[Алисса]

...

Не хотела много говорить в предисловии, но и совсем молча выложить новую запись не могу. Хочу поблагодарить всех, кто нас читает, кто ждёт новых отчётов. Ради вас я готова собирать по крупицам время для съёмок, вновь и вновь перечитывать и править записи. Спасибо вам, видимым и невидимым, тем, кто пишет комментарии и ставит медальки, тем, кто голосует за нас на конкурсах.
В этом году я особенно рада была участвовать в ежегодной премии и получить там награды и за скриншоты, и за текст. Хочу сказать спасибо тем, кто голосовал, кто оценил. Награда за текст для меня была одной их самых желанных. Она и вдохновляет, и... обязывает))
Буду стараться и дальше. У меня ещё много задумок, а в процессе работы появляются новые. Главное, чтобы вам было интересно)
Кстати, об интересе.. Хочу спросить читателей, насколько вам интересно читать про балет? Это, конечно, одна из главных линий третьего поколения, от неё никуда не денешься. Но мне просто любопытно, вам нравится углубляться в эту терминологию, или лучше обойтись без глубинных погружений?))
Впрочем, это всё потом. А пока предлагаю вашему вниманию новую запись третьего поколения Тольди. Приятного прочтения и просмотра.

Виолетта распахнула настежь деревянные ставни и вышла на каменистую террасу, подставляя лицо свежему ветру и вдыхая полной грудью солёный морской воздух. Солнце, несмотря на ранний час, уже сильно припекало. Золотой свет лился с самого неба, плескался в листве, скользил по оконным стёклам и жёлтыми пятнами растекался по каменным плитам в кухне. Горячее тепло проникало внутрь, согревало каждую клеточку её стройного тела, дарило приятную негу. Девушка прижалась щекой к иссушенной деревянной раме и улыбнулась, глядя куда-то в глубину сада. Ноздри щекотал пряный аромат хвойных деревьев - итальянских пиний, которые одна за другой спускались вниз, в долину. Свежие цветочные нотки магнолии навевали дурманящие воспоминания о детстве. Тогда возле их дома в Сансет Вэлли, в восточной стороне сада росло очень большое и очень старое дерево магнолии. Оно цвело с июня по сентябрь огромными белыми цветам, похожими на воздушные пирожные. Крупные восковые лепестки в обрамлении лаковой листвы казались шёлковыми на ощупь. В родительской спальне всегда чувствовался этот тонкий ванильно-лимонный аромат королевского цветка.

Виолетта прикрыла глаза, и едва уловимые ощущения усилились. Вот в окно врывается порыв ветра, заполняя дом ароматами южного лета. Со стороны бассейна доносится плеск воды. В углу под фикусом потягивается кошка, а ты сидишь на высоком табурете, держишь в руках большой стакан освежающего апельсинового сока и болтаешь ногой. Тебе десять лет, и улыбка сама собой рисует ямочки на щеках. Просто так, без повода.

Сейчас Виоле двадцать пять, и ей вовсе не хочется болтать ногой, сидя на табурете. Но этот город отчего-то обостряет все чувства, пьянит ощущением лёгкости и внутренней свободы. Вновь предстоит начинать новую жизнь, но теперь всё иначе. Она больше не чувствует себя брошенной девушкой, одинокой гостьей блистательного Нью-Йорка. Нет, она не забившийся в тёмную нору зверёк, прячущий от всех свою душу, свою боль. Под итальянским небом, среди каменистых гор и хвойных зарослей, на серпантинах дорог и булыжных мостовых Монте Виста, Виолетта чувствует, что жёсткие оковы, опутавшие её душу, ослабляют хватку. Ещё немного, и они вовсе рассыпятся. Каждый новый день всё больше согревает заиндевевшие мечты, рождает внутри смелость и невообразимую силу духа.
Вокруг дома, который она сняла для них с сыном, разбит небольшой сад. Он сильно заброшен. Цепкие ветви вереска опутывают стволы деревьев, ползут вверх по склону и подходят к самой дороге. Если бы по булыжной мостовой ежедневно не взбирались в гору юркие разноцветные автомобили, вереск отвоевал бы у местной флоры весь горный склон до самой крепостной стены.

