевелить челюстью.
- Тебя не спросил! – злобно отозвался он, потирая рукой лицо, а потом мгновенно испарился из «Ракушки».
- Он остынет, - Сэм пожал плечами, излучая спокойствие - и поймет, что идиот.
- Сложно поспорить с правдой, - кивнул я, - удивлен, что Ви не порвала с ним раньше.
- Я тоже.
Мы медленно вышли из студии, направились к ближайшему круглосуточному, купить немного еды, перед тем как вернуться к работе – третий альбом, «Приворотное зелье», вышел на финишную прямую, а потому речи о сне даже не шло. Магазин приветливо моргал вывеской «24 часа», собирая с полок приглянувшиеся снеки, я думал про случившееся. Симпатия Франсконни к Ви вспыхнула быстро, почти сразу после знакомства, я ощущал от него теплые волны всегда, когда он разговаривал с ней или, даже, когда она просто входила в комнату. Когда два года назад Ви и Пит сошлись, Франсконни заметно отдалился, тогда уже не только я почувствовал как тяжело ему видеть их вместе, но и остальные заметили некоторую натянутость.
«Этого я и боялся» - вздохнул тогда Сэм, но сделать он тут ничего не мог. Пита, впрочем, надолго не хватило, через полгода, на вечеринке после концерта, я случайно наткнулся на него и девчонку-фанатку, полураздетых и увлеченных друг другом. Возможно, стоило рассказать Ви, но я не мог бесцеремонно влезать в их отношения, только поговорил с Питом, который клятвенно обещал, что это «единственный раз, больше не повториться» и, конечно же, он все расскажет сам. Он и рассказал, Ви простила. И снова, и снова, и снова.
Франсконни заправил волосы ей за ухо, убирая пряди с лица, Ви подняла на него глаза, я увидел засохшие дорожки от слез. Он поцеловал ее осторожно, едва коснувшись губами:
- Пит, конечно, мой друг, - сказал он ей, видимо в продолжение разговора, - но это не дает ему право быть такой скотиной. Не мог больше смотреть на это.
- Ммм… - протянул я, шурша пакетом и обозначая наше присутствие, потому что Франсконни и Ви явно не заметили нашего возвращения. Они обернулись на звук, но нисколько не смутились, она только подвинулась, а он плюхнулся на диван рядом, осторожно обвивая рукой талию Ви. Франсконни весь светился теплом, она, пусть не была эмпаткой, и все равно неосознанно тянулась, льнула к нему, хотя, по-моему, пока была в растерянных чувствах, с Ви я никогда не знал точно.
- И как мы теперь будем работать? – тон у нее был виноватый. Меня, впрочем, тоже мучил этот вопрос. Сэм деловито выкладывал на журнальный столик чипсы, упаковку газировки, маршмеллоу и сэндвичи, он присел на корточки, потирая шею:
- А у нас есть выбор? Мы недавно продлили контракт. Так что вам придется как-нибудь утрясти свои дела. И лучше сделать это до того, как Ретт решит взять дело в свои руки, потому что результат может вам не понравиться.
Он был одновременно прав и не прав. Я не знал, как именно эти трое разобрались между собой, тем не менее, они это сделали, решив дело без взаимных обид, а после сообщили все агенту, как это было прописано в контракте. Ретт, по своему обыкновению, никаких нотаций не читал, ему вообще не было дела до того кто с кем спит, а вот поклонникам – еще как было. И он умело этим воспользовался, сделав к выходу «Приворотного зелья» настоящую рекламную кампанию на любовном треугольнике внутри группы. У него вообще был редкий талант делать рекламу из всего, иногда мне казалось, что он может заставить людей поверить во что угодно и купить что угодно. Нам широкий резонанс в прессе, конечно же, сыграл только на руку: билеты на концерты расхватали за два дня, а выпущенная на радио песня «Пряности», первая с моим вокалом, мгновенно взлетела в рейтингах и еще долго бродила меж первых строчек.
