125. Колокол
Тянется долго ночь,
Тихо - ни слов, ни нот.
Ярко луна горит,
Колокол все звонит,
Колокол все звонит,
О ком? О ком?
(с)
Десмера лежала спиной ко мне, очень тихо, но я чувствовал – не спит. Подвинулся, протянул руку и обнял ее, не представлял оттолкнет она или примет ласку. Не оттолкнула. Громко вздохнула, заворочалась и повернулась ко мне лицом, в глазах не было и тени сна. Эмпатия улавливала легкую дрожь в обычно прочной стене.
- У тебя в роду были двойни? – спросил я вдруг, несмело дотрагиваясь до живота. Сквозь тонкую футболку тепло тела легко просачивалось и грело ладонь. На прошлой неделе Десмера сказала, что ребенок шевелится, но я пока ни разу не смог ничего ощутить.
- Да. У моей матери, - она позволила мне поглаживать живот, хотя обычно не слишком любила это. Стоило признакам беременности проявиться на ее фигуре, как на Десмеру напала внезапная стеснительность. Иногда удавалось убедить ее, что меня это никак не смущает, иногда – нет. Но теперь ее мысли явно занимали новости о двойне, для смущения места не осталось.
- Значит, у тебя есть братья или сестры близнецы? – я воспользовался моментом узнать о ней что-нибудь.
- Да, - лоб Десмеры пронзила морщинка, словно она что-то припоминала, - мы не общаемся.
- У меня есть тетки близнецы, - не хотелось напоминать ей о чем-то неприятном, и я оставил расспросы на другой случай. – Но у них с мамой только отец общий.
Она не ответила, но подвинулась ближе, прильнула к моей груди. Во мне все затрепетало, как всегда от любой ее близости. Кожей я ощущал ее дыхание, перебирал длинные гладкие волосы и отчаянно мечтал, чтобы этот момент длился вечно. Быть нужным ей стало для меня единственной целью в жизни.
- Мне страшно, - тихо сказала она, - двое…
- Все будет хорошо, - шепнул я ей на ухо, осторожно поглаживая по спине, - нас ведь тоже двое. Справимся.
На самом деле я вовсе не был в этом так уж уверен.
Жесткая карточка снимка неприятно колола ладонь уголками, я никак не мог себя заставить расстаться с первым снимком детей. Да, были и другие, более ранние, но на них был только кто-то один из близнецов. Чтобы не испортитькарточку окончательно, я сунул ее в карман. Уложить мысль, что мы ждем двойню, получалось далеко не так просто. Конечно, я храбрился и старался максимально сохранять спокойствие, - ради Десмеры, - а внутри все кипело и бурлило. И на одного-то решились с трудом, не будь это случайностью, вряд ли вообще задумались бы о детях, а тут двойня! Просто голова кругом шла. Я вновь боролся с ревностью, которая, казалось, только и ждала повода вновь впиться в меня острыми зубами. Двое детей точно заберут все ее время и внимание, для меня там уже не будет места. С одним ребенком я смирился, принял ее решение целиком и полностью, смог постепенно избавиться от паники, охватившей меня после новости о беременности. А за последние несколько месяцев не просто привык, больше не мог представить, как было бы без ребенка. Десмера, отчаянно нуждающаяся в моей помощи и присутствии рядом, конечно, сыграла в этом не малую роль. Но двое! Сложившаяся картинка мира мигнула и вновь распалась на кусочки-паззлы, отчаянно не подходившие друг к другу.
Не прибавляло мне уверенности и знакомство Десмеры с Джорджи и Этти, первая их встреча случилась почти через три недели после прибытия в Блуотер. Мэл брала детей с собой в Плезантвью, знакомиться с родителями Квентина и его сыном, он как раз примерно того же возраста. Они пробыли там почти месяц, ввалились в дом с шумом и вспышками радости, увидев меня, тут же восторженно засияли и бросились на шею. Мягкой походкой, Мэл вошла следом за ними, поставила чемодан возле двери.