В саду можно найти кусты роз и лилий, поляну ярко-алых маков и нежных ночных фиалок. Но вся эта красота прячется под зарослями осоки и вездесущей крапивы. Сорняки отвоевали свои позиции и уверенно держат оборону. Виолетта понимает, что сад требует заботы садовника, но всё не успевает заняться этим вопросом. А пока в зарослях безымянных трав хозяйничает Лорентин. Он быстро освоился на новом месте и пришёл в восторг от обилия фауны в заброшенном саду. Вот и сейчас мальчик наблюдает за сверкающей ящерицей, которая держит путь к солнечной стороне дома.

- Лори, что там у тебя? – окликнула сына Виолетта, приставив ладонь ко лбу, чтобы отгородиться от солнца.
- Тихо, тихо, - почти шёпотом ответил он, - Тут ящерица. Кстати, как это сказать по-итальянски? – Лорентин выпрямился и вопросительно посмотрел на мать.
- Я пока только «змею» выучила, - усмехнулась она в ответ.
- А я знаю! Lucertola! - победно воскликнул сын, - Может быть это от слова «luce» – «свет»? Смотри, как она сверкает.
- О, может быть, - задумчиво произнесла Виолетта, а после добавила уже по-итальянски, - Puo essere.

Они оба старательно учат язык, и надо признаться, у Лорентина это получается лучше. Пока Виолетта заканчивала учёбу, готовилась к выпускному спектаклю, сдавала последние экзамены в Джульярде, Лори жил во Франции у бабушки с дедушкой, и Ришель записала внука на занятия по итальянскому языку. Тогда всё уже было решено, Виолетта поступала на работу в театр Иллюзио, собиралась переезжать в Италию. Так почему бы не начать готовиться заранее?
Эти уроки пришлись мальчику по вкусу, иностранный язык давался ему достаточно легко, Лори нравилось учить новые слова, искать в них логику и скрытый смысл, находить ключи к разгадке в однокоренных словах. Теория подкрепилась практикой, когда в июле они с матерью поселились в Монте Виста, в доме, примостившемся на краю извилистой дорожки, шустро взбирающейся в гору. Здесь прямо на проезжей части каждый день гоняли мяч загорелые мальчишки, а старые итальянки в длинных чёрных юбках выставляли стулья на обочину и садились поболтать друг с другом и обменяться сплетнями. В конце улицы жила черноволосая девочка Чечилия, которая была очень общительной и руководила играми всех мальчишек на улице. Лори быстро подружился с соседскими детьми, и хоть поначалу его едва понимали, спустя пару недель он, научившись объясняться простыми фразами, гонял мяч вместе со всеми и бегал наперегонки с хохотушкой Чечилией.
Морской воздух и целебное золото южного солнца пошли ему на пользу. Лорентин больше не кашлял. Его бронхит остался в прошлом вместе с сухим осенним ветром, разносящим строительную пыль и штукатурку по городским улицам.

Виолетта отошла от окна и потянулась. Солнечные зайчики разбегались по комнате, отражались в стекле вазы, прыгали по потолку и стенам. Щёлкнул пульт, и из колонок донеслись голоса дикторов утренней передачи. Затем заиграла знакомая мелодия, и Виола невольно поднялась на носочки. Тонкие руки взмахнули вверх и плавно опустились - мягкие, нежные до кончиков пальцев. Лёгкая ножка взмыла в воздух и очертила круг. Всё тело устремилось вперёд в быстрых вращениях. Воздушно, изящно, но не так, как учат в балетном классе. Танцы на кухне – это другое, здесь не нужно стараться и показывать идеальные движения. Это просто порыв души, её отражение, её продолжение.

