[Jana Weber]

Innominato

Innominato, няша, привет и спасибо огромное за прекрасный подарок какая крутая открытка <3 что может быть приятнее в день рождения, чем физиономия Джо? хештеги богические, особенно про цветы аъаъаъа люблю его и тебя

Фотосет заставил меня сделать так нувоткактытаккрутоснимаешь *___* теперь каждый раз когда я зачем-то захожу в свою тему, отматываю на последнюю страничку и пересматриваю все эти кадры: 3

Спасибо огромное за такой охрененный подарок жду тебя с де Лоранами теперь: 3

Influence

Influence, привет

Хах, знаешь, у меня часто из этих поз и рождаются идеи) вижу новую классную коробку, и сразу в голове роятся мысли, кого и где я могла бы в этих позах снять)

Я как раз подумала, что кадров с многими из этих пейрингов мне не хватает, и тут Яна пришла и всё сделала

*___* люблю когда мои потребности как автора совпадают с читательскими)

Интересно видеть Чейзи на фоне тех самых нищенских квартир (которые я так обожаю). Но еще интереснее, что их это совсем не напрягает: целуются под дождем в лучших традициях мелодрамы и выглядят счастливыми, ни на секунду не сомневаясь, что настоящей любви ничего не помешает. Примерно так я и вижу их отношения. Всё это, конечно, красиво и романтично, но как бы реальность не внесла коррективы. А она, судя по той ссоре из-за выборов, медленно, но верно их вносит.
Значит, они всё-таки вернутся в Торвилль, а я почему-то была уверена, что именно Чейзи первыми переедут. Или у них всё ещё впереди?

Тоже дико люблю эти квартиры! Раз не случилось заселить туда династийную семью, то постоянно ищу повод кого-то там поснимать)
Возможно, мне стоило указать таймлайны - но предполагалось, что спойлеров среди этих скринов нет. Все кадры иллюстрируют то, что уже произошло. А Дейзи и Чарли часто ездят в Торвилль - у обоих там родители, поэтому это логично)

Кадр с Дэвисандрой умилил: пьяная Сандра в дэвидовой рубашке и няшных носочках так очаровательно облокачивается на него, а он не менее очаровательно поддерживает ее и, кажется, собирается транспортировать в спальню. По-моему, этот скрин идеально отражает их отношения: Дэвид знакомит Сандру со всякими запретными удовольствиями, а она, несмотря на свое мортемианство головного мозга, вовсе не против чуть-чуть погрешить

Угу: 33 только недавно говорила, что две составляющие этого пейринга это 1) рубашка Дэвида на Сандре 2) алкоголь
Спасибо за комплимент интерьерам: 33

Оливекка - мой самый любимый кадр. Эти позы и ситуация как будто были сделаны для них. Бекки в повседневной одежде еще милее, чем в деловой, а Оливер тут внезапно выглядит "не мальчиком, но мужем", в противовес иллюстрациям из отчетов. А еще здесь классный ракурс и отличная проработка заднего плана, начиная от паркомата и заканчивая зданиями на заднем плане (что это там такое с полукруглой крышей прямо за их спинами?).

Спасибо! Это и мой любимый кадр тоже) нра фраза "не мальчиком но мужем"
С полукруглой крышей - не помню что, но когда зайду в игру - гляну)

Райлер - второй любимый кадр. Великолепно проработан задний план, и декор очень в тему, особенно эти два громадных бутера (судя по количеству ветчины, оба Тайлеровы, уже предвижу бубнеж Рут на тему "трупоедства" ). И этот цветочек в ее руках меня покорил

<33333
Тайлер мог совершенно искренне и ей бутерброд с ветчиной сделать он не Чарли, и пререкаться с ней не будет, ну и пусть себе говорит про свое вегетарианство, он будет слушать, кивать, и есть мясо)

"хлеб, молоко, яйца, гуро"

Я так истерически заржала от этой фразы, тебе надо было видеть
на самом деле, Диадема названа в честь одушевленного персонажа, хотя большинству читателей это вряд ли очевидно. Диадемой в русском переводе назвали Glimmer из голодных игр, а мне как раз хотелось пафосное и "громкое" имя для кошки.
Но меня, кстати, неодушевленные имена вообще не смущают. Одно поколение кошек я назвала в честь растений, нынешнее - в честь хлебобулочных изделий)

Знаешь, какая у меня была первая ассоциация с этим кадром? Вовсе не "сильная и независимая сорок кошек", а, внезапно, бондиана. Там у главного злодея есть большой белый кот, и это дает мне надежду, что он не полное чудовище. Не может человек, любящий животных и заботящийся о них, быть полностью плохим. Аналогично и с Пруденс, эти кошки рождают во мне веру в то, что она не такая ужасная, какой кажется. И, кстати, эта максисовская пижама идет ей, как никому другому.