- Привет, - улыбнулась она наблюдая, как я поднимался с пола. Подросшие сыновья повалили меня в два счета и едва не задушили в объятиях, спасла только мама и тяжелый аромат свежей выпечки из кухни.
- Привет.
- Поможешь мне с сумками? В багажнике еще две.
- Конечно, - я кивнул, мы вместе пошли на улицу, к машине, - как все прошло?
- Хорошо, - Мэл щелкнула замком и подняла крышку багажника, - нас хорошо приняли. И Джорджи подружился с Эваном.
- Джорджи? – не поверил я.
- Ну… Скорее Эван с ним, - поправилась Мэл, протягивая руку к сумкам, - но от перестановки мест…
На безымянном пальце замерцало прозрачным камнем кольцо, я проводил его глазами. Она выпрямилась и смущенно спрятала ладонь за спину. Извиняющимся тоном пояснила:
- Квентин сделал мне предложение два дня назад, на прощальном ужине…
- Поздравляю, - произнес я, забрал у нее сумки и пошел к дому, - когда свадьба?
- Осенью.
Мне не нравилось ощущать от нее смущение и вину. Мэл все еще важна, я люблю ее, пусть не и так, как раньше, но вовсе не хочется, чтобы она стеснялась своего счастья. Войдя в прихожую, я бросил сумки на пол и повернулся к ней:
- Ты счастлива, Мэл?
- Да, - она кивнула, ни на секунду не задумалась.
- Тогда не бойся, - я сложил руки на груди, - особенно из-за того, что это вдруг может кого-то ранить.
- Извини, - она вздохнула, а потом пристально посмотрела мне за спину, - хм. Кажется, тебя тоже стоит поздравить.
Десмера неслышно спустилась по лестнице, стояла позади меня босая, в одной только длинной футболке. Свободный крой и два размера сверх положенного уже не скрывали круглый живот, будто магнитом притянувший взгляд Мэл. Волосы Десмеры были в беспорядке, она только поднялась с кровати, но смотрела ясно. Их глаза встретились, от Мэл повеяло любопытством, Десмера склонила голову набок, оставаясь непроницаемой, очень медленно перевела на меня вопросительный взгляд.
- Ммм… Десмера, - невольно задержав дыхание, произнес я, - это Мелон, моя… Мммм…
- Бывшая жена, - со вспышкой сочувствия, закончила Мэл за меня, - рада познакомиться. И поздравляю.
Десмера царственно кивнула, и, видимо посчитав церемонию оконченной, сделала шаг по направлению к кухне. В этот момент из-за лестницы с визгом и шумом вывалился радостный клубок прямо ей под ноги. Наткнувшись на препятствие, Джорджи и Этти расцепились и, задрав личики вверх, уставились на нее с ярко полыхающим удивлением. Десмера застыла, обняла живот и, с явным испугом, уставилась на них в ответ.
- Т-тео? – запнувшись произнесла она, я поспешил преодолеть разделяющие нас шаги, бережно взял ее за руку.
- Это Джорджи и Этамин, мои сыновья.
- О-они живут с тобой? – прошептала она, придвигаясь ближе. Теперь испугался уже я. Я знал людей, которые обожали детей, знал тех, которые не выносили, некоторые понятия не имели что делать, оставаясь с ребенком наедине. Но я еще ни разу не встречал никого, кто в присутствии ребенка впадал в ужас. Первой оказалась мать моих будущих детей. Джорджи явно почувствовал неладное, улыбка стала не такой широкой, Этти сдвинул бровки и взял его за руку. Вопрос, направленный ко мне, буквально разлился в воздухе.
- Не всегда, - я отвечал как можно мягче, очень тихо, - они часто бывают у Мэл.
- Пойду в постель, - Десмера вдруг отстранилась, медленно и тяжело стала подниматься наверх.
- Папа? – Джорджи дернул меня за рукав, - папа, кто это?
- Это Десмера, - со вздохом я опустился вниз, погладил сына по голове, - теперь она живет с нами.
- Я ее боюсь, - серьезно сказал сын, Этти согласно кивнул.
