– Не думала, что ты любишь заниматься благотворительностью, – заметила Адриана, задержавшись у прилавка с милыми игрушечными зверятами.
– Я и не занимаюсь, – музыкант равнодушно пожал плечами и под удивленным взглядом, требующим объяснений, продолжил: – Не верю во всю эту хрень. Как и в то, что дети с картинок счастливо доживут до старости.
– Почему? – она с состраданием уставилась на слова «опухоль головного мозга» под фотографией белокурого ангелочка, которому можно сделать прямое пожертвование.
Кейн проследил за ее взглядом:
– Знаешь, ради чего все эти сборы и операции? – вопрос был скорее риторическим. – Чтобы успокоить совесть и создать только видимость помощи. Чертовы эгоисты. Иногда отпустить – это разумно и милосердно, а не жестоко, как думает большинство.
– Они ведь потом живут. Не все, конечно, многих не удается спасти, но… – с сомнением возразила Адриана, в глубине души желая, чтобы ее убедили в обратном.
– Живут, – повторил он. Тон повидавшего жизнь человека придавал словам налет обреченности. – Такая жизнь – сомнительное удовольствие: на лекарствах, прикованный к больничной койке, в окружении обеспокоенных людей. Эти болезни – естественный отбор, а мы все равно упираемся.
Девушка скривилась от противоречивых чувств, ужасаясь тому, что сказанное вызвало в ней мрачное согласие.
– Дети невинны, их жалко.
– Да, жалко. Но что поделаешь? Часто в этом виноваты родители. Будущие мамаши бухают, курят, гоняют по венам или жрут веселые таблетки, а потом – о боже! – ребеночек внезапно больной. Вставь сюда любую-болезнь-требующую-дорогостоящего-лечения, на которое, естественно, денег у семьи нет.
– А наследственность ты исключаешь? – Адриана скрестила руки на груди в последней попытке отстоять те ценности, что прививали ей с детства.
Ведь каждое слово из уст музыканта постепенно обнажало ее истинные мысли. Очищало, подобно дикому пламени, от норм и правил, навязанных отцом, Лорейн, Кармайном, Розали... Католической церковью, в конце концов. Мисс Морелли учили ценить человеческую жизнь, какой бы та ни была, хотя мало кто поступал в соответствии со своими же речами. Почему тогда она должна за всех отдуваться?
– Нет. Но то, что я описал – довольно типичная картина.
– Никогда с таким не сталкивалась.
– Ну, ты живешь по эту сторону моста, – съязвил Кейн: по его мнению, обитатели элитных районов далеки от реального мира, полного страшных вещей.
– А ты нет?
– Я много где жил, всякое видел, – уклончиво ответил он и положил руку на хрупкое плечико: – Слушай. Мне надоело торчать на этой унылой ярмарке. Поехали отсюда.
Адриана кивнула и напоследок, заранее зная ответ, все равно поинтересовалась:
– Тогда еще вопрос: допустим, тебе поставили какой-нибудь смертельный диагноз, типа последней стадии рака. Что будешь делать?
Парень хмыкнул и потер принт на футболке. Серые глаза остановились на вечно печальном лице блондина, символе эпохи и авторе незабвенного «Come As You Are». Адриана нащупала некие параллели: Кейн тоже подходил под описание депрессивной рок-звезды с любовью к наркотикам.
– «Живи быстро, умри молодым», – произнесли они хором после короткой паузы и засмеялись.
– И сколько тебе еще... до рубежа? – вдруг серьезно спросила девушка.
Музыкант показал три оттопыренных пальца – кумиру миллионов на пике славы оставалось столько же. Довольно интересное совпадение. Но все-таки, они не Курт и Кортни, и роман у них будет совсем иным – со счастливым концом.
– Тогда еще успею тебе надоесть, – она в порыве трепетной нежности встала на цыпочки и прижалась к своему спутнику всем телом.