«С чего вдруг такая радость?» - пронеслось в мыслях, - «Вообще-то, тебе уже пора собираться в театр, на работу опоздаешь», - отчитала Виола саму себя. Рука потянулась к телефону, пальчики быстро сняли блок, - «Вот, уже через полчаса выходить, о чём только думаешь?».
Взгляд упал на дату. Понедельник, двадцатое июля. Сегодня возвращается из командировки Витторио. Так вот, в честь чего пляски на кухне. Щёки вдруг порозовели как у школьницы. «Нет. Я не жажду его возвращения, с чего бы?» Но отражение в зеркале говорило само за себя, Виолетта ждала этого дня с самого приезда, ей не терпелось прийти в театр на очередную репетицию, случайно встретить там Его и улыбнуться, будто говоря: «Вот она я. Здесь. В вашем театре. Пусть и спустя год после приглашения».

- Мам, ты чего?
Виолетта вздрогнула и отвернулась. Лорентин внимательно рассматривал её отражение в зеркале.
- Ничего, просто задумалась.
- Наверное, о чём-то хорошем, - прищурился сын, - Ты улыбалась.
- Конечно о хорошем. Думаю, что мы тут с тобой очень хорошо устроились.
- О, да! – воскликнул Лори, - Мне здесь очень нравится. Знаешь, у Маурицио, старшего брата Чечилии, есть своя лодка. Он ходит в ней по реке, в море его пока не пускают. Может быть, и у меня когда-то будет лодка? Когда вырасту? – поспешно добавил он.
- Конечно, будет. Но сначала нужно будет научиться ею управлять.
- Научусь, - серьёзно кивнул сын, - Мам, а знаешь, как меня здесь ребята называют? Лоренцо! Они говорят, что это моё имя в переводе на итальянский язык.
- Да, они правы, - кивнула Виолетта, - Но мне нравится Лорентин, так что не уговаривай, иначе звать тебя не буду.

Сын налил себе домашнего лимонада из стеклянного графина, с наслаждением выпил большой стакан, и помчался по своим делам в сад. Виолетта только успела крикнуть ему в след, чтобы он далеко не убегал, так как через полчаса ей нужно будет выезжать в театр.
Перед работой Виола отводила сына к маме той самой заводной Чечилии. В первую же неделю их пребывания в Монте Виста, эта приветливая соседка зашла к ним познакомиться. Она говорила по-английски с сильным акцентом, но Вио была рада, что на период адаптации рядом будет хоть кто-то, кто понимает их родной язык. Едва соседка узнала, что недавно поселившаяся на их улице американка – мать-одиночка, сразу предложила свою помощь. Сама она не работала, и к её детям часто приходили поиграть ребятишки из близлежащих домов. Вообще, здесь почти на каждой улице действовали правила своеобразной общины. Соседи постоянно ходили друг к другу в гости, вместе праздновали дни рождения, помогали следить за детьми и отводить их в школу, делали совместные покупки на рынке, владельцы автомобилей привозили продукты для пожилых итальянцев, которым тяжело добираться до магазинов по холмистой местности. Виолетта всегда считала себя интровертом, никогда не мечтала оказаться в такой вот тесной общине, где каждый сосед интересовался твоей жизнью и непосредственно в ней участвовал. Но почему-то это не вызвало внутри особого дискомфорта. Напротив, оказалось очень удобным, и создавало некую иллюзию большой семьи. Под итальянским солнцем сама собой рождалась внутри тяга к общению.

Виолетта немного завидовала шумным весёлым компаниям соседских семей. Они устраивали вечерние застолья на террасах, зажигали гирлянды фонариков и жарили мясо на огне, откупоривали пыльные бутылки, пробовали тосканское вино, ставили в центр стола букеты полевых цветов и наблюдали, как их дети играют с собаками. Быть может, это напоминало ей о родном доме. Периодически Виола ловила себя на мысли, что была бы не против привезти сюда всех-всех родственников и поселиться вместе с ними на длинной петляющей улице в тени кипарисов и пиний.


