Philipp Poisel - Wie soll ein Mensch das ertragen
Как человек может это выдержать,
видеть тебя все эти дни
и ни разу не отважиться заглянуть тебе в глаза
(с)
На парах этики я всегда сижу прямая, будто во мне железный стержень. Каждая мышца превращается в сталь. Только глаза – подвижные, живые, распылившие зрение на абсолютно все объекты в комнате – тут же фокусируются на малейшем шорохе. Вся моя воля концентрируется на глазах. Её уже не хватает ни на уши, слепо внимающие отрывистой речи Пруденс, ни на руки, покорно записывающие её слова в тетрадь.
Сегодня её пара была первой в расписании, но я уже к её середине почувствовала, что совсем вымоталась.
- Извини, что не вернулась вчера в корпус вместе с тобой, - прошептала Рут, склонившись ко мне, - не злишься?
Я мотнула головой. Никакой болтовни на этике – она прекрасно знала это правило. Но я слишком хорошо знала её пожалуйста-хочу-поговорить-голос.
- Тайлер сказал, что хочет кое-что обсудить со мной, и мы всю ночь в подсобке просидели, - продолжила она, - удивительно, что стражники не засекли. Даже спать не ложилась.
Я кивнула, давая понять, что слушаю её, но взгляда не отрывала от тетради.
- Он сказал, что был влюблён в меня со школы. Представляешь? – выдохнула она, - просто видел, что я всё время с кем-то встречаюсь, и не решался сказать.
Я усмехнулась. Да, наверное, на Тайлера это было похоже.
- Он предложил встречаться. И я сказала, что подумаю, - Рут улыбнулась, - я просто никогда не думала, что он…ну, все ведь думали, ему нравишься ты.
Она вдруг напряглась и положила мне руку на плечо, заставив отвернуться от конспекта и посмотреть на неё.
- Сандра, - серьёзно сказала она, - ты же не обидишься, если я соглашусь?
Рут смотрела на меня, как вор на сельского судью, не меньше. Я снова не сдержала улыбки.
- Нет, не обижусь.
И снова принялась писать. Как ни прислушивалась я к внутренним ощущениям, пытаясь выловить хоть каплю уязвлённости, у меня ничего не вышло. Сейчас было не так, как с Присси. Сейчас было правильно.
- Инесент, - я запнулась, не зная, как стоит сформулировать фразу.
Кажется, это был первый раз, когда я сама назвала его по имени. Оно мне нравилось. Красиво так перекатывалось на языке. В ушах зашумела кровь, мысли будто плавали в вязкой жидкости, вместо того, чтобы пущенными стрелами летать у меня в голове.
- Ты же знаешь, что церкви претят добрачные отношения между мужчиной и женщиной, которые выходят за грани дружбы? – сказала, наконец, я.
Его брови удивлённо взлетели вверх, и моя собственная формулировка тут же показалась мне донельзя глупой. Я пообещала себе не отводить глаз, но сдалась уже через секунду. Он смотрел так, как будто всё про меня знает.
- Я сомневаюсь, что когда придёт время выходить замуж, ты просто остановишься на ком-нибудь из своих друзей, - усмехнулся он, - я хочу знать, что ты выбрала меня. И хочу, чтобы другие тоже об этом знали.
Я откинула чёлку со лба, просто чтобы выиграть для себя ещё хоть несколько секунд. Ну, разумеется. Он не Роберт Гроссривер и не мой отец. Он ни за что не станет смиренно ждать, подставив шею, пока девушка сама не наденет на неё хомут любви и брака. Он ни за что не передал бы пульт управления мне.
- Может, нам просто не стоит так спешить? – решилась я.
Выражение его лица стало нечитаемым.
- Он Присси сразу же во всём признался, - снова шепнула мне Рут, - она даже плакала. Сказала, что если ты продолжишь со мной общаться, она не будет с тобой разговаривать.
- Спасибо, - хмыкнула я и снова уткнулась в тетрадь, - буду должна.
