119. Камень
С камнем на шее, катится камень, просто не хочет лежать вдоль дорог у людей под ногами
Катится в воду, с моста и вода разойдётся кругами над берегами, ждите цунами.
(с)
Лето накрыло Бухту Беладонны мгновенно, пронеслось по улицам первым теплым бризом, заиграло солнечными лучами на стеклянных башнях небоскребов, а потом замерло душной июльской жарой. Большая толстая кошка лениво мяукнула со стопки мятых коробок, удачно лежавших в тени от козырька над окном кафе. Внутри, под желтоватым светом ламп, повар в белом колпаке обмахивался полотенцем, официантки двигались как в замедленной съемке, три вялых посетителя тянули из больших стаканов со льдом холодный чай.
Плечи и руки немного побаливали - курс сведения татуировок, навевающих не лучшие воспоминания, недавно закончился, рисунки, наконец-то, исчезли с моего тела. Я завис на пару минут перед дверью кафе, кто-то вышел, и изнутри заманчиво повеяло прохладой, видимо там был кондиционер, захотелось зайти, сменить раскаленную улицу на удобное кресло и освежающий напиток. Идея была заманчивой, но я немного еще подумал и отверг ее, потащившись по улице дальше – есть не очень хотелось, а попав под кондиционер велик был шанс растечься там и совсем скиснуть. В Ракушке внезапно объявили дезинсекцию, потому что кто-то нашел на кухне муравьев, все запаниковали, вызвали уничтожителей насекомых и студию на десять дней полностью закрыли для обработки. Раньше я бы воспользовался этим, чтобы рвануть домой, а теперь, когда я написал Мэл, что могу приехать, она ответила неопределенным «если хочешь», что я расценил как «лучше не стоит» и остался в Бухте.
Пустая беззвучная квартира нервировала меня, поэтому я предпочитал шататься где-нибудь в городе. Пожалуй, стоило подумать о переезде, квартира была слишком большой для меня одного, да еще и находилась далековато от Ракушки. Удивившись, почему такая мысль не пришла мне в голову раньше, я плюхнулся на первую попавшуюся скамейку, достал телефон из кармана и вбил запрос в поисковик.
Через пять дней я уже перебрался в квартиру на соседней улице со студией, тоже в одном из старых производственных зданий, переоборудованных в апартаменты. Уже давно не было нужды искать дешевые варианты, не только потому что я не знал какой у меня лимит на семейной кредитке, но еще и доход с альбомов и концертов тоже существенно пополнил счета. Квартира была не очень большой, всего с одной спальней, зато просторной и гораздо более уютной, чем предыдущая – как раз это сейчас мне и было нужно. К тому же теперь я жил ближе всех к Ракушке, поэтому закончив работать там, мы нередко перемещались сюда все вместе, квартира наполнялась голосами, музыкой и шумом, а это было мне нужно еще сильнее.
Работа над «Концом Земли» шла медленнее, мы долго раскачивались, пока более-менее окончательный вид приняли только две песни. К записи приступать было рановато, Ретт периодически выдавал нам напоминания по поводу сроков, указанных в контракте, но времени было еще с избытком. «Огонь Луны» сменила очередность слов в назывании и превратилась в «Лунный огонь», в активной разработке у меня были слова песни «Пыль в атмосфере», Сэм и Ви вместе подбирали партию бас-гитары к «Моменту», а Пит и Лейдер заморочились каким-то особым электронным эффектом, который планировали подать как новинку в звучании. Постепенно работа перешла в стадию кипучей активности, идеи стали приходить все чаще, мы зарылись в ноты и тексты, едва заметили, как лето закончилось, за окном заморосили первые холодные дожди.
- Вот, держи, - Терри хлопнула на туалетный столик толстую папку с документами.
- Что это? – я наблюдал за тем, как она поправляет локоны, смотрясь в зачарованное зеркало, судя по блестящему вечернему платью и макияжу Терри куда-то собиралась. Интересно, едва ли не впервые я ощущал от нее неровную пульсацию волнения.
- Документы по «Галерее», помнишь еще такую?
Конечно, я помнил – старинный семейный бизнес в Стрендже, он почти не приносил дохода, но мы владели им так давно, что решили оставить из сентиментального чувства ностальгии.
