[Jana Weber]

Influence

Influence, привет

Тебе в очередной раз удалось угадать мои невысказанные желания! Мне давно хотелось узнать, что происходило с ней после смерти Кая и до усыновления Сайруса, как она справилась с утратой, что дало ей силы жить, как, в конце концов, она дошла до усыновления. И вот ты ответила на все вопросы, которые могли у меня возникнуть. Однако даже в альтернативной реальности я не видела рядом с Элис Керана. Хотя было бы логично: если кому и вытягивать ее за волосы из болота, так только ему. Остальные вряд ли справились бы, уж слишком крепко Элис там засела.

Здорово, когда наши желания совпадают) мне самой было интересно, но я плохо видела ее дальнейшую жизнь. А тут - заявка на фестиваль, и пришлось рассмотреть подробнее) и я тоже не думала, что Керан будет рядом, потому что у меня в голове они тоже не пересекались. Но вот на то время, пока я писала, эти двое так классно взорвали мне мозг, что я даже после того как закончила, продолжала о них думать)

Сразу отмечу этот кадр. Еще увидев его в Вернисаже, я поняла, что именно происходит. Такой мне и представлялась Элис без Кая: рыдающая, запустившая себя, питающаяся чем попало - и с его голосом в ушах. И с этого я сразу считала настроение: он такой яркий и живой, что и без текста понятна перемена в Элис.

Спасибо <3 грустно было её такую сравнивать с той Элис, что появилась в отчётах впервые(

Я, кстати, только сейчас смогла полностью оценить символизм ее фамилии. Элис всегда боролась, начиная с рождения, в этом ее суть. Именно к этому и подтолкнул ее Керан - к борьбе за жизнь, вопреки самой Элис, похоронившей себя заживо.

Думала об этом, ага) изначально фамилия имела исключительно политический подтекст, но, как обычно у меня бывает, этим дело не ограничилось)

Символично, что сработало не давление коленом на слезные железы (ну а чего он еще ожидал, с кем вообще срабатывает это "смари-смари, другим еще хуже, чем тебе, нытик неблагодарный"?)

С Элис как раз сработало) только это было давление не на слезные железы, а на чувство вины - оно и стало первым толчком на пути к изменениям)
На жалость как раз Элис давила, рассказывая Керану, как ей плохо и какой она самый несчастный в мире человек.

Элис возродилась из огня, как феникс, и хотя бы почувствовала себя живой.

Да! <3 я не сразу поняла, что тут будет огонь - мне нужна была сцена, где он причиняет ей боль, как именно - я сразу не знала. Перебрала миллион вариантов, прежде чем пришла к нынешнему: 3

Вообще Керан, осознанно или нет, ведет ее вверх по пирамиде Маслоу. Освоили уровень выживания - займемся целеполаганием, причем в буквальном смысле, в виде стрельбы по мишеням. Он всего лишь поставил ее в ситуацию, где приходится достичь цели, пусть и такой простой, а Элис сама сделала все необходимые выводы.

Да)) он вытаскивал ее постепенно, и вытащил до какого-то момента. Остальные ступени ей пришлось проходить уже самой)

Сейчас подумала, как я бы чувствовала себя в подобной ситуации, и пришла к выводу, что именно так. Ощущение себя нулем без палочки - самое ужасное, но именно с этого нуля начинается отсчет новой жизни. И я рада, что у Элис получилось именно так.

Сцена в кафе великолепна! Во-первых, само кафе и пространство вокруг него - сразу видна огромная работа, стоящая за ними. Во-вторых, диалог. Нескромно вспомнила один из своих отчетов, где происходило примерно то же самое) Тебе удалось небанально показать, как люди узнают друг друга, при этом обходясь без своих обычных перепалок.