- Она хорошая. Просто сейчас Десмера… Она не очень хорошо себя чувствует. Это пройдет, - я вымучил улыбку, от всей души понадеявшись, что так и будет. – Давайте, бегите к бабушке, скоро приду.
Дети тут же переключились, заулыбались и побежали в столовую – аромат пирога чувствовался даже здесь. Мэл молчала, все ее вопросы не требовалось задавать вслух.
- Она… Не всегда такая, - выпалил я, а потом задумался сказал ли правду. – Беременность проходит не очень хорошо, и…
- Ты не обязан ничего мне объяснять, Тео, - Мэл качнула головой. – Просто сделай так, все твои дети были счастливы.
Ответить я не успел.
- Мне пора, - она закусила губу, отвернулась, - заберу мальчиков на выходных.
И вышла за дверь.
Мама зато радовалась. Она едва ли не выбежала навстречу, когда мы вернулись от врача. Встретила прямо в прихожей, полная нетерпения и волнения, будто полная противоположность оглушенному мне и шокированной Десмере. Пришлось соврать ей, что пол определить не удалось, но стоило ей взять в руки карточку с печатной подписью «Близнецы Фишер», - и ослепительное сияние ее счастья затопило все настоящими солнечными лучами. Мама всегда обожала детей, в детстве меня очень удивляло, почему родители остановились на Блейзе. Намного позднее я понял, это было сделано вовсе не по их желанию, но остальное мне оставалось только предполагать, поскольку расспрашивать о подробностях так и не решился. Теперь, когда из детей у мамы остался только я, она переключилась на внуков, поэтому планируемое появление на свет еще двух вызывало у нее неподдельный энтузиазм. Выражался он, по большей части, в постоянной суете вокруг Десмеры, приготовлению еды в промышленных масштабах и, конечно, в затеянном глобальном ремонте. Из всего перечисленного Десмеру радовало только второе, вкусную еду она любила и ценила, остальное же причиняло скорее беспокойство. Но мама, в свойственной ей манере, этого совершенно не замечала, увлеченная перестройкой на первом этаже и пошивом одежды для будущих малышей. Отец, конечно, во всем ее поддерживал. Это была его идея – перенести их спальню вниз, немного перестроив мастерскую, чтобы освободить место для близнецов наверху. Он лично взялся за рисование проекта новой комнаты, пока мама подбирала вызывающую доверие строительную фирму и металась по магазинам, подыскивая идеальную ткань на шторы.
Я мог бы ее остановить, ну или притормозить хотя бы, но не стал. Слишком счастливой она была, слишком редко такое бывало в последние годы. Потеря Блейза ударила по маме сильнее всех, даже спустя почти четыре года я иногда встречал ее с влажными от слез ресницами. Как можно было запретить ей радоваться теперь? Это все равно что оторвать крылья у бабочки.
- Зачем мы вообще уехали из Бухты, - плаксиво проныла Десмера. Она села на постели, заваленной журналами, скривилась, но выпила поданные мной витамины, - здесь ужасно скучно.
Напомнить сейчас, что это была ее идея стало бы верхом идиотизма. Я понимал, что ей тяжело и ничуть не винил за раздражение, плохое настроение или даже слезы. Десмере было сложнее всех, ведь это именно она носила близнецов, ее щиколотки распухали к вечеру и к ней же вновь вернулся токсикоз. Она стала совсем рассеянной, постоянно забывала пить прописанные врачом витамины (из-за этого и вернулась тошнота), вдобавок совсем замкнулась и могла весь день провести не выходя из нашей спальни. Родители списывали все на причуды беременности, мама стабильно снабжала ее вкусной и полезной едой, а я тщательно следил за приемом всех витаминов и добавок. А еще знал, что ей пережить новость о близнецах ничуть не проще чем мне. Эти дети никогда не были желанными, пусть я старался убедить себя в обратном. От этой правды было невыносимо больно. И ничего нельзя было поменять, нам придется жить с принятым решением. И ребенок, дети, не должны пострадать. Меньшее, что я мог сделать, так это проявлять к ней все внимание и терпение, которые у меня были.
