Каким-то чудом сохранившиеся крупицы надежды таяли с каждым вычеркнутым именем. Список сокращался слишком быстро – большинство номеров было недоступно, а те, что остались, уже принадлежали другим, к их счастью, ничего не знающим абонентам. Учитывая, сколько прошло времени, это было неудивительно. Вероятность, что вся эта затея удастся, резко стремилась к нулю. Я итак чувствовал, что отстаю как минимум на шаг, что уже фатально опоздал, и теперь эти гудки в пустоту понемногу всё больше и сильнее добивали меня. Но нет, сдаваться рано… Я не могу. Я просто не могу оставить их в таком положении.
Когда я добрался до середины последней страницы, я потерял всякую веру, и даже стал подумывать бросить это бесполезное занятие, но что-то меня удерживало. Внезапно проснувшееся чувство долга, возможно? Или страх, что моё бездействие сделает всё только хуже, хотя куда уж хуже, Всевидящий? А потому, хоть я и продолжал упорно обзванивать людей, чьи имена значились в блокноте, но вместе с тем желал, чтобы, не важно с каким результатом, но это всё закончилось. Нет – значит нет, и толку-то теперь было ворошить погребённое в потерянной памяти прошлое. Ничего нельзя теперь исправить. Или всё же?..
Взгляд упал на последнее имя на листке. Вот она, последняя надежда… Прежде, чем нажать на кнопку вызова, я ещё раз сверил набранный номер с тем, который был указан рядом с именем Джереми Дальмонта. Теперь я хорошо усвоил, что лучше перепроверить всё тщательно по нескольку раз, прежде чем сделать и мучительно жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Пусть это и было совсем мелочью по сравнению с устроенной мною же катастрофой, но именно на таких простых мелочах можно научиться самым простым, но таким важным правилам. А я был лишь в начале пути обучения нехитрым истинам… И идти мне предстояло ещё долго. Вроде, в этот раз я ничего не перепутал (ну неужели), а потому, прикрыв блокнот, начал звонок.
Я закрыл глаза, и, раскачиваясь под мерные гудки, как во время предыдущих звонков, старался сосредоточиться на том, что собирался сейчас сказать. Слов было много, и выбрать подходящие было сложно. Что я скажу этому Джереми?..
Пальцами я нащупал обложку блокнота, и другие посторонние мысли и воспоминания наполнили мою голову. Я хорошо помнил, как впервые увидел эту записную книжку на столе перед Джеймсом во время нашего собеседования по поводу моего лечения. Конечно, не придал ей тогда особого значения. Помнил и то, с каким трудом Мэй смогла однажды этот блокнот выкрасть. Ирония была в том, что теперь я мог бы получить его без особых усилий, безо всяких жертв. Но, если бы она не сделала этого однажды, того, что происходило сейчас, точно бы не случилось.
Я предлагал отдать эти записи Ландграабу, в конце концов, это помогло бы и ему, и его дочери. Но он твердо отказался, говоря о том, что я должен разобраться во всём сам, и что это та самая единственная ниточка, способная привести меня к моему прошлому. Настоящему прошлому. Теперь рядом не осталось никого, кто мог бы помочь мне в поисках, а те, что желали, были заняты подготовкой к Карнавалу, включая Берберисов, Рэймонда и остальных. И потому я снова побрёл вперед, и теперь моим ориентиром в лабиринте бесконечной лжи были эти записи, которые так тщательно собирал Джеймс. И последний человек, оставшийся в этом списке.
Если
Сейчас
Никто
Не
Ответит,
Я…
Гудки прекратились.
– Добрый день, – немного удивлённо произнёс я, когда убедился, что мне не показалось, и что соединение действительно было установлено, – вы – Джереми Дальмонт?
Но ответили мне молчанием.
– Алло? – повторил я.
– Кто его спрашивает? – наконец произнёс женский голос.
– Меня зовут... – я немного замешкался, думая, как же представиться. Я точно не ошибся номером? Отчего-то этот момент в мысленных разговорах отрепетировать я не успел, – Вы можете называть меня Хьюберт.