Спасибо)

Ну и продолжение банкета, которого не случилось. Именно в этот момент я поняла, почему в моей голове доселе не складывался пейринг Керан/Элис - они как параллельные прямые. Не пересекаются, не интересны друг другу, не хотят друг друга, потому что у каждого из них свой контекст, в котором другому нет места. Слишком много всяких "не" между ними, и хорошо, что хотя бы Керан это вовремя понял.

Мне кажется, между ними могло что-то быть, если бы всё сложилось по-другому, и они встретились бы при других обстоятельствах. Во-всяком случае, они вдвоем сильно меня вдохновили - я реально горела, пока писала, а значит, пейринг небезнадежен)
Но да, в той ситуации, где они оказались, между ними ничего не могло быть. Керан слишком сильнее её, для него было бы неприемлемо быть с кем-то не равным ему.

И сцена с ножом! Для меня она особенная, потому что я очень хорошо понимаю, что чувствовала Элис. Она опустилась на дно и делала себе больно только затем, чтобы вытолкнуть себя с этого дна. Ни Керан, ни кто-то другой не способен был сделать этот завершающий штрих, только сама Элис. Только тогда она ощутила себя по-настоящему живой, живой - благодаря себе, а не милостью сердобольных знакомых.

Да, так и есть) это действие, каким бы инфантильным не казалось, было первым здесь, где она начала опираться на себя. Она знала, что ей поможет, и сделала именно это, вместо того, чтобы ждать помощи извне. С этого момента всё и пошло вверх в ее жизни)

Кадр, где Элис стоит у костра, шедеврален - и задумка, и поза. На словах Элис только собирается отбросить прошлое, но иллюстрация показывает, что она уже это сделала. Один кадр вместо тысячи слов.

Спасибо <3

Этот кофе закольцовывает историю: с него всё началось, им и закончилось. Уверена, теперь каждая чашка утреннего кофе для Элис будет символом того, что жизнь продолжается. Жизнь, в которой она играет главную роль, а не позволяет течению себя нести.
Только один момент остался для меня непонятным:

Вот я думала, пока писала - отметит ли кто-то лейтмотив с кофе, и очень рада, что все-таки да:33 это самый важный символ здесь)

Если Элис 18 лет назад поступила в университет, в этом бонусе ей должно быть лет 35, а ей вроде сильно меньше. То ли лыжи не едут, то ли...

Все верно) если помнишь, она впервые в отчетах появилась, когда ей было 29. И там Кай еще студентом был, т.е. после этого они еще пару лет вместе были. Просто выглядит младше, и ощущает себя младше из-за бета-категории и застревания, поэтому такой диссонанс)

В общем, спасибо за этот прекрасный бонус и за ссылки на меня. Кстати, можешь дать ссылку на хвост Элис, который у нее в начале?

Что-то не могу найти эту прическу( позже гляну в БШ

Едва увидев твою работу, я перестала переживать насчет своего возможного проигрыша. Потому что ТАКОМУ сопернику проиграть не стыдно. В этой работе прекрасно всё, начиная от шапки и заканчивая подписью. Я примеряла кого угодно на роль рассказчика, но не Даниеля. Только сейчас поняла, как скучала по его немного циничному юмору:

Спасибо! Я тоже скучала по его манере речи) изначально планировала рассказчиком Кассандру, но с ней нужно сильно фильровать речь. Только с Дэном я могла отпустить себя на полную катушку)

Я так поняла, Старший - сын Кассандры (и Дэвида, смею надеяться, иначе зачем было скрывать не только лицо, но и цвет волос?), а Младшая - дочка Чарли? Приличная у них разница в возрасте, это явно неспроста.