Интересно)
У меня на этот счет несколько другое мнение - меня часто смущали популярные высказывания в интернете, на тему "собаки лучше людей" и пр. Хорошо если это обычное хвастовство и попытки поиграть в модных нынче социопатов, но если человек считает так на самом деле, я бы с ним общаться поостереглась)

Не нужно даже разбираться в фотографии, чтобы это понять, тут чистая логика: четкие объекты психологически отделяются от размытого фона, а ты явно хотела показать единство Пруденс и ее питомцев как друг с другом, так и с обстановкой. Размытие же их разъединяет.

Похоже, логика у нас с тобой разная, потому что никакого единства с обстановкой я ни на одном кадре показывать не хотела) с обстановкой я хотела показать контраст. Размытие нужно было мне на всех скринах, чтобы подчеркнуть, что персонажи - это важно, они в фокусе, на них надо смотреть, а всё остальное - это просто фон.
Но меня тоже смущала неаккуратность, и исправить этот момент, сохранив скрин в нынешнем виде, у меня не вышло. Поэтому я обработала этот скрин заново, оставив размытие частично. Надеюсь, теперь он выглядит лучше)

До постов в ЖЖ я дойду позже, когда буду дома, а пока пожелаю тебе удачи и вдохновения на отчеты и новые фотосеты, если такие остались

Спасибо большое <33 фотосетов осталось три, но в этом месяце я больше ничего снимать не планирую - и так много чего надо успеть выложить)

Благодарю за отзыв

Надеюсь, честные мортемиане простят меня за написание этого текста. 16+, да.
Саундтрек рейтингом ещё выше, поэтому ссылку на перевод прикладывать не буду. Но, как говорится, кто ищет, тот обрящет)



Спасите наши души /Руди/

Nine Inch Nails - Closer

Отец Руди был моряком.
В то время, когда ему случалось ещё порой возвращаться из своих длительных рейсов, он пытался учить её основам радиотелеграфной связи. Старая аппаратура в подвале работала с перебоями, но отцу удавалось передавать простые сигналы на приёмник Руди, в какой бы точке дома она ни находилась. Позже, когда аппаратура пришла в негодность, они принялись обмениваться сообщениями с помощью стука или фонарика. Тире-тире-точка-точка тире-точка-точка точка-тире-точка - здравствуй. Тире-точка-точка точка-точка-точка точка-тире-тире - до свидания. Точка-тире-точка точка-точка-тире тире-точка-точка точка-точка - Руди.
Попытки обучить простейшим сигналом мать или кого-то из немногочисленных подружек провалились с треском, поэтому теперь Руди отстукивает сигналы сама для себя. Три точки - три тире - три точки. Спасите-Наши-Души. Спасите-От-Смерти. С.О.С.

Шаги Уоррена она слышит сразу, и по привычке пытается интерпретировать стук его ботинок как сообщение - но оно выходит черезчур путанным. Уоррен - не отец. Он не знает сигнальной азбуки.
- Как, ты ещё не одета? - раздаётся за её спиной, - поторопись. Не стоит заставлять твою маму ждать.
- Маме всё равно, она умерла, - отзывается Руди, - я так пойду. У меня нет ничего чёрного в гардеробе.
- Это ничего.
Позади слышится шелест ткани, и обернуться всё же приходится - чтобы увидеть в руках Уоррена короткое платье из чёрного кружева. Как пошло.
- Думаю, тебе подойдёт, - он бросает платье на кресло, - примерь.
Руди смотрит на Уоррена, но тот не сдвигается с места. Ладони становятся влажными, и ей приходится вытереть их об одежду.
- Хорошо.
Он кивает, но не выходит. Да что же с ним не так?
- Уоррен, - говорит Руди, - выйди, пожалуйста.
Тот словно спохватывается и тянется к ручке двери.
- Не забудь надеть мортимеров камень, - бросает он ей напоследок, - священнику ни к чему знать, что он отпевает мать неверующей.
Когда Уоррен выходит, Руди медленно выдыхает, и напряжение покидает её тело вместе с воздухом через рот.