– Хьюберт, – задумчиво протянула она, словно вспоминая, слышала ли моё имя раньше. Затем женщина устало выдохнула, – Если вы из тех журналистов, то я уже тысячу раз говорила, что вести с вами диалог не хочу. Как вы не понимаете?
И этого ответа я тоже не ожидал.
– Н-нет, что вы, я не… Я по другому вопросу, – сказав это, я тут же замолчал, чтобы не выпалить ничего лишнего. По крайней мере, слишком рано. Чувствовалось, что разговор предстоит напряженным.
– И по какому же? – что ж, разрешение продолжить беседу я, кажется, получил.
– Сложно объяснить, мне нужно срочно поговорить лично с Джереми Дальмонтом. Это очень важно. Я не могу вам рассказать. Вам лучше не знать...
Женщина горько усмехнулась:
– Вы издеваетесь? Это… невозможно.
– Но… Простите, как я могу к вам обращаться, вы его родственница? В чём причина, почему..?
– Послушайте, Хьюберт, или как вас там. Поверьте, что вас это не касается. И меня не волнует, что у вас там за срочность такая. Не звоните сюда больше.
– Да послушайте же вы меня! – Я терял терпение, у меня было чувство, что я сейчас могу упустить что-то важное, – Я прошу вас! Этот человек… Джереми… Это, возможно, моя последняя надежда.
– Простите, но с чего вдруг я должна вам верить? Помогать? Вы думаете, что у меня своих проблем нет?
– Сейчас, прямо сейчас, пока мы с вами беседуем, на кону стоит не столько моя жизнь, сколько жизнь моей семьи!
Возможно, так она станет сговорчивее? Всё-таки, я ведь только что поделился с ней чем-то личным, открылся. К тому же, она ведь женщина и тут я был почти уверен, что тема семьи не оставит её равнодушной. Но она молчала...
– У них не будет никакого шанса, если...
– Лупита, – неожиданно ответила женщина, – Вы можете называть меня так. Что вам нужно от Джереми?
– Увы... Я могу сказать это только самому господину Дальмонту.
– В таком случае, я действительно ничем не могу вам помочь. Джереми... мой муж в коме.
– О, Всевидящий, я и правда... Нет, правда, я не знал, что... Простите. Как давно это случилось?
– Четыре года назад. Я сожалею вашей семье, но...
– Лупита, могу ли я увидеть вашего мужа?
– Что?..
– Я могу приехать, куда скажете. Даже если вы в другой стране, я прошу вас. Это очень важно.
– Зачем? Джереми... ничего вам не скажет. Когда он очнётся, и что будет потом - неизвестно. Я больше не хочу об этом говорить, Хьюберт, простите.
Я посмотрел на склянку, стоявшую на столе. Конечно, я готовил её для себя на особый случай, но… Если у меня есть хоть малейший шанс узнать правду, я готов совершить для этого равноценный обмен – всё согласно принципам, схожим с алхимическими.
– Госпожа Дальмонт, подождите. У меня есть кое-что. Это... может помочь вашему мужу. Это его вылечит.
Да, именно. Вылечит. Я сказал так. Не стал передавать этой женщине свои сомнения, что раз Джереми оказался в моём списке, то эта штука может запросто его убить. Так же, как и меня самого.
– Знаете, вы не первый. Ко мне уже обращались различные целители, маги и прочие шарлатаны...
– Поверьте, это лекарство подействует. Его разработка прошла множество испытаний и длилась достаточно долго. Я проверил его на себе лично и не только, оно уже спасло несколько жизней.
– Даже если и так... Вы ведь неспроста предлагаете мне препарат. Сколько вы за него требуете?
– Мне ничего не нужно. Всё, что требуется – увидеть Джереми Дальмонта лично.
– Мне нужно посоветоваться. Я вам перезвоню.
Когда через полчаса раздался звонок, я уже знал, каким будет её ответ.
****
– Так, значит, это с вами мы говорили? – встретил меня с порога голос Лупиты Дальмонт, – не думала, что вы...
– Что я что? – такое начало беседы настораживало.
– Что вы настолько молоды. Вроде бы, вы рассказывали о многолетних испытаниях вашего препарата, что проверяли его на себе. Я ожидала увидеть перед собой какого-нибудь почтенного седовласого профессора, но никак не... Скажите честно, вы меня обманули?