В театре было тихо и прохладно. Каменные стены не пропускали знойный воздух улицы в обитель искусства. Они держали внутри свою атмосферу, будто оберегали этот хрупкий мир от любого воздействия извне.

Виолетта торопилась на репетицию. Почти вся труппа была сейчас на гастролях, в классах репетировали в основном новые артисты, которые были приняты на работу эти летом. Мисс Тольди не теряла времени даром, воспринимая это время как шанс нагнать более опытных коллег. Нужно было разучить партии репертуарных спектаклей, а их оказалось предостаточно. Танцовщицы кордебалета должны много трудиться, ведь они задействованы во всех спектаклях. Если в течение недели солисты выступают один-два раза, то начинающие артисты выходят в составе массовых сцен на каждом представлении. Сегодня ты – одна из двадцати лебедей, завтра танцуешь среди крестьянок, придворных дам или даже восставших из праха теней загробного мира. Так много танцев, так много ролей.
Но Виола с радостью бралась за каждую партию и устремлялась вперёд, жадно впитывая в себя замечания балетмейстера.
Ей повезло, что её наставницей стала Карлотта Барберини. Виола была знакома с ней по Нью-Йорку, и гораздо проще было работать с человеком, которого уже немного знаешь. Девушка не интересовалась, почему Карлотту перевели работать в Италию. Когда всё твоё рабочее время поглощено подготовкой к сезону, а дома ждёт сын, у которого впереди первый школьный учебный год, тебе некогда обмениваться сплетнями с коллегами.

Сегодня был самый обычный день - с утра разогрев у станка, затем урок на середине и репетиция массовых крестьянских танцев. Карлотта задала какое-то бесконечное адажио с плавными тягучими движениями и долгими остановками в каждой позе. Все дружно поднимали ноги, задерживали их в наивысшей точке и медленно обливались пόтом, отсчитывая отмеренное количество тактов, которых, к слову, было раза в три больше, чем обычно.
Именно в середине этой пытки, в танцевальный зал зашёл директор Висконти. Он был таким оживлённым, что Виолетта даже не сразу сообразила, кто это. Не было в нём обычной прохладной надменности, напротив, всё лицо его выражало любопытство и лёгкую обеспокоенность.
Виолетта подумала в тот момент, что Витторио похож на человека, получившего утром посылку с ценной покупкой, которую ждал несколько месяцев. Он вроде бы идёт на работу, занимается обычными делами, но мысли постоянно возвращаются туда, в тишину комнаты, где ожидает своего часа ещё не распакованная коробка. Хочется скорее разрезать ленты скотча, сорвать почтовые наклейки, услышать хруст раскрывающихся картонных створок и, наконец, взять в руки столь желанное приобретение.

Витторио мягко, словно крадучись, прошелся по залу, поздоровался с синьориной Барберини, а после поприветствовал артистов, пожелав им хорошего дня и продуктивной работы. Виола от удивления и вовсе пошатнулась. Они уже целую вечность стояли в арабеске, подняв высоко назад левую ногу, которую уже начинало потихоньку сводить. Странно это, раньше он с танцорами не был так приветлив. Или всё дело в разнице между практикантами и артистами театра?
- Виолетта, колено чуть крепче, - мгновенно сделала замечание Карлотта. В этот момент Витторио с интересом осмотрел зал и поймал взгляд Виолы. Он смотрел ей прямо в глаза, пряча в уголках своих губ лёгкую улыбку. Под его пристальным взглядом девушка немного стушевалась. Она опустила ресницы, делая вид, что озадачена позицией рук и корпуса, рассеянно оглядела зал, посмотрела на других танцоров, а после осторожно подняла глаза к синьору Висконти, и словно обжегшись, опустила их вновь. Он всё ещё смотрел на неё.