- У меня сейчас новый проект с салоном красоты, отнимает кучу времени, нужна помощь.
- Терри, - вздохнул я, - как ты себе это представляешь? Я и без того живу на два города, на три мне не разорваться, это помимо того, что в ведении бизнеса ничего не понимаю.
- А не мешало бы понимать, - заметила она, - но сейчас не об этом. Новый управляющий похоже что-то темнит с закупками, я договорилась с Мэл, она проверит по своим каналам кое-что, передай ей папку. Заодно с женой хоть поговоришь.
Красноречиво посмотрев на Терри (впрочем, безуспешно, ее такой взгляд только рассмешил), я попытался сменить тему:
- Здесь что-то изменилось, - мои воспоминания о комнате Терри были довольно смутными, но что-то точно поменялось, - а, понял! Куда делся гроб?
Он ей на самом деле никогда не нравился, но раньше она утверждала, будто бы днем для вампира сложно найти место комфортнее, теперь вместо гроба красовалась большая кровать с горой подушек.
- Это из-за того лекарства, - предположил я, - ну, ты говорила, которое помогает переносить солнечный свет?
- Нет, - Терри фыркнула, отложила пушистую кисть, которой пудрила щеки, - у меня просто есть личная жизнь, а двуспальный гроб это пошло.
- А, так значит это свидание! – я взял папку, уже направился к выходу, она подхватила клатч и двинулась следом
- Очень на это надеюсь.
Впервые за всю свою жизнь я увидел, как на щеках Терри проступает румянец смущения.
Мэл то и дело отрывалась от завтрака, щелкала по экрану планшета, то хмурилась, то чуть улыбалась, хмыкала и снова что-то быстро печатала. Я подлил себе молока в кофе, как бы между делом поинтересовался:
- С кем-то переписываешься?
- Да, - кивнула он, подцепив на вилку ломтик омлета, - это по работе.
Разговор угас, едва начавшись, молчание нервировало меня с тех пор, как я вернулся обратно домой. Мы не так, чтобы не общались вовсе, просто ничего больше чем «передай перечницу» или «я на работу, присмотри за детьми» не прозвучало за прошедшую неделю.
- Над чем ты сейчас работаешь? – снова попробовал я начать беседу.
- Тео, не надо, - она прямо посмотрела на меня.
- Что «не надо»?
- Просто не надо, - Мэл вздохнула и отложила вилку, так и не доев, - я вижу, что ты делаешь. Это больше не работает.
- О чем ты?
- Ты знаешь, - пристально посмотрев на меня, она поднялась, взяла портфель с документами с соседнего стула и убрала туда планшет, - мне пора на работу, присмотри за детьми. У Этти сегодня осмотр ровно в три, не забудь.
Конечно, я знал – ничего больше не работало. Ей больно было даже говорить со мной, казалось все, что внутри нее есть, будто скручивает, то в одну сторону, то в другую, а потом оно ноет и пульсирует. Мэл была словно отражением меня самого, во мне тоже все стенало и кололо, и чем ближе мы были, чем чаще виделись, тем сильнее. Я смотрел в окно, наблюдал, как Мэл садится в машину, и ощущал омерзительное облегчение, смешанное с досадой от собственного бессилия изменить ситуацию.
С тех пор, как Мэл впервые постелила мне в бывшей спальне Блейза несколько недель назад, мы больше ни разу не делили постель, даже просто для сна, раз уж на иное я был не способен. Она не предлагала, а я не смел предложить. Здесь, дома, заснуть без нее было намного сложнее, чем в Бухте, где я даже не всегда раздевался, прежде чем упасть в кровать, из-за усталости сон порой заставал меня и прямо на диване. А тут я мог часами лежать без сна в темной комнате, которая успела обрасти кое-какими мелочами из моих вещей, но все еще оставалась пустой и холодной.