- С Питером всё совсем не так было, - продолжила она; я сделала кивок в сторону Пруденс, но Рут сделала вид, что не заметила. - Из него клещами надо было вытаскивать признание, что я ему нравлюсь. Не представляешь, как я счастлива, что мы расстались.
Рут светилась, как начищенный таз, что было несколько непривычно для девушки, которая только вчера рассталась с парнем. Наверное, я всё же её недооценила.
- Прекрасно представляю, - ответила я, - его племянница меня ненавидит. Если бы вы поженились, мне бы ещё, не дай Мортимер, пришлось с ней общаться.
Рут фыркнула, но Пруденс, увлечённая лекцией, к счастью, не обратила внимания.
- Натали? Ну, что ты глупости говоришь, - мне не нужно было смотреть на неё, чтобы ощутить исходящие от неё волны снисходительности, - она не умеет всерьёз ненавидеть. Просто лает, на кого ей укажет Бонни, вот и всё.
- У Бонни тоже нет причин плохо ко мне относиться, - возразила я.
Я сбилась, и по ошибке написала одно и то же слово два раза. Ну вот. Пруденс ведь шкуру с меня снимет, если заметит в конспекте зачёркивание.
- Ты как всегда дальше своего носа не видишь, - холодно заметила Рут, - ей нравится Инесент. Об этом все знают. А ему нравишься ты.
Я никак не прокомментировала. Пруденс принялась диктовать определение, и я старалась не упустить ни одной детали – опять ведь забуду какое-нибудь уточнение на семинаре, и она снизит мне балл.
- Как вы, кстати, поговорили? – спросила Рут, - он что-нибудь важное тебе сказал?
Вспомнила всё же. Я так надеялась, что она забудет.
- А как же, - я принялась обводить в рамочку тему лекции, пользуясь секундной паузой в речи Пруденс, - поблагодарил за вечер. Я безумно боялась, что он забудет поблагодарить.
Инесент изучал меня. Читал меня так же, как я читала его. Готова спорить, у него получалось лучше.
- Тебе нравится кто-то другой, и ты не хочешь, чтобы кто-нибудь об этом узнал? – спросил он.
- Нет, - выпалила я, прежде чем успела настроить голос на правильную безразлично-удивлённую интонацию, - с чего ты взял?
Инесент не ответил. Но взгляда, тем не менее, не отвёл, продолжая впечатывать им меня в стенд со спортивными наградами.
- Я просто ещё не готова, - сказала я, чтобы прервать эту жуткую паузу, - прости, пожалуйста.
Инесент протянул руку и заправил выбившуюся из моей причёски прядь. Я вздрогнула, как от удара электричеством, но он руку не убрал, устроив ладонь на моём плече.
- Тогда и ты меня тоже прости, Кассандра, - хмыкнул он, - потому что я не собираюсь от тебя отказываться. И тебе лучше с этим смириться.
Мне нужно было что-то сказать? Что? Я почти поверила, что он собирается поцеловать меня, но он отстранился и убрал руку. Как будто разрешил мне двигаться.
- Проводить тебя в корпус?
- Я знаю, что ты убиваешься по своему Инквизитору, - мягко улыбнулась Рут, - но когда-нибудь это пройдёт. Надо и о замужестве тоже подумать. Не то останешься старой девой.
Я не успела ответить, потому что Пруденс подошла к нашей парте вплотную и смерила Рут взглядом опытного охотника.
- Может, повторите то, что я только что сказала? – процедила она, уперев руки в столешницу, - кажется, мои слова не оставили вас равнодушной, раз вы с таким жаром пересказываете их подруге.
Рут подняла на неё взгляд.
- Извините, госпожа Крамплботтом. Я прослушала.
Я вжалась спиной в спинку стула, немея от напряжения, но Рут казалась вполне расслабленной.
- В таком случае, уверена, вас не затруднит к завтрашнему дню тысячу раз написать фразу «Я больше никогда не буду отвлекаться на занятиях», - сказала Пруденс, и, к моему облегчению, убрала руки с парты.
