Она могла бы одним лёгким движением своих аристократичных рук свернуть мне шею и оставить догнивать на окраине города, но такова Бриджит. Ей нравится меня злить и чувствовать себя слабой рядом со мной, когда я на грани. Для неё это... приятная игра. Она знает, что я могу даже ударить её, если захочу, а я знаю, что она не ответит мне тем же. Но я не хочу делать ей больно. Этим я отличаюсь от своей шлюхи-мамаши. Для неё кинуть в семилетнего сына молоток – было обычным делом.
***
Я запомнил свою мать пьяной, с вечно растрепанными волосами и синяками на теле – побоями от её многочисленных любовников. Интересно, кто из них был моим отцом?
Может Корэй? Мать тогда работала продавщицей в магазине, а Корэй был сторожем на городском водохранилище и питал больную слабость к водным процедурам. От этого гладко выбритого и полноватого человека всегда пахло мылом и хлоркой. Он и мою мать заставлял мыться перед тем как начнёт трахать её. Корэй всегда покупал мне сладости и игрушки, одно время я даже радовался его приходу.
Но однажды он сказал –"пора искупаться". Впоследствии его визит всегда сопровождался этой фразой. А приходил он часто.
Холодные мурашки пробежали по телу от воспоминаний. Нет, не мог он быть моим отцом. Даже думать об этом не хочу.
Купание состояло в том, чтобы окунать меня в хлорированную ванну с головой и держать там несколько секунд. Потом он тёр моё тело до красноты посудомоечной губкой, её жёсткой стороной. Венцом купания служил направленный мне в лицо шланг от душа, тогда Корэй начинал смеяться до колик в животе. Его ведь так забавляло как я надрывно кашляю и выплёвываю воду из лёгких. До сих пор помню лихорадочный блеск в его водянистых глазах и прилипшие ко лбу мокрые белёсые пряди.
Он стал называть меня грязным мальчишкой. По его словам, особенно грязным я становился если начинал плакать. Не важно, от холода, голода или боли. Тогда он усаживал меня в ванную с ледяной водой и заставлял там сидеть пока зубы не начинали отбивать чечетку. Удивительно, как я тогда не заболел. До сих пор ненавижу холодную воду.
Мне было четыре, когда Корэя нашли утонувшим на водохранилище. Какая ирония.
После его смерти в наш дом приходили разные мужчины, но все они были как будто одинаковые – лысоватые, с отпущенными брюшками и понурыми плечами. Они не обращали на меня ровным счётом никакого внимания. Приходили, делали свое дело с моей матерью и уходили. Но один из таких экспонатов задержался на долгих три года.
Его звали Роки. Роки не работал, не имел семьи, детей, денег, волос на голове и, пожалуй, совести. Я даже не помню какой у него был цвет глаз, настолько блёклым человеком был этот Роки. Он всегда ходил в одном и том же старом вельветовом пиджаке, погрызенном молью, а его лицо украшала плешивая бородка. Он называл себя непризнанным поэтом, творческой натурой, обреченной жить в спартанских условиях тотальной безграмотности и бездуховности. Я слышал как он читал матери какие-то красиво зарифмованные строчки о простынях, губах и сплетенных воедино телах. Матери нравилось. Обычно поэтические вечера заканчивались скрипом кровати, стонами матери и пыхтением довольного Роки.
Жили мы на зарплату матери, ведь продавать своё творчество Роки не спешил. Даже если и находилось хоть одно издательство готовое опубликовать его стихи в журналах типа "Вздохи домохозяйки" Роки им отказывал. Он считал, что его талант оценивают слишком дешево и берег драгоценные четверостишия "до лучших времён". Со временем даже эти издательства перестали откликаться. Не удивительно.
В целом он был неплох – он меня не купал, не бил, почти не кричал на меня, но также и не кормил, не играл. Он меня попросту не замечал и меня это устраивало. Роки создавал впечатление глубоко несчастного человека и единственным местом, где Роки был счастлив – был поэтический запой. Деньги для этого увлекательного путешествия он, конечно же, брал у работающей матери.
Вскоре в этот отпуск они стали отправляться вместе. Мать за частые прогулы уволили с работы и она стала срываться на мне. Поводом могло послужить что угодно, достаточно того, что у неё было дурное настроение. Она била меня всем что попадалось под руку – ремни, провода, деревянный стул, тряпки. За сломанный о мою спину стул я получил вдвойне.
Когда у неё было хорошее настроение она называла меня "дорогой".
"Дорогой, иди сюда, мама тебе конфетку даст". Первое время я подходил, брал конфету, под пристальным взглядом матери разворачивал её и съедал. Но если на руках оставался шоколад или фантик случайно падал на пол, настроение матери менялось с точностью на противоположное.
