Шум прибоя. Откуда он может быть слышен здесь? Откуда мне может быть известно, какой звук издают волны с шипением обрушиваясь на песчаные откосы, если я никогда еще ничего подобного не слышал? Или слышал?
Вокруг лежат сероватые тени, не позволяющие разглядеть ничего вокруг меня. Это потому что глаза закрыты. Или нет? Тени, иногда сменяющиеся яркими всполохами, оставляющими после себя красноватые пятна. Резкий толчок…
- Эмиль, ты не ушибся? Осторожнее! – я с силой разлепляю глаза и встряхиваю головой, пытаясь прогнать тяжесть из тела. Но получается плохо. Откуда-то мне известно, что я только что с силой ударился лбом о прохладное стекло. Машинально тру место ушиба. Но боли не чувствую, а только досаду. Этот голос…
- Ерунда… Когда это я успел заснуть?
Марта участливо касается моего локтя. Кожу на запястье щекочет молочно-белая прядь ее длинных волос. Марта…
Мне почему-то радостно и грустно видеть ее сейчас. Она такая красивая. У нее очень приятный голос с едва различимой бархатной ноткой. Но она… я чувствую затапливающее разум сожаление. Я ведь вроде бы так и не сумел с ней толком попрощаться после всего, что произошло? Или это еще не произошло?
Я со вздохом касаюсь рукой ее пряди и с нарастающей тревогой внутри заправляю за ее ушко. Что я делаю? Зачем? Но она ведь моя девушка. Или нет?
Слишком много вопросов. Слишком много теней вокруг, хотя глаза я, кажется, уже открыл. Может быть, попробовать еще раз?
- На следующей мне выходить… - девочка очень старается казаться непосредственной, но на ее щеках выступает румянец. Наверное, ей кажется, что на нас сейчас смотрят все пассажиры автобуса. Но они не смотрят, почему-то я это знаю, хотя не искал вокруг себя любопытных глаз. – Я сегодня иду в библиотеку делать доклад по астрономии. Может быть… ты не хотел бы прогуляться вечером? Если, конечно, торнадо никакое не случится?
Нет… Нет, нет, нельзя, но… Она ведь приглашает меня. Темно-синее небо, тысячи звезд над головой и… И Марта. Еще раз, почему нет?
- Почему нет? – эхом внутреннего голоса отвечаю я – Я зайду за тобой в библиотеку в шесть часов. Провожу тебя. Зайдем куда-нибудь поесть мороженное.
На губах Марты вспыхивает счастливая, немного стыдливая улыбка. Она ведь первый раз пригласила меня встретиться сама. Да, первый. Или это уже случалось?
Быстрым движением она целует меня в щеку и поскорее убегает в как раз раскрывшиеся двери автобуса.
Наверное, она кажется себе невероятно смелой и… нахальной. Зря. Марта очень милая. Внутри разливается сладкое чувство…
Оно затмевает все другие ощущения, и я снова прислоняюсь лбом к холодному стеклу, стараясь погасить внутри тянущее, мучительное ощущения счастья и… вины? Почему?
Перед глазами снова встают серые тени и я с удовольствием погружаюсь в них. Но чувство вины не проходит, а продолжает мучить меня, точить изнутри. Я не должен был… не должен был… У меня ведь есть… Прости меня… Или это всего лишь сон? А что, если нет? Рут меня не простит, если узнает… нужно проснуться… Сейчас!
- Эмиль? – но… это же… - Эмиль, ты дома?
Темнота.
Сквозь приотворенную дверь в комнату проникает приглушенный свет. Я с усилием пытаюсь открыть глаза, чтобы увидеть обладательницу голоса и убедиться, что не сплю уже на этот раз. Ее фигура пока еще находится в тени. Но голос. Он был же! Значит, она есть. Веки не слушаются. Язык не слушается, хотя нужно ответить…
Но получается только что-то невнятное промычать.
- Просыпайся скорее и спускайся вниз, будем ужинать. Представляешь, Кая сегодня запустила резиновым кроликом в бабушкину подругу!