. . . — — — . . .

Здесь даже нет нормальных кладбищ. При церквях есть только заросшие мидбискусом территории для захоронения, где покоятся прихожане. Чтобы получить тут место, нужно сначала заручиться поддержкой священника - человеку с улицы попасть туда практически невозможно. У Руди невольно проскакивает мысль, что если она соберётся умирать, то сперва уедет из этого города куда-нибудь ещё.
Она ведь с самого начала знала, что это закончится катастрофой. С того дня, когда мать сообщила ей, что выходит замуж, биение её сердца стало напоминать часовой механизм бомбы. Уоррен ей не понравился сразу, как только они перебрались из такого родного и удобного во всех отношениях Сентфорда в кишащий ханжеством Шейнс. До недавнего времени она делила их семью на две непересекающиеся и независимые друг от друга части: первой частью были мать и Уоррен, второй - отец и она сама.
Мать стелилась перед Уорреном, как половая тряпка, в то время как Руди до последнего пыталась сохранить себя в первозданном сентфордском виде. Даже когда стало понятно, что мать не оправится от танафазии, Руди не ощущала боли. Это ведь не она умирала. Это Уоррен терял игрока. И только когда Руди увидела материнский гроб, до неё вдруг дошло, чего именно она лишилась. Мать больше не могла служить щитом между ней и Уорреном, а отца она не видела восемь лет. Теперь они остались только вдвоём.
Большую часть пришедших на похороны людей Руди не знает, и её смущает, что почти все они плачут. Сама она только сжимает букет - так, словно хочет задушить его - и думает о чём угодно, но не о своём сиротстве. Зато Уоррен рыдает навзрыд. За него даже неловко. Другие, наверное, думают, что он так сильно её любит, но Руди в это не верит. Даже когда он сутками не отходил от материнской постели, она не видела в нём чувств. Он как будто просто за что-то перед ней извинялся.
- Пойдём, Руди, - зовёт Уоррен, когда все расходятся, - если долго здесь стоять, только хуже будет.
- Ещё немного, - просит она.
Когда Уоррен всё же уводит её за руку в машину, часовой механизм в сердце становится громче.

. . . — — — . . .

Стук ложек напоминает Руди о школьной столовой. Уоррен словно нарочно налил суп в плоские тарелки, и теперь ей мало того что не удаётся зачерпнуть полную ложку, так ещё и этот противный звук.
- Спасибо за обед, Уоррен, - с нажимом говорит он.
Руди подносит ложку ко рту, чтобы тот не заметил, как она скривилась.
- Да, спасибо.
Уоррен возвращается к своей тарелке и какое-то время кроме стука ничего не слышно.
- На самом деле, я ждал, что ты возьмёшь домашнюю работу на себя, - снова подаёт голос он, - я не могу всё делать один, тем более что ты всё равно почти закончила школу. Кто-то должен заменить твою мать.
Руди закашливается и откладывает ложку. Уоррен выжидает несколько секунд, а затем хлопает её по спине.
- Вообще-то, я собираюсь учиться дальше, - решается она, - думаю о ГСУ.
Уоррен изгибает бровь, и Руди морщится. Когда он так делает, остальная часть лица не двигается. Как будто принадлежит другому человеку.
- И какой факультет тебя интересует?
- Кораблестроительный.
Уоррен вздыхает и тоже кладёт ложку на стол.
- Брось, Руди. Это слишком тяжёлая работа для женщины. Я вполне могу заботиться о тебе, пока ты не выйдешь замуж.
- Я хотела бы заботиться о себе сама.
Это было слишком резко, наверное. Руди искося смотрит на Уоррена, но того, кажется, не задело. Он даже улыбается.
- Прекрати, - почти нежно говорит Уоррен, - я бы себе не простил.
Руди возвращается к еде. Ложкой приходится провести по всей тарелке, и то зачерпнуть получается совсем немного.
- Ещё я думала о смене фамилии, - продолжает Руди; что ей теперь терять? - если мама умерла, мне больше незачем быть Милтон. Я хотела бы взять фамилию того родителя, кто ещё, возможно, жив.
Уоррен вздыхает и качает головой.
- Руди, Руди. Неужели тебе не претит зваться именем человека, который тебя бросил? Если так хочется сменить фамилию, логичнее взять мою. Мы ведь одна семья.
Они снова возвращаются к еде. До конца обеда никто больше не говорит ни слова.