– Не в этой жизни, – вкрадчивый баритон щекотал ее шею.
***
Закатное солнце стекло за горизонт, оставив на рыхлом небе малиновые кляксы. Брайтпорт утопал в сумерках, зажигая шары уличных фонарей.
На парковке Адриана искала глазами навороченный чоппер, но парень остановился рядом с черным спортивный мотоциклом. Про себя она отметила, что поблескивающий на свету байк выглядел симпатичнее классических железных коней, на которых разъезжали мускулистые бородачи в косухах и кожаных штанах.
– Каталась? – на всякий случай поинтересовался музыкант, положив ладонь на бак.
Она растерянно покачала головой.
– Хм… А знаешь самое главное правило пассажира? – хитрый взгляд снова прошелся по всей фигурке. – Если девушка села, то...
– О, это знаю! – хихикнула Эйд и томно уточнила вполголоса: – О более тесном общении с пилотом?
– Хоть чему-то тебя учить не придется, – довольная ухмылка тут же сменилась крайне серьезным выражением лица. Парень стал показывать части мотоцикла и рассказывать основы.
– Садись и слезай только когда скажу, не ерзай и не вертись. Ноги всегда на подножках, и лучше вообще не ставь их на землю. Во время поездки держись вот здесь, – сев на байк и дождавшись, пока спутница последует его примеру, он положил женские ручки к себе на талию. – Выше не надо. Ниже тоже. И шею не трогай. Прижимайся плотно, но никогда не наваливайся, особенно при торможении, иначе я сползу на бак – это больно. Наклоняйся на поворотах вместе со мной.
– Окей, давай прокатимся по кругу, – убедившись, что она все поняла, Кейн уселся поудобнее и обернулся с лукавой улыбкой: – Посмотрим, какая из тебя наездница.
– Наездница из меня очень даже… – в тон ответила брюнетка и облокотилась на спину парня, пока байк не тронулся с места.
– Не терпится проверить…
***
Адриана с недоумением переводила взгляд с высокой ограды в готическом стиле на своего спутника. Вопреки киношным представлениям о подобных местах в ночное время суток, над головой не сгущались тучи, не слышалось леденящего кровь завывания волков, а массивные ворота с железными прутьями, запертые на засов, выглядели совсем не зловеще. Они служили порталом в загадочный и таинственный мир, далекий от земных забот и тревог, безудержного веселья и радостного смеха.
Кладбище Святого Августина, новейшее в округе, совсем недавно отметило свое столетие и стало не только местом упокоения мертвых, но и красивейшим архитектурным объектом. Здесь похоронен и бывший мэр Брайтпорта, и глава департамента полиции, отошедший в мир иной при подозрительных обстоятельствах, и жертвы молчаливой мафиозной войны девяностых – о ней многие жители мегаполиса даже не слышали. Днем здесь оплакивали близких, а по ночам сторож разгонял особо буйных представителей субкультур. Забрел сюда однажды и Кейн, обнаружив неповторимую энергетику, со временем ставшую неисчерпаемым источником вдохновения.
– Эм…
Эта реакция настолько рассмешила музыканта, что тот пару минут нарушал ночную тишину рваным хохотом. Он ожидал всякое: гримасу ужаса, осуждение, испуг... Вмиг оказавшись рядом с девушкой, покачал головой:
– Не перестаешь удивлять.
– Это как минимум необычно для первого свидания, – Эйд пожала плечами, вглядываясь блестящими глазами в лицо напротив.
– Я ведь говорил, что люблю кладбища.
– Но почему?
– Не знаю. Может, особые вибрации в воздухе...
Парень втянул голову в плечи, словно не желая пояснять свой ответ.
– Расскажи, – она подошла вплотную и заглянула в глаза. – Тут прикольно. Мне вот никогда не хватало смелости для прогулок в подобных местах после заката.
– Просто не было подходящей компании.