- Как скажете, госпожа Крамплботтом.
Та снова обернулась к аудитории, а Рут, наконец, открыла конспект. Особенно расстроенной она, впрочем, не выглядела. Куда только делась мертвенная бледность, покрывавшая её лицо на каждой без исключения паре Фарбера?
- Пиши давай, - буркнула она, принявшись выводить на странице аккуратные буквы, - а то снова меня заговоришь.
****
Я никогда не любила «Химеру».
Кажется, у меня в плеере никогда не было всех песен из этого альбома одновременно – хотя удалить любой другой трек Пурпурной Травы я считала кощунством. Когда-то Рут подарила мне его на день рождения – у меня не хватало карманных денег, чтобы купить его сразу после выхода в четвёртой параллели.
- Мне, вообще-то, не понравилось, - призналась она, - только последняя песня ничего. Грустная такая, наверное, про любовь.
Слушая альбом в первый раз, я мысленно с ней соглашалась – этот жутковатый микс из фолка и метала с мрачными фэнтезийными текстами был вовсе не тем, что я привыкла ждать от любимой группы. Но последняя песня – фортепианная баллада «Нина» – прочно укрепилась на первом месте моего личного хит-парада. Речь там, правда, шла о правительстве и террористах, а не о возвышенных романтических чувствах, но мне не помешало это заслушать трек до дыр в первые же несколько дней. Позже я, чтобы эмоции не притуплялись, стала слушать его только в особенных случаях, когда без музыки совсем теряла почву под ногами. Сейчас такой момент как раз для меня наступил.
Разумеется, я знала, что с моим здоровьем о снежках, санках и прочих зимних радостях не могло быть и речи – но, проведя всю жизнь в дождливом Торвилле, я совсем обезумела, увидев первый в моей жизни снег. Всего лишь несколько сумасшедших снежных часов на выходные – и я простудилась. Периоды болезни становились всё дольше и тяжелее, чем дни выздоровления, и весной я, проигнорировав очередной скачок температуры, свалилась с воспалением лёгких почти на два месяца.
Доктор Лайз, узнай она об этом, наверное, голову сняла бы мне за мою беспечность – под её неусыпным контролем я и насморк редко подхватывала. Тело давным давно привыкло, что за его жизнь борются другие, и стоически отказывалось бороться самостоятельно, посылая мне в мозг истерические сигналы – «вот и всё, теперь ты умрёшь, теперь ты точно умрёшь».
Конечно же, умереть мне не дали, но и когда мне стало лучше, из палаты меня никто не выпустил. Доктору Сандерс плевать было, сколько экзаменов я пропущу и могут ли меня из-за этого отчислить. Посещения здесь тоже не приветствовались – Рут только раз позволили принести мне учебники. И поэтому, когда всё вокруг пробуждалось от зимней спячки, я вынуждена была в неё погрузиться, оставшись в компании книг и хриплого рычащего голоса Сэма Райкса в наушниках.
Спустя неделю после выписки, взмокшая и взмыленная от беготни за преподавателями я успела наизусть выучить фразу: «Извините, я болела, когда можно сдать экзамен?» Те, как правило, шли навстречу – из-за прошлых ли заслуг или из-за болезненного вида – и очень скоро мне удалось закрыть почти все предметы. Кроме начальной военной подготовки, которую я оставила напоследок.
Я говорила себе, это потому, что именно там я умудрилась пропустить наибольшее количество семинаров и тестовых работ, но в глубине души знала, что причина не в этом. Просто, будучи запертой в больничных стенах большую часть семестра, я потеряла возможность видеть Фарбера каждую неделю.
К тому же всё чаще вокруг звучали слухи, что контракт на следующий год он продлевать не станет и этот месяц в нашей параллели для него - последний. Я отмахивалась от них, как от назойливой мухи, но они не могли не посадить зерно паники в моей душе. Поэтому, если думать об этой встрече с ним, как последней, гораздо проще было оттянуть её на будущее, чем оставить поскорее в прошлом.