Может быть и так))

Но город - вообще выше всяких похвал! Этот детализированный мир, в котором продумано всё до последнего кустика и камушка... Боюсь представить, сколько у тебя времени ушло на его создание. Из видов наиболее приглянулись эти: 1 2 3 4. Этот тоже хорош, но затемнение не пошло ему на пользу. Оно, во-первых, придает облакам и снегу на холмах неестественно резкую белизну, а, во-вторых, просто не нужно. Этот прием уместен, когда нужно выделить что-то в центре и отвлечь внимание от остального (как в кадре с АЭС, где оно очень в тему), но у тебя, как я поняла, стояла задача снять район в целом без акцента на отдельные объекты. Не будь затемнения, получилась бы отличная трехуровневая панорама, а так фокус смещается на кран.

Спасибо)

И отдельно поаплодирую кадрам из жизни города, вот это вообще шедевр! По наполнению больше понравился кадр со жрицами любви, по идее - драка в поле. Для меня поле - это пастораль и всё такое, я бы ни в жисть не представила там бандитов. У тебя случайно нет более крупной версии этого скрина? Страна должна знать своих "героев" в лицо

Скрин есть, но выкладывать не хочу, потому что в приближении все это выглядит очень неестественно(

По-моему, ты переплюнула все исполнения этого кнута. Показать через вещи характер владельцев - немалый труд, но показать двух совершенно разных людей через совершенно одинаковый набор вещей - это вообще высший пилотаж.

Спасибо

Не хентай, часом? С Дэвида бы сталось расширить ее границы дозволенного

Бгг нет, она смотрит ванильные безобидные аниме) хентай Дэвид ей на собственном примере покажет:3

В который раз восхищаюсь твоей детальной проработке всех-всех деталей мира, включая деньги, на которые большинство авторов вовсе забивают. Особенно понравилось, что ты не только обозначила финансовые категории, но и придумала историю личностей, изображенных на купюрах. Кстати, хорошая иллюстрация матриархального симлендского мира: половина этих личностей - преуспевшие в карьере женщины, а мужчины то молятся, то стреляют, то тушат пожары, ну а что еще взять с этих мужиков

Черт, не подумала об этом - но точно

Спасибо большое за отзыв

Всем привет, я принесла огромный бонус. Реально огромный - он охватывает таймлайн начиная с прибытия Дэвида в 4-ую параллель, и заканчивая последним отчётом.
Инджой)

PS: уверена, что почти все мои читатели успели давно прочесть и Томпсонов тоже, но если вы всё ещё не - сейчас самое время
PPS: хочу сказать огромное спасибо Сьерре за помощь с Дэвидом <3 и Инноминато за то что она Инноминато)
PPPS: у меня неожиданно много работы, поэтому летом я вряд ли буду очень активна

Точка невозврата /Дэвид/

R.E.M. - Losing My Religion

текст/перевод

Часть I. Перекати-поле

Когда капсула открывается, Дэвиду почему-то приходит в голову, что это похоже на рождение ребёнка. Уютную темноту заменяет резкий белый свет, а сотрудник портала принимается расстёгивать на нём ремни, чтобы подобно акушеру вытащить его в жестокий и несправедливый мир четвёртой параллели. Рождение Дэвида произошло слишком давно, чтобы он его помнил, но сейчас он думает, что чувствует себя немногим лучше, чем тогда.
Он тоже тянет руки к ремням, но пальцы только беспомощно утыкаются в униформу сотрудника и соскальзывают по ткани вниз. Переходы из восьмой параллели в четвёртую давались ему легко пятнадцать лет назад - легче, чем всем тем, кто пересекал межмировую границу вместе с ним. Может, минуту-другую он и ощущал головокружение, но когда формальности были пройдены и их пропускали в свободную зону, Дэвид был единственным, кто первые свободные сутки тратил на прогулки по городу, а не падал мешком в постель. Теперь же он едва на ногах способен удержаться, несмотря на солидный опыт переходов и доскональное соблюдение всех рекомендаций. "Просто ты старый" говорит ему внутренний голос, чем-то подозрительно напоминающий голос Мии. Дэвид обязательно закатил бы глаза в ответ, но они и так едва-едва фокусируются на окружающей обстановке, чтобы так рисковать.
- Нарушение координации - вполне естественное явление, - информирует его сотрудник, когда Дэвид, не без его помощи, поднимается на ноги. - Вам лучше опереться на мою руку - я доведу вас до медицинского пункта.
Нужная дверь находится всего в каких-то десяти метрах, и хотя она пока расплывается перед взором Дэвида, он решает предложение сотрудника проигнорировать.
- Да тут недалеко, сам дойду.
Дэвид делает твёрдый и решительный шаг вперёд, после чего всё проваливается в темноту.