Мы начали работу над четвертым альбомом после небольшого перерыва и кратких гастролей, параллельно снимали клип на «Твое сердце» из предыдущего, работы было много. Я едва помнил как один день сменялся другим, звонки будильника слились в один длинный гулкий звон в голове. Все, на что хватало сил после работы – это добраться до кровати и поставить галочку в календаре, в котором я отсчитывал дни до следующей поездки домой, к Мэл. Просто чтобы случайно не проспать рейс, не потерять драгоценного времени рядом с ней, голоса в трубке было определенно недостаточно. Я скучал.
Нельзя сказать, что осадка после истории не осталось. Ви и Франсконни постоянно стремились быть ближе к друг другу, даже передвинули инструменты в студии, садились рядом, когда мы работали над текстами или нотами, вместе уходили домой. Пита не слишком беспокоило это все, он даже вполне искренне потом сказал, что и в самом деле заслужил полученный удар, они с Франсконни пожали руки и посчитали вопрос исчерпанным.
- Ну, видимо, я не создан для моногамных отношений, - развел он руками, - извини, Ви.
- Мне стоило принять это раньше, - хмыкнула она, - но я уже не злюсь.
И все-таки, нервное надоедливое напряжение, от которого у меня быстро начинала болеть голова, еще долго преследовало наши репетиции.
Мэл, наконец-то, спустя почти четыре года после нашей свадьбы, закончила оформление основных интерьеров дома. Весьма радовал не столько сам факт красоты вокруг, сколько отсутствие бесконечных банок с краской, клеем, рулонов обоев, коробок со сборной мебелью и комков полиэтилена, в которые были завернуты диваны и кресла. Если я правильно помнил, то гостиную Мэл в итоге перекрашивала четыре раза, последние два слоя, на мой взгляд, ничем не отличались, а вот мама, заглянувшая на ланч, моментально отметила разницу, одобрительно отозвавшись о финальном варианте. Я только молча вздохнул, закатывая глаза, папа хмыкнул у меня над ухом, звук подозрительно напоминал плохо скрытый смешок.
Не так давно папа вышел на пенсию, теперь у родителей появилась куча свободного времени, даже с учетом возросшей активности Клуба Садоводов, у которого мама, наконец-то, выбила почетное членство. Именно ее стараниями на нашем участке появилась теплица (впрочем, пока пустующая), а так же несколько плодовых деревьев. Заниматься активным садоводством никто из нас в ближайшее время не планировал, но мама не теряла надежды переманить нас на свою (темную) сторону, пропуская мимо ушей все слова о чрезвычайной занятости на работе. Иногда мне казалось, что серьезно фразу «мама, я сейчас очень загружен на работе» она вообще воспринимала только от Блейза, напрочь игнорируя то, что большую часть времени я проводил в Бухте, а Мэл не вылезала из здания городского суда. Папа садового фанатизма не разделял, просто, по малейшей ее просьбе, спокойно брал секатор с длинными ручками и шел подравнивать кусты возле парадного входа или удалять сухие ветки с яблонь, разросшихся на их заднем дворе. Его строгий взгляд на корню пресекал все попытки возразить маминым настойчивым убеждениям о пользе садоводства, поэтому она всегда слышала в ответ только «да, мама, мы обязательно попробуем вырастить этот новый сорт томатов» и, непременно, сияла. Как правило, на следующий день мы получали в подарок пару пакетов с семенами и стопку эко-горшочков для рассады, которые благополучно отправлялись жить в пристройку, рядом с навесом для машины. Для мамы это, конечно, секретом не было, но она явно не теряла надежды.