Кейн улыбнулся уголком рта и, взяв ее за руку, повел в царство мертвых. На скуластом лице не осталось и тени веселья: ночь вернула в образ музыканта ореол загадочности и темноты. Брюнетка даже пошутила про себя, что дневной свет ослаблял его, а сумерки возвращали силы.
– Мне нравится чувствовать хрупкость и скоротечность человеческой жизни, – он взглянул на небо. – И такие ночи. Когда все кажется мертвым в свете бледной луны.
***
– Терял кого-то из близких? – спросила Адриана, когда они блуждали среди плачущих над цветами ангелов, пыльных надгробий, гранитных плит, распятий и склепов, поросших лозой.
– Старшего брата, – с неохотой ответил Кейн. – Это было давно.
– О… – она легонько сжала костлявую ладонь, выражая сочувствие.
– Но больше не скажу, не спрашивай.
Макушки кипарисов полоскались в беззвездном небе за серой завесой смога и облаков. Легкий ветер гулял по влажной траве, кустарникам дикой розы, путался в волосах. Тихо пели цикады, и лишь изредка их мерное стрекотание нарушал шум проезжающих мимо авто. Вдруг вдалеке, на перекрестке тропинок мелькнула темная фигура. Парочка переглянулась и, сдавленно хихикая, как нашкодившие дети, вприпрыжку очутилась за ближайшим склепом. Кейн наблюдал за передвижениями сторожа, выглядывая из-за угла, а Эйд тайком любовалась профилем с тонким прямым носом, прислонившись к колонне.
Девушка светилась радостью и ожиданием чего-то особенного. Маленькое ночное приключение щекотало нервы, от близости молодого человека замирало сердце. Словно присутствие Кейна пробуждало дремлющих демонов и непостижимым образом влияло на мироощущение любого, кто с ним сблизится.
«Наверно, я правда сошла с ума. Поехала на кладбище с парнем, которого вижу второй раз в жизни, готовая на все… Готовая отдать даже свою душу, если он попросит.»
Мрачная аура, небрежность в общении, циничный взгляд на жизнь, нежелание оправдываться ни перед кем… Кейн такой, какой есть, и не прикидывается милым хорошим парнем на радость новой подружке.
Он честнее многих ее бывших – папенькиных сынков и разодетых тусовщиков, не видавших настоящей жизни за пределами роскошных особняков. Королевские манеры и обманчиво дружелюбные улыбки – всего лишь пустышка в глянцевой обертке.
И, быть может, как раз стоит протиснуться между прутьями золотой клетки с драгоценными камнями, так заботливо выстроенной отцом, и сбежать из привычной среды без оглядки…
Стоит прыгнуть прямо в бездну, как бы та ни страшила и ни привлекала одновременно.
Стоит впустить в красивую жизнь и розовую спальню капельку тьмы...
Убедившись, что сторож скрылся из виду, Кейн подошел к своей спутнице:
– Он еще не скоро вернется.
Затаив дыхание, Адриана невесомым касанием пальцев потревожила гирлянду сережек в ушах, очертила острым ноготком красивую линию подбородка и прикоснулась дрожащими губами к соблазнительной ямочке, которая не давала покоя весь день.
***
Ее волосы пахли свободой и сбывшимися мечтами. Вчера музыкант собирался уснуть в объятиях смерти, но в это мгновение отчаянно цеплялся за жизнь, какой у него никогда не было. Такую, где мог бы держать в своих руках родственную душу из чужого мира и стать по-настоящему нужным, счастливым и… живым.
Кейн прерывисто дышал, медленно освобождая плечи девушки от куртки, и тут же покрывал их теплыми поцелуями.
– Нельзя, – кусочек ткани полетел в траву, холодные ладони жадно обхватили грудь в топе и нетерпеливо соскользнули под подол юбки. Разомлев от настойчивых ласк, Адриана прижалась к шершавой стене и увлекла за собой парня. – Быть такой идеальной, твою ж мать...