Дверь закрывается и в комнате снова становится серо, бесцветно. Удается-таки по-хорошему открыть глаза, а вот мозг еще плавает во сне. Нет, мне не послышалось. Это мамин голос. Вон она громко и строго отчитывает сестренку, а та капризничает, не желая снимать чем-то полюбившиеся ей, но мокрые штанишки.
Кая запустила кроликом в миссис Кемпдон?
- Ма-а-ам! – пытаюсь я прокричать так, чтобы меня было слышно через две стены. Но понимаю, что это бесполезно и понижаю голос – Она попала?
Будет очень жалко, если нет. Миссис Кемпдон, - противная, вредная, ворчливая старушка. Однажды она оттаскала меня в детстве за ухо, и я до сих пор не знаю за что.
Перед глазами на секунду всплывает эта картина. Когда всполохи искр перед глазами были такими яркими, что я почти не видел ничего, когда миссис Кемпдон держала мое ухо. Дикая боль… в ухе, да. Но где-то внутри еще больнее. От непонимания, за что. От поднимающейся, пока еще где-то глубоко, ярости. От слез, которые неистово щипали мои глаза, но я помнил, я уже знал от папы, что мужчины не плачут. По крайней мере, в таких ситуациях. Слава Богу, что мне удалось не заплакать, потому что это совсем уж убило бы меня. Хотя, конечно, трудно еще пока назвать шестилетнего мальчика мужчиной. Но отец всегда ставил передо мной очень высокую планку.
Странно, что тот момент, эмоции, испытанные мною тогда, я увидел настолько живо. Я, кажется, даже со стороны увидел того мальчика, который шел, не разбирая дороги, спрятав от прохожих покрасневшие глаза и стараясь не замечать все еще пульсирующий жар в ухе. Потому что мужчины не плачут.
Перед глазами вспыхивают отрывки… Как будто мозг отключается на некоторое время, а потом начинает работать снова.
Вот я сталкиваюсь в коридоре с мамой. Она держит на руках Каю, смотрит на меня ласково, но строго.
- Эмиль, это нехорошо кричать в другую комнату. Если нужно что-то сказать, то ты должен подойти, а не кричать. Это некрасиво. – Она быстро сменяет напускную сердитость на мягкую, немного озорную улыбку. Всегда удивлялся маме. Ее умению улыбаться. На секунду она закатывает глаза, молча кивает головой и почти заговорческим шепотом добавляет – Нет, она промахнулась. Так что научи ее, будь добр, метать кроликов точнее.
И она уходит. Не видит, как я давлюсь беззвучным смехом, который сгибает меня пополам…
Перед глазами снова встают серые тени. Они, как и прежде, холодны. Холодны, как длинные ночи Нортона в любое время года, какое бы не случилось в календаре. Но… это ведь совсем не важно, когда внутри тебя самого очень тепло. Тепло. Некоторое время только оно и существует в моем сознании.
Мама… Нет, она, конечно же не может быть сном. Она родная, ласковая. Конечно же, живая. Мама!
Тени становятся все гуще. Мне уже из-за них совсем ничего не видно. Но внутри тепло и спокойно, потому что я знаю - мама где-то рядом. Она здесь, я слышал ее голос. Мама…
- Нет! – произносит тоненький голос маленькой девочки. Любимый, знакомый, который я не спутал бы ни с чьим другим. Кая еще не умеет говорить по-настоящему, но некоторые слова уже знает хорошо. И ее голос звучит твердо и требовательно.
Но я уже не в силах толком открыть глаза, разогнать тени… не могу. Лишь слегка приотворяю веки и вижу… большие синие глаза. Глаза, в которых я вижу целый мир и самого себя. Видел когда-то. Печальные глаза…
- Нет! – повторяет Кая и касается ладошкой моей щеки. Не хочет расставаться со мной на этот раз. Но мама и папа просили меня больше не брать сестренку в свою кровать. Я должен уйти…
Я обязательно вернусь к тебе Кая. Только подожди немного. Я вернусь…
Но, засыпая, я все еще продолжаю чувствовать… боль. Тоску. Смятение от бессилия что-либо теперь изменить. И теплое касание ее маленькой теплой ладошки. От ощущения которого, почему-то, еще хуже. Я вернусь. Обязательно.
Не понятно только, почему я все еще слышу его? Шепот волн, ласкающих песчаный откос…