Что интересно, про мужа Этани не известно практически ничего. Нет, после свадьбы-то это был вполне обычный парень, работавший в строительной фирме и, похоже, искренне любивший жену и детей, несмотря на все странности своих новых родственников. Единственная странность самого Раймона Фьерро – у него словно не было прошлого. Родственники, друзья детства, школа, да хоть место рождения – ничего. По документам, конечно, всё это имелось, но деревенька, из которой он был родом, сгорела за несколько лет до его встречи с Этани. Та же печальная участь постигла архив школы, в которой он учился. Профессию, судя по всему, он вообще получал на практике – и работал при этом нелегально (нет, диплом у него был, но в архивах якобы выдавшего его учреждения – на удивление уцелевших – о том дипломе нет ни слова). Вообще создается впечатление, что до помолвки с Этани Раймона в мире не существовало. Ну или он был засекречен до совершенно безумной степени, но чем он занимался – и кто отпустил «на покой» еще очень молодого мужчину? Ни Этани, ни Дженни не пишут о прошлом Раймона ничего. Только вскользь упоминают, что семья у него все же была – и он не прекращал с ней общения. Даже иногда встречался с родственниками.
В остальном же их семья была мало чем примечательна. Раймон работал «по специальности», Этани помогала в больнице (у нее, кстати, «корочки» тоже были не совсем настоящие). Когда Маеве было лет одиннадцать, у пары родился сын (назвали Арланом). Когда Маеве исполнилось шестнадцать (и Арлан пошел в школу), Этани уже ждала второго ребенка (тоже мальчика, назвали Франциском).
Жили они тихо, мировой известности не приобрели – и все упоминания о них в посторонних источниках связаны в основном с работой Раймона. Ну еще дети пару раз «засветились» в заметках о школьных праздниках. В остальном – даже слишком тихо. И это в горах, где такой простор для бед и несчастных случаев (одни холодные зимы чего стоят). Но нет, проклятие молчало, словно Дженни где-то достала оберег от гнева фэйри.
Дилан жил еще тише, но с ним как раз всё понятно: некроманты редко стремятся привлекать к себе внимание широкой общественности. Могущества и вечной жизни хотят часто, а вот известность им обычно только мешает. Даже полулегендарные маги далекого прошлого, армиями нежити которых пугают детские сказки, появляются «ниоткуда». Вот вы представляете, как надо таиться, чтобы спрятать ото всех (в первую очередь – от светлых «коллег») хотя бы сотню зомби? Неудивительно, что о жизни Дилана после смерти Трейси я знаю преимущественно то, что он был – и практиковал свое проклятое искусство. Иногда при этом даже работал на гильдию.
Ну еще знаю, что примерно раз в полгода-год он созванивался с Дженни или Этани – и делился с ними теми новостями, которые считал достойными занесения в хроники. Сам он объяснял это корыстными мотивами: Дилан все еще жил один – и просто не хотел заморачиваться с составлением истории семьи. С другой стороны, он знал, что эту самую историю – порой «через не могу» - писали все поколения, да и Дженни было несложно оказать родственнику мужа эту мелкую услугу.
Дженни вообще жалела Дилана. Для нее счастье было неразрывно связано с семьей: совсем малышкой она попала в детдом – и сохранила о нем самые мрачные воспоминания, зато потом была большая и счастливая приемная семья, почти без перехода сменившаяся жизнью с Сильвестром. Она, похоже, просто не понимала, как можно вот так, одному, общаясь с кем-то раз в несколько месяцев (Дилан как-то обмолвился в разговоре с ней, что ему «приятно иногда пообщаться с живыми»). Интерес Дилана к ее внуку она тоже была склонна списывать на его одиночество, но мне кажется, что тут дело в другом. Я ведь уже говорила, что многие некроманты хотят жить если не вечно, то очень, очень долго? И Дилан совершенно точно относился к этим многим. Именно поэтому он был больше всех заинтересован в том, чтобы проклятие было снято. Приносить в жертву свою свободу он не слишком хотел, а вот оказать поддержку (любую поддержку) «перспективному» родственнику был вполне готов. Самыми «перспективными» были на тот момент как раз дети Этани: внуки их правнуков своим рождением сняли бы проклятие.
Конечно, «внуки правнуков» звучит не слишком обнадеживающе, но для сильного некроманта пара столетий – не такой уж непредставимый срок. Тем более, у самого Дилана и Маевы это условие уже звучало бы как «правнуки правнуков» - и это при условии, что будут хотя бы дети, в чем Дилан совсем не был уверен. Вернее, про себя-то он знал почти наверняка, что детей у него уже не будет (не все магические практики проходят бесследно – и Дилан был если не уже бесплоден, то близок к тому). Про Маеву же они с Дженни, судя по всему, старались не разговаривать. Во всяком случае, в записях Дженни она не упоминается ни разу, даже мельком. И я, кстати, не раз помянула это молчание тихим матерным словом, когда пыталась разобраться в истории «отравленной». И нет, мне не стыдно. Любой, кому приходилось работать, используя исключительно такие «потрясающие» источники как пресса, воспоминания поголовно пристрастных современников и тетради с рисунками, меня поймет.