- Мы уехали, потому что здесь лучше климат и экология, - мягко сказал я, сел рядом с ней. – Так лучше для детей.
- Правда? – растерянно отозвалась она, словно не помнила как сама и рассказала мне об этом.
- Конечно. Моя счастлива позаботиться о тебе, - одеяло сползло, под тонкой футболкой проступил круглый живот. Я положил на него ладонь и кто-то тут же прицельно пнул ее пяткой изнутри. – А им очень давно не хватает счастья. Мама тебя и вовсе обожает, обязательно поможет с детьми, когда они родятся.
Я старался говорить убедительным тоном, но нежно, Десмера слушала и понемногу расслаблялась. Поглаживая ее по руке, я напоминал, что очень ее люблю, и что буду рядом всегда, когда нужен ей.
- Да, - умиротворенно улыбнулась она к концу, - да, так лучше…
Зевнула, сползла по подушкам вниз и прикрыла глаза. Я сидел рядом, пока она не задышала глубоко и редко, провалившись в сон.
Потом мне казалось, что я знал как все закончится заранее. И, пожалуй, если бы хоть немного остановился и задумался, то поступил бы совсем иначе. Мыслей, чувств, событий – всего было слишком много, чтобы рассуждать здраво сразу. И я не остановился. Хотелось порадовать ее, вытолкнуть из состояния апатии и безразличия, желание было так велико, что способ перестал иметь значение. По крайней мере, мне очень нравилось утешать себя так, хотя настоящая причина ничего общего с этим не имела. Больше всего на свете я хотел сделать ее своей.
Поначалу она взбодрилась, была рада выбраться за пределы дома, потому что на восьмом месяце беременности двойней она из постели-то выбиралась уже с трудом. И это сильно влияло на ее настроение, которое становилось все мрачнее и мрачнее. Длительные прогулки врач запретил, да она бы и не осилила, но немного пройтись было даже полезно, как для тела, так и для психического состояния. Мы погуляли в парке, отдохнули на широких ступенях набережной, нагретых летним солнцем, а к вечеру отправились в ресторан. Разумеется, дорогой и респектабельный, с живой музыкой, интерьером, выверенным до последнего завитка на обоях. Словом, именно такой, какие нравились Десмере. В ресторане она тоже с энтузиазмом заказала несколько блюд, но стоило официанту подать первую часть, как аппетит ее испарился. Она поморщилась, пригубив виноградный сок, вяло ковырялась в тарелке, тыкая вилкой в сырную корочку на баклажанах. Настроение у нее явно испортилось, у меня тут же, словно предостерегая, неприятно засосало где-то в желудке. Я попытался заглушить чувство едой, но сделал только хуже, теперь еще и затошнило. Все должно было быть не так! В то же время и остановиться я уже не мог.
- Десмера, - против воли, голос выдал мое волнение и она это заметила. Подняла голову, в глазах читался вопрос, я достал из кармана бархатную коробочку, понимая: сейчас или никогда. Раскрыв крышку, подал коробочку ей подрагивающими пальцами, негромко спросил – Десмера, ты выйдешь за меня?
- Нет, - разом поскучнев, она вернулась к истязанию запеченных баклажанов. Не задумалась и на секунду, а на кольцо даже не взглянула.
Все должно было быть совсем не так!
Казалось, из меня выжали воздух паровым катком, а потом пропустили через мясорубку.
- Почему? – вылетело изо рта раньше, чем я успел прикусить язык. Десмера посмотрела на меня с недоумением:
- Не хочу.
До этого момента я и не осознавал, насколько это было для меня важно. Как и то, что мы ни разу не говорили о том, что будет после рождения детей. Ошибочно посчитав все решенным, я и не подумал об отказе, строил свои иллюзии и мечтал о будущем вместе с ней. У Десмеры были, кажется, иные планы. Мне давно не было так больно.
- Почему? – снова выдохнул я, поспешно схватил и спрятал коробочку обратно в карман.
