[Aisgil]

Все остальное прямо сразу

читать еще пять частей

2. Предупрежденные желания.
— Она прийдет, я знаю. Глаза ее будут гореть, а руки с вывернутыми суставами по локоть в крови, липкая мокрая кровь будет стекать по ее изуродованному подбородку. *Когда она прийдет, тебя не станет, ты исполнишь нашу мечту на двоих в одиночку, совершенно без моего участия. Я немного завидую тому, что ты умрешь, и завидую тому, как ты умрешь. Не жалей меня, я как-нибудь справлюсь без тебя, я все могу, я даже чуточку сильнее тебя. А ты ведь очень сильный. Молчи, не перебивай меня, сейчас не об этом. Я хочу сказать, что буду очень скучать, но я знаю, что ты всегда будешь со мной. Даже, если мне станет слишком одиноко, я всегда смогу посмотреть в зеркало и поговорить с тобой о чем-нибудь. Конечно, это будешь не ты, а всего лишь мое отражение, но ведь мы так похожи, что я иногда не знаю, где начинаюсь я и заканчиваешься ты. У нас с тобой даже имя одно на двоих, я не знаю, как так могло получиться, но нам придется разойтись в разные стороны. Она сожжет или съест тебя, переварив даже самые крепкие кости. Сначала она сломает твой позвоночник, а потом начнет аккуратно располосовывать твое тело, разделяя его на кусочки, как разделывают животных перед съедением. Поверь, я совсем не хочу, чтобы тебя не стало, но я стараюсь как лучше, я же знаю, как ты хочешь умереть. точно так же сильно, как этого хочу я…
— Заткнись! Не говори этого, не смей! Мы или вместе или никак, слышишь!— он бьет меня по лицу, я слышу, как где-то в глубине моего черепа что-то хрустит и трескается. Немного тяжело открывать рот, но я улыбаюсь ему.
— Я хочу, чтобы ты умер. Это невозможно терпеть больше, так долго не живут. Пусть хоть кто-то из нас узнает, наконец, смерть,— я закрываю глаза и развожу руки в стороны. Из глаз на щеки вытекает моя горькая печаль.
— Как ты можешь так говорить! Мы всегда вместе, с самого рождения, я не могу умереть, если ты тут останешься, как ты не понимаешь! Я не смирюсь с этим никогда!— он с криком хватает меня за прядь волос, резко тянет вниз и в сторону. Моя голова гулко ударяется о белую стенку, у которой мы сидим. Я чувствую вкус крови во рту, ее запах от стены и слипшихся волос.
— А тебе не надо мириться с этим, все уже решено. Я же говорю, а ты не веришь,— я открываю глаза и смотрю на него, в эти бесцветные глаза, такие же, как у меня, только немножко светлее. Белые нас совсем не различают, и никто не различает. Мы всегда были вместе, и только сейчас нам придется расстаться.
Припоминаю, как это случилось в первый раз, как мы поняли, что мы не можем умереть. Кажется, даже кто-то говорил «прожигают жизнь, горят, а не живут, будто бессмертные». Вроде бы это было какое-то проклятье. Потом, какое-то время спустя после этих чужих слов, он случайно упал с обрыва, когда мы играли в жмурки. Мне казалось, что теперь мне будет одиноко, как никогда, но он выжил и через полчаса моих звучных рыданий и крика в голос, он поднялся, немного заляпанный кровью вперемешку с грязью, и обнял меня. Наверное, мне больше никогда не испытать такого счастья, как тогда. Это счастье за него, когда он умрет, будет совсем другим. Это будет улыбка сквозь слезы, это будет истерика и сумасшествие, но я знаю точно, что справлюсь с этим и переживу. Как-нибудь переживу.
— Я боюсь,— он обнял меня крепко-крепко, почти душит.
— Чего ты боишься, идиот?— я отшвыриваю его пинком к противоположной стене и начинаю методично, размеренно так, покрывать ударами все его тело. Я кричу на него, а по лицу две дорожки бегут, кровь уже смешалась со слезами.— Чего ты боишься? Это с тобой приключится исполнение нашей мечты! Ты должен быть счастлив!
— Мне страшно умирать без тебя. Вдруг там просто другая жизнь. В этом случае, мы просто расстанемся и будем по отдельности. Так ничего не выйдет!— Когда я слышу свою любимую фразу, я останавливаюсь и падаю на пол рядом с ним.
— Да, так ничего не выйдет. Да, не выйдет,— бормочу я и обнимаю его,— скажи мне, почему мы все время деремся? Это так часто происходит и так жестоко по отношению друг другу, чтобы оба считаем это нормой. Помнишь, когда мы были настоящими детьми, маленькими такими, не то, что сейчас, рухляди в детских телах. Мы ведь не дрались вовсе, даже не знали, не задумывались, что не чувствуем боль…
— Я чувствую боль,— он хрипит, наверное, мой сапог перебил его голосовые связки,— я знаю, что это такое.