Губы снова тонули друг в друге, немели от мягких столкновений и грубых укусов; звенела пряжка от ремня, стройная ножка цеплялась за татуированную поясницу, остывающий камень приятно холодил спину. Перед взором разливалось вязкое тепло, лишая способности здраво мыслить; оно пульсировало волнами и застилало пространство вокруг. Сплетались намертво сердца, пронзенные колючей проволокой, дрожали взмокшие тела, звенела страсть в ушах, сила притяжения захлестывала с головой…
Ведь ночь – это их время. Время душевных разговоров и совместных сближающих безумств в свете луны. Время темноты, что они видели друг в друге – необъяснимую, но такую понятную только двоим. Тьма тихо струилась по венам, мерно шуршала в висках, щекотала ветром кожу… И чувственный танец на тонкой грани между смертью и жизнеутверждающим началом – лучший способ ее отпраздновать.
Неотвратимость.
Как буйство стихии, не поддающееся контролю. Надвигающаяся воронка урагана, которая сметает все на своем пути, всасывая все, что в силах оторвать от поверхности.
Если хочешь выжить, остается только прятаться под землей в надежном укрытии.
Но девушка не хотела и побежала навстречу своему торнадо. Позволила мощным воздушным потокам подхватить с земли, закружить в бесконечном водовороте эмоций…
Адриана откинула голову назад, задыхаясь от восторга; ей показалось, что небо взрывалось вместе с ними.
***
Несмотря на соседство с криминальными районами, где проживали безработные на соцобеспечении, спальный Хайвуд славился тихими уютными улочками с аккуратными рядами стройных тополей, красивыми викторианскими зданиями, приземистыми пятиэтажками и винтажными кафе. Внешняя обветшалость района и атмосфера непринужденности давно нашли своих ценителей: люди разных возрастов и достатка с охотой селились в многоэтажных домах из красного и белого кирпича.
В одной из таких квартир хлопнула входная дверь; под порывистый шепот тихо щелкнул выключатель, и прихожую залил мягкий свет.
– Вот и все, – посмеиваясь в нос, подытожил Кейн, развязывая шнурки на ботинках гостьи. – Теперь ты моя.
Она осмотрелась. На стене, отделанной гипсовым камнем, висела светодиодная гирлянда, под ней – декоративные буквы F и U – сокращение неприличного выражения, что контрастировали с милой надписью: «Добро пожаловать домой» на меловой доске. Наверняка первое предназначалось для назойливых гостей, а второе – для хозяина квартиры. К шкафу прислонилась акустическая гитара, рядом стоял стеллаж для обуви, где отдыхали кеды и кроссовки на все случаи жизни… Поверхности выглядели опрятно, без толстых слоев пыли: словом, признаков захламленной берлоги холостяка не наблюдалось. Скромное жилище с элементами индустриального стиля, что располагалось в приличном районе, превзошло самые нелепые ожидания, и Адриана, все еще находясь под впечатлением, отозвалась не сразу.
– Мм?
– Пересекла порог, а тут действует особая магия. – Он с ухмылкой поднялся с корточек, скользя ладонями вдоль изгибов женского тела. – Не люблю полумеры, помнишь? Хочу или все, или ничего. Так что… Теперь ты моя. – Кейн окинул девушку ошалевшим и восхищенным взглядом, желая только одного: чтобы она всегда была с ним. – Буду делать с тобой все, что захочу.
Несмотря на шуточный тон, слова повисли в воздухе как нечто неизбежное и таинственное, словно настоящее заклятие. Загадочно улыбнувшись, гостья прошлась пальчиком по твердой груди.
– Уж не дьявол ли ты?
Ответом была одержимость в черных глазах и крепкая хватка на запястье.
Движимые тайной, что расцвела между ними, маленьким заговором против всего мира, парочка шустро преодолела короткий путь, ведущий в самое сердце апартаментов.