– Лупита, давайте не будем говорить о том, как я выгляжу. Пожалуйста. Не за этим я сюда пришёл.
– Нет, не переводите разговор! Вы меня обманули, да? – затем она рассмеялась и спрятала лицо в ладонях, – Какая же я дура... Вы наобещали мне чего-то фантастического, попытались втереться в доверие, рассказали слезливую историю о вашей семье, якобы попавшей в беду! Вам не стыдно?
– Подождите, давайте не будем рубить с плеча. Почти всё, что я вам рассказал - истинно. Знаете, жизнь успела мне показать, к чему приводит ложь, а потому стараюсь ей не злоупотреблять.
– И поэтому вы так много недоговариваете, чтобы обезопасить себя, в первую очередь, от вранья? А мне как быть? С каждой минутой я верю вам всё меньше и меньше! А ваше имя? То, которым вы представились. Это ваше единственное имя?
– Единственное настоящее.
Сказав это, я предоставил ей свои документы. Лупита одарила меня недоверчивым взглядом и молча взяла их. С минуту изучив содержание моего паспорта, она так же молча вернула его мне обратно, при этом качая головой. Вид у неё был весьма растерянный.
– Я не знаю, можно ли вам... доверять. Я пробовала найти что-либо о вас но... ничего! Совершенно! Будто вас не существует и вы всё придумали...
– Вот именно об этом я хотел поговорить с господином Дальмонтом. Несколько лет назад я очнулся, полностью потеряв память о том, что было в моей жизни до того пробуждения. Ваш муж... Он мог что-то знать.
Лупита тяжело вздохнула и устало опустилась на стул. Выглядела она тоже так, словно не отдыхала уже очень давно, хотя изо всех сил старалась сохранить бодрый вид. Восхитительная женщина.
– А как вы нашли номер Джереми? Он никогда никому его особо не афишировал...
– Это и для меня остаётся загадкой. Один человек... помог мне с этим. Он составил список всех людей, которые могли знать что-либо о моём прошлом. Как он это сделал, не спрашивайте. Но там было имя вашего мужа. Вот я и... Скажите, Джереми когда-либо был в Сансет Велли?
Лупита охнула.
– Я не знаю, – через некоторое время ответила она, прикрыв рот рукой. Моего взгляда она избегала. Что-то скрывает, или моё присутствие утомило её? – Мы никогда не говорили с ним о его прошлом.
Рядом с Лупитой, на прикроватной тумбочке я заметил открытку, карандаши... Что ж, этому Джереми повезло намного больше, чем мне, хотя его положению я никак не мог завидовать.
– Что за беда случилась с вашей семьёй вы тоже, конечно, сказать не можете?
– Наверное, могу. Но, Лупита, мне кажется, о таком вам лучше не знать. Ваши дети часто сюда приходят? – быстро спросил я, указывая на прикроватную тумбочку.
– Это Адель нарисовала, солнышко наше. Хотела порадовать папу. Скажите, у вас есть дети?
– Да. У меня есть дочь. Но...
– Понимаю, я не собираюсь лезть в вашу жизнь. Просто полюбопытствовала.
Я кивнул, выражая ей свою благодарность. У этих людей была своя жизнь... Такая далёкая, другая, со своими сложностями и проблемами. Но, самое главное, что, несмотря на все трудности, я видел силу и целостность этой семьи. Я чувствовал, как где-то в глубине души во мне разливается чёрной грязью зависть. Усмирила её только память о том, что я сам разрушил своё счастье. Своими руками.
Пожалуй, пришло время сделать то, ради чего я проделал весь этот долгий путь.
– Что с вашей рукой? – окликнула меня Лупита, когда я стал подходить к Джереми.
– Всего лишь результат неудачного эксперимента.
Неудачного ли? Как посмотреть... Для кое-кого это испытание и моя нечаянная оплошность стали очень крупным успехом. Но, впрочем, не время сейчас об этом думать. Каждый раз, вспоминая этот эпизод, я словно становился сам не свой. А кто мог бы сохранить самообладание, столкнувшись с таким? Как тут не озвереть?.. Если я сейчас же не сосредоточусь на своей задаче, всё может закончиться очень плохо.