«Боже, ну почему он пришёл именно на этом убийственном адажио? Он сейчас решит, что я даже на ногах стоять не умею», - внутренне сжалась девушка, - «Посоветует вернуться на родину и танцевать с вишенками. Там стоять на ногах вовсе не обязательно. Можно просто соблазнительно ползать по полу...»
Виолетта крепче натянула колени и стопы, а прежде чем перейти к следующему движению, ещё чуть выше подняла рабочую ногу. Это было сделано машинально, вовсе не из-за присутствия в зале директора театра. В балете принято каждое движение заканчивать так, будто ты не валишься с ног от усталости, будто мышцы не скрутились болезненным узлом, а пальцы на руках не дрожат от перенапряжения. Нет. Внешне всё должно выглядеть так, будто всё здесь даётся очень легко. Словно ты говоришь: «Мне это ничего не стоит. Смотрите, я даже чуть выше могу, это же так просто!» Да. А потом падаешь где-то в пыли кулис, испивая до дна пьянящий коктейль адреналина, триумфа и боли.

Карлотта хотела, было, прервать репетицию, но Витторио попросил продолжать. И пока артисты наслаждались садистским адажио, синьор Висконти что-то оживлённо рассказывал своей коллеге. Если бы Виолетта лучше знала итальянский, то, возможно, уловила бы суть беседы. Но пока ей были понятны только некоторые слова, так что напрягать слух было бессмысленно.
Девушка сосредоточилась на танце, немного смягчила руки, приподняла подбородок и вдруг звонко чихнула.

- Синьорина Барберини, может быть стоит иногда отключать кондиционер? – покачал головой Витторио, вновь посмотрев Виолетте прямо в глаза, - Смотрите, у вас балерины мёрзнут.
Несколько девушек в зале захихикали, а у Виолы сами собой вспыхнули щёки. Даже её начальных знаний итальянского хватило, чтобы мысленно перевести эти слова на родной язык. То ли то была откровенная лесть, то ли он просто смеялся над ней. Вот только, что именно он хотел этим сказать?
Дело в том, что пока простой обыватель привык называть словом «балерина» всех девушек, одетых в пачки и пуанты, в театральной иерархии официально такое звание носят лишь главные танцовщицы, то есть прима-балерины. Все остальные именуются артистами балета. Да, конечно это формальность, все давно привыкли звать каждую девушку, стоящую на сцене, балериной, но тут есть некая игра слов, скрытый второй смысл. А Виолетта отчётливо услышала тот самый акцент в словах Витторио. Его интонация и растянутые буквы весьма красноречиво подчеркнули, что именно он имел в виду.
Виолетта нахмурилась. Синьор Висконти усмехнулся и взглянул на неё из-под тёмных бровей. В его глазах плясали хитрые огоньки, будто он ей бросал вызов.

В тот момент она поймала себя на мысли, что таким он ей нравится больше. Живым, ироничным, вовлечённым в творческий процесс. Без той холодной надменности, что витала вокруг него в Нью-Йоркском театре.

В середине августа заграничные гастроли театра Иллюзио завершились, и вся труппа вернулась в Италию. Виолетта, уже привыкшая к работе, чувствовала себя более уверенно. По крайней мере, среди новеньких девочек она была одной из лучших, потому волнение перед встречей с мэтрами сцены потеряло былую остроту.
С первого же дня возвращения труппы атмосфера в театре изменилась. Воздух стал жарче, звуки громче, тут и там раздавался смех, звучали сценические анекдоты и закулисные сплетни. В самой просторной гримерной кордебалета было не протолкнуться, здесь собирались все девушки, в том числе и солистки. Главной темой для обсуждения было пустующее место примы. О нём мечтали многие, но не все.
- К чему мне рвать жилы? – фыркала одна из вторых солисток, - Я не жажду танцевать на всех премьерных спектаклях, пахать все вечера пятницы и субботы. Меня вполне устраивают тихие спектакли на буднях или даже по утрам. Мне иногда дают ведущие партии, для души этого хватает. Я успеваю соскучиться по «Жизели», а не лопатить её по три раза в неделю как это делала Черутти.