. . . — — — . . .

Первым, что видит Руди после пробуждения, оказываются ноги Уоррена. Она тут же сонно потягивается и утыкается носом в подушку, чтобы он ничего не заметил. Лежит так с полминуты, старается не дышать. Ей почти удаётся себя убедить, что ноги ей приснились, и она даже приоткрывает глаза, но нет - они всё ещё там. Босые, обтянутые серой пижамной тканью.
Руди зажмуривается и скользит рукой глубже под одеяло. А потом принимается едва ощутимо отстукивать на коленке привычный ритм. Три коротких постукивания - три длинных - три коротких. Раз-два-три, ра-а-аз, два-а-а, три-и-и, раз-два-три. Ритм успокаивает, но сердце бьётся громче, а ведь Уоррен всего в паре шагов от неё. Подойдёт ли он, если услышит? Подойдёт ли, если будет думать, что она спит?
Руди кажется, что пока она делает вид, что спит, она неуязвима. Уоррен дышит тяжело, этот звук перебивает её сердцебиение, и она мимо воли начинает отстукивать ритм громче. Раз-два-три. Раз. Два. Три. Раз-два-три.
Возможно, он просто беспокоится за неё. Она ведь только что потеряла мать. Возможно, он не может уснуть, потому что сам только что потерял жену и хочет поговорить с кем-то. Ах, что за глупость. Можно подумать, они когда-то вели задушевные разговоры.
Руди сползает ниже под одеяло, так, чтобы оно укрывало её почти целиком. И больше не смеет открыть глаза. Когда Уоррен еле слышно выходит из комнаты, она, наконец, разрешает себе уснуть по-настоящему.

. . . — — — . . .

Руди ждёт Эмму в холле, хотя покончила с Большим Тестом задолго до конца отведённого им времени. Она перебирает в голове вопросы, когда вдруг понимает, что едва ли помнит, что отвечала. Все имена и даты смешались в кашу.
Эмма выходит из классной комнаты через полчаса и, кажется, очень удивляется, когда видит Руди на скамейке у двери. Небось, думала, что она мечтает смыться из школы при первой же возможности.
- А я тебя жду, - улыбается Руди, - хочешь, провожу?
Эмма кивает и пытается улыбнуться в ответ, но что-то в её улыбке настораживает Руди. Не хочет? Согласилась из вежливости?
- Ладно. Но только до парковки, за мной заедут родители.
Они идут молча, и Руди это беспокоит. Она рассчитывала на лёгкую дружескую беседу - это помогло бы ей решиться сказать то, что она собирается сказать. Эмма идёт, глядя прямо перед собой, и, кажется, совсем не собирается ей помогать.
Когда они останавливаются, у Руди от волнения начинает ныть внутри. Всё должно было быть не так. Эмма не то чтобы ей очень нравилась - она была глуповата и слишком уж помешана на мортемианстве - но тоже не относилась к самым популярным девушкам школы, а потому казалась лёгкой добычей. Очевидно, она не была так уж рада инициативе Руди, несмотря на то, что больше никто особенно не рвался с ней дружить.
Когда лицо Эммы проясняется от вида подъезжающей к школе машины, Руди решается.
- А давай ко мне пойдём? Я ужин приготовлю. Можешь даже на ночь остаться - дом большой, и мы никому не помешаем.
Взгляд Эммы меняется, и Руди читает в нём "нет" ещё до того, как та успевает открыть рот.
- Извини, у меня другие планы. Может, в другой раз.
Ноющее чувство в груди усиливается втрое и перемешивается с хорошей порцией неловкости. Вот зачем сказала про ночёвку? Нужно было заговорить об этом потом, уже дома, во время какого-нибудь непринуждённого разговора. А теперь уже ничего нельзя исправить.

Эмма садится в машину, Руди машет ей на прощанье, а затем собирает волю в кулак и заставляет себя побрести в сторону дома. Где будет только она и Уоррен. А больше - ни души.

. . . — — — . . .