И сейчас, стоя перед дверью в его кабинет, я никак не могла унять нервную дрожь во всём теле.
На стук никто не отозвался, поэтому, поколебавшись секунду, я решилась потянуть за ручку и войти. Фарбера внутри не оказалось, но я сразу же отбросила мысль остаться ждать его снаружи. Вряд ли он стал бы оставлять кабинет открытым, если так уж боялся, что кто-то зайдёт. А у меня появилась возможность хоть немного заполнить чёрную дыру внутри какой-нибудь новой информацией о нём.
Кабинет оказался несколько меньше, чем я думала. Шкафы были забиты книгами, но к ним явно давно никто не притрагивался. Фарбера вряд ли так уж волновал интерьер и обстановка – если бы не запах его сигарет и огромная кофе-машина в углу, я бы решила, что ошиблась дверью. Я прошла внутрь и, осмотревшись как следует, в конце концов, обнаружила нечто, достойное моего внимания. Это была настенная фотография.
В первую секунду моё внимание выхватило только его собственное изображение – каким он был, наверное, лет десять или пятнадцать назад. Не то, чтобы он очень успел измениться, но я видела, что фотография была сделана давно, и это заставило моё сердце свалиться куда-то в пятки. Всё это время я пребывала в глупой иллюзии, что Фарбер появился в четвёртой параллели из ниоткуда. Материализовался здесь уже таким, как сейчас, полностью повзрослевшим и сформировавшимся. И тот факт, что до Риверхилла у него тоже была какая-то жизнь – длинная, насыщенная – неожиданно стал для меня почти откровением. Скользнув взглядом вправо, я обнаружила рядом ещё двух девушек, и мою окрылённость тут же как рукой сняло.
Ну, предположим, одна была его сестрой или кузиной. Она была в достаточной степени на него похожа, чтобы предположить близкое родство. Вторая интересовала меня гораздо больше. Вряд ли Фарбер стал бы хранить у себя фотографию просто коллеги или случайной подружки – к тому же его локоть, мирно покоившийся на её плече, говорил об их отношениях весьма красноречиво. Значит, жена.
Эта мысль почему-то обожгла – как не обжигал ни один слух о предполагаемых отношениях Фарбера, коих масса ходила по университету. Его случайных подружек игнорировать было не в пример проще, чем весьма материальное доказательство его принадлежности другой женщине. Раньше меня несколько успокаивал факт отсутствия у него обручального кольца – но все знали, что в восьмёрке узы брака считались далеко не такими священными как у нас.
Хуже всего было то, что она была красива. Такой типаж был редок в наших краях – смуглых черноволосых девушек нечасто можно было увидеть вдали от островов и юга континента. Она щурилась от вспышки фотоаппарата и улыбалась сияющей белозубой улыбкой – далёкая и недосягаемо-прекрасная. Такой была Святая Нина – моя любимая из двух сестёр в Книге Беллы. Самая прекрасная женщина в мире, сохранившая невинность до самой смерти ради служения Мортимеру. Мне даже смотреть на неё было стыдно. За то, что я посмела положить глаз на то, что принадлежало ей.
Наверное, родись Святая Нина сейчас, она не стала бы святой. Зачем, если она была достаточной красивой для того, чтобы получить Фарбера?
И, конечно же, ему именно этот момент нужно было выбрать, чтобы распахнуть дверь и войти в кабинет. Я подскочила от неожиданности, как будто он застал меня за чем-то неприличным. Обычно его шаги были слышны издалека – но сейчас «Нина» с фотографии перетянула на себя львиную долю моего внимания, отключив временно ненужный слух. Мысли в голове рассыпались, как детские кубики, и я едва вспомнила, зачем пришла.
- О, Бэмби, - Фарбер закрыл за собой дверь, отчего та негромко щёлкнула, - в гости зашла или хотела чего?
«Да. Выйти за вас замуж».
