***
На новогоднем вечере я впервые пригласил её на танец. Раньше я танцевал в школе, на таких же вечерах, но никогда этот процесс не был для меня таким волнительным. Меня бросило в дрожь от первого же прикосновения к Нате.
И неожиданно я решился. Собрав все свои моральные силы, я признался Наташе в своих чувствах. Я ожидал чего угодно. Даже готов был к тому, что мне прямо скажут, какой я дурак. Но Наташа, мило улыбнулась и сказала, что я ей тоже нравлюсь. Вот так просто и сказала. Ничего себе!
Всё это очень сложно описать. У меня было ощущение, как будто я сплю и вижу очень хороший сон. Честно говоря, к такому повороту событий я был не готов. Более того, я был уверен на 100%, что буду отшит в той или иной форме. Причем, зная характер Наталья, я предполагал худший вариант.
Но мы выпили лимонада и отправились гулять. Шел снег, вечер был тих и безмятежен, а у меня в висках стучал выпитый лимонад. Я даже подумал, что в него что-то подлили, потому что ощущение нереальности происходящего просто зашкаливало.
Мы зашли в ещё открытую кондитерскую и купили какие-то пирожные.
А потом съели их прямо на улице. И Ната смеялась над тем, как я вымазал себе щеку кремом. А потом приблизилась и поцеловала меня в эту щеку. Я чуть в обморок не рухнул. Откуда во мне столько эмоций? Но я взял себя в руки и решил действовать, пока момент подходящий. Для меня это было впервые. Да, в 19 лет я впервые поцеловал девушку. Я не знаю, как я умудрился не умереть от счастья.
В общагу я вернулся довольно поздно, танцы уже закончились. Я проводил Наташу до дома её подруги, где она сегодня собиралась заночевать, и в эйфории вернулся домой. Уже собираясь подниматься на свой этаж, я обнаружил, что в читалке горит свет и дверь приоткрыта. Странно, кто там может быть в такое время, да ещё и после танцев?
И вдруг я вспомнил! Уже зная, кого там увижу, я толкнул приоткрытую дверь и вошел. Мне было очень стыдно.
При моем появлении Марина захлопнула книгу, которую читала, и подняла глаза. Сегодня утром мы договорились, что сразу после выступления, вместо танцев, мы встретимся здесь и позанимаемся немецким. Потому что не предполагалось вот этих вот моих счастливых приключений, и потому что я даже подумать не мог, что решусь хотя бы пригласить Нату на танец.
А потом я просто забыл обо всем на свете.
Я стоял перед Мариной как нашкодивший школьник и даже не знал, что сказать. Ведь она все это время сидела здесь в одиночестве и ждала меня.
-Можешь не извиняться – произнесла Марина, с укором взглянув мне в глаза. – Но, на будущее, хотя бы предупреждай, что у тебя появились другие дела.
- Мммм… – я попытался подобрать слова. – Я не нарочно. Так получилось… Я сам не знал, что так получится… Прости, пожалуйста. Давай я провожу тебя домой, уже поздно.
Ну а что я мог ещё сказать? Не рассказывать же ей всё, что со мной произошло сегодня вечером. Как-то неудобно. Получается, что друга променял на девушку. Спасибо ей, что она не стала обижаться, как, наверное, поступила бы любая другая девчонка. Мы нормально поболтали по дороге к её дому. Даже посмеялись. И только уже у парадной, Марина как-то грустно на меня посмотрела и тихо произнесла:
- Я надеюсь, это именно то, что тебе нужно, - и быстро нырнула в дверь.
Я немного растерялся. О чем она? И почему так грустно это произнесла? Что я сделал не так?
Но долго думать об этом я просто не мог. Мне сейчас хотелось совсем ни об этом думать. Всю обратную дорогу до общежития я вспоминал чудесные моменты сегодняшнего вечера. Ещё никогда в жизни я не был так счастлив!
***
…И потекли дни. Первые пару недель я находился в эйфории. Все что я хотел и мог – это быть рядом с Наташей. Она казалась мне воплощением абсолютной красоты и женственности. Что интересно, даже тогда я понимал, что она не самый лучший в мире человек, что у неё есть уйма недостатков, но при этом был полностью уверен в том, что всё это ничего не значащие мелочи.
Конечно, я не забывал об учёбе. Но если раньше я занимался в любое время дня и ночи, то теперь, в основном, наспех делал задания и готовился к семинарам уже поздно ночью, расставшись, наконец, с предметом обожания.