****

Первым, что ощущает Дэвид после пробуждения, оказывается прикосновение чьей-то руки. Он машинально оглаживает её пальцами, чтобы определить, кому она принадлежит. Она меньше руки матери, более гладкая, чем у Джейн, а у Хелен ногти намного короче. Значит, Миа. Миа, которая умерла. Миа, чьё тело он опознал на Твикки. Жуткая догадка заставляет его тут же распахнуть глаза и податься вперёд, но та же рука уверенным движением давит ему на грудь, вынуждая снова принять горизонтальное положение.
- Вам лучше пока не двигаться.
Мутное чёрно-белое пятно перед глазами обретает очертания девушки в белом халате. Не Миа, нет. Значит, откинуться он пока не успел.
- Какой сейчас год?
- Три тысячи семьдесят седьмой, - без заминки отвечает та.
Ну, конечно. Портал - единственное место, где такие вопросы принимают всерьёз. Девушка снимает идентификационный браслет с его запястья, и уходит с ним за стол, тут же принимаясь списывать необходимую информацию себе в бланк.
- Я - Гретхен Шнайдер, и я буду наблюдать за вами, пока вы не придёте в себя, - поясняет она, не прекращая писать. - У вас сильная реакция на мальрапидин, господин Фарбер. Это ваш первый переход?
Дэвид качает головой. Обращение "господин" ускоряет движение мыслей в его голове. Он уже в четвёртой параллели. Девушка напротив - из Тотенбурга, судя по внешности и характерному акценту. А мальрапидин - дрянь, которой его накачали для облегчения перехода. Дрянь ему, впрочем, нравится. Благодаря ей он сейчас чувствует себя, как желе.
- Возможно, вы недавно пережили какое-то нервное потрясение, - продолжает Гретхен. - Это могло спровоцировать такую острую реакцию.
Дэвид усмехается про себя. Ты даже нахрен не представляешь, какое, Гретхен.

Изображение перед глазами становится чётче, и он невольно отмечает, насколько красивым может быть сочетание фарфорово-белой кожи и чёрных волос. Дэвид даже пытается ей улыбнуться, но мальрапидин, видимо, искажает его мимику, потому что Гретхен смотрит на него как-то странно и улыбку не возвращает.
- Вы не волнуйтесь, - говорит Гретхен, когда не дожидается его ответа. - Это пройдёт через несколько часов. Вы можете оставаться здесь, сколько потребуется.
- Я лучше пойду, - отвечает Дэвид и одним движением спускает ноги с кушетки на пол.
Нет, желе - это не точное сравнение. Сейчас он скорее жидкость. Приходится опереться на руки и досчитать до пяти, прежде чем он снова обретает устойчивость.
- Я бы не советовала, - подаёт голос Гретхен, - можете упасть где-нибудь на улице, и дело закончится травмой. Вы себя в целом как чувствуете?
- Нормально, - отвечает Дэвид, и в следующую секунду его глаза второй раз за сутки застилает чернота.