***
По небольшому балкону гулял летний теплый ветерок, играя мыслями. Эйд, облаченная в серую футболку на пару размеров больше, скромно скрестила ноги, словно не она недавно демонстрировала выдающиеся навыки верховой езды. Кейн сидел позади нее и молча курил, не выпуская из нежных объятий.
– Не думала, что тут будет так уютно и красиво... – она подала севший голос и прочистила горло. – Обычно у парней дома бардак. А ты полон сюрпризов.
– Как и ты, принцесса, – усмехнулся он.
– И живешь в хипстерском районе.
– У него есть свои преимущества.
Но какие именно, не стал пояснять.
Парочка любовалась панорамой городских огней: ночной Брайтпорт сиял и переливался, словно рождественская елка. Там, за Хайвудским мостом, горели тысячи окон. Девушка с грустью подумала, что в одном, очень особенном пентхаусе на Парк Авеню наверняка царила тьма, а его хозяин развлекался с очередной молодой особой, что годилась ему в дочери.
Совершенно неожиданно для себя она шумно вздохнула, снова нарушив умиротворяющую тишину:
– Больше не зови меня принцессой.
Слова полились мощным потоком – их уже было не остановить. Пришлось закончить рассказ, каждым словом разбивая образ золотой девочки, живущей без забот, какой она виделась окружающим. Развенчать стереотипы и добровольно свалиться с пьедестала, на который Кейн ее возвел, и показать, что она ничем не лучше остальных, а «богатые тоже плачут», если вдруг он считал иначе.
Она выдала все: про мать, которая до замужества обнималась с шестом в элитном стрипклубе, принадлежавшем Кармайну, а отец был постоянным клиентом с особыми привилегиями. О том, что женились родители, в общем-то, по залету и часто ругались. О том, как в итоге новоиспеченная миссис Морелли собралась бросить мужа и пятилетнюю дочь и сбежать с любовником, прихватив все сбережения, но отец узнал об этих планах и выставил неверную вон… Том никогда не скрывал от своего чада правды о бывшей жене, и только поначалу называл Саманту «просто танцовщицей». И хотя он был далек от идеала, Адриана ценила откровенность – за эту черту главу семьи можно как минимум уважать.
– Мило. Променяла вас на мужика... – тихо отозвался Кейн из-за спины.
– Чего ты ожидал от представительницы такой профессии? – Эйд хмыкнула и, схватив прядь волос, откинула ее назад. – Так что вот она я – дочь стриптизерши и любителя доступных женщин, а не типичная девушка из обеспеченной семьи, как ты, наверное, подумал.
– Неважно. Мы не наши родители.
– Но это накладывает на нас отпечаток.
– Да, но не в том смысле: яблоко от яблони редко срабатывает. А вот шрамы делают нас реальней и сильней. В каком-то смысле я очень рад, что у тебя они тоже есть.
– Наверное, – она нервно теребила рукав футболки, разглядывая свои голые коленки.
Кейн тепло улыбнулся и нежным прикосновением прекратил истязание бедной ткани.
– И ты ошибаешься, Адриана. Ничего такого я не думал.
Брюнетка встрепенулась, впервые услышав свое имя из уст кумира, и уткнулась носом в прохладную шею, что пахла табаком и чистотой.
– А кто я для тебя?
Тонкие брови сдвинулись в тоскливом выражении, отблески света дрожали в глубине черных глаз.
– Потерянная девочка. Понял это еще в баре: твое печальное личико в ореоле огней невозможно забыть.
***
Кейна штормило: от близости эфемерного существа, что, рассыпав мягкие локоны по его кровати, шептало о нежелании покидать это место; от незнакомого до сегодняшнего дня чувства безопасности; от эйфории, для которой не нужно принимать никакой химии, и даже мигрень ощущалась не так остро… Ему впервые захотелось прокричать в темноту ночи: «Как же хорошо, как же охренительно, черт возьми!», потому что так оно и было.