– Вы точно уверены, что воспользуетесь моим средством?
– Я… мне нужно посоветоваться.
– Прошу вас. Это должно остаться лишь между нами. Если кто-то узнает, что я дал вам это, и, ещё хуже, если попадет к кому-то в руки… тогда я обречен. И моя семья. Понимаете?
Лупита слегка кивнула, а я обратил своё внимание на мужчину, находившегося здесь, с нами, и в то же время бывшего запертым в себе самом.
Возможно, если мы и правда знакомы, я смогу его вспомнить? Или увидеть что-то другое, что связано с моим прошлым? Но, сколько я не всматривался в его черты, никакого озарения или чувства дежавю не возникало. Это был просто незнакомый мне мужчина, оказавшийся в непростой жизненной ситуации. Наверное.
Моё мироощущение и подсознание так часто подводили меня, что я давно уже старался не верить даже себе самому.
Уверенным движением я достал небольшую склянку с заветной для госпожи Дальмонт и устрашающей меня самого жидкостью, а затем повернулся к ней. Лупита, не отрывая взгляда, следила за моей рукой, и я видел, что она очень хочет что-то сказать. Нужно её опередить.
– Лупита! Постарайтесь сейчас запомнить каждое моё слово. Если вы всё же решитесь на этот шаг, вам нужно предварительно провести одну пробу. Здесь ничего сложного. Царапаете любой участок на теле вашего мужа (я чуть было не сказал, какой меньше жалко), осторожно смачиваете одной каплей это место. Если в течение трёх дней его общее состояние не ухудшилось, и на пробном участке не появилось чего-то такого, – я указал на свою руку, – можете смело использовать этот препарат. Перорально.
– Состояние может... ухудшиться?
– Это маловероятно, как и смертельный исход. Но возможно.
– Смертельный?.. Вы же сказали, что это его вылечит, – слезы брызнули из её глаз.
Ох, зря я вообще так много языком болтаю.
– С большой вероятностью, ваш муж всё же пойдёт на поправку. Не думайте о плохом, но... Вам нужно принять решение. Подумайте. Это может быть вашей последней надеждой.
Наверное, теперь она окончательно пожалела, что согласилась на эту встречу. Что, по какому-то невероятному стечению обстоятельств, ответила на тот звонок, и вот, пожалуйста, какой-то непонятный, жнец знает откуда взявшийся душевнобольной сейчас стоит посреди палаты её мужа и несёт какую-то пургу. Я и сам чувствовал свою неуместность в данном месте и ситуации. Не говоря уже о самой реальности. А потому, скомкано попрощавшись, поспешил скрыться за дверью под совершенно растерянный взгляд Лупиты.
Да, скорее всего, пусть лучше она думает, что я полный псих. Я не знал, и, наверное, уже никогда не узнаю, какое же решение она приняла, но одно мне было известно точно – рано или поздно у Дальмонтов точно всё наладится. Очень хотелось в это верить. Всевидящий, сделай так, чтобы хоть кому-нибудь стало хорошо! А я уж как-нибудь сам...
Блокнот, принёсший мне столько разочарований, я хотел выбросить прямо здесь, у дверей клиники. Все так надеялись. Я так надеялся... Видимо, судьба всё же не желает раскрывать мне настоящей правды о том, кто я такой. Был ли я расстроен? Конечно... Было такое ощущение, словно меня крупно обманули. Я чувствовал, как тьма снова начинала захлёстывать меня, и я бы снова поддался ей, если бы не ветер... Страницы шумно перелистывались, словно в последний раз показывая мне все эти неизвестные имена, навсегда оставшиеся в забвении. И, когда последний лист скрыл имя Джереми Дальмонта, я наконец заметил, что список завершал не он. На форзаце еле видно значился ещё чей-то номер, так мелко, что не удивительно, что я сразу не увидел там что-либо.
Похоже, надежда, которую я уже успел несколько раз похоронить, как и прежде, вопреки всему, с торжеством поднималась из пепла.