- Врёт, стерва, - тихо, но достаточно отчётливо сказала Юко Исихара, девушка азиатской внешности, которая, насколько Виола знала, была первой солисткой, - Она спит и видит, как бы выйти в дамки, - Юко говорила по-английски и обращалась к Йоханне, с которой Виолетта познакомилась ещё на практике.
- А я вот действительно не хочу быть примой, - пожала плечами Йоханна, - Максимум солисткой, чтобы характерные танцы исполнять.
- Да ну? – прищурилась Юко.
- Да, мои суставы, боюсь, не выдержат такого количества сольных партий на пуантах. Серьёзно, я не сочиняю глупых оправданий.

- О, да, ты-то врать не умеешь, - хохотнула Исихара, - А что насчёт тебя? – она повернулась к Виолетте и бесцеремонно ткнула пальцем её плечо.
- И вам добрый вечер, – фыркнула в ответ Виолетта, возмущённая нагловатыми манерами коллеги.
- Ха, да ладно тебе, уж не растаешь, наверное. И вообще, привыкай, эти курицы, - она махнула рукой в сторону щебечущих кандидаток в примы, - Могут изображать из себя невинных овечек, а сами – те ещё стервы. А я вот своего лица не скрываю, всё говорю как есть. Кстати, я – Юко Исихара, первая солистка.
- Виолетта Тольди, кордебалет.
- Оч приятно. Ну, так что насчет амбиций? Да ладно тебе, не отмалчивайся. Я же тебя и в классе, и на сцене вдоль и поперёк рассмотреть могу. Там каждый как на ладони. Можешь сильно не скрытничать.
- С амбициями у меня всё в порядке. В полном порядке, - раздражённо посмотрела Виола на свою собеседницу, - А по какому поводу расспросы? Хм... Первая солистка – первый кандидат в... Как ты выразилась – в дамки?
- Ха, а ты мне нравишься, - Юко хлопнула Виолу по плечу, - Йоханна, это вы с ней в Нью-Йорке были? Это у неё прыжок крутой?

- Эй, я, вообще-то, всё ещё тут, - цокнула языком Виолетта, но уже больше для проформы. Неприязнь к бесцеремонной азиатке каким-то странным образом улетучилась. Она располагала к себе своей честностью и простым отношением.

За первые месяцы работы в театре Виолетта испробовала насыщенный коктейль впечатлений. Театр оказался сложной системой, симбиозом искусства и страстей, музыки, танца, служебных романов, амбиций, сплетен и интриг. Даже варясь каждый день в этом котле, ты до конца не мог разобраться во всех ингредиентах бурлящего варева. Но, несмотря на витающие повсюду едкие пары конкуренции, труппа представляла собой достаточно сплочённый организм. В этом было что-то мистическое и отчасти мазохистское. Девушки ненавидели друг друга за успех, и в то же время радовались достижениям соперниц и ратовали за качество исполнения любой, даже самой незначительной партии. Боролись за лучших партнёров, а добившись, жаловались на их самовлюблённость и снобизм. В гримёрке были готовы выцарапать друг другу глаза, но на сцене протягивали руку помощи, поддерживали, подстраховывали, ради спектакля забывали обо всём, тушили пламя зависти и обид.
Впрочем, за вспышками страстей Виолетта наблюдала со стороны. Поскольку она была лишь танцовщицей кордебалета, соперницей её не считали. А звучание имени и фамилии сделали её «своей» среди итальянской половины труппы.
- Тольди, у тебя итальянские корни? – спросил как-то её Марио, один из партнёров, с которым они отрабатывали дуэтный танец, - Я где-то слышал эту фамилию.
- Да, но эти корни очень глубокие. По крайней мере, мой дед родился в Америке. А вот прадед был родом из Италии, жил где-то недалеко от Рима.