— Как?— я испуганно отстраняюсь и таращусь на него во все глаза,— ты мне все это время врал? Прости! Прости меня, прости, прости меня, прости, прости…
Я обнимаю его, глажу по волосам, бормоча слова извинения и вспоминая, насколько часто я его била, насколько часто он бил меня. Это продолжалось всегда, у нас всегда быстро восстанавливались тела и силы, так что мы могли без устали драться сутками напролет. Для меня его слова стали откровением, мне хотелось одновременно кричать и плакать, обнимая его. Почему он скрывал? Неужели я не единственное существо в этом мире, которое способно его понять?
— Я нет, я не врал, я никогда не врал. Я и не смог бы тебе соврать,— он говорит все тише с каждым словом, свистящие звуки даются ему с трудом,— я думал, что ты мне сказку рассказываешь про смерть. Мне казалось, что мы все-таки никогда не умрем, но теперь я вижу, что твои руки с вывернутыми суставами и по локоть в нашей крови. И это совсем не сказка. Ты не сможешь ни сжечь меня, ни съесть, я уверен. Меня разрезает одиночество, меня сжигает страх, меня съедает боль. На самом деле, это даже приятно, жаль, что ты не можешь попробовать. Быть человеком не так уж плохо. Готов поспорить, я им стал, и ты не знала, что это произойдет именно так.
Пока он говорит, я вправляю суставы о стены и пол, получается с переменным успехом, но результат все же есть. Он слышит хруст, и дергается при каждом резком звуке, словно ожидая, что я снова разозлюсь и ударю его. Но я не могу. Даже, если с ним все будет в порядке, и он поправится, я больше никогда не ударю его. Пусть он бьет меня, если ему надо, мне не жалко, ведь мое тело не чувствительно к боли.
Я глажу его непослушные волосы и начинаю напевать песенку, которую он так любил слушать, и которую я так редко пела ему. Я чувствую, что слезы снова текут по лицу, я совсем не контролирую их, они сами, без моего вмешательства. Вспоминаю, как мы дурачились и прыгали, может, в игру какую-то играли. Вроде бы, он хотел прижать меня к стенке, по правилам игры. Я смутно припоминаю всю эту возню, но толком не могу понять, что мы делали и во что играли. В общем, началась какая-то борьба, в ходе которой мы не заметили арматурный штырь, торчащий из фасада дома. Мы насадились на него, как спелые овощи на шампур, легко и просто, сразу оба. Сначала мы, конечно, испугались, сделали друг другу страшные лица, даже не обратили внимания на то, что совсем не больно. Я сказала, что не хочу умирать, а он ответил, что я никогда не умру. Наверное, это был его дар, который можно назвать скорее очередным проклятьем. После этого мы просто улыбнулись, обнялись и больше никогда не умирали. А сейчас он лежит рядом, в луже крови и хрипит в агонии. Я не помню, что такое боль, но я вижу, как ему больно, и мне невыносимо это видеть, и слезы текут все сильнее.
— Хочешь, я убью тебя?— спрашиваю я, стараясь сдерживать свои истеричные всхлипы.
— Хочу,— улыбается,— кто же еще, если не ты? Только постарайся поаккуратнее, мне очень…
Но он не успел договорить и умер без моей помощи.

3. Сны и слезы.
— А потом появился ты, и я поняла, что тебе можно доверять потому, что ты не такой как они, ты не носишь белое, а это значит, что ты не принесешь с собой неприятностей,— я говорила это, не прекращая плакать. Казалось, что я целую вечность не плакала, возможно, это так и было, я ведь не считала. Я просто потеряла счет времени в бесконечной агонии и желании покинуть этот жестокий мир, который не отпускал ни меня, ни его. Хотя ему все-таки, повезло больше и я рада этому, не смотря на то, что теперь я осталась одна.
— Ты поплачь, это нормально, ты столько пережила и тебе еще очень многое предстоит пережить. Я тебе сейчас скажу кое-что важное, но очень странное, ты только не удивляйся.— Он положил руку мне на плечо, я слегка вздрогнула от неожиданности, но не отстранилась, ведь никто раньше меня не обнимал. Вдруг стало очень темно, и неожиданно изменился воздух вокруг, будто стало холоднее. Я огляделась, и стало очевидно, что мы переместились из стерильной белой комнаты с трупом моего брата в какой-то лес. Я помнила из детства, что бывают такие места, но это были очень смутные воспоминания, ведь это было так давно. Мой спаситель, увидев, что я растерялась, продолжил говорить:
— Я подумал, что так ты не сочтешь меня сумасшедшим, Принцесса. Я могу помочь тебе прятаться от белых, ты сможешь так же перемещаться в пространстве, как мы только что переместились из лаборатории в этот лес. Ты подожди меня тут немного, я сейчас вернусь,— он улыбнулся мне и встал, направляясь вглубь леса.