- Я не верю в брак, - вдруг сказала Десмера, откинувшись на спинку стула. В отличие от моего, ее настроение почему-то улучшилось. - Клятвы и «священные узы»?
Она громко фыркнула, изящно протянула руку и взяла стакан с соком, сделала глоток, на этот раз, нисколько не поморщилась:
- Пара слов и строка в реестре – вот и весь хваленый брак. Будто это может хоть что-нибудь значить.
Самая длинная речь Десмеры на моей памяти. От пренебрежения в ее голосе стало невыразимо тоскливо – мое отношение к браку сильно отличалось. Я никогда не считал это чем-то неважным или, еще хуже, как препятствие или ограничение. Будь на моем месте Блейз, он бы непременно выяснил эту разницу во мнениях задолго до того, как купить кольцо и построить грандиозные планы на совместную жизнь. Иронично, мы оба хотели женщин, которых не могли получить. В свое время Мэл выбрала меня, а теперь Десмера от меня же отказалась. Волшебство всех этих месяцев, когда я чувствовал себя таким нужным, необходимым ей, испарилось с горьким послевкусием. Она никогда не хотела меня по-настоящему. Сердце болело так, что хотелось выть, рыдать и умереть одновременно. Я смотрел на женщину, которую любил и понимал: это все, что она мне позволит – любить ее, лелеять ее, но никогда не ответит взаимностью. И еще отчетливее понимал другое. Ради того, чтобы быть с ней рядом, я был на это согласен.
Остальные блюда и десерт отправились на кухню нетронутыми. Аппетит пропал.
- У женщины может быть пара сотен причин, чтобы отказаться выходить замуж, - Терри пожала плечами.
- Например, она лесбиянка? – в ответ я попытался ее уколоть. Терри посмотрела на меня с укором, но тут же усмехнулась:
- А что? Очень даже веская причина.
- Угу.
- Тео, милый, - проворковала мама, нежно дотрагиваясь до моего плеча, - она ведь еще и беременна. Иногда это сильно влияет на принятые нами решения.
Прошло уже три недели с того злосчастного дня, когда я сделал Десмере предложение. И, вероятно, выглядел настолько мрачно и подавлено, даже мама заметила и начала допытываться, что же случилось. То есть сначала она решила, будто мы волнуемся из-за детей – срок уже близился, принялась всячески утешать и хлопотать, собирая «экстренный чемоданчик». Сделать вид, будто все в порядке у меня получилось из рук вон плохо, судя по тому, как вскоре мама вновь, вздыхая, принялась за расспросы. Не в силах удержать все в себе, я рассказал, даже не заметив Терри, неслышно спустившуюся со второго этажа. Теперь они вдвоем старались поднять мне настроение. Получалось не очень. Мне не хотелось расстраивать их, но врать и притворяться хотелось еще меньше.
- Боюсь, мам, дело не в этом. Она просто не хочет быть со мной, с этим ничего не поделаешь.
- Когда у тебя живот размером с мяч для пилатеса, опухшие лодыжки каждый вечер, а в туалет нужно так часто, что хоть вообще не выходи оттуда – в этом нет ничего удивительного, - фыркнула Терри.
- Вот-вот, - мама согласно кивнула, - такое можно понять, только пережив самому. Подожди немного, Тео. Пусть дети появятся на свет, Десмера отдохнет и восстановится, мы с папой вам поможем. А потом вы с ней снова все обсудите, вот увидишь, будет совсем по-другому.
Тепла и света, которые излучала и изливала на меня мама, хватило бы на десяток мрачных недовольных Тео. Эмпатия жадно хватала желанные эмоции, невольно я перенимал их, жизнь переставала казаться склизкой и холодной, в нее снова входила надежда. Невольно, я улыбнулся впервые за много дней. Заметив, Терри фыркнула, а потом вдруг потрепала меня рукой по волосам:
- Не забудь еще, что вы не так уж хорошо знакомы. Дети – это одно, а замужество – совсем иное, порой они друг с другом никак не связаны.
- Это ты по собственному опыту говоришь? – ехидно осведомился я, Терри больно дернула меня за волосы.