И мне, кстати, стоило больших усилий думать о том, что я делаю, а не о том, как вкусно пахнут Наташины волосы или о том, какая шелковистая и нежная кожа на её руках. Училась она не особенно хорошо, поэтому я не видел ничего плохого в том, чтобы помогать ей. Мне же не стоит особого труда написать ей курсовик. А она будет мне благодарна и обязательно со своей стороны сделает что-то приятное. И пусть Реваз скептически прищелкивает языком и говорит, что кто-то кого-то использует. Он просто не понимает. У нас всё хорошо.
***
Оглядываясь сейчас назад, я понимаю, насколько глупо выглядел со стороны и насколько действительно был глуп. Надо сказать, что мое заблуждение быстро прошло. Оно и не могло длиться вечно, для этого я слишком скептичен. Но тогда, в те первые недели неземной любви, я ничего не видел и не слышал, кроме моей прекрасной возлюбленной. Я даже про себя называл её именно так. То есть можно представить масштабы моего погружения в омут любви. Нужно, кстати, отметить ещё один немаловажный момент, который довольно серьезно затуманивал тогда мой мозг. Я был чист как белый лист. Я был девственен. И именно с Натальей мое тело вдруг проснулось. То есть теоретически я был подкован, все функции моего организма были в норме. Но желание физической близости раньше у меня не возникало. Или, возможно, я его не понимал, потому что рядом не было объекта этого желания. А теперь он появился, это объект. И мои странно-приятные сны приносили мне массу наслаждения и столько же стыда поутру. И в каждом сне я видел Наталью. А когда я видел её живьем, то не только руки у меня напрягались от желания её обнять и прижать покрепче к себе. Но тогда я даже помыслить боялся о каких-то физических проявлениях, и наши встречи ограничивались исключительно поцелуями. Однако ночью я все равно видел то, чего мне так страстно хотелось наяву. И это, безусловно, было мощнейшим затуманивающим разум фактором, с которым я просто не в состоянии был бороться.
***
Через несколько месяцев ощущение беспечного счастья от первых в жизни отношений всё-таки прошло и я смог уже более ясно рассмотреть то, что происходит.
С Наташей было трудно. Очень импульсивная, не особенно тактичная и ехидная, она одним свои взглядом могла довести меня до белого каления.
Если ей что-то не нравилось или что-то не вписывалось в её планы, то она просто отметала это что-то в сторону и всё равно делала по-своему. Упрямства и эгоизма ей было не занимать. В порядке вещей для неё было похерить все мои планы и аргументы, наорать на меня и демонстративно обидеться.
Сначала я недоумевал, расстраивался, старался понять её и даже извинялся, хотя совсем не считал себя виноватым. Мне казалось, что раз девушка обиделась, то на это есть серьезные причины и, может, я просто по своей мужской сущности чего-то недопонимаю в хрупкой женской психике. Но через некоторое время я понял, что дело не во мне. Дело в ней самой, в её характере, в её комплексе недолюбленной девочки, у которой не было отца, а мама не особенно интересовалась внутренним миром дочери. Когда я узнал о семейной проблеме Наташи, то даже зауважал своих вечно занятых родителей, которые, не смотря ни на что, всегда старались уделить нам достаточно внимания. И пусть это внимание было не всегда уместным и нужным, но оно было. А оказывается, не всем это дается в жизни. Поэтому я жалел Нату и старался быть с ней всегда как можно более мягким.
Единственное, что меня прямо оооочень раздражало, это её любимая фраза: «Я так не считаю». Фразу эту она вставляла везде и всюду и с завидным упрямством могла повторять её по нескольку раз подряд, чтобы таким образом донести до собеседника, что он полный идиот, если думает, что она с ним согласиться. Причем говорила она всегда пренебрежительным тоном. Когда я слышал её «я так не считаю» в надцатый раз, то непроизвольно закатывал глаза и самоликвидировался, понимая, что спорить здесь просто бесполезно.
Порой своими истериками она доводила до истерики и меня, а когда я уже готов был биться головой о стенку и кипел праведным гневом, Наталья делал невинное лицо и удивленно вопрошала, в чем, собственно, дело. И я не мог сердиться на неё дальше, потому что она была просто неподражаема в любом своем проявлении.