Руди просыпается от звонка в дверь. Он раздаётся трижды за то время, пока она пытается прийти в себя и сообразить, что происходит. Только что обретённое во сне умиротворение тут же сменяется знакомым комком нервов. Уоррен. Уоррен вернулся.
Руди просовывает ноги в тапочки и направляется вниз, шаркая подошвами по полу. Дело дрянь. А ведь она так радовалась, когда не застала его дома. И когда он не пришёл сначала к восьми, а затем и к девяти. Вот зачем он только вернулся?
Уже открывая дверь, Руди запоздало соображает, что стоило хотя бы халат накинуть поверх пижамы - от этой мысли ей становится ещё беспокойнее. Замок щёлкает под её руками, и на пороге действительно оказывается Уоррен. Она делает шаг в сторону, чтобы пропустить его, но тот просто стоит, не делая попыток пройти внутрь.
- Уоррен, - подаёт голос Руди, - всё в порядке?
Тот делает неопределённое движение рукой и слегка заваливается влево, силясь не потерять равновесие. Тогда-то она и понимает - Уоррен мертвецки пьян.
- Я разбил машину, - говорит он, - у леса стоит.
Может, зря она думала, что он не любит мать? Он ведь никогда не пил. Наверное, и правда переживает.
- Надо позвонить Биллу, - продолжает Уоррен, - пусть поможет забрать.
Руди хочет сказать, что в таком состоянии ему лучше отправиться спать, но решает промолчать. Тот всё-таки переступает порог и направляется к телефону, чтобы в следующий момент едва не свалиться на пол. Руди, поддавшись рефлексу, хватает его за предплечье, и тот повисает на ней беспомощным грузом. Она едва не валится с ног.
- Уоррен, встань сам. Мне тяжело.
- Ты так похожа на мать, Руди, - шепчет он алкогольными парами ей в лицо, - оч-чень похожа.
Она пытается оттолкнуть Уоррена, но тот оказывается сильнее, и спустя несколько секунд борьбы просто вжимает её в противоположную стену.
- Ты чего? - он стоит теперь почти прямо и смотрит ей в глаза; улыбается, - боишься меня?
Она боится. Она ещё как боится. У неё всё нутро сдавливает от осознания, что Уоррен так близко.
- Не бойся меня, Руди, - он хватает её за подбородок и вынуждает посмотреть ему в глаза, - я не сделаю тебе ничего плохого.
В момент, когда их лица оказываются друг напротив друга, Уоррен одним движением тянет её на себя и врывается языком в её рот.

Руди протестующе мычит, крутит головой, и в конце концов ей удаётся отстраниться, но не вырваться. Уоррен не сдаётся, скользит губами к её уху, сжимает левой рукой её предплечье.
- Уоррен, не надо, пожалуйста, - голос срывается, он, наверное, не слышит, - пожалуйста.
Руди вся дрожит, кровь как будто отлила от конечностей, оставив их слабо беспомощно дрожать. Собирает последние силы в кончиках пальцев, упирается ими Уоррену в грудь и толкает. Тот отшатывается, но только на секунду. А затем рычит и наваливается на неё снова.
- Руди, Руди, ну хватит, перестань, я всё равно не отпущу, - пьяно шепчет он ей в ухо, заправив за него прядь; его движения тоже пьяные, то и дело больно за волосы дергает, - это быстро. Клянусь тебе, мне нужно быстро.
Она затихает, и Уоррен расслабляется - даже держит её чуть слабее. Тело Руди не двигается, но мозг её работает, как машина. И ладонь стискивает руку Уоррена в привычном, давно отточенном ритме - три коротких сжатия, три длинных, три коротких. Рефлекторно, конечно. Кто теперь станет читать её сигналы? Кому теперь понадобится спасать-от-смерти её душу? Дом пуст.
Уоррен принимается покрывать поцелуями её шею, и в один момент Руди не выдерживает. Её зажатое, сторонящееся любых прикосновений тело ощущает крайнюю степень допустимого контакта, и просто не может позволить ему перейти черту. Шестерёнки в её голове крутятся со скоростью звука, бьются над поставленной задачей, и в один момент, найдя решение, останавливаются. Теперь Руди знает, что делать. И тогда всё происходит, как в замедленной съёмке.

Раз. Руди нащупывает мортимеров камень на шее Уоррена.

Два. Она скручивает цепочку узлом у самой его шеи.

Три. Тянет что есть силы.