- В том числе, - ответила она с ухмылкой, - словом, дай ей время. Твое стремление похвально, но ее сейчас занимают иные мысли. Может быть, позже она переменит свое решение.
Сомнения меня не покинули, позиция Десмеры звучала слишком четко, чтобы принимать ее за капризы беременной женщины. Но настроение все-таки улучшилось. Мама и Терри заставили меня задуматься – может, и в самом деле, еще не время?
Последние две недели беременности Десмера провела в больнице, доктор Найджел настояла на круглосуточном наблюдении.
- Близнецы часто рождаются раньше срока, - сказала она, - скорее даже вынашивание до полных сорока недель нетипично. Поэтому на поздних сроках особенно важно постоянное присутствие специалистов.
Оставаться в больнице Десмера категорически не хотела, даже отдельная комфортабельная палата со всем необходимым ее не примирила. Перспектива остаться там настолько не прельщала, что она расплакалась, крепко вцепившись мне в руку. Но в этот раз я был непреклонен, не смотря на ее дрожащие влажные губы, жалобный взгляд и удрученный вид. Определить насколько ее чувства правдивы я не мог, но это не имело никакого значения, именно сейчас предписания врача имели гораздо больший приоритет. В конце концов, от этого могли зависеть сразу три жизни, которыми я не собирался жертвовать ради капризов. К тому же одна в больнице Десмера оставалась редко: родители регулярно навещали ее, папа, в своей манере, вежливо и сдержанно интересовался самочувствием, мама во всех подробностях рассказывала про завершающую стадию оформления детской. Само собой, я приходил каждый день. С самого утра, едва только начинались часы посещений. А в последние несколько дней вообще практически поселился на раскладушке рядом с ее кроватью, подскакивая от каждого громкого вздоха ночью. В этот раз я не был намерен ничего упускать.
Однажды ночью все и случилось. Я проснулся от вскрика, Десмера вся дрожала, судорожно сжала побелевшими пальцами покрывало, смотрела на меня с испугом.
- Началось? – сон слетел в мгновение ока. Десмера напряженно кивнула, я подскочил с раскладушки, с силой вдавил кнопку вызова персонала в корпус. Акушерка распахнула дверь через долгих пять секунд, мгновенно оценила обстановку и что-то крикнула в коридор. Послышались торопливые шаги дежурных, акушерка деловито вошла в палату и решительно откинула одеяло.
- Доктор Найджел прибудет через тридцать минут, - сказала она, беззастенчиво задрав на Десмере больничную рубашку, аккуратно ощупала живот и развела ей ноги, - времени еще достаточно, не беспокойтесь.
Она аккуратно поправила все так, как было, закрыла Десмеру одеялом, обратилась ко мне:
- Побудьте с женой, сэр, ей сейчас нужна ваша поддержка. Лежать не обязательно, во время схваток многим удобнее ходить или стоять. Мы все подготовим, я займусь приготовлениями.
Акушерка удалилась, послышались ее распоряжения для остального персонала. Цветом кожи Десмера почти слилась с бельем на постели, глаза у нее были огромные, наполненные почти ужасом. Страх даже просочился через вечный заслон между нами, эмпатия мгновенно уловила его.
- Хочешь встать? – я сел на край кровати, приобнял ее, Десмера немного расслабилась и выдохнула. Она помотала головой, - все будет хорошо, ты справишься.
Я был с ней еще несколько часов. Схватки отпечатывались мукой на ее лице, у меня, казалось, леденела при этом сама душа. Доктор Найджел прибыла в обещанный срок, тоже провела осмотр, и теперь заходила каждые пятнадцать минут, наблюдала за изменениями. В какой-то момент лежать Десмере стало действительно некомфортно, с моей поддержкой она неловко ковыляла по палате – на девятом месяце живот почти перевешивал. Интервал все уменьшался и, в очередной визит, доктор позвала медсестер и интернов с каталкой, на которой Десмеру увезли. Я готов был последовать за ней, в родильную палату, но она почему-то яростно воспротивилась, и меня без разговоров оставили в коридоре.