Осматривая место, в котором мы очутились, я все думала о нем, как он там лежит в этих белых стенах, совсем мертвый и одинокий. Наверное, он не настолько одинок, как я сейчас, а я была совсем близка к новому приступу истерики. Чтобы как-то отвлечься от этих грустных мыслей, я подняла голову наверх, глядя на блестящие точки в чернильной синиве неба и вдыхая густой воздух как можно глубже. Осталось только безвольно упасть на спину в объятья чуть влажной травы и зарыдать в голос. Но я не успела, где-то недалеко от меня зашелестела листва и показалась фигура человека. Я вскочила на непослушные, еще не до конца восстановившиеся ноги и понеслась к нему навстречу.
— Нельзя его там оставлять! Мы должны забрать его!— выкрикивая эти слова, словно заклинание, я была твердо уверена в их правильности. Просто нельзя было поступить иначе.
— Мы обязательно это сделаем, если ты захочешь, но позже. Не волнуйся, он никуда не денется, по крайней мере его тело точно останется на месте, хотя я и понимаю твое рвение,— его голос был спокойным и умиротворяющим, он звучал ровно и мягко, постепенно усыпляя меня все больше, пока я не провалилась в спасительную дрему. Но длился мой сон совсем недолго или это просто так показалось. Очнулась я уже не в лесу, а в какой-то мягкой белой постели, правда кровать была единственным предметом этого цвета в окружающей обстановке. Это было непривычно и волнительно, ведь на меня снова обрушился мир красок, про который я совсем забыла за долгие годы, проведенные в белой тюрьме. Я встала и подошла к распахнутому окну, за которым краски буйствовали еще хлеще, чем в комнате. Я стояла, вдыхая свежий утренний воздух, еще немного сумрачный от ночи, и вспоминала наше детство, полное таких же немыслимых красок. Было совершенно непонятно, как мы умудрились променять это великолепие на однообразный, безвкусный и бесцветный мир. В моей голове это совершенно не укладывалось, я не могла даже смутно припомнить, как это произошло, как мог праздник смениться на бесконечные бои за смерть, как так случилось, что мы перестали радоваться миру? При этих мыслях в мой висок остро кольнуло одиночество: я жалела, что его нет рядом, что он не сможет увидеть того, что вижу я, что он умер, а я нет.
— Проснулась?— в дверь вошел мой вчерашний знакомец, широко улыбаясь,— так и знал, что тебе надо немного поспать.
— Зачем ты делаешь это для меня? Почему спасаешь?— я задавала совсем не первостепенные вопросы, но не менее важные для меня.
— Потому что мы друзья и однажды, через много-много времени ты тоже сделаешь для меня нечто очень важное. Ты подберешь меня, когда я тебя совсем не узнаю, да, я не буду тебя помнить. Ни тебя, ни своего имени, ни своего прошлого.
— Ну а сейчас ты помнишь свое имя?— все это казалось мне странным, но разбираться в этом совершенно не хотелось.
— Да, мое имя Ансуз, а какое твое, Принцесса? А то я ведь до сих пор не знаю,— он хмыкнул и потер лицо руками.
— Я… Вирд,— почти неслышно прошептала я и опустила глаза,— одно имя на двоих…
Он пододвинулся ко мне и обнял меня, я, конечно удивилась этому, но не смогла воспротивиться — не было ни сил, ни возможности. Его крепкие и теплые руки, скрещенные вокруг моих плеч давали чувство защищенности, которого я никогда не чувствовала прежде. Или просто забыла, находясь в бесконечной агонии кровавого бессмертия, что такое бывает и в принципе возможно. Хотелось просто опустошиться от всех мыслей, что буравили мою голову, разъедая ее изнутри, и просто так сидеть с ним. Через некоторое время мысли действительно испарились, я почувствовала свинцовую тяжесть, навалившуюся на все тело, постепенно все вокруг оказалось неважным, кроме этих сильных мужских рук, в которых я успокоилась и провалилась в забытье. Оказывается, мне просто не хватало тепла и ласки.
Проснулась я когда солнце начало припекать голову. Мы всю ночь проспали в обнимку на теплом плаще Ансуза в этом приветливом густом лесу, никакой комнаты и кровати не было, но я не придала этому значения. Я посмотрела на своего спутника и мысленно поблагодарила его за все, что он сделал для меня, а он улыбнулся во сне, будто прочел мои мысли. Как только я встала, он открыл глаза, но улыбка его не пропала. Создавалось впечатление, что он начал улыбаться заранее, словно так и планировалось.