Вот мы, вроде бы, давно жили отдельно, в своем собственном доме, но оставались наедине едва ли не реже, чем при полном доме родни. У нас и так были редкие дни, когда мы могли быть вместе, все-таки работа – это не магистратура в Бостоне, Мэл изредка прилетала в Бухту, только этого было определенно слишком мало. Потом у нас жила Лим, которая сейчас уже заканчивала Ля Тур и, как я слышал, завершила эксперименты с собственной ориентацией, остановившись на каком-то однокурснике. В нашей гостевой спальне все равно был полный шкаф ее вещей, возвращаясь на каникулы, она по-прежнему предпочитала жить именно здесь. Я никогда не протестовал, ощущая, что так лучше, прежде всего для Мэл, которая чувствовала себя одиноко в большом доме, особенно теперь, когда больше не занимала себя ремонтом.
- Я скучал по тебе, - мы расположились в нашей спальне, уютной и просторной, я не мог на нее насмотреться.
- И я, - Мэл подалась ближе, нежный поцелуй стал началом. Быть с ней, любить ее – это все еще было волшебным, даже через столько лет. Мои руки знали что делать, знали где и как, Мэл отвечала тем же, и это наше равенство всегда было огромной частью той самой магии. Это было важным, уважать друг друга, заботиться и любить, в том числе и в постели. У каждого из нас было достаточно опыта, чтобы ценить счастье – быть с любимым человеком, только так все было по-настоящему. Иногда эмоции словно лились через край, я не мог больше впитывать их, эмпатия начинала работать в обе стороны, Мэл распахивала голубые глаза, отзываясь горячими яркими чувствами в ответ на мои. Я целовал ее шею, оставляя свои метки, она тянула меня за волосы, но разрешала, хотя утром притворно сердилась, надевая чуть более плотную блузку, чем нужно было по погоде. Белье покрывалось складками, подушки падали на пол, тишина дома отзывалась эхом наших голосов.
- Мне плохо без тебя, Тео, - она свернулась рядом, положив голову мне на грудь, - и не потому, что секс раз в несколько недель это слишком мало!
- Ты права, - я чертил на ее плече скрипичный ключ, - нам нужно это изменить, Мэл.
- Когда это началось, я не думала, что все продлиться так долго…
- То есть ты не верила в наш успех? Вот спасибо.
- Ну, не то чтобы не верила. Но я сомневалась. И в себе тоже.
- Все в порядке, - я поцеловал ее в макушку, - у всех нас были шансы пятьдесят на пятьдесят. Я тоже не думал, что эта скачка по городам продлится столько времени.
- Я смотрела вакансии в Бухте, - Мэл выпрямилась, обвивая меня рукой и ногой, ее обнаженное тело вызывало во мне отклик, как и всегда, - может быть получится устроить перевод.
- Ты сделаешь это для меня? – она всегда так не хотела жить в Бухте, что я был удивлен.
- Для нас, Тео, - от нее потянуло легким негодованием, даже в голосе был упрек, - не вижу другого выхода.
- В любом случае, нет смысла решать это сейчас. Ретт выбивает большой тур по трем континентам.
- Он все-таки будет?
- Пока не знаю, но шанс хороший, - я перекатился, и Мэл оказалась внизу, она с готовностью поддалась, - и мы все действительно хотим, чтобы все сложилось.
- Ладно, - она кивнула, заставила меня наклониться ближе, тихо добавила, - я могу еще немного подождать. Конечно, если ты сейчас постараешься…
Я не дал ей договорить, сократив крошечное расстояние между наших губ, поцеловал жарко и долго. Мне тоже ее не хватало. И Мэл просто обязана была знать насколько.
Наслаждаться уединением на самом деле пришлось недолго. По крайней мере, если посчитать все те дни, которые мы провели в доме вместе, получится определенно недостаточно. Блейз появился в дверях однажды вечером, вместе с чемоданом и парой коробок.
- Я так понимаю, ты не только на ужин, - хмыкнул я, пожимая ему руку, - мама совсем разошлась?
- Никогда не думал, что забота может убивать, - устало отозвался Блейз, - совершенно никакого покоя. Невозможно работать.