Еще несколько часов я напряженно прислушивался ко всему, что происходит внутри, содрогался от криков Десмеры, едва сдерживал желание наплевать на все и пойти туда, к ней. Сдержали две причины: первая – она не хотела, вторая – затейливые проклятия в мой адрес звучали достаточно отчетливо даже через дверь. Наконец, все стихло, а через мгновение раздался громкий детский плачь, и я замер, вслушиваясь. В груди часто забилось сердце, улыбка легла на губы сама собой, - это мой ребенок! Захотелось скорее увидеть его, взять на руки, приласкать… Или это девочка? Мы ведь так и не узнали. Малыша, видимо, кто-то успокоил и надрывный вопль новорожденного стих, голоса переговаривавшихся медиков звучали приглушенно, неразборчиво. Стенка, к которой я прислонился, приятно холодила спину и затылок. Едва только с моих губ сорвался облегченный выдох, как все началось снова. Точно. У нас ведь близнецы.
От напряжения все нервы свило спиралью, туже и туже переплетало их витым канатом. Я знал, что Десмере приходится гораздо хуже, и от этого волновался еще сильнее. Но со вторым ребенком все прошло гораздо быстрее, какой-то час и доктор Найджел вышла из родильной палаты, на ходу снимая маску. От бурых и красноватых пятен на ее форме к горлу подступила дурнота.
- Поздравляю, - устало улыбнулась она, - очень благополучные роды.
Боги, какие же тогда «неблагополучные»?! Вслух я хрипло спросил:
- Я не слышал второго…
- Это все от нервов. С отцами такое случается, - доктор покровительственно похлопала меня по плечу, - обе малышки в полном порядке.
- Малышки? – невольно я снова заулыбался, по телу медленно потекло тепло. Напряжение отступало.
- Да-да, верно, малышки. Подождите в палате, мисс Фишер и ваших очаровательных девочек скоро туда привезут.
Оказывается, солнце уже давно поднялось, но в коридоре не было окон, и я даже не осознавал сколько на самом деле прошло времени. Когда все началось, не было полуночи, теперь же часы показывали полтретьего дня. Пока палата пустовала, ее успели полностью прибрать, сменить белье, сложить и убрать раскладушку, освободив место для детских боксов. Я сосредоточенно разворачивал планки на жалюзи, когда Десмеру привезли, точнее вкатили на кресле. Она элегантно восседала на нем, будто на троне, и ни взлохмаченные волосы, ни явная утомленность после многочасовых родов не умаляли ее королевского достоинства. За считанные минуты она вновь стала собой, царствующей королевой, на почтительном расстоянии за которой следовала свита. Две акушерки бережно катили перед собой небольшие тележки с драгоценным грузом – наследницами престола.
На кровать я перенес ее сам, Десмера благодарно погладила меня по щеке слабой рукой. Мы сидели рядом и смотрели на прозрачные боксы, поставленные у разрисованной веселыми розовыми бабочками стены. Завернутые в белоснежные пеленки малышки мирно посапывали. Одна была, наверное, похожа на Десмеру – такая же светлокожая, а вторая, посмуглее, пошла в меня. Обе головки покрывал почти прозрачный светленький пушок.
- Спасибо, - я первым нарушил молчание, наклонился и запечатлел на губах Десмеры очень нежный и очень целомудренный поцелуй. – Они прекрасны.
- И что теперь? – едва слышно прошептала она, не сводя взгляда с боксов.
- Мы не придумали имена, - вдруг вспомнил я, - может быть, стоит начать с них?
Вместо ответа, Десмера широко зевнула.
- Отдыхай. Остальное потом.
- Ты?..
У нее была удивительная способность выражать все, что хочется сказать одним словом. В крайнем случае, одной фразой. Мелодичный звон донесся с улицы, колокола церкви Святой Николь почему-то звонили в неурочный час. Или по кому-то? Неважно. Улыбнувшись, провел ладонью по ее щеке и шепнул:
- Я буду здесь, с тобой. С вами.
Всегда.