— Тебе хорошо спалось?— спросил он сразу же, потягиваясь.
— Да, неплохо, спасибо тебе.
— А ты как-то помолодела что ли…— протянул он, совершенно не заметив моих слов благодарности,— а ты вообще знаешь, что умеешь стареть? Или еще никогда не пробовала?
— Нет,— я немного удивилась и напряглась от неожиданности.
— Ну вот опять. Ты постоянно напрягаешься,— он снова бессовестно читал мои мысли, взъерошивая свои светлые волосы пятерней,— расслабься и тогда процесс пойдет нормальным путем. Ты всю свою жизнь была слишком напряжена.
Я, как ни странно, послушалась его совета и бессильно повалилась обратно на землю, глядя в небо. Я хотела даже закрыть глаза, но решила, что это будет слишком прямым исполнением его рекомендации. «Наверное, он прав», подумала я, стараясь больше не напрягаться.
— Ничего себе эффект!— воскликнул Ансуз, резко вскакивая на ноги как раз в тот момент, когда я все-таки начала закрывать глаза.
— А что, собственно, такое?— лениво спросила я, чуть повернув голову в его сторону, и удивляясь собственному хриплому голосу. Мне казалось, что все тело растягивается, но я старательно отогнала эту мысль подальше.
— Подними руку и посмотри на нее.
Я снова послушно подняла руку и увидела, что пальцы гораздо длинее, чем обычно и они все были в морщинах. Тогда я приподнялась на локтях и удивилась еще больше: мое внезапно выросшее тело еле помещалось в ту одежду, в которой я была.
— Как это?— спросила я, еще больше удивляясь звучанию собственного голоса, он казался скрипучим и каким-то противным. От всего этого сумасшествия, приключившимся только что, я больше не могла спокойно лежать и резко вскочила на ноги. Я не понимала, как такое могло произойти и невероятно злилась. Вдруг я почувствовала, словно мое тело оказалось на дне реки под толщей воды, а через мгновение я будто резко вынырнула на поверхность. Я начала жадно хватать воздух ртом, словно бы я на самом деле только что тонула. Опомнилась я только когда снова оказалась в объятьях Ансуза.
— У тебя волшебные руки. Я в них прихожу в себя.
— Больше так сильно не расслабляйся, так и умереть от старости недолго,— посоветовал он, ставя меня на ноги,— но зато теперь ты знаешь, что можешь стареть. Неплохая будет маскировка, кстати…
— Ты серьезно думаешь, что я могу так умереть?— всю жизнь убежденная в обратном, я не имела никакого права не спросить об этом.
— Не знаю, насчет смерти, но то, что ты становишься гораздо уязвимее в такие моменты — факт. Я так испугался, когда ты резко начала обратно молодеть и не смогла нормально дышать от этих сумасшедших метаморфоз. Только не надо пробовать умереть, слышишь? Даже не пытайся, ты мне очень нужна.
— И зачем это?
— Все, никаких вопросов. Пошли за твоим братом,— строго сказал он, беря меня за руку.

4. Одно имя на двоих.
Там ничего не изменилось, словно мы перенеслись ровно в то время, как ушли оттуда. Я подошла к брату и поправила его слипшиеся от крови волосы.
— Он еще теплый!— удивленно воскликнула я и обернулась на Ансуза,— как такое может быть?
— Ах да, я все забываю, что ты еще ничего не знаешь. Не привык пока, прости,— он как-то странно улыбнулся и взъерошил свои волосы,— понимаешь, мы путешествуем во времени. Поэтому я сказал тебе, что поводов для беспокойства нет. Мы можем возвращаться в этот момент сколько угодно, если вдуматься. Хотя, наверное, лучше не стоит, потому что можно наткнуться на самих себя.
Я снова отвернулась к брату и, продолжая поправлять его волосы, подумала о том, как мне его не хватает. О том, как мы сначала просто хотели умереть, а потом из этого желания выросла слепая беспричинная ненависть друг к другу. Но я прекрасно понимала, что ближе него у меня никого нет, да и, наверное, не будет никогда. Моя горячая печаль и соленая тоска по ушедшему, единственному близкому человеку, вылилась из глаз на щеки. Я сидела и рыдала, как вдруг мне показалось, что он совсем рядом, живой. Я открыла глаза и не увидела перед собой ничего нового: окровавленное тело, те же синтетические безопасные деревья и Ансуз, терпеливо ожидающий, когда я закончу рыдать.