Ну, а в хорошем настроении она была просто душка. Мы много гуляли по городу, заходили в музеи, сидели на лавочках в парке или в недорогих студенческих кафешках. Не смотря ни на что, я продолжал оставаться самым счастливым человеком на свете и льстил себе надеждой, что и ей нравится мое общество. Просто иногда она вела себя так, как будто ненавидит меня. Но я не предавал этому значения, предпочитая списывать всё на перепады её настроения.
В общем, мне казалось, что я нашел своего человека и готов был хоть завтра идти в ЗАГС. Наверное, желание как можно раньше дать себя захомутать, это у нас семейное. Я, кстати, был не прочь показать родителям Наташу. Однажды даже поймал себя на мысли, что очень бы хотел услышать от них слова поддержки и одобрения. Но так как ооочень сомневался в том, что Наталья придется им по душе, то решил не спешить с этим. Конечно, мои родители не снобы, но сомневаюсь я, что они очень обрадуются, узнав, что отца у моей потенциальной невесты нет, а мама - необразованная деревенская доярка, любящая выпить. Кстати, то, что Наташа с таким «наследством» умудрилась приехать в город и поступить в ВУЗ, для меня лично было очередным поводом для гордости. Но родители же имеют свойство всегда смотреть на вещи с какой-то другой, непонятной стороны.
Мы, с Наташей, кстати, много говорили о родителях. В основном, она рассказывала о своей маме и много жаловалась на неё. Я ей искренне сочуствовал. Она выросла в неполной, неблагополучной семье, и теперь её очень интересовало, как отношения с родителями складываются у других. Её очень заинтересовала моя семья. Было забавно наблюдать за ней, когда она в очередной раз спрашивала: «Это действительно твои родители? Вот этот архитектор Калинин и профессор Калинина?! Правда что ли?» У ней просто в голове не укладывалось, что такие известные люди, могут быть чьими-то родителями. И уж совсем трудно ей было поверить в то, что они родители её молодого человека.
Я честно рассказал ей, что мои отношения с семьей довольно нестабильны. Я стараюсь быть независимым и самостоятельным, и не использовать родительские связи в своих интересах. Уж о помощи я их точно никогда не попрошу. Я думал, что она поймет меня и поддержит в этом, но Наташа почему-то огорчилась и даже надулась на меня. Наверное, она считала, что таких родителей нужно ценить и поддерживать с ними исключительно хорошие отношения.
Как-то она даже изъявила желание познакомиться с ними. Я, честно говоря, опешил. У меня были такие мысли, но не было в планах реальных действий. И главное, я не знал как мне объяснить Наташе, почему я не могу пока их познакомить. Мне пришлось согласиться когда-нибудь, обязательно, как только получится, при первом удобном случае, et cetera, взять её с собой в Москву и представить родителям. Хотя и отлично понимал, что такой «удобный случай» я организую не скоро. Мне ещё нужно было определиться со статусом Натальи. Как я должен её представить? Знакомая, подруга, возлюбленная? Это какие-то несерьезные категории, которые не нуждаются в официальном знакомстве. Явно для того, чтобы тащить девушки в другой город и представлять семье, должны быть более веские причины. Но что-то у меня стало появляться сомнения относительно серьезности наших отношений. Наталья как-то уж очень легко к ним относилась.
Например, она не видела ничего плохого в том, чтобы сходить на свидание с кем-то ещё. Пусть и на дружеское, исключительно ради веселого времяпровождения, но ведь с мужчиной, а не с подружкой. При этом она абсолютно спокойно мне об этом рассказывала и, судя по всему, эти мужчины все были одной категории – блатные сыночки местной политической и культурной элиты. Забавно, что себя я к этой категории не относил. Хотя, может, стоило?
В общем, меня всё это очень злило и я начал понимать, что Наталья не просто так это делает. Как сказал прямолинейный Реваз : «Она просто ищет, кого повыгоднее, брат.» Я тогда чуть по морде ему не дал и отмел все сомнения в порядочности Натальи. Она не может! И точка.
Однако, крупица сомнения поселилась в глубине моего сознания.
К чему эти её метания? Почему она старается держать меня вроде и рядом, но при этом на какой-то определенной дистанции? Ходит со мной в кино, в кафешки, не отказывает в поцелуях и объятиях, но при этом легко может исчезнуть на несколько дней, даже не предупредив. А по возвращении небрежно махнуть рукой и сказать, что ночевала у подруги в городе.