- У нас полно места, - Мэл неслышно подошла сзади, - поэтому я предложила ему пожить здесь. Ты же не против, Тео?
- Конечно, нет. Блейз, у нас есть две свободных спальни наверху, можешь выбрать любую.
- Ту, которая подальше от вашей, пожалуйста.
Мы с Мэл, переглянувшись, улыбнулись, я взялся за ручку чемодана и понес его к лестнице. Блейз всегда оставался Блейзом.
- Пойдем, - Мэл взяла одну из коробок, - у нас как раз есть одна такая. И я еще не заказала для нее мебель.
Уверен, что Пит с ходу вспомнил бы десяток-другой шуток о женах, братьях и изменах, щедро пересыпав их еще десятком своих собственных. Чтобы воспринимать это хоть на сотую долю серьезно, нужно было совершенно не знать Блейза и Мэл, они давно были как брат и сестра, задолго до нашей свадьбы. Невозможно было не чувствовать любовь Блейза к ней, она все еще жила внутри него, я смирился с этим еще тогда, в университете, как и он сам. Но Мэл выбрала меня, он уважал это больше, чем кто-либо еще. Оставить их вдвоем, когда снова уеду в Блуотер, совсем не казалось мне неправильным, странным или сомнительным решением, скорее напротив, возможно теперь Мэл будет не так одиноко.
Свадьба Марси была скромной и спокойной. Здание мэрии, большое и серое, никогда мне не нравилось, поэтому для своей свадьбы мы его отмели в первую же очередь, у Марси и Кевина не было таких возможностей, как у нас. От Мэл я знал, что они почти три года копили на путешествие, предпочли роскошный круиз на три недели, вместо одного дня. Думаю, это правильное решение, особенно если у вас есть возможность провести вместе настоящий медовый месяц.
Кевин мне нравился, мы не были знакомы близко, пару раз Мэл приглашала их с Марси на ужин. Он был чуть старше, года на три-четыре, спокойный, умный, не слишком разговорчивый, но и не молчаливый, чем производил приятное впечатление. Пока мы ожидали Марси, которой помогала подготовиться Мэл, Кевин стоял под аркой, казалось, ничуть не нервничая, словно зашел просто поставить пару печатей на документе, а не совершить важный шаг в жизни. Я помнил, как сам волновался намного сильнее, хотя сейчас уже не был уверен, что волнение было именно мое, не впитанное от окружающих.
Все изменилось, стоило только Марси войти в зал. Он обернулся, смотря на нее, одетую в простое кремовое платье, улыбнулся – и словно бы все вокруг потеплело. Мэл, она села рядом за пару минут до церемонии, легонько сжала мою руку, как всегда, возвращая меня в реальность. Чужие эмоции, особенно такие сильные, они манили и притягивали к себе, я не мог сопротивляться, ведь это была не та непосильная тяжесть, которую вызывало горе. Счастье, радость, любовь окружали мягким коконом, я проваливался в него, все дальше и дальше удаляясь от настоящего. Мэл давно научилась распознавать такие моменты, не давала мне погрузиться окончательно, возвращала назад уже не в первый раз.
- Спасибо, - шепнул я ей, наблюдая за первым поцелуем мужа и жены, Мэл кивнула.
Из гостей были только мы, а так же Колин и его жена Линда. Его присутствие действительно удивило, я помнил нашу последнюю встречу. Тогда он не хотел иметь с Марси ничего общего. Сейчас никакого негатива не было, но и тепла тоже. Марси и Колин были чужими друг другу, я ощущал это своим даром, словно между ними раньше была какая-то нить, такое часто бывало у близких родственников, теперь же их ничто не связывало. Главное, впрочем, то, что сама Марси была рада видеть Колина, хотя неловкость так и не исчезла до самого конца маленького празднования.
И все-таки, свадьбы мне явно нравились намного больше, чем похороны.