— Ты как будто здесь,— прошептала я,— я чувствую, что ты рядом. Наверное, схожу с ума…
И в этот момент я почувствовала прикосновение, какое-то эфемерное, прохладное и трепещущее, такое, что не может принадлежать живому существу. Резко отпрянув от тела, я вскочила на ноги и стала осматриваться по сторонам, но ничего не увидела.
— Извини, что прерываю тебя, но нам надо торопиться. Через какое-то время врачи придут. Мне не хотелось бы на них натыкаться. Ты хотела его забрать? Так давай заберем,— не дожидаясь ответа, он взял меня за руку, а другой коснулся плеча моего брата.
В следующее мгновение мы, в тех же позах, оказались на кладбище рядом со свежевырытой могилой. Только в этот момент я заметила, что руки и одежда у моего спасителя перепачканы землей и глиной.
— Давай похороним его,— сказал он, взяв тело за руки,— помоги мне, прах должен быть предан земле.
Я взялась за ноги и мы аккуратно положили безжизненное тело в яму на сухие ветки и дрова. Ануз явно долго готовил это захоронение: недалеко от нас стояли две канистры с водой и горючим, которое он вылил в погребальное углубление.
— Как его звали?— спросил он, протягивая мне спички.
— У нас одно имя на двоих,— ответила я, опустив глаза.
«Как ты могла забыть?»— услышала я где-то совсем близко и удивленно осмотрелась по сторонам. И так же, как и в прошлый раз, никого не увидела.
— Но так ведь не бывает,— покачал головой Ансуз.
В этот момент я снова почувствовала легкое, но настойчивое прикосновение, будто ветер сжал мою руку. Ее начало покалывать, словно обдало холодом; озноб стал пробираться все выше, распространяясь по всему телу, быстро заполняя собой каждую мою клеточку. Когда, казалось, что холод заполнил собой все пространство в моем теле, я почувствовала как внутри что-то взорвалось, на этот раз распространяя жар.
«Мое имя Дагаз, сестра. И ты оказалась права, нас действительно невозможно разлучить»— прозвучал до боли знакомый голос в голове. Широко распахнув веки, я стояла и смотрела в никуда, ошарашенная услышанным. Я не верила в это, я не хотела верить. И одновременно принимала, как данность. Внезапно все стало на свои места: и ощущение его присутствия, эти прикосновения, которые я почувствовала на своих руках и голос, который раздавался в моей голове.
— Его звали Дагаз. Огонь к огню,— сказала я и кинула зажженную спичку в яму. Горючее вспыхнуло, и перед нами задымил высокий столб пламени. Я неотрывно смотрела на пылающий огонь и почти не моргала, словно находясь в каком-нибудь трансе. Погребальное пламя быстро догорело, и Дагаз отделился от меня полупрозрачной дымкой, приняв форму своего бывшего тела. Его призрачное лицо улыбалось мне.
— Вода к воде,— сказал Ансуз, заливая водой остатки огня и праха.
— Земля к земле,— со слезами на глазах ответила я и принялась скидывать руками куски глины внутрь могилы. Мне казалось, что Дагаз обнимает меня за плечи, пока я закапываю остатки его тела. Возможно, так и было.
Продолжая скидывать комья земли в погребальную яму, я думала, что никогда раньше никого не хоронила, но всегда что-нибудь случается впервые, даже если совсем не хочется, чтобы это происходило с тобой.

5. Проект «бессмертие».
— Нам надо поесть. Во всяком случае, это необходимо для меня; как тебе, я не знаю,— пробормотал Ансуз, беря меня за руку.
В то же мгновение, мы очутились около входа в какое-то кафе или даже забегаловку. Чтобы отмыть с лица и рук грязь, Ансуз пошел в уборную, оставив меня сидеть за столиком. Он сказал мне незаметно стать старше, пока я буду его ждать, чтобы в последствии не привлекать лишнего внимания к нашим разговорам. Пока его не было, я, взрослея, смотрела в окно и в собственном отражении стекла видела его, своего брата. Я не понимала, видела ли я его на самом деле, это это была такая шутка моего разума, скорбящего о немыслимой потере. В какие-то моменты мне казалось, что мое отражение шевелится и улыбается мне улыбкой Дагаза. Как я могла забыть его имя?
— Теперь твоя очередь. Чумазой ходить некрасиво,— с едва заметной улыбкой сказал Ансуз, положив на мое плечо свою сильную и горячую руку. Вид его был очень усталым и вымотанным.
Я встала из уютного кресла и пошла по направлению к чистой воде и полотенцам. Умываясь, я постоянно смотрела на себя в зеркало, которое продолжало разговаривать со мной одними губами, без звуков.
— Ты тут или это мне мерещится? Если тут, то поговори со мной нормально!— взмолилась я, отчаянно прижимая мокрые ладони с вискам.
— Да, я тут. Тебе не мерещится,— послышалось мне в ответ.