Уоррен даже не сразу понимает, в чём дело. Запоздало тянет руки к импровизированной удавке, хрипит. Пьяное тело не слушается, пальцы то и дело мажут мимо цели. Ему уже не хватает воздуха. Раздватри, ра-а-аз, два-а-а, три-и-и, раздватри - считает Руди. Она себя не видит, но, должно быть, она выглядит страшной сейчас. Раздватри, ра-а-аз, два-а-а, три-и-и, раздватри. Руки Уоррена хватаются, наконец, за её руки, но хватка уже не та, что была. Пара неловких попыток разомкнуть пальцы Руди ему не удаются, и в конце концов он отпускает их совсем. Смотрит на неё неверяще, мол, это что, правда происходит? Ты правда это со мной делаешь? А затем снова наваливается на неё. На этот раз - непреднамеренно.
Руди приходит в себя, только когда чувствует вкус крови во рту. Своей крови, она прокусила губу. Реальность наваливается на неё снежной лавиной и тогда она, вскрикнув, отталкивает от себя Уоррена. Он не сопротивляется. Послушно ударяется о противоположную стену и сползает по ней, беспомощно раскинув руки в стороны.
Руди пытается привести дыхание в норму и глаз не сводит с Уоррена. Первые секунды она, кажется, ждёт, что он сейчас встанет, или хоть шевельнёт какой-нибудь частью тела, но даже его грудная клетка остаётся пугающе недвижимой. Тогда Руди перестаёт смотреть и проходит в ванную.
Горячая вода приятно ощущается на онемевших пальцах, и становится немного легче. Она стоит так, не вынимая руки из-под крана, даже когда кожа сморщивается. Слышит какой-то звук, и тут же дёргается, оборачивается к Уоррену, но нет - тот лежит, как лежал. Просто ветка за окном. Дома по-прежнему никого нет, кроме них двоих. Их никто не слышал. Не о чем беспокоиться.

У Уоррена нет близких друзей, у него отпуск на работе, несколько дней его вообще не будут искать.

У них не было открытых конфликтов - напротив, он остался единственным кормильцем в семье, и его потеря значит для Руди ухудшение жизненных условий.

К тому же, он не застрахован. Точно, не застрахован. И на нём нет никакого имущества, кроме годичного договора об аренде дома.

А ещё машина, которую он разбил и бросил. Внутри, небось, пустые бутылки лежат. Все так и подумают, мол, напился с горя об умершей жене, ушёл куда-то в лес, а там его звери разорвали.

Всё невероятно удачно сложилось. Никто ничего не узнает. Никто не поймёт, что это она его убила.

Подумав так, Руди сползает по стеклу душевой кабины на пол, утыкается лбом в ладонь и долго, протяжно воет.

. . . — — — . . .

Руди просыпается от стука в дверь. У неё спина затекла от сна в неудобном положении, но она не встаёт. Пусть думают, что никого нет дома.
Стук продолжается ещё какое-то время, а потом затихает. Руди решается встать. Осторожно, на цыпочках, она выходит из ванной в коридор и надевает тапки. Уоррен лежит в том же положении, что и вчера, и это её почему-то удивляет. Как будто он мог проснуться и уйти. Руди издаёт нервный смешок. А затем обходит Уоррена вокруг, специально громко шаркая подошвами. Осмелевает и даже слегка пинает его носком. Что он, такой, может ей сделать? Ей больше не нужно его бояться. Теперь - точно.
Руди поднимается к себе, надевает самую удобную одежду, которую может найти, и принимается за уборку. Она раскладывает вещи, которые разбросала ещё в дни подготовки к Тесту, перемывает посуду и материнские стеклянные вазочки на кухне, снимает палкой паутину в углах кладовой. В коридор она старается не заглядывать. Нужно просто отвлечь себя, ни о чём не думать, сместить фокус с мыслей на какое-нибудь дело. Ей неплохо это удаётся, пока она не слышит стук снова. Сердце Руди начинает биться чаще, но на этот раз она решает открыть. Нельзя ведь вечно сидеть взаперти. Это будет подозрительно.
Она приоткрывает дверь и становится так, чтобы заслонить Уоррена. Пускай даже кажется, она немного не в себе. Она ведь трудится. Всё сойдёт за усталость.
- Здравствуй, Руди. Я заходила утром, но никто не открыл.
Госпожа Хэнби. Конечно, это была она. Никому во всём городе больше не интересно, что происходит в этом доме.
- Наверное, я спала, - говорит Руди, - вчера я написала Большой Тест и очень устала.