Конечно, все мои мысли, временно освобожденные от рабочих обязанностей, тут же обращались к Мэл и тому, что творилось между нами. Связь, что позволяла нам раньше точно угадывать желания друг друга, подсказывала нужные слова, эта связь будто бы пошла прорехами, истончилась и сейчас осталась едва заметной тонкой нитью. И потянуть за нее теперь было до смерти страшно, ведь если она порвется… Я совсем не был уверен, что смогу это выдержать. И Мэл тем более. Она будто бы потускла, не внешне, внутри, в ней не было сияющего счастья, она не вспыхивала обжигающим теплом, стоило только нам встретиться взглядами, даже голос ее звучал иначе, негромко и однотонно. И причиной этому был я. Это я превратил ее, мою любимую, в тень себя самой, засушенную без радости, она становилась прежней только рядом с Джорджи. Или чем-то похожим на себя прежнюю хоть немного, вновь светилась, улыбалась, будто бы оживала. Я хотел, чтобы Мэл вновь была такой всегда, без этой жуткой усталости и застывшей грусти, не сжималась в комок, когда смотрела на меня, она заслуживала совсем иного, лучшего. И я не мог ей это дать, больше не мог. Отчаяние убивало.
Дети были отдушиной не только для Мэл, мир всей семьи, кажется, сократился до Этти и Джорджи. Им исполнилось два года, в качестве подарков к этому событию, я привез им по паре новых игрушек - большая желтая машинка для Джорджи и ракета для Этти. У них, конечно, недостатка в игрушках никогда не было, но что еще могло порадовать маленьких детей.
- Папа! - Этамин кинулся ко мне, стоило только войти в детскую, ухватился за штанину и протянул руки вверх. Я взял его ладошки в свои, он тут же наступил мне на ноги, к Джорджи мы подошли в виде большой медленной каракатицы. Он занимался с любимыми кубиками, теперь уже научился строить из них башни, как раз сосредоточенно выстраивал очередную рядом с кроваткой.
- Привет, Джорджи, - я сел рядом, погладил сына по голове, - отличная башня.
Джорджи радостно улыбнулся мне, пожевал кубик, на удачу, и принялся осторожно укладывать его сверху предыдущих четырех. Он говорил редко, будто бы неохотно, мог довольно четко произносить несколько фраз, но предпочитал молчать, в крайнем случае обходился односложными «мама», «папа», «ба» и «играть». Этти, напротив, едва освоив речь, принялся болтать без умолку, иногда, по-моему, просто чтобы болтать, потому что разобрать его речь пока еще было не всегда возможно. Он вообще рос очень позитивным и открытым ребенком, обожал любое внимание, которое к нему проявляли.
- Папа! – снова повторил Этти, теперь повис у меня на шее. Я обнял его и прижал к себе, посадил на колени, это слово из его уст больно укалывало сердце. Мы не собирались скрывать от него правду, но как объяснить двухлетке все тонкости его появления на свет? К тому же, фактически мы с Мэл были для него точно такими же родителями, как и для Джорджи, за исключением биологического элемента. Однажды, конечно, он все узнает о Блейзе, но не сейчас, когда единственное желание маленького мальчика, чтобы папа почитал ему книжку.
Как и любой ребенок с синдромом Левкоева, Этти был обязан проходить постоянные медосмотры. Мэл говорила, что поначалу приходилось возить его в клинику каждые два дня, потом периодичность сократили до еженедельных приемов, последний год ограничивались одним разом в две недели. Развитие ребенка тщательно фиксировалось, заносилось в график и сравнивалось с другими детьми той же категории.
- Все индивидуально, - пояснила нам Терри, - есть несколько вариантов. Иногда дети-Дельта интеллектуально развиваются ускоренно с самого рождения, иногда даже до него, а в других случаях скачок происходит позже – лет в семь-восемь, совсем изредка еще позже. Этамин, вероятно, из второй группы, потому что сейчас он среди детей своего возраста абсолютно ничем не выделяется.
Терри хотя и оставила медицину, но была весьма неплохо подкована в вопросах медицины для не-людей, поэтому предпочитала держать все обследования и процедуры Этти под своим пристальным контролем.
- Знаю я их, – ворчала она, - этот знаменитый «Дом Террано» изначально построили, чтобы воякам было проще дотянуться до детей и разобрать их на атомы под надежным прикрытием.