«Химера», наш четвертый альбом, писался быстро, на одном дыхании, мы продолжали работать не покладая рук. Оставалось записать еще несколько треков, вся квартира и студия были завалены черновиками, нотами, скомканными в шары бумагами. Работа кипела, музыка почти не прекращала звучать в студии, дома, и совершенно не замолкала внутри моей головы. Мы уже давно ушли от прежнего разделения, когда Сэм и Пит писали текст, а я и Франсконни – музыку, все смешалось. Ввести песни с другим вокалом было идеей Майка, он сказал «это немного оживит», поэтому мы экспериментировали не только с жанрами. Никогда не думал, что мой голос подходит для нашей музыки, но оказался не прав, хотя может дело было и в намного более «фолковом» настроении «Зелья», относительно предыдущих альбомов. Так или иначе, песни, в которых солировал я, получили успех и были восприняты с одобрением, поэтому мы решили продолжить использовать разный вокал и дальше.
Ретт вызвал нас в кабинет мистера Эймса конце осени, стоило только показаться в дверях, как он нетерпеливо махнул рукой в сторону дивана, предлагая всем сесть. Он всегда был энергичным человеком, может быть даже чуть слишком, но сейчас возбуждение било через край, он весь лучился от удовольствия, мне даже захотелось прикрыть глаза, будто бы эмоции могли ослепить.
- Итак, «Трава», вы едете в большой гастрольный тур по трем континентам! – Ретт едва позволил нам расположиться, прежде чем вывалить свою ошеломляющую новость. От вида наших офигевших лиц, уже некоторое время не надеявшихся на тур, он засветился удовольствием еще сильнее, довольный произведенным эффектом.
- Когда? – Сэм беспокойно заерзал, - Кристин скоро рожать, и я хотел бы все же быть рядом.
- Работа есть работа, Сэм, - Ретт сурово посмотрел в нашу сторону, - но ты можешь выдохнуть, первый концерт будет в феврале, в Холмах.
Сэм облегченно выдохнул, Кристин была почти на девятом месяце и должна была родить где-то в начале января. Он, конечно, очень беспокоился по этому поводу, но так же и ужасно гордился тем, что скоро станет отцом.
- А как же «Химера»? – подал голос Франсконни, - мы не успеем закончить до февраля.
- Сделайте все, что сможете, - сияние на секунду полыхнуло, а потом чуть притухло, но я будто бы видел, как в голове Ретта зашевелились мысли, - мы представим несколько песен во время гастролей. Тео!
- Ммм?
- Одну из твоих новых тоже обязательно надо включить. Это заинтригует всех… - он замолчал, схватил со стола Генри Эймса ручку и листок бумаги, принялся строчить что-то. Через несколько минут, Ретт словно очнулся, посмотрел на нас, застывших в ожидании, будто бы вообще забыл про наше существование, - вы еще здесь? Музыка сама себя не напишет!
Мы подскочили, словно нашкодившие дети, и ретировались из кабинета, оставив Ретта увлеченно расписывать только ему одному ведомые планы, в которые он погрузился с головой еще до того, как дверь за нами закрылась.
Город завалило снегом еще перед праздниками, которые я провел в Бухте, в основном за работой, подготовка к туру была напряженной, график плотным. Мэл прилетела на пару дней, тоже не смогла выделить больше времени.
- Ненавижу его, - мы наслаждались последними минутками в постели, - не знаю как Шеррс это сделал, но мне пришлось сидеть в кабинете почти все праздники. Он просто завалил нас бумажной работой!
- Уверена, что хочешь потратить остаток времени до рейса на Квентина Шеррса?
Она помотала головой, протянула руки, заключая меня в свои объятия. Мы определенно могли найти более приятные занятия, чем обсуждение вечного оппонента Мэл в юридических делах. Я целовал ее, в этот раз осторожно, без следов, держал в своих руках, не желая снова отпускать. Конечно, в конце концов, мне все равно пришлось это сделать, не знаю, испытывал ли я когда-либо раньше такое сожаление, как в тот раз. Мы не отрывались друг от друга всю дорогу в аэропорт, отчаянно напоминая себе пару подростков, впервые проведших ночь вместе, а не женатых взрослых людей. В результате мы все-таки не удержались, неприлично надолго заняли весь женский туалет, благо он был расположен в таком закоулке, что туда вообще редко кто-то доходил.