Можно было любоваться палитрой синяков которой было украшено моё тощее тело. Они были космическими. Уж не знаю, из благородства ли, но Роки пришла в голову гениальная идея – отправлять меня попрошайничать. Возможно поэтому мать не прибила меня в семь лет. Улица стала моим вторым и наиболее любимым домом, к сожалению, только до холодов.
Роки отравился дешевым пойлом когда мне исполнилось девять. Его труп пролежал почти сутки на дырявом диване прежде чем пьяная мать поняла, что он слишком холодный и твёрдый для живого человека.
Мне было десять когда мать привела в дом Дамиана. Дамиан был военным и он точно не мог быть моим отцом, но у нас было поразительное сходство: те же светлые серые глаза, те же жёсткие черные волосы, угловатое лицо. Понятия не имею что он нашёл в моей матери.
Дамиан позаботился о том, чтобы я пошёл в школу. Он за пару месяцев самостоятельно привёл в порядок дом. Даже мать стала больше быть похожей на человека и иногда уделяла мне время. На ночные стоны я уже не обращал внимания. С Дамианом в доме была еда, а у меня появился компьютер. Мне нравилось учиться чему-то новому. Чтение, письмо и счёт я освоил достаточно быстро. Ночью я читал учебники и на уроках знал больше чем мои одноклассники, а то и сверстники.
Дамиан научил меня разбираться в технике. Он хвалил меня за сообразительность и к тринадцати годам я мог уже разобрать, собрать и отремонтировать любую электронику, спаять примитивную микросхему, создать простенькую программу. Всё было хорошо и мы даже были похожи на нормальную семью, но однажды придя со школы я увидел Дамиана с початой бутылкой виски.
Он сидел на диване в расслабленной позе и пялился в телевизор. Позже я узнал, что выпил он тогда, став свидетелем измены моей мамаши. Никогда ей этого не прощу.
Дамиан как с цепи сорвался. Он бил меня кулаками, ногами, швырял об стены. Я стал своеобразным лекарством для его душевной раны. Пластырем, который отрывают с болью и со слезами на глазах. Когда его излечение закончилось я не мог первое время пошевелиться, так и пролежал до утра пластом на холодном полу в луже собственной мочи и беспомощности. Мать была в ещё более худшем состоянии, но мне было уже плевать.
У него бывали временные просветления, тогда он просил прощения, снова становился заботливым и спокойным. Мы смотрели вечерами фильмы и ели пиццу, но причиненная рана от измены матери, рано или поздно снова начинала кровоточить, он уходил в запой и тогда я старался как можно быстрее убежать из дома. Подозреваю, он действительно любил мою мать, но эта любовь никому не принесла радости, но лично мне, может быть, проложила дорогу в жизнь.
Во время таких побегов я часто зависал в неформальных компаниях. Мои знания в компьютерах и различной электронике принесли мне определенную известность. Я стал чинить гаджеты друзей и знакомых, старую бытовую технику их бабушек и дедушек. Моя тяга к знаниям не слабела и в течение года я освоил пару языков программирования на вполне достойном уровне и вскоре занялся кодингом на заказ. Люди несли мне заказы и я выполнял их сначала за еду, потом за еду и вещи, в конце концов я пришёл к универсальной валюте за свои услуги – деньгам.
Когда мне было семнадцать – Дамиан убил мою мать, поймав её на каком-то мужике. Позже, из газет, я узнал, что мужик выжил, но никогда не сможет ходить.
Мне не хотелось в приют, видя детей из приюта я не хотел быть среди них. Сбежав до того как приехала полиция за моим отчимом я официально стал бездомным. В школу я уже ходить не мог, но моих знаний и нужных знакомств хватило, чтобы обеспечить себе крышу над головой и не подохнуть от голода.
И вот я здесь. Обеспеченный, успешный... мошенник государственного масштаба.
***
– Билли, ну сколько можно? Я не собираюсь всю ночь одна тухнуть, – её руки потянулись к моим брюкам. Ловко расстегнув ремень она запустила пальцы внутрь.
– Бри, хорош, я уже иду, – я затушил сигарету и обхватил девушку за талию, целуя прохладную кожу шеи.
Одним движением развернул её спиной и подтолкнул ко входу в комнату, шлёпнув по ягодицам. Она довольно захихикала. Пройдя следом я ощутил неприятное ощущение на шее, коснулся рукой недавней раны. Пальцы окрасились кровью.
– Госпожа Бриджит Хэмлок, я с тобой когда-нибудь кровью истеку.
Девушка заискивающе улыбнулась.
– Я сейчас всё исправлю, – она лениво встала и продефилировала ко мне.
Надкусив собственный язык до крови она прикоснулась им к ране на моей шее. Боль стала отступать. Я наблюдал за её действиями в зеркало и чувствовал нарастающую волну возбуждения. Она определенно умеет доставить наслаждение. Закончив Бриджит отстранилась. Две аккуратные дырочки на шее затянулись тонкой кожей.