Вот эти подруги её тоже. Странные девицы. Какие-то все размалеванные, в супер-модных шмотках, явно западного происхождения. И я так понял, ни одна из них коренной ленинградкой не была. Все откуда-то приехали и как-то умудрились пристроиться. Как? Ну, ладно, одна там замужем вроде. Хотя тоже странно как-то замужем. То ли есть этот муж, то ли нет. Я его ни разу не видел, по крайней мере. Но шмотки из-за рубежа он ей поставляет регулярно, и с деньгами проблем у неё нет явно. Остальные вообще какие-то… Прямо акулы. Готовы живьем сожрать любого мало-мальски представительного мужика. А если он ещё и деньгами пошуршит, так и вовсе на шее повиснут.
Меня это Наташино окружение несколько смущало. Я понимал, что в этом обществе невозможно оставаться честной и порядочной. Но любовь ведь, она такая, всегда заставляет верить в лучшее. Да и что я мог поделать, если уже так вляпался, что вряд ли выпутаюсь из этих «сетей».
Потому что, даже уже начиная прозревать и понимая, что мне досталась не простая женщина, я знал – деваться мне некуда. Она все равно любимая и самая дорогая. Другая мне не нужна…
***
Но я же тоже человек! И достаточно самолюбивый. И вот это её пренебрежение нашими отношениями и лично мной, не давало мне покоя. Я психовал, нервничал, забывал о важных семинарах и соревнованиях. Никакая учеба не лезла мне в голову, и я начал потихоньку сдавать позиции лучшего студента. Особенно нервировали друзья, которые по своей дружеской сущности просто не могли ходить молча! Им обязательно нужно было мне посочувствовать, выразить свое негодование по поводу Натальи, или вообще заявить сакраментальное: «А я говорила!» Это Нина была любительницей напомнить о своей правоте. Типа, она с самого начала сказала, что Наташка-стерва и что лучше с ней не связываться. Какие все умные, когда их это напрямую не касается!
Наверное, я бы реагировал на это менее болезненно, если бы все эти недоразумения оставались между нами. Но все Натальины «похождения» моментально становились достоянием общественности. Это вполне объяснимо – в студенческой среде трудно что-то утаить. Периодически мне рассказывали, где и с кем видели Наташку и что это было явно свидание, потом что происходило все так-то и так-то и делали они это и это. Все эти душещипательные беседы были для меня как серпом по интеллекту. Я начинал чувствовать себя посмешищем. Жалким таким, вызывающим сочувствие тюфяком. Хорошо ещё, что никто не додумался потешаться надо мной в открытую. Потому что я даже не знал бы тогда что делать. Бить морду? А за что? За правду? Я не готов. А сделать вид, что мне наплевать… Это у меня не получится. Я же краснею моментально, как только уровень эмоций поднимается выше среднего. Мамина белая кожа – это наказание для мужика!
А ещё наказание для мужика – такая вот стервозная баба!
Терпение мое закончилось в тот момент, когда я сам увидел Наташкино кокетство и милые поцелуйчики с каким-то хлыщем. У меня голова закружилась и, казалось, вся кровь, что ,была в теле, прилила к щекам. Мне показалось, что у меня сейчас случится кровоизлияние в мозг. Вот за что она так со мной?! Что не так я делаю?!
Честно, я плохо помню, как оттолкнул от неё парня, как мимоходом врезал ему по лицу и потащил Наталью за собой. Мне это потом Реваз рассказывал. Глаза его так и сияли. «Я, говорит, и не думал, что ты так можешь, брат! Ты же флегма ещё та! А тут такой накал страстей! Я даже испугался за Наташку». Реваз, кстати, почти отделался от свое грузинского акцента за время обучения в Ленинграде. И только вот это его «брат» продолжало выдавать в нем мужчину кавказских кровей. Ну и ещё матерился он иногда на родном языке. Изредка, конечно. Он же был из интеллигентной семьи.
За Наталью он боялся зря. Разве я мог причинить ей какой-то вред? Пока тащил её за руку в общагу, успел остыть, конечно. Она всю дорогу что-то шипела и старалась вырваться, но я её не слушал и не отпускал. Пока мы шли, я принял решение. Мне оставалось его только озвучить, и я буду свободен. Свободен от стыда и насмешек. Мне будет наплевать на её жизнь, у меня начнется своя.
Ну и пусть я буду самым несчастным из всех несчастных. Зато я буду горд и честен. А она… Пусть катится ко всем чертям!