- Да. Я пропустила финальный тест из-за болезни, - привычно доложила я. - Ещё можно отработать в этом семестре?
Он страдальчески закатил глаза, ясно давая понять, в какой восторг его приводят мысли о проверке ещё одной контрольной, но я вдруг успокоилась. Если не начал отчитывать за пропуски сейчас, значит, не начнёт вообще.
Фарбер прошёл мимо меня к столу и достал ведомость. Убедившись, что он занят бумагами, я привычно вцепилась в него взглядом, принявшись сканировать и запоминать каждую его черту. Если я запомню его достаточно хорошо, хватит ли мне этого до конца лета? Хватит ли мне этого до конца…?
- Ты у меня первый курс? – он поднял глаза и я, вздрогнув от неожиданности, закивала.
Наверное, я никогда не научусь реагировать на его голос спокойно. Взгляд невольно скользнул к фотографии, где «Нина» спокойно сидела рядом и обнимала его. Как будто он – это что-то рядовое. Как будто она каждый день так делала.
Он принялся вести ручкой по списку, отыскивая в нём меня, и, дойдя до нужной строки, размашисто поставил сто баллов напротив.
- Господин Фарбер, - осторожно начала я. - Мне ещё тест нужно написать.
Тот поднял на меня глаза, мол, ты серьёзно? Мне стало как-то неловко.
- Я и так знаю, что ты всё знаешь, - отмахнулся он, пряча ведомость обратно в ящик стола.
На миг я ощутила себя безумно польщённой, но шарик гордости, так глупо надувшийся во мне после его слов, лопнул спустя секунду. Если я получила оценку, значит, писать я ничего не буду. Значит, теперь мне пора уходить.
Фарбер подошёл к кофе-машине, и та зашумела под его руками. Он, наверное, думает, что только что доставил мне величайшую радость, избавив от своего общества в считанные минуты.
- Что-то ещё? – кивнул он, наливая кофе в чашку.
Я мотнула головой. Слаженный механизм моего мозга запустил в работу все свои шестерёнки, старательно выдумывая хоть какой-нибудь повод задержаться ещё на минуту, как вдруг я скользнула взглядом по стене и замерла.
Окно. Ставни. Мортимер, это – то самое окно из моего сна.
Я быстро огляделась ещё раз, отметив, какими ватными вдруг стали мои ноги. Это была та самая комната, в которой двое дергийских студентов преспокойно планировали убийство Ребекки Пиджен. Неотремонтированная, с обоями и мебелью, но я знала, что не могу ошибаться.
- Господин Фарбер, - снова начала я, - как давно этот кабинет – ваш?
- С начала года, - пожал плечами он, - в следующем году будет другой.
Сердце пропустило удар. Ну, конечно же. Бесс не было в базе данных, потому что она ещё не поступила. И вечерние смены нам просто не успели ввести. Я просто увидела это слишком рано. Значит, в этом году Пиджен больше ничего не угрожало.
- А что? – спросил Фарбер.
Чашка кофе дымилась у него в руке. Наверное, ему не терпелось выпроводить меня.
- Ничего, - я мотнула головой, стряхивая оцепенение.
«В следующем году» повторила про себя я. Мортимер, не так уж всё и плохо.
****
Когда Рут и Тайлер вошли в Холл, держась за руки, я моментально перевела взгляд на Чарли. Конечно же, я не ошиблась. Выражение его лица тут же сменилось со скучающего на опасно-заинтересованное, что, разумеется, от глаз Рут тоже не укрылось. Тот, убедившись, что она на крючке, спокойно приземлился на свой стул, и намеренно больше на неё не смотрел. Но – продолжал ухмыляться. Я будто видела сквозь его черепную коробку, как быстро и тщательно конструируются в ней идеи для ехидных шуточек и замечаний.
Тайлер предсказуемо его игнорировал, но Рут его стойкостью – к счастью для Чарли, и к сожалению для себя самой – не обладала, поэтому спустя десяток поворотов головы и нервных взглядов в его сторону она взорвалась.