- Уоррен дома? - интересуется та, и пытается заглянуть Руди через плечо, - я хотела предложить ему газонокосилку. У вас всё так заросло.
- Он вчера уехал и до сих пор не вернулся. Наверное, остался ночевать у кого-то из друзей.
Госпожа Хэнби слегка хмурится, но Руди не удаётся считать мысли с её лица. Она просто так спросила? Или что-то подозревает? Сейчас она найдёт повод войти, и тогда всё пропало.
- И оставил тебя одну?
Вот же прилипла.
- Уоррену сейчас тяжело, - вздыхает Руди, - я стараюсь давать ему достаточно свободы, чтобы помочь ему справиться с горем. Когда он вернётся, я обязательно скажу ему, что вы заходили.
- Будь любезна.
Госпожа Хэнби стоит на пороге ещё несколько секунд, а потом кивает и уходит. Только закрыв за ней дверь, Руди обнаруживает, что её ладони взмокли от волнения. Чуть не попалась. Как было бы глупо.
Она вытирает их о передник, прислоняется спиной к двери, и окидывает Уоррена взглядом - впервые с самого утра.
- Пора избавиться от тебя, - говорит она полушёпотом, - ты так не считаешь?
Уоррен молчит, а Руди снимает с волос косынку и поднимается к себе. Нужно всё как следует подготовить.

. . . — — — . . .

Когда на улице окончательно темнеет, Руди решает - сейчас. И отключает придомовое освещение. А затем спускается вниз.
Уоррен успевает ещё немного сползти, и теперь почти лежит - только голова опирается о стену. При взгляде на него у Руди вновь появляется тяжёлое чувство в груди, но она успевает задушить его ещё в зачатке. Не время проявлять слабость. Нужно сначала решить проблему, а уж потом она будет проклинать себя, сколько влезет.
Размяв немного руки, она хватается за плечи Уоррена и принимается тянуть его к двери. Он оказывается намного тяжелее, чем она себе представляла, но никто не обещал, что будет просто, верно? Было бы легче, оставь он тогда машину дома. Она просто отвезла бы его в лес и бросила там. Теперь же ей придётся провозиться несколько часов.
Руди распахивает дверь и тащит Уоррена наружу, то и дело косясь на улицу. В Шейнсе не принято разгуливать по ночам, и её вряд ли кто-то заметит в такое время, но рисковать, конечно, не стоило. Её лоб покрывается испариной уже к тому моменту, когда Уоррен оказывается за дверью, но Руди пока не разрешает себе передохнуть. Никаких перерывов, пока она не дотянет его до заднего двора.

Тук, слышит Руди, когда ноги Уоррена соскользают со ступеньки. Тук, тук, тук, тук. Она делает усилие и рывком затаскивает его на траву. И тогда дело идёт легче.
Со стороны это, наверное, выглядит дико - Руди сама себе кажется героиней какого-то пошлого триллера. Она словно смотрит на себя со стороны, когда оставляет Уоррена у куста мидбискуса, когда идёт в гараж за лопатой, когда принимается копать. О, да, вытащить его из дому было детской забавой. Земля пусть и рыхлая, но её ведь целую гору придётся выкопать, чтобы Уоррен там поместился. Только спустя пару минут Руди понимает, что копает в определённом ритме: раз-два-три - она толчками вбивает лопату в почву; ра-а-аз, два-а-а, три-и-и - она зачерпывает землю и отбрасывает в сторону; раз-два-три - небольшая пауза, чтобы перевести дыхание.
Руки немеют уже через каких-нибудь полчаса, но Руди больше не хочется останавливаться. Она входит в раж и тело двигается почти автоматически. Раз-два-три, ра-а-аз, два-а-а, три-и-и, раз-два-три. Больше никакой физической работы, Руди. Это последний раз. Только уладь это как-нибудь, и больше никогда не поднимешь ничего тяжелее папки бумаг.
Когда Руди решает немного отдохнуть и опирается на древко лопаты, ей вдруг приходит в голову мысль - а что, если бы он тогда ничего ей не сделал? Он ведь был пьян. У него просто могло не получиться. Что, если бы она просто ударила его? Он вряд ли сильно пострадал бы от этого, но мог испугаться и отстать. Или просто упасть и уснуть, а на утро ощутить себя ужасно виноватым и не трогать её больше никогда. Что, если бы она не отправилась плакать в ванную, когда он, задушенный ею, свалился на пол, а позвонила бы в скорую? Что, если бы его могли спасти?
Руди ощущает знакомую дрожь в пальцах, и вместо того, чтобы дать ей разрастись вовсю и ослабить тело, напрягает руки и принимается копать снова.