Я не был уверен, что это действительно правда, но все же права синдромников были заметно ущемлены, особенно в последние годы после антилевкианских бунтов: теперь все они были обязаны указывать полное имя, включая категорию, не только в официальных документах, но и проговаривать при знакомстве с кем-либо. Ввели серьезные ограничения относительно работы, на которую синдромников принимали, а так же существенно сокращен список должностей, которые они могли занимать. Списки разнились в зависимости от категории, больше всех пострадали Гамма и Омега, считающиеся «нестабильными, возможно опасными». Блейз, помню, весь вскипел, когда этот законопроект приняли и в Блуотер, следуя за Вероной, Долиной Желаний и Плезантвью.
- Дегенераты, - бурчал он тогда, - вместо взаимовыгодного сотрудничества с единственной известной нам разумной инопланетной расой мы лучше устроим сегрегацию в стиле поздних лет Морской Эры. Совсем свихнулись, тупоголовые…
Тогда я только плечами пожал, это никак никого из нас не касалось, поэтому было легко выбросить все эти факты из головы. Теперь же на мне была ответственность за Этти, и все открылось совсем с иной стороны. И я надеялся, что он сможет сохранить свои оптимизм и жизнелюбие и дальше, когда повзрослеет и начнет осознавать мир за пределами семьи.
Мама вошла в гостиную с серебряным подносом в руках, три бокала с красным пуншем подрагивали на длинных ножках. Я мысленно закатил глаза, мамино стремление сделать все красиво в последнее время явно клонилось в сторону «немного перебор», папа поблагодарил ее и повернулся ко мне:
- О чем ты хотел рассказать?
- Джорджи, - мы взяли напитки, я сделал глоток и продолжил, - мне кажется, что-то не так.
- С Джорджи?? – мама села рядом, но тут же снова подскочила, - что случилось?!
Папа укоризненно посмотрел на меня, обратился к ней:
- Урсула, не паникуй, пожалуйста. Пусть сначала скажет больше двух слов.
- Не вижу в нем магию, - побыстрее сказал я свою мысль, мама тут же заметно расслабилась, - ему два года, к этому времени каналы уже должны сформироваться, так сказано в Книге.
- Странно, - папа согласно кивнул и откинулся на спинку дивана.
- И я так подумал, ведь обычно старший ребенок получает весь Дар или большую его часть. А Джорджи – первый.
- Здесь есть два варианта, или Джорджи не первый, - он хмыкнул, но заметив возмущение на моем лице и мамином, продолжил, - или просто разовьется немного позднее, так тоже бывает.
- Насколько это плохо?
- Может никак не повлиять, а может…
- Может быть ужасно, - вздохнула мама, - последствия самые непредсказуемые. Тео, в раннем возрасте такие проблемы довольно просто решаются, потом же, особенно после инициации, все становится гораздо сложнее.
- У тебя такое было, - внезапно догадался я, почувствовав от нее комок темной печали, - мама, как ты справилась?
- Нарушения нашли слишком поздно. Поэтому я не могла нормально справляться с заклинаниями, когда училась, а потом еще были проблемы… Со здоровьем.
- Я напишу Ксане Светлой и, наверное, Великой Саше в Академию Наллэ, - вмешался папа, - в таком вопросе лучше положиться на специалистов.
В ответных письмах Ксана Светлая и Великая Саша единогласно запросили как можно более подробные данные о семьях родителей, то есть меня и Мэл, пробы крови, пряди волос и левый носок Джорджи, в котором он спал не меньше трех ночей. С нашим семейным древом проблем вообще не возникло, Мэл принесла свое от миссис Хавест, оно оказалось ничуть не короче нашего. Окончательный вердикт был выдан нам через месяц: с Джоржи было все прекрасно, у него и не должны были развиваться никакие каналы, потому что Джорджи не маг. Папа дал мне письмо:
«Редчайший случай, абсолютный «магический ноль», - писала Ксана Светлая, - это генетическая характеристика. Ген передается по женской линии, но влияет на потомков любого пола, вне зависимости от ранга мага-отца все дети такой пары к волшебству не способны. Изредка остается пассивная магия, передающаяся потом внукам или правнукам, однако таких случаев настолько мало, что даже не приходится говорить о статистике».
Я прочитал письмо, пожал плечами и передал папе обратно. Если с Джорджи все в порядке, то какая разница маг он или нет, порой от таких «даров» ничего хорошего не получается.