— Тогда что за странные игры? Ты хочешь свести меня с ума?— нервно вскрикнула я.
— Нет, родная. Ты же знаешь, что тебя невозможно свести с ума. Просто мне не хотелось, чтобы ты выглядела сумасшедшей, разговаривающей с собственным отражением,— ответило мне мое же лицо в зеркальной поверхности.
— Так тебя могу видеть только я? И никто больше? Но почему?— я скороговоркой задавала вопросы, всплывающие в моей голове, один за другим.
— Да, видеть можешь только ты, но потому что я касался только тебя. Таких людей, которые по структуре похожи на тебя, не так много, но они все-таки есть. Если хочешь, то твой спутник тоже сможет меня увидеть,— я получила сразу и ответ, и предложение.
Чтобы не казаться такой уж сумасшедшей хотя бы самой себе, на предложение я согласилась, не хотелось быть одинокой в чем-то еще.
— Мне надо возвращаться к столу,— сказала я и, вытерев насухо руки и лицо, вышла из тесной комнатки в общий зал, уставленный столиками, креслами и стульями.
Столик, за которым ожидал меня Ансуз, находился за небольшой колонной, которую надо было немного обойти, чтобы присоединиться к трапезе к моему спасителю. Но там, помимо него сидел еще какой-то миловидный мужчина с каштановыми волосами и пронзительным взглядом. Он улыбался, но при этом речь была его холодна. Он говорил что-то о том, как они с Ансузом работали над каким-то проектом «бессмертие», который Ансуз напрочь забыл из-за происшествия с каким-то там изобретением. Эти отголоски мне показались интересными и я, решив послушать разговор дальше, затаилась за колонной, присев на ближайший стул.
— Ансуз, ты вообще что творишь?— воскликнул незнакомец,— ты что, забыл, как мы сами запихнули этих деток идол-знает-куда-и-когда, в ходе тестирования твоего нового изобретения для путешествий во времени и пространстве. Стоп! Ты же сам все забыл, ну, почти все. Это, значит, такой побочный эффект, да?
— Да, обширная амнезия. Я тебя, вот, почти не помню,— ответил Ансуз спокойно,— но что-то мне подсказывает, что мы были очень близки.
— Конечно близки, ведь мы столько времени работали вместе с этими детками-близняшками!
Я застыла, как громом пораженная. Значит, мы с братом не были такими всегда, это нас сделали бессмертными и неуязвимыми? Их разговор принимал все более интересные обороты, и я уже не имела никакого права выйти из своего укрытия, не узнав большего.
— А ты помнишь, кем они были до того, как мы начали работать с ними?— как-то рассеянно спросил Ансуз.
— Да, они были беспризорными сиротами, мы их просто подобрали на улице. Тем более, что ничье согласие на эксперименты не требовалось, мы начали практически сразу же. Ну и добились успехов, если ты не помнишь.
— Я кое-что вспомнил после того, как забрал одного из них, девочку, из лаборатории. И тело мертвого мальчика тоже. Я хочу, чтобы она жила нормально,— наверное, руки его предательски дрожали, потому что чашка звенела достаточно долго, прежде, чем он смог поставить ее на блюдце.
Я совершенно не чувствовала злости на него, хотя, вроде бы, должна была. Мне казалось, что те вещи, которые он натворил в прошлом с нами, теперь он пытается исправить, стараясь изо всех сил. А вот к его собеседнику я испытывала некоторую неприязнь: еще бы, ведь он говорил о нас, как о вещах. А между тем, как подметил Ансуз, мы все-таки были живыми. Точнее, я была живой.
— А я-то думал, куда это они пропали спустя несколько лет после того, как их нашли,— вздохнул его собеседник,— а это, оказывается, твоих рук дело. Тебе вообще не стыдно умыкать государственную собственность?
— Она человек, пусть немного не такой, как остальные, но имеет право на нормальную жизнь,— уверенно возразил Ансуз, повторив суть своей недавней фразы иными словами.
— Да как она будет жить в обычном мире с такими способностями? Ты вообще понимаешь, о чем говоришь?!— незнакомец повысил голос, словно выплевывая слова.
— Да нормально она сможет жить, я проверял. Более того, она отлично будет помогать людям, в том числе и мне, главное, все рассчитать и сделать то, что необходимо.
— Нет, дорогой, я решительно не понимаю тебя. Ты растрачиваешь свою жизнь на других, пытая исправить не только ошибки своего смутного прошлого, но и подтасовывая факты под себя. Тебе что, своей жизни не хватает? Послушай старого друга и найди себе женщину, оставь в покое эту научную чушь, она тебе и так мозги прилично поломала.
— Да, Гебо, ты, конечно, прав,— неожиданно согласился Ансуз.
