- Останови здесь.
Ну да, почти трущобы. Ничем особенно не примечательный полуоблезлый дом с крошечными квартирками. Ничего ценного. Ничего противозаконного (во всяком случае, Литу с парнями этот дом никогда не интересовал – и Роман это знает не хуже меня). Даже любовника я наверняка искала бы в другом месте. Будь это кто угодно другой – меня бы непременно о чем-нибудь спросили. Роман молчит. Он очень многое замечает, но всегда молчит. Тем и ценен.
Средний подъезд, третий этаж, левая (даже странно, что не средняя) дверь. На лестнице немного пахнет свежей краской, но это, наверное, из чьей-то квартиры. Общую территорию, похоже, не красили уже лет пять, если вовсе не с момента постройки дома.
Нужная дверь оказывается открыта. Нет, я понимаю, что брать здесь нечего, а меня ждали, но нельзя же вот так!
- Добро пожаловать. – улыбается от плиты (вернее, с крошечной кухоньки, от двери и не разобрать, где именно она возится) хозяйка – Подожди чуть-чуть, ладно? Тортик уже почти готов.
- Да не нужно ничего, я не голодна. – голос звучит почти обреченно. Если Ина решила, что мы будем сидеть с тортиком – мы будем сидеть именно с ним. Буду я есть или нет – не существенно. Каково мне будет блюсти диету, когда рядом лежит и совершенно одуряюще пахнет эта жутко калорийная и наверняка безумно вкусная дрянь? Как говорила сама Ина лет сорок назад, «проблемы индейцев шерифа не волнуют».
Это ее студенты рассказывают друг другу байки, что де милую женщину «испортил» муж, с армии не отучившийся командовать, а я прекрасно помню, что ангелочком она была разве что в детстве – и по сравнению с Джилл.
Ина Якобсон (в девичестве Смит) – хозяйка этой скромной двухкомнатной квартирки, мать двоих уже взрослых дочерей – и преподавательница в нашем университете (последнее – всего лет пять как, если не ошибаюсь, раньше были школа и училище). Женщина, о чьей затянувшейся молодости по университету ходят легенды. Большинство сплетниц, правда, сходится во мнении, что Ина просто отчаянно молодится ради слишком молодого для нее супруга,
немилосердно мучает волосы чуть не ежедневными окрашиваниями (и собирает в пучок, дабы их состояние не очень бросалось в глаза), долго рисует себе лицо посимпатичнее – и непонятно на какие деньги раз в год делает подтяжки. Ну не выглядят люди в ее возрасте так молодо. Нельзя смотреться в шестьдесят два хорошо если на сорок, нельзя. Ина горьковато усмехается – и делает вид, что оглохла. Только сокращает общение с коллегами, как может, да тщательнее укладывает волосы, чтобы спрятать острые ушки. На самом деле, она пользовалась краской для волос раз в жизни, в далекие студенческие годы, а выглядеть могла бы и на двадцать. Старят дочь двух эльфов не годы, а тревоги. И такие вот пересуды за спиной.
Меня зовут Лита Смит – и я приемная сестра Ины. Такая же сирота, такая же рыжая – и такой же «урод» в глазах «достойных членов нашего общества». Шестьдесят лет назад некто Мурат Смит взял «на воспитание» семерых малышей. Разумеется, соцслужбы понимали, что условия у нас будут не сахарные. Потому и выбирали безнадежных. «Уродов», у которых почти не было шансов на усыновление. Джилл, Уилла и Криса, у которых весьма сомнительное происхождение, что называется, на лицах написано. Меня, которую можно было принимать за «нормального» ребенка только пока глаза не увидишь. Ину с ее острыми ушками и уж очень странным разрезом глаз. Разве что Джин и Мира были внешне вполне нормальными. Видимо, «уроды» в детдоме закончились, а детей с реальными проблемами со здоровьем просто пожалели.
Нет-нет, никто из нас не винит Мурата в собственных неудачах. Наверное, нам даже повезло, что мы оказались у него, а не остались среди «правильных». Мурат нас никогда не любил, но и ненависти не испытывал. Он не называл нас неполноценными, уродами, проклятым семенем или еще как. Он не ставил «нормальных» Джина и Миру выше. Он просто нас не любил. Всех. Совершенно одинаково. Да, это было непонятно и горько, но мы выросли, поняли и приняли такое отношение, хоть это и было непросто. А еще мы научились ценить людей, которые нас не унижают. Ни на словах, ни мысленно. Вы знаете, какая это редкость? Особенно если изо всех сил рвешься и той нищеты, в которой растешь – и часто показываешь куда лучшие результаты, чем большинство одноклассников. «Нелюдь» - самое мягкое, что я слышала от оскорбленных соперников в школе. Джин, Мира и Ина (рано научившаяся качественно прятать уши под волосами), впрочем, тоже получали, ведь «раз вы родичи ЭТИХ, то и сами не лучше». Помню, как в конце концов Джилл не выдержала. Нам было лет по десять, а тому парню – двенадцать, не меньше. «Нелюдь», «урод», «поганая дроу» - так он кричал. Джиллиан развернулась к нему – и улыбнулась. Открыто и искренне (в ее случае – со всей накопившей за день более чем искренней злобой) показала все зубки – и почти промурлыкала: «Да, дроу. Знаешь, что бывает с теми, кто обижает моих сородичей? Например с той собакой, которая тяпнула меня в прошлом году.»