В Бухте я вновь бродил по улицам, наслаждаясь внезапно нагрянувшими теплыми деньками, вот-вот обещали снова резкое похолодание, теперь уже надолго.
Он показался мне знакомым не сразу, сначала я задержал на нем взгляд только из-за одежды, напоминающей некоторые из концертных костюмов «Травы». Днем в городе подобный прикид казался странноватым, причем не только мне, многие прохожие смотрели ему вслед, а некоторые останавливались и откровенно пялились. Мы поравнялись возле перехода, голубой седан как раз заканчивал поворот, тогда-то я и увидел его лицо, в голове смутно мелькнуло узнавание, оформилось мгновением позже:
- Аржент? Аржент Гайер? – сначала неуверенно позвал я, еще раньше, чем он улыбнулся в ответ, в мою сторону вспыхнуло удивление, затем радость.
- Тео! Вот это встреча, - мой давний школьный приятель сделал шаг навстречу, - сколько мы не виделись? Лет десять?
- Может даже больше, - мы пожали руки, - в последний раз еще в ГСУ, ты был у нас дома, на вечеринке с девушкой, Джейн, кажется. Нет, не Джейн, ммм…
- Джилл, - помог мне Аржент, - мы все еще вместе.
- Ого, поздравляю. Ты по-прежнему занимаешься фехтованием? – я припомнил еще один факт.
- Не только. Слышал, у тебя все неплохо сложилось с музыкой?
- Вроде того…
Светофор трижды сменил цвет с красного на зеленый и обратно, прежде чем нам надоело стоять посреди улицы, мешаясь прохожим.
Долго уговаривать никого не пришлось, мы продолжили в ближайшем баре, пара стаканов холодного пива еще никогда не портили неожиданную встречу двух приятелей. Мы не поддерживали постоянного контакта с тех пор, как закончили школу, между нами по сути была лишь редкая электронная переписка, но некоторые люди имеют интересное свойство – оставаться в твоей жизни навсегда, даже если ваши встречи можно пересчитать по пальцам одной руки. Аржент Гайер был таким.
- Как Мэл? У вас все порядке? – спросил он, мазнув взглядом по моему обручальному кольцу, - извини, никак не мог выбраться на твою свадьбу. Мы с Джилл кое-где застряли в то время.
- У нас есть сын, - я полез в карман и достал смартфон, на заставке как раз стояла фотка детей, - вот, это Джордж. И Этамин, он… сын моего брата.
- На тебя не похож, - выдал свой вердикт Аржент.
- Ага, весь в Мэл. А у вас с Джилл как, есть дети?
- Нет, детей пока нет, - он мотнул головой, а потом посмотрел на меня иначе, пронзительно, - ты не ответил. У вас с Мэл все хорошо?
Я честно не собирался, и в мыслях не было ничего подобного, но внимательный взгляд Аржента буквально просвечивал меня насквозь. Уверен, ложь он бы распознал в ту же секунду, как она вылетела бы из моего рта.
- Нет, все совсем не хорошо.
И я рассказал ему все. С самого начала, с Блейза, его беременности и смерти, ужасе, который был после и, казалось, продолжался по сей день. «Эффект выхода» спас мой мозг и дар, но уничтожил мою жизнь.
- … И теперь я вообще не знаю что делать, понимаешь? Мне плохо, ей плохо, как бы мы не старались, это даже не впустую, а еще хуже становится. Мэл меня и словом не упрекнула, все время рядом была, а я… Я опять сбежал, потому что не могу видеть как ей больно. А ей больно потому что я рядом.
- Дурак ты, Тео, - спокойно прокомментировал Аржент, сделав глоток из своего стакана с тотенбуржским светлым.
- Почему?
- Потому что сидишь тут, дурень, и говоришь это все мне, а не ей. Ты хоть раз пробовал поговорить с Мэл нормально? Не по углам отсиживаться и решать что ей нужно или не нужно, а у нее самой спросить? – он говорил ровным тоном, эмпатия тоже не чувствовала почти ничего, кроме едва заметного сожаления. – Она тебя умоляет об этом открытым текстом, а ты, весь такой гордый, решил тащить весь воз один, да не заметил, как колеса отвалились – вот и стоишь на месте, из сил выбиваешься, а телега-то не едет.