****

- Ваш идентификационный номер, пожалуйста.
Дэвид снимает браслет и протягивает его сотруднице в окошко. Та принимается вводить цифры в текстовое поле экрана, так быстро, что её пальцы, кажется, парят над клавиатурой.
- Имя?
- Дэвид Фарбер.
- Возраст?
- Тридцать семь.
- Цель перехода?
- Трудовой договор.
Сотрудница кивает, а Дэвид про себя отмечает, как начинает раздражаться. Всю необходимую информацию отображает компьютер сразу после ввода номера с браслета, но она всё равно уточняет у него каждую строку. Как будто он может оказаться кем-то другим. Дэвиду хочется вместо ответа просто ткнуть в экран перед глазами этой безмозглой курицы, но он давит вспышку раздражения - перепалка только растянет удовольствие.
Ему тысячу и одну проверку пришлось пройти, прежде чем получить разрешение на переход. В капсулу ему не позволили ни одной вещи взять, кроме браслета с номером - весь его багаж перевозился отдельно в грузовом отсеке. По сути, вручив этот самый браслет сотруднице, Дэвид на секунду лишился всех человеческих прав в этой параллели. Сочти она его подозрительным, он даже не докажет, кто он, и откуда взялся. Эта мысль могла бы вызвать беспокойство, но Дэвид ещё не до конца отошёл от конской дозы мальрапидина, поэтому просто стоит и смотрит, как нудная сотрудница вводит нудную информацию в свой нудный компьютер.
Она и выглядит нудно. Дэвид даже если очень постарается, не сможет представить более симлендскую женщину: мортимеров камень на шее, обручальное кольцо на среднем пальце и печать сексуальной неудовлетворённости на бледном лице. С возвращением в Симленд, Дэвид.

- Прошу, ваши документы.
Девушка протягивает ему стопку бумаг - два паспорта, симлендский и американский, временный вид на жительство, медицинскую страховку и трудовой договор. Ещё с десяток бумаг Дэвид различить не успевает, и просто сгребает их в кучу одной рукой.
- Это - талон на получение багажа, предъявите его сотруднику в корпусе Б, и он выдаст вам ваши вещи. Здесь также талоны на грузовик, водителя и номер в гостинице на три дня. Я могу забронировать прямо сейчас, если собираетесь остаться в Плезантвью.
- Не нужно, я уеду сразу, - отвечает Дэвид и берёт только один талон - самый первый из них.
До Сентфорда пару часов на машине, а все его вещи с лёгкостью можно уместить в багажнике.
- В таком случае, приятного пребывания в четвёртой параллели, - сотрудница улыбается впервые за весь их разговор.
Дэвид берёт бумаги и направляется к корпусу Б. Теперь он - в свободной зоне, и может ехать, куда душе угодно. Вот только действие мальрапидина в этот момент слабеет ещё на йоту, и ощущение прекрасного ничего в груди снова сменяется тупой болью. Дэвид гонит от себя мысль всё же вернуться за талонами и остаться в Плезантвью хотя бы на ночь.
Нужно будет где-то купить сигарет.

****

Бегло осмотрев свою новую квартиру на улице Ткачей, Дэвиду хочется присвистнуть. Здесь легко уместился бы не только он, но и с десяток его подчинённых. Они бы даже не мешали друг другу. С половиной из них он бы и не особенно пересекался.
Дэвид спрашивает себя, зачем ему пять ванных, три гаража и бассейн, но единственным вразумительным ответом оказывается "потому что дали". Когда полковник Беннет, начальник отдела по борьбе с терроризмом, вызвал Дэвида к себе и выдвинул ужасно заманчивое предложение провести следующие пять лет в самой нудной параллели во вселенной, он предсказуемо начал с плюсов. Социальный пакет, жильё за счёт СимБР, целый штат сотрудников в подчинении и зарплата, которую Беннет записал на листочке бумаги, вместо того, чтобы просто озвучить вслух.
Дэвид листочек взял, изобразил глубокую задумчивость на три секунды, и согласился. На самом деле, он поехал бы, даже предложи тот ему спать в бараках и есть перловку - просто из желания хоть куда-нибудь смыться и занять чем-то руки и голову. Беннету он этого озвучивать, конечно, не стал.
Чемодан Дэвид оставляет на пороге, выудив из него несколько вещей первой необходимости, и поднимается в единственную комнату с двухспальной кроватью. Сперва ему кажется, он отключится, едва его голова коснётся подушки, но сон не идёт. Тогда он берёт в руки телефон - не тот еле дышащий аппарат с местной симкартой - а тот, что ловит сигналы из восьмой параллели. Отказывается от предложения сослуживцев отпраздновать переход алкоголем, отправляет сообщение Хелен и принимается листать список музыки. Как назло - почти одни только местные песни. Когда-то они ему нравились. Не сами по себе даже - просто они символизировали расширение границ. Чувство, что он был где-то настолько далеко, пьянило. Теперь же Дэвид согласен слушать что угодно, лишь бы не на симлише. Такой трек он находит в самом конце списка, и тут же замыкает его в кольцо. На третьем повторе ему надоедает, но рука не поворачивается выключить.