— Ты же сам понимаешь, что если ты и дальше будешь шляться по времени и пространству, то память перестанет к тебе возвращаться. Это у нашей девочки есть способность к невероятному восстановлению тканей, но у тебя-то нет. Ты угробишь себя и спалишь весь мозг!— Гебо с силой стукнул по столу, но говорил при этом достаточно спокойно, хоть и увлеченно.
— Есть вариант модифицировать свое тело, чтобы сделать из меня такого же по способностям, как и Вирд, и каким был Дагаз, ее мертвый брат.
— Ты же знаешь, что это все ненадежно, последствия не обратимы и возможны ужасные побочные эффекты. Станешь таким же неоправданно жестоким, как они, и конец всему Миру. Нет, я тебе не позволю. Ты сам наверняка не помнишь всех нюансов, а я тебе помогать не стану и все тут. Я помню, какие кровавые бои они устраивали, когда уже снова жили у нас в лаборатории. И не желаю тебе того же. Ты говоришь, что хочешь дать ей возможность прожить нормальную жизнь, а для себя такой возможности не предоставляешь. Будь эгоистом, в конце концов, каким ты всегда был, и живи для себя!
Я не могла это больше слушать и мне хотелось сбежать от всех этих внезапных откровений подальше, только вот я не знала, куда можно скрыться так, чтобы не нашли. Но зато я знала, как прекратить их разговор. Поэтому я вышла из-за колонны и села между ними. Гебо оказался очень похожим на Ансуза, только с более острыми и четкими чертами лица. Можно даже было подумать, что они братья.
— Вирд, знакомься,— хмуро сказал Ансуз и сделал жест ладонью, указывая на своего собеседника,— Гебо, мой друг… как выяснилось.
Я молча кивнула, пододвигая к себе пустую чашку с блюдцем и чайник с густой ароматной жидкостью внутри.
— Он не умер, я вижу его в отражениях,— сама не зная почему, сказала я,— Дагаз, покажись им пожалуйста.
И Дагаз показался. Я увидела, как его тень метнулась из стороны в сторону, касаясь рук Ансуза и Гебо. Лица моих собеседников на какое-то мгновение изменились, словно их укололи острой иглой.
— Вы же видите?— спросила я, осторожно отпивая горячий напиток.
— Да,— рассеянно, в один голос ответили мужчины.
— Ну и как вы объясните это с научной точки зрения, господа ученые?— нагло спросила я, воспользовавшись моментом их слабости,— и почему его тело умерло, если мы оба были бессмертными?
— Я не знаю, наверное, что-то пошло не так, но это крайне… любопытно. Я постараюсь узнать в чем дело,— немного удивленно пробормотал Гебо.
— Нам пора, Гебо, еще увидимся,— устало сказал Ансуз, беря меня за руку.

6. Операция.
— Так, а теперь, нам надо добавить тебе возможность легко перемещаться в пространстве. Я извлеку из твоего чипа элементы, отвечающие за передвижения во времени и активирую его. Так что ты сможешь легко убегать от нежелательных людей,— говорил он, ковыряясь в каких-то чертежах,— я не могу вспомнить, куда же тебе его могли поставить. Скорее всего, это такое место, где ты не смогла бы достать его сама, а не в руке, как у меня.
— Может, где-то на спине?— предположила я.
— Да, скорее всего,— сказал он, разворачивая меня спиной к себе и расстегивая одежду,— да, вот тут бугорок, прямо под лопаткой. Может быть немного больно.
— Не волнуйся, меня не беспокоит боль. Я вообще не знаю, что это такое,— я сидела с закрытыми глазами и совсем не хотела смотреть по сторонам.
— Ах да,— задумчиво протянул он, и я почувствовала, как что-то липкое потекло вниз по позвоночнику. Завоняло кровью. Я и не думала раньше, что кровь имеет такой резкий и отвратительный, очень сильный запах. В глазах почему-то потемнело, но я по-прежнему ничего не чувствовала.
— Вот это да!— воскликнул Ансуз, продолжая что-то делать с моей спиной, но я слышала лишь тонкий металлический скрежет его инструментов и хлюпание крови,— надо срочно остановить кровь, она слишком сильно хлещет и рана постоянно стремится затянуться. Так не пойдет. Тебе нужно расслабиться, только не очень сильно.