- И что делать? – растерянно спросил я, чувствуя как вопреки выпитому алкоголю в голове просветляется. Все остальное тело при этом пробрало холодом.
- Сам-то как думаешь? – хмыкнул Аржент.
- Кажется, мне пора…, - я слез со стула, обернулся уже почти у выхода, - спасибо, Аржент.
- Был рад повидаться, - махнул он мне рукой на прощание.
В Блуотер я вернулся ближайшим рейсом, даже не стал заезжать в квартиру, только по пути в аэропорт набрал смс-ку Сэму, чтобы никто меня не потерял. Весь полет провел в беспокойстве, едва дождался, пока к самолету присоединили «рукав», первым рванул к выходу. В итоге я оказался дома, а Мэл все еще была на работе, детей тоже не было, наверное, забрали на день родители. На полке в шкафу нашлась аккуратно сложенная чистая одежда, сбросив футболку в стирку, я переоделся и принялся мерить шагами спальню, будто бы это могло скрасить ожидание.
Почему я не догадался сам? Мне никогда раньше не были нужны чьи-то подсказки, чтобы наладить отношения, это всегда получалось само собой. Особенно с Мэл, мы с ней всегда были похожи, у нас совпадали желания и цели, мы будто бы хотели одного и того же, в одно и то же время, может с незначительными различиями. Я ощутил, как холод забирается ко мне внутрь, выстилает все льдом, при одной только мысли о том, насколько тонка стала грань, по которой мы ходили последние полтора года. Нет, только не Мэл. Я не могу потерять еще и Мэл.
Шины прошуршали по парковке, послышался хлопок дверцы машины, затем звякнули стекла входной двери, каблуки застучали по полу, затем по лестнице, ближе, ближе, ну!
- Тео? – она вошла, сделала пару шагов застыла, - но… Откуда ты?
- Мэл, - выдохнул я, - Мэл, прости меня.
- О, нет. Нет-нет-нет, только не начинай снова! – замотав головой, она отступила на шаг назад, бросила на пол портфель и документы рассыпались по ковру.
- Ты не понимаешь, - я заговорил быстрее, тоже сделал шаг, - прости меня за то, что был таким идиотом все это время. Я не хотел, чтобы так вышло, правда не хотел, Мэл.
Она закусила губу, смотрела на меня как-то странно. Сережка в ухе блокировала все полностью, реагировала на мое волнение и исключала влияние снаружи. Раздраженно, едва не порвав ухо, я сорвал ее, а потом встал на колени и посмотрел на нее снизу вверх:
- Мэл, пожалуйста, прости меня. Обещаю, больше я не стану вести себя как придурок.
Она смотрела на меня, наверное, несколько секунд, ее глаза вдруг стали наполняться слезами.
- Тео! О, Боги, Тео! – она закрыла лицо ладонями и заплакала, - ну почему же сейчас, Тео!
- Мэл? – я протянул к ней руку, схватился за край пальто, но она вдруг выскользнула из него и отскочила, оставив мне только бесполезную тряпку. И тогда я почувствовал это – страх, его липкие щупальца обвили ее всю, крупные слезы катились по ее щекам, она ничего не говорила, ни слова. Я посмотрел на пальто в своих руках, медленно перевел взгляд на рабочие документы на полу, еще медленнее на Мэл. Сначала на ее туфли, на высоком каблуке, потом платье из красивой поблескивающей материи, оно заканчивалось кружевным украшением зоны декольте. Совсем не строгим. Не рабочим. Теперь страх потянулся ко мне, лениво, будто бы наслаждаясь тем, как до меня медленно доходило.
- Мэл, - мой голос дрогнул, - какой сегодня день, Мэл?
- С-суббота, - выронила она между всхлипами, - с-сегодня суббота, Т-тео.
- Ты не работаешь по субботам.
Мэл убрала ладони от лица, она смотрела прямо на меня, я видел, как покраснели ее глаза. А потом она коротко кивнула и снова заплакала, забилась в угол возле прикроватной тумбы и сползла по стене. Я хотел сказать ей, что это ничего не меняет, что я люблю ее все равно, что все будет хорошо… И не смог. Смотрел, как она плачет, а меня словно разъедало кислотой, мерзкое «Мэл была с другим» шипело и плевалось ядом в самом сердце.