– Может передумаешь? Я могла бы безболезненно тебя обратить. Уже завтра ты бы очнулся совершенно новым человеком.*
– Вампиром. Не человеком. И есть небольшая проблемка: для этого мне нужно умереть. А меня немного пугает эта перспектива.
– Умереть ведь можно и получая удовольствие, ты даже не заметишь.
– Предпочитаю получать удовольствие не заканчивающееся смертью.
– Очень смешно, – она отстранилась, – мы могли бы вечно быть вместе.
Опять эти романтические бредни.
– И навечно лишить тебя вкусной, свежей крови? Воган явно не обрадуется твоему выбору.
– Ты за моего братца переживаешь больше меня, – она недовольно нахмурилась и отвернулась. – Мы можем уехать из города. Меня здесь ничего не держит.
– А меня держит. Хватит об этом. Меня вполне устраивает и моё смертное тело, – я вытер остатки крови салфеткой и бросил её в урну. – Не обижайся. Иди ко мне. Как только я всё решу, мы обязательно уедем. Обещаю.
Её податливое тело сильнее прижалось к моему. Стук в дверь прервал наше весьма романтичное объятие.
– Ты кого-то ждёшь? – спросила Бриджит.
– Нет. Может горничная?
– Уже поздно. Давай притворимся, что не слышим.
Я нахмурился. Что скрывать, идея притвориться спящими мне нравилась. Стук повторился.
– Я всё-таки посмотрю кто это.
– Бил, не надо, – умоляюще выдохнула она.
– Я быстро. Наору на них и пригрожу пожаловаться "кому следует".
Девушка улыбнулась, но я видел, что не убедил её.
Не успел я отпереть замок как дверь распахнулась и боль пронзила моё лицо, рот наполнился металлическим вкусом крови, на несколько секунд я потерял ориентацию и мешком рухнул на пол. Следующий удар пришёлся в живот. С воздухом я чуть не выплюнул свои лёгкие. На секунду я вернулся в детство, в тот день когда Дамиан впервые ушёл в запой. Ещё пара контрольных ударов попала в лицо и грудь.
Грубой и сильной хваткой меня подняли на ноги и швырнули на что-то мягкое.
С трудом разлепив веки я всматриваюсь в вечерних гостей. Перед взором всё продолжает плыть и я вижу лишь смазанные силуэты. Вернулся слух, и я услышал всхлипы Бриджит.
– Так-так-так, – протянул хриплый голос, – развлекаешься?
– Марс, с девчонкой, что делать? – спросил молодой голос.
– Избавься.
Я сжал зубы, поняв всю тщетность своего и Бриджит положения. Слух резанул отчаянный крик, краткая суматоха и выстрел. Всё произошло слишком быстро, чтобы я успел подумать о случившемся.
– Чёрт! Она вампирша!
Значит они не за ней пришли. О, Творец, помоги ей. В комнате произошло что-то, видимо недолгая борьба. По возобновившимся всхлипам я понял, что сбежать Бриджит не удалось.
– Значит, – продолжил тот же голос, – проводишь время в компании человека? Он не похож на твою жертву.
Бриджит молчит. Зрение наконец-то восстановилось и я увидел дуло пистолета, направленное прямо на меня.
– Что ж, я передумал. Думаю, Джессика будет рада с тобой познакомиться.
– Нет! Пожалуйста! – надрывный визг девушки заставили меня сделать попытку встать, но удар в челюсть быстро вернул меня на место, – Только не к ней! Бил! Помоги! Бил! Нет! Бил!
Один из парней вколол Бриджит какое-то вещество в шею и крики девушки стали затихать. Прости, Бри, не успел я выполнить своё обещание.
– Вернёмся к тебе, – гость сел напротив меня.
Дверь закрылась, уводя в черноту ночи полуобнажённое, смиренное тело Бриджит.
Теперь я видел обладателя хриплого голоса. Он был лет сорока, с бритой головой и жёсткой щетиной на грубом лице. Очки в изящной оправе добавляли образу нотку интеллектуальности, приправленную рассудительностью. Дорогие телезрители, шоу на эрудицию "Самый умный" – началось.
– Ты знаешь, зачем мы здесь?
– Понятия не имею, – я сглотнул кровь, снова наполнившую рот.
– Хорошо, я тебе помогу. Где диск с церемонии?
– Ах, так вот почему вы пришли. Спешу разочаровать – у меня его украли.
– Кто?
– Мне не известно, – я пожал плечами и тут же скривился от боли.
Гость затих. Несколько секунд он внимательно изучал меня взглядом расчётливых тёмных глаз.
– И ты думаешь, я в это поверю?
Я наигранно огляделся на гостей.
– Думаешь, в моём положении есть смысл врать?
Хриплый опустил голову и, по-видимому, ухмыльнулся. Я наблюдал за тем, как медленно он встаёт, в конце одаривая надменным взглядом сверху.
– Жаль, – он направил дуло пистолета мне в лоб, – привет от Уэйна.
Прогремел выстрел.