Дэвид в какой-то момент даже глаза закрывает, чтобы не видеть чужой обстановки вокруг, и прокручивает перед глазами последние минуты, проведённые у Хелен дома перед переходом. Вот она подходит, обхватывает его поперёк тела что есть силы, цепляется тонкими пальцами за его рубашку, и говорит, мол, звони мне. Когда будет время. Вот каждую свободную минуту звони, хорошо?
Дэвид думает, что это странно, потому что Мортемианский Университет Риверхилл, при всей его привлекательности для террористов - просто зайкина лужайка по сравнению с местами, куда ему случалось ездить раньше. И только в капсуле портала до него вдруг доходит - это был не страх, что его там убьют, и не страх, что ему там будет плохо. Это был страх, что ему там станет хорошо. И это побудит его там остаться. В последние минуты до его отъезда он и правда выглядит как человек, который может там остаться.
- Отпуск - четыре недели в год, не более двух за шесть месяцев, - говорил Беннет, когда он спросил его об условиях работы, - но ты знаешь, многие втягиваются. Некоторые даже остаются.
Дэвид хмыкает, вспоминая это, и думает, что Хелен нечего было бояться. Чтобы он - и остался здесь, в параллели, где на него смотрят, как на беглого преступника? Где за бутылку пива на улице могут утащить в участок? Где нельзя даже презервативы купить без паспорта? Чтобы что? Жениться на клуше, вроде той бесцветной сотрудницы портала и ходить с ней в церковь по пятницам?
У него не получится это представить, даже если очень постараться - хотя на фантазию ему никогда жаловаться не приходилось. Он не принадлежит этому месту.
И втянуться он не может, потому что он - Дэвид Фарбер.
Он живёт в восьмой параллели.
Он носит на шее жетон военнослужащего.
Он курит "Рэд эппл" и лучше всех играет в бильярд.
Вечер пятницы принято проводить в компании друзей, а не среди прихожан своей церкви.
Зелёный цвет лица - признак болезни, а не избранности Левкоевым.
Расстояния измеряются в милях.
Литр бензина стоит полтора симолеона.
Мэр Блоссомпорта - Элен Данст.
Самое распространённое мужское имя - Лиам, самая популярная тема для разговора в барах - спорт, самая агрессивная женская секта - "Светлый путь". И для Дэвида это всегда будет так, пусть его даже на другую планету забросит.
Усилием воли он отрывает взгляд от экрана телефона и поднимает его к потолку. Смотрит так час, два, три, и пропускает момент, когда его веки слипаются сами собой.

****

Пруденс Крамплботтом, ректор Университета Риверхилл, не нравится ему с первого взгляда. Она то и дело поджимает губы и смотрит на него, как на террориста, из чего Дэвид заключает, что чувства взаимны. Пока она сухо рассказывает об университетских правилах, он думает, что если и можно сконцентрировать весь Симленд в одном человеке, то этим человеком определённо является именно Пруденс. Женщина-сухарь, женщина-робот, женщина-мясник. Зелёный камень на шее