- Да, Чарли, мы теперь вместе! - зашипела Рут, заставив его отвернуться от затылка сидящей впереди Дельта Офелии, который он старательно изучал до этого, и сфокусировать на ней взгляд, - не нужно делать вид, что ты не знал, у тебя на лице написано всё, что ты хочешь сказать.
Чарли картинно закатил глаза.
- И? Мне теперь спеть похоронную оду твоей девственности? – делано безразлично осведомился он; Тайлер не сдержал смешок, за что тут же получил воспитательный тычок в бок от мгновенно вспыхнувшей Рут, - хоть с Лотарио встречайся, мне-то что.
- Олень, - фыркнула та и отвернулась.
Чарли, сыто улыбнувшись, снова уставился вперед. Наверное, умрёт от скуки без неё на каникулах.
Пруденс зашла в Холл как всегда решительно, громко хлопнув дверью, но я, вопреки обыкновению, ничего не почувствовала. Всё моё напряжение было истрачено на сдачу экзаменов, к тому же я одной ногой была уже дома, а она – оставалась здесь. Сейчас она будто почти утратила надо мной власть. Это грело.
- Я хочу поприветствовать всех присутствующих, - начала она, склонившись к микрофону, - и, разумеется, поздравить вас с окончанием учебного года.
Поднявшиеся было аплодисменты она привычно прервала жестом руки.
- Этот год был непростым для нас всех, и у меня пока нет оснований считать, что следующий будет проще. Но, тем не менее, я думаю, каждый согласиться с тем, что мы успешно справились с трудностями, что вставали у нас на пути. Мортемианский Университет Риверхилл был и остаётся без преувеличения самым престижным высшим учебным заведением на Великом Континенте с наибольшим количеством абитуриентов ежегодно. С кем-то из вас мы увидимся в следующем году, кто-то уже завершил обучение, а некоторым, к несчастью, придётся покинуть нас без заветного диплома.
- «Поки-и-инуть нас», - передразнила её Мег мне на ухо, - как будто она похоронила уже этих несчастных, да?
- И на последних я, к сожалению, вынуждена остановиться подробнее, - продолжила Пруденс, - не так давно выяснилось, что электронные ведомости некоторых преподавателей были взломаны. К сожалению, нам не удалось выяснить, кто это сделал, но расследование всё ещё ведётся. Не могу не напомнить, что взлом университетской базы данных является уголовным преступлением, поэтому я настоятельно рекомендую виновнику прийти с поличным раньше, чем полиция придёт за ним. Добровольное признание поможет вам избежать передачи дела в суд.
Я похолодела. Несколько шоковых панических секунд мне потребовалось, чтобы вспомнить – ничего я не взламывала. Доступ к оценкам точно нельзя было получить так просто, к тому же, я ничего не исправляла – просто просмотрела данные о некоторых студентах.
- Всё в порядке, - шепнула мне Рут, заметив мою обеспокоенность, - она не про тебя.
Я сжала её руку. Мне обычно удавалось сохранять видимость спокойствия для окружающих, но Рут моё состояние считывала моментально.
- Ну, а теперь мне хотелось бы предоставить слово лучшей выпускнице этого года – Дельта Марии Пфайфер! – без всякого перехода объявила Пруденс, и аудитория послушно сопроводила аплодисментами поднявшуюся на сцену девушку.
Нервная судорога, сковывавшая моё тело буквально несколько секунд назад, начала отступать, а Пруденс из центрального объекта помещения стала превращаться обратно в безликую тень. Я даже прищурила немного глаза, чтобы изображение стало размытым. И улыбнулась. Так было намного лучше.
****
Уже сложив вещи, я почему-то застыла перед постером Пурпурной Травы, что уже пять лет неизменно висел над моей кроватью. Я решила не забирать его на лето домой – слишком много якорей держало меня в Риверхилле, чтобы я не захотела оставить здесь ещё что-нибудь. Отметить это место, как принадлежащее мне.