Я послушно расслабилась и открыла глаза, увидев, что сижу в в луже крови, словно в маленьком багряном озере. И в этот момент я поняла, почему умер Дагаз. Шокированная сделанным выводом, я не удержалась и произнесла его вслух:
— Да ты же тогда просто сильно расслабился… ты просто устал бороться и поэтому получил желаемое,— потрясенная, я открыла глаза шире и почувствовала укол боли, а потом еще один, и дальше. Это было странное, ни с чем не сравнимое чувство, но ощущения, что я испытываю его впервые, у меня не возникло. Оно мне было смутно знакомо, словно я просто забыла о нем давным-давно. Чем больше я расслаблялась, тем сильнее чувствовалась боль, которая вскоре завладела каждой клеточкой моего организма. И наверное, я потеряла сознание, потому что очнулась от воплей Ансуза, который сильно хлестал меня окровавленными ладонями по щекам.
— Ты что?! Не покидай меня, не смей! Ты должна жить,— вопил он, тормоша меня из стороны в сторону.
Я разлепила усталые глаза и пришла в обычное состояние. Поняла я это, перестав чувствовать боль, разлившуюся по всему телу.
— Все хорошо, я здесь, с тобой,— сказала я, улыбаясь,— как операция? Прошла успешно?
— Да, вполне успешно, только мы пока не будем испытывать чип в деле, нужно выждать какое-то время после вживления, моя Принцесса. Мне потребовалось пару суток, чтобы прийти в себя, а тебе, полагаю, хватит нескольких часов. Сейчас мы уложим тебя спать, а я подыщу тебе подходящую одежду, эта никуда уже не годится.
— А ты сам когда в последний раз спал?— я вспомнила, что находясь со мной, он постоянно бодрствовал, а ведь ему сон нужен больше, чем мне.
— Я не знаю, это не важно,— невнятно пробурчал он, комкая слова. А потом привычным жестом взял меня за руку и мы очутились в какой-то яркой комнате с белой кроватью. Помещение мне показалось смутно знакомым, но я, прислушиваясь к советам Ансуза, сразу же направилась к постели.
— Переоденься пока в рубашку, что лежит там,— сказал ученый и захлопнул за собой дверь.
Когда я проснулась, Ансуз уже был рядом, чисто выбритый и посвежевший. На спинке кровати, прямо над моими ногами висело светлое платье, больше по размеру того, которое пришлось недавно выкинуть. В голове крутились какие-то картинки об устройстве Мира, его обитателях, о прошлом и будущем. Я четко различала то, что было и то, что будет, хотя ранее даже не имела представления об этом. Блуждая взглядом по комнате, я заметила Дагаза, «сидевшего» на стуле, около дальней стены.
— Тебе понравился мой подарок, сестра?— спросил меня брат, подплывая ближе.
— Да,— ответила я,— только что это было?
— Это те знания, которые я получил, побывав в лабиринтах самых древних в Мире деревьев. И внедрил их в тебя, пока ты спала. Вспоминай, там так странно и интересно: их всего четыре штуки, этих Рябов и они отвечают за разную информацию. Но при том, что они являются хранилищем, они живые.
Ансуз озадаченно слушал наш разговор, не встревая в него. В это время я зашла за ширму в углу комнаты и переодевалась в новое платье. Его размер был намеком на тот возраст, в котором я должна была пребывать. Мое тело живо подстроилось под одежду и я взглянула на себя в зеркало: я выглядела, как молодая девушка. Мое «новое» лицо мне показалось даже красивым: длинные белокурые волосы, тонкий нос и пронзительно белые глаза в обрамлении темных ресниц. Я вышла из-за ширмы и села на тот самый стул, на котором до этого «сидел» Дагаз. Ансуз развернулся и одобрительно покачал головой, глядя на меня.
— У меня и для тебя есть подарок, Ансуз,— сказал Дагаз, подлетая еще ближе к ученому,— я смогу восстановить всю твою память и ответить на некоторые твои вопросы. Но поместить всю информацию из библиотеки в твою голову невозможно. Твоя голова не такая крепкая, как у моей сестры.
— Это было бы просто прекрасно, ведь я слишком многого не помню,— согласился мужчина.
— Хорошо, как только ты проснешься, то будешь помнить уже все. А сейчас, если я ничего не путаю, у вас есть дела.
— Да,— сказал Ансуз, в очередной раз беря меня за руку,— надо тебя пристроить, Принцесса, я не смогу нянчиться с тобой постоянно, но знаю человека, которому это вполне по силам.
Очутились мы у какого-то дома неопределенного цвета и сразу же зашли внутрь, там нас уже ждал высокий немолодой мужчина с седыми волосами и аккуратной бородкой.
— Отилия, это та самая девушка, о которой я тебе говорил ранее. Ее имя Вирд, но мне больше нравится называть ее Принцессой. Ей очень подходит это прозвище, не правда ли?— улыбаясь проговорил ученый.
— Да, действительно. Очень милая девушка, и вполне сойдет за мою дочь,— кивнул статный Отилия.
— Только, будь добр, не обращайся с ней, как с обычным человеком, она ведь… очень особенная.