Виолетта плохо была знакома с подробностями об этой ветке семьи. Быть может, если бы дедушка Франко дожил до её рождения, смог бы поведать больше о своём отце, о котором девушка знала лишь то, что в семнадцать лет тот эмигрировал из Италии – со скандалом уехал из родного дома и отправился искать счастья за океаном. Куда больше в детстве ей рассказывали о французской родне. Несколько поколений де Сантори проживали в одном и том же городке, мирно и спокойно, не срываясь с места, не обрывая связи с семьёй, не начиная жизнь с чистого листа. В Сен-Клу где-то на книжных полках хранился большой альбом, где были расписаны имена и фамилии родственников и расчерчено генеалогическое древо. Там было много имён, много веточек и переплетений. Туда же вписали и фамилию Тольди, когда мама вышла замуж за папу. Это было нетрудно. Всего три поколения. И ещё четвертое, совсем незнакомое – родители Франко – Альберто и Каролина.
Спустя несколько лет бабушка Селеста нашла среди старых рукописей дедушки потёртую записную книжку. Там тонким размашистым почерком были выведены ещё несколько имён. Так стало известно имя прапрадеда Виолы – Сальваторе Тольди. Но остальные имена остались загадкой, было не ясно, кем приходятся эти люди её итальянскому предку.
Виолетта не вспоминала об этом до сегодняшнего дня. Однако вопросы коллег по театру разбудили некоторое любопытство. Или виной всему был итальянский воздух, до краёв наполнивший лёгкие?

В сентябре Лорентин пошёл в первый класс. По такому случаю в Монте Виста в конце августа приехали его бабушка с дедушкой. Разумеется, по материнской линии. Бархатный сезон на итальянском побережье был в самом разгаре, Ришель и Рафаэль устроили себе небольшой отпуск, решив провести дни перед началом учебного года вместе с внуком. Хотели взять с собой Солей, но тринадцатилетняя дочь заявила, что не может позволить себе такую роскошь, как прогул первых дней учёбы. Как предки не могут понять, что ей нужно успеть подготовиться! Купить тетради, ручки, созвониться с друзьями, выбрать наряды. Да и просто, как можно пропустить первое сентября?!
Разумеется, родители прекрасно понимали проблему покупки ручек, и, что особенно важно – карандашей. Однажды они уже переживали непростой подростковый период старшей дочери, потому Солей не казалась им вредным строптивым ребёнком. Просто милая девочка, просто очень общительная. Не может же она пропустить первый школьный день, после долгих двухмесячных каникул, когда так сильно скучает по друзьям.
До начала учебного года оставались считанные дни, Виолетта ждала, что Арчи позвонит проведать сына. Но этого не происходило. Девушка попыталась посчитать, когда он последний раз звонил. Это было так давно, наверное, когда они только приехали в Монте Виста. Точно. Тогда ещё повсюду стояли коробки, Виола распаковывала вещи. А Лорентин изнемогал от желания скорее увидеть море и как-то не особо рад был звонку.
Виолетта подошла к окну. В саду на плетёных креслах сидели её родители. Рядом с ними на качелях читал книжку Лори. Он периодически смеялся и зачитывал вслух понравившиеся моменты.