Когда-то я считала Ви самой прекрасной женщиной в известных мне параллелях – разумеется, после моей мамы. Сейчас я поймала себя на том, что девушка с фотографии Фарбера уложила на лопатки их обеих. Не знаю, почему. Может, потому что она его обнимала, и он не сопротивлялся. Наверное, я душу Лотарио продала бы за возможность иметь этот снимок в своём кошельке. Я бы изучала все три фигурки на нём по очереди, и отзывалась бы на каждую всплеском подходящих эмоций – от восторга и блаженства до выворачивающей наизнанку ревности.
Прислушиваясь к ощущениям в своём теле, я привычно остановилась на сжимающем палец кольце. После болезни я немного похудела, и теперь мне даже не требовалось снимать его на ночь, чтобы дать себе отдохнуть от давления. Сколько себя помню, я им гордилась. Пусть и гнала эти мысли прочь, но, думаю, именно желание почувствовать себя немного особенной сыграло немалую роль в моём принятии мортемианства. Я и правда это чувствовала. Я гордилась собой. Сплошь сотканной из недостатков, болезней и внешних изъянов, мне позволено было немного возвышаться над такими безупречными окружающими. В детстве, когда вера ещё не успела стать для меня чем-то привычным – как рука или нога – меня часто накрывал религиозный экстаз, и я, окрылённая, бормотала благодарности Мортимеру и Белле. За то, что мне позволили узнать истину так рано. За то, что позволили мне родиться в четвёртой параллели. За то, что послали мне вовремя госпожу Кранц и разрешили ей повлиять на меня. Все прочие, не разделявшие моего священного восторга, казались мне какими-то немного жалкими. Долгие годы это злое чувство было отрадой моего злого сердца.
Только сейчас, думая о Фарбере и обнимающей его «Нине», мне вдруг подумалось, что жалкими они оба не были. Как ни силилась, я всё же не могла заставить себя посмотреть на них, как привыкла, сверху вниз. Теперь они казались выше, чем я. Лучше, чем я, осведомлённей, чем я, как будто это они знали что-то истинное, а я увязла во грехе и лжи. Я сжала кольцо пальцем другой руки, чтобы напомнить себе о нём – но его очевидная материальность так и не заставила меня испытать стыд за то, что я чувствовала. Я любила неверующего чужака Дэвида Фарбера, и мне больше нисколько не хотелось этому противиться. Прости, Нина. Я тебя подвела.
Наверное, никогда я так отчаянно не хотела снять проклятое кольцо, как в этот год. Глядя на него, я не ощущала дух волшебной романтической сказки, как другие – здоровые – девушки. Я не представляла себе, как насмерть влюблённый в меня жених снимает его с моей руки у алтаря, чтобы надеть другое, обручальное. Я видела его на пальце себя старухи, каких толпы были в каждой церкви во все времена. Оно будет плотно сжимать мою сморщенную кожу, заявляя во всеуслышание как о моей безупречной святости, так и о моей откровенной ненужности. Я видела, как меня кладут вместе с ним в могилу.
- Ты идёшь? – услышала я за спиной, и заставила себя оторвать взгляд от плаката. - Тайлер загрузил все вещи в машину.
Я кивнула. Странно было смотреть на Рут в чём-то, кроме университетской формы – как будто я успела забыть, как она выглядела раньше.
Сжав крепче гладкую кожаную ручку своей сумки, я последовала за ней к выходу. Кольцо словно почувствовало, что никто не собирается снимать его сегодня, и радостно сдавило металлическим теплом мой мизинец.
Домой мы возвращались втроём – Чарли и Дейзи собирались провести лето на островах, а Мег неожиданно нашла работу на каникулы, и решила остаться в кампусе. Наверное, я тоже могла что-то подыскать, но я уже успела пообещать папе приехать. Перед самой машиной я обернулась назад, и, щурясь от яркого солнца, в последний раз взглянула на величественное здание из красного кирпича. И поймала себя на мысли, что прощаюсь с ним сейчас так же, как год назад прощалась с домом.