. . . — — — . . .

Nine Inch Nails - Right Were It Belongs v2

текст/перевод

Утром в понедельник Руди просыпается в прекрасном настроении. Сегодня у неё особенный день. В Плезантвью её уже ждёт комната, которую она нашла по объявлению - платить не придётся, если она станет помогать хозяйке квартиры в быту. Если удастся ещё и на работу устроиться, до начала учёбы она сможет скопить неплохую сумму.
Руди надевает мамину блузку с кружевом и долго смотрит на себя в зеркало, прежде чем выйти из дома. Великовата, конечно, но в ней она выглядит взрослее и серьёзнее. Руди это нравится.
Только добравшись до вокзала, она понимает, что вышла из дому слишком рано - до отправления поезда ещё целый час. Но это не так уж и страшно. Сейчас она купит свежий выпуск Симлендского Вестника и сядет пить кофе в столовой. Время пролетит незаметно.
Оглядываясь в поисках газетного киоска, она вдруг слышит в толпе собственное имя.
- Руди! Руди, постой!
Источник звука обнаруживается быстро. Эмма, тоже с чемоданом, мчится к ней сквозь толпу других пассажиров. С ума сойти, они ведь с самого Теста не виделись.
- Привет, - улыбается она, - тоже в ГСУ?
- Да, - кивает Руди и улыбается тоже, - меня не взяли туда, куда я хотела, но из гуманитарных факультетов могу выбрать почти любой.
- Здорово, - Эмма тянется за каким-то буклетом, - послушай, я знаю, что ты не особенно религиозна, но нашей церкви сейчас очень нужны пожертвования, и я подумала, может, ты захочешь внести посильную помощь?
Руди ухмыляется. Она знает, почему Эмма так подумала. Ведь теперь шею Руди украшает мортимеров камень Уоррена на серебрянной цепочке. С того самого дня она носит его, не снимая.
- Конечно. У меня с собой немного наличных, поэтому я выпишу тебе чек, ладно?
Руди тянется за чековой книжкой Уоррена, а затем ручкой Уоррена выводит размашистое "П. Крамплботтом" напротив цифры 500. Она взяла всё это без спросу, но думает, что Уоррен не станет возражать.
- Твоего отчима так и не нашли? - в унисон с её мыслями спрашивает Эмма, - извини, что я только сейчас спрашиваю, мне просто недавно об этом рассказали.
- Нет. Но я верю, что он цел и с ним всё в порядке, - говорит Руди, - возможно, он просто запутался и ему нужно побыть какое-то время одному. Понимаешь, о чём я?
Эмма кивает и принимает чек из её рук.
- Ничего себе, - поражённо выдыхает она, когда видит сумму, - ты уверена?
- Абсолютно, - кивает Руди, - у меня есть кое-какие сбережения, к тому же, я не так давно пересмотрела отношение к мортемианству, и мне хочется немного возместить себе те неверующие годы. Бери, мне будет приятно.
- Спасибо, - Эмма улыбается снова, - мне нравится твоя новая фамилия. Но почему П.? Разве Руди не твоё настоящее имя?
- Это сокращение от Пруденс, - поясняет та, - сначала так звал меня отец, а потом стали называть и остальные.
Эмма кивает снова и косится на стоящих неподалёку родителей.
- Ты знаешь, я, наверное, пойду, - её голос звучит слегка виновато, - увидимся во время учёбы?
- Обязательно.
Руди веселят её интонации - небось, ждала, что она вцепится ей в юбку, как привыкла делать это в школе. Её едва не разбирает смех, когда она видит на лице Эммы облегчение.
Она смотрит ей вслед всего секунду, а затем поворачивает голову к расписанию поездов. Пытаясь отыскать свой, Руди вдруг ловит себя на том, что отбивает пальцами по ладони привычный ритм - три коротких удара, три длинных, три коротких. Она позволяет себе отстучать его последний раз, а потом решительно сжимает руку в кулак. Больше она не будет так делать. К чему ей этот сигнал? Она спасёт свою душу сама. И да поможет ей Мортимер в этом.

июль, 3047 г.

Прим.

Мидбискус действительно существует, но только в игре