Маева никогда не пыталась вести семейную хронику. Она просто рисовала. Зарисовывала на память мамины подарки (цветы, колечки, диадемы и прочие приятности в самых разных рамочках), выплескивала эмоции (как правило, это были человеческие лица, например, с улыбками, с вампирскими зубами, окруженные сиянием или с пририсованными рожками), зарисовывала схемы, необходимые для чародейства, или собственные сны (ну я думаю, что это были сны, потому что другого объяснения подобрать просто не могу). Так себе замена дневникам.
Полноценные картины у нее тоже были. Как правило, это было море (вернее, берег моря в спокойную и ясную погоду) или Агадрина. Чаще всего – Агадрина.
Но вообще до шестнадцатого дня рождения она тоже жила достаточно тихо. А потом ушла Агадрина.
Вообще, по официальной версии, Агадрина погибла. Ушла на ночное купание – и утонула. Вот только мне слабо верится, что старая болотница могла погибнуть так просто (а Агадрина, ухитрявшаяся не только убивать, но и много лет жить за пределами родных болот, явно была достаточно старой). Я скорее поверю, что нечисть просто куда-то ушла (не зря же именно на ночь ее «смерти» у Маевы, не слишком любившей людские толпы, железное алиби – и пол-острова в свидетелях).
И это, кстати, означает, что Агадрина вполне может быть жива и по сей день. Не самая радужная перспектива. Не думаю, что дальнее родство с ее дочерью кому-то из нас поможет, случись что.
Как пережила это Маева? Судя по всему, непросто. Она много рисовала маму (две тетради посвящены исключительно Агадрине) и впервые начала вырывать из тетрадок листы (рядом с остатками листов иногда встречались изображения, напоминающие огонь), что совсем не упростило мне работу.
Со временем в тетрадях Маевы снова стали появляться другие лица. В основном лица взрослых мужчин, не имеющих с островитянами ничего общего (впрочем, саму Маеву за островитянку принять тоже непросто). В том числе –лицо Марка Тримбла. Именно с ним она и уехала с островов.
Конечно, «на большой земле» случился скандал: Маеве еще не исполнилось и семнадцати, а ее покровитель был мало того что не молод, так еще и женат. Марк был совершенно очарован «морской девой» - и от сплетников отмахивался, а когда отмахнуться не мог – говорил, что Маева заменила ему погибшую дочь, а у людей, подозревающих его в разных мерзостях, не все в порядке с головой. В конце концов, Маева (которой тогда уже вовсю приписывали то ли беременность, то ли уже состоявшиеся тайные роды) даже прошла медицинское освидетельствование, дабы доказать, что она, что называется, никогда и ни с кем. Доказала, разумеется. Я бы сильно удивилась, если бы она – с ее-то способностями и активной практикой – чего-то не доказала. Но официально магии не существовало и не существует, а потому большинству крикунов пришлось принять версию с «новой дочерью» и угомониться. Жена, что интересно, не шумела и не протестовала (впрочем, не только пресса, но и некоторые близкие друзья пишут, что после смерти дочери супруги настолько отдалились друг от друга, что их брак стал простой формальностью). Дочерью Маеву не называла и в поездках не участвовала, но на все вопросы о якобы излишне близких отношениях ее мужа с «островитянкой» стабильно отвечала, что это все, разумеется, вздор и глупые сплетни, а ее муж просто пытается как-то пережить невосполнимую утрату.
Со своим «отцом» Маева прожила почти четыре года. За это время она успела поездить по миру, сняться в фильме – и многому научиться.
Про фильм, пожалуй, стоит рассказать чуть подробнее.
Дело в том, что «странные» люди в то время находились в положении неких «невидимок»: их существование признавали, их принимали на работу (не всегда охотно – и обычно на должности, не предполагающие общения с клиентами) – и не мешали им селиться в городах (хотя многие все еще предпочитали жить в общинах таких же «странных», а школы негласно делились на «обычные» и «для странных»). В кино они порой появлялись, но либо в массовке, либо эпизодически, любо в роли какого-нибудь чудовища. Маеве же фильм практически подарили. Нет, сценарий не писался специально «под нее», ее «отец» просто нашел подходящую роль – и здорово вложился в фильм, чтобы «странную» девушку взяли на роль юной морской девы. Случай по тем временам редчайший. Фильм, кстати, получился (ценители его до сих пор помнят) – и Маеву как-то очень быстро записали и в «восходящие звездочки», и в борцы за права «странных». Не знаю, много ли дела было «отравленной» то чьих-то там прав, но сама Маева не возражала. Сама она редко поднимала эту тему, но если спрашивали, всегда отвечала достаточно спокойно, но твердо. Да, она слышала, что «люди не должны быть такого цвета», но она родилась такой. И многие другие люди тоже. И это точно такие же люди, как и все остальные. Это надо принять, смириться и жить дальше, а не прятать таких детей по резервациям – и не нужно попрекать их «уродством». «Потому что, если это и правда уродство, откуда у меня столько поклонников?»