«Наверное, он сам всё чувствует и понимает», - подумала она, глядя на сына, - «Раз не спрашивает об отце, иссякло в нём желание видеть и слышать его. Но что если он только с виду такой спокойный?» Материнское сердце в очередной раз сжалось. Это так сложно. Она может дать многое, может поддержать и помочь, подсказать и объяснить. Может сделать так, чтобы эти лучистые синие глаза смеялись. Но как ей заменить отца? Как понять, насколько глубока рана? Как залечить её?
Виолетта вздрогнула. По радио заиграла музыка, с первыми нотами которой по спине пробежали мурашки. Откуда... Почему... Зачем ему это нужно? В то мгновение девушка ошибочно предположила, что музыкальное послание адресовано ей. Это было странно. И как-то нелогично. Казалось, что между ними всё предельно ясно, каждый идёт своей дорогой. Зачем же тогда ворошить прошлое, воскресая из праха забытую мелодию?
Ещё до того, как в динамиках зазвучал голос Арчи, Виолетта знала, что будет дальше. Это была та самая песня, которую ещё в школе он посвятил ей. Violet moon. Её имя в названии песни, его чувства в каждом слове, история их юной любви между строк. Она - его девушка, надежда на спасение, светлый образ, который мерцает во мраке ночи.

Виолетта стояла спиной к стене, запрокинув голову, чтобы солёная влага не переполнила глаза. К концу песни девушка медленно сползла вниз. Но не сожаления о школьной любви разбередили её душу, не тоска по потерянной мечте, не боль за сына, который растёт без отца. Нет. Её сковывала обида и разъедала злость. Острая ненависть к человеку, который с лёгкостью бросает любимых и друзей. Использует их, играет на чувствах. Ему плевать на то, что музыку к этой песне писал его друг, который, к слову, является владельцем авторских прав. Его не тревожит то, что эта песня когда-то была его подарком любимой девушке. Той, которую он бросил с ребёнком на руках, а теперь, чувствуя слабые отголоски вины, откупается от сына ежемесячными переводами на долларовый счёт.
Арчи просто пользуется тем, что идёт к нему в руки. Неплохая песня, почему бы её не взять, переделать немного и заработать на этом?

«Дорогие друзья», - задорно вещает голос диктора, - «Только что для вас звучала новая песня «Lilac moon» в исполнении неподражаемого Арчи Грина! Как вам нравится премьера? А я вам скажу, это просто огонь! Арчи не первый раз блистает в нашем хит-параде, но помяните моё слово, «Lilac moon» способна на многие недели закрепится на первом месте! Кстати, открою вам небольшой секрет, эту песню Арчи посвятил одной потрясной девушке, которая прекрасно танцует и потрясает... Кхм... Как неоднозначно я сказал... Потрясает воображение многих мужчин нашей страны! Думаю, многие уже догадались, что название «Лиловая луна» связано ни с кем иным, как с восходящей звездой... Или Луной? Ха-ха! Лилой Краун, светской тусовщицей и горячей танцовщицей «Черри гёрлз». Пожелаем успехов Грину как в музыке, так и в любви. А теперь послушаем, кто же оказался сегодня на седьмом месте...»

Виолетта выключила радио, а после стёрла из настроек все американские станции. Может быть, стоит убрать вообще этот старый приемник? Когда Виола сняла этот дом, ей показалось милым, что на их кухне будет играть музыка из ретро-приёмника. Впрочем, смысла в отключении американских станций нет никакого. Лори всё равно узнает, у них есть телевизор и интернет. А сын, она знала это прекрасно, часто ищет информацию об отце, читает новости мира музыки, следит за хит-парадами и музыкальными премиями.
Виолетта положила пульт от приёмника на полку. Выпрямилась, приподняла подбородок и спокойным шагом направилась в сад.

Она присела на качели к сыну и стала внимательно слушать, о чём он читал. Она обняла его, в мыслях её звучало: «Ты мой родной, ты только мой».
Лори прочитал что-то смешное, и Виолетта засмеялась. Но не над книжкой. Ей просто было смешно.

«Забавно, Лила, да? Тебе посвятили мою песню... Переделали немного, стряхнули пыль, вписали в чужую открытку твоё имя и вручили этот старый подарок, который ты как назло не успела забыть. Все буду твердить, как же это романтично. Из всех динамиков будет вырываться его «Лиловая Луна». А ты будешь прекрасно помнить, как тогда, на школьном вечере, он пел её мне. А ты бросала на меня завистливые взгляды».