Собака – мелкая агрессивная пакость, перекусавшая половину обитателей окрестных дворов и отлично знакомая всем школьникам – действительно пропала через несколько дней после того как укусила Джилл (и хозяин долго по ней убивался). Я очень сомневаюсь, что это дело рук моей «сестры», но собаку тогда так и не нашли ни живой, ни мертвой, а желтые глаза маленькой «дроу», наверное, делали ее слова достаточно убедительными. Тогда ее начали бояться. Пару раз пробовали подстеречь и поколотить, но не удалось, на моей памяти, ни разу.
Я все мечтала, что вырасту – и этот кошмар закончится. Выросла. Отрастила себе почти носорожью «шкуру», чтоб никакой колкостью не пробить. Легче не стало. Да, мы выбрались из трущоб, но так и остались «уродами». В лучшем случае – живыми диковинками, как для моего недавно погибшего любовника. Я не спорила. С ним было удобно. Мира и Уилл с Джином находили его даже полезным. А еще он оставил мне приличное наследство. Достаточно приличное, чтобы нам теперь только приветливо улыбались. Ну хоть в лицо. За спиной-то продолжат оскорблять и сплетничать. Наверное, нам стоило бы попытаться. Возможно, мы смогли бы что-то изменить в отношении к таким, как мы. Наверное, мы обязаны это сделать. Только мне уже плевать. Я почти шестьдесят лет слышу, какой я урод и насколько мне здесь не место. Это большой срок. Даже для меня, выглядящей сейчас моложе Ины, очень большой. Я устала воевать. Поэтому мы уедем. Говорят, в горах есть место, в котором таких, как мы, много. Говорят, в этом безумном месте даже официально признана магия. Мы четверо (Я, Мира, Уилл и Джин) готовы рискнуть. Раз уж здесь мы не станем своими, то может хоть там получится?
Именно для этого я и пришла. Позвать Ину с нами. Но она в ответ на предложение только качает головой:
- Я не могу уйти. Даже если бы захотела, не смогла бы. Ну как я вот так брошу Онуфрия? У него сейчас еще и проблемы на работе. Решит, что я из-за этого. Он принял и полюбил меня, не смотря на.. странности, а я его вот так брошу? Да и девочки только-только отучились. Куда их? И внуков увидеть хочется.
Ина виновато и как-то чуть растерянно улыбается. Она знает, что я ее не пойму. Она ведь видит, каково мне сидеть в этой крошечной квартирке (словно в детство вернулась – ужас просто), и догадывается, что я сбежала бы отсюда в любую неизвестность. Хоть шею свернуть - лишь бы не жить так. Ина (а университет наверняка предлагал ей жилплощадь поприличнее) предпочла остаться здесь, с мужем (вот уж кто под дулом пистолета не покинет привычных стен). Там, где родила и вырастила детей.
- Ты напиши, как устроишься, ладно? Адрес ты знаешь.
Я киваю. Пожалуй, я даже в чем-то завидую ей. Немного. Ей – и Крису. Тот тоже не пожелал присоединиться. Сказал, что не потащит молодую жену в неизвестность. Хотя Крис, в отличие от Ины, и дома устроился вполне прилично.
Еще несколько фото (ина. Дети. Ина).
И совсем чуть-чуть примечаний.
Во-первых, Лита возводит на квартирку наглый поклеп. Ну в смысдле не то чтобы совсем поклеп, просто оценивает через призму собственных комплексов и детских травм. Ей и правда жутко от мысли, что придется жить в такой, но ее любая квартира меньше пентхауса в два-три этажа приводит в ужас, так что это не аргумент.
А вот с мужем у Ины действительно серьезная разница в возрасте. Настолько серьезная, что через пару лет после свадьбы она не выдержала всеобщего активного неодобрения – и сменила место работы (из школы ушла в училище, что, конечно, помогло слабо).
Онуфрий тоже много чего слышал на тему «альфонса» и «когда ты уже бросишь свою старуху?», но переживал по этому поводу гораздо меньше: «Сначала они говорили, что я сопьюсь, как и мой отец. Я вырос непьющим. Потом пророчили мне отсутствие работы и «своего угла». Потом они говорили, что женщина моей мечты на меня и не взглянет. Потом – что не станет ждать из армии мальчишку. Потом – что у нас нет будущего. Теперь, когда наши дочери отметили совершеннолетие, они говорят, что я с Иной по расчету. Да пошли они все…»
В армии Онуфрий действительно был, но исключительно обязательные несколько месяцев. Никакой военной карьеры он не делал (по сюжету. Технически-то при подселении он был именно военным). Сейчас он работает в архитектуре, а Ина – в образовании.
Ну и совсем немного технички.
Имена девочкам были даны в честь «сестер» матери. Нет, у Литы и Миры «полных» имен нет, но тут Ина немного дофантазировала.
И Мирослава унаследовала от мамы ушки, что меня очень радует.
Ах да, еще у нас совершенно кривой скрин Криса с женой. Увы, я не знала, как еще прикрыть внезапно случившийся глюк со шкуркой. Крис теперь зеленый только частично. С середины шеи и ниже – вполне обычный.