- Еще чуть-чуть, и я никуда не полечу, - прошептала Мэл, когда я помогал ей слезать с каменной столешницы, на которой белели островки раковин.
- Не могу сказать, что я против, - мне не нужно было много времени, чтобы привести себя в порядок.
- А вот судья Литтерман не обрадуется, когда меня не будет на заседании завтра утром, - она приглаживала волосы. Я притянул ее ближе, вдыхая тот особенный запах, смешанный – мой и ее. Мэл прильнула, расслабленная и довольная, за этим всем чувствовалось немного грусти от очередного расставания. Когда мы прощались у выхода на посадку, я сказал ей:
- Скоро увидимся, Мэл. Приеду в конце месяца, - она сжала мою руку, - мне ведь исполняется тридцать. Хочу быть в этот день дома.
- И мы обсудим что делать дальше. Потом, после тура, да?
- Да.
Объявили посадку, нам все-таки пришлось попрощаться. Я остро ощутил, что устал это делать. И еще острее, что и она тоже.
***
Кристин родила на следующий день после отъезда Мэл. Мы все были в «Ракушке», когда она позвонила из скорой, Сэм чуть не сошел с ума. Но все прошло благополучно, через несколько дней они пригласили нас в гости, познакомиться с ребенком.
В детской все оказалось тепло-оранжевым, на стенах висели маленькие картинки с яркими попугайчиками, в кресле сидела еще слабая после беременности и родов Кристин. Она немного рассеянно принимала наши поздравления и небольшие подарки, в основном всякие полезности для малыша. Сэм же, источающий гордость и любовь, подошел к кроватке, осторожно вытащил завернутого в одеяльце ребенка, подошел к нам:
- Познакомьтесь, это Кэссиди.
- Она такая хорошенькая! – Ви тут же протянула руки к малышке, - можно?
Сэм, немного поколебался, я ощутил его волнение, Кристин кивнула, и он передал ребенка Ви. Она взяла девочку умело, чуть покачивала на руках:
- Как будто только вчера Дайя была такой же…
- Сколько ей уже? – я попытался подсчитать, но не был уверен в правильности.
- Девять, - ответил Франсконни, обнимая Ви, тоже разглядывая малышку. Та будто почувствовала, хотя ее эмоции прочитать я не смог, еще слишком маленькая, раскрыла синие глазки и захлопала длинными ресницами.
- Хочешь ее подержать, Тео? – Ви посмотрела на меня, вопрос застал меня врасплох. Я раздумывал пару секунд, а потом кивнул, она передала Кэссиди мне, показывая как правильно держать ребенка. Внезапно все внутри смешалось, страх, потому что она была очень маленькая, легкая и хрупкая, и отчаянное желание оберегать и защищать ее от всего вокруг.
- Кэссиди, - вдруг подал голос Пит, стоявший чуть поодаль, - это же Кассандра? Ну, у нас, в Долине.
- Да, верно, - Кристин оторвала взгляд от малышки на моих руках и посмотрела на Пита, - мне хотелось что-то традиционное, но не старомодное.
- Думаю, это прекрасное имя, - Ви улыбнулась, Кристин ответила ей тем же. Сэм взял малышку, уложил ее в кроватку так же осторожно, как и вынимал некоторое время назад. Неожиданно, совершенно неожиданно, я поймал себя на чувстве сожаления, когда Кэссиди забрали из моих рук. Но это совсем меня не пугало. Я просто подумал, что у нас с Мэл есть еще одна тема для серьезного разговора. Может быть нам стоит уже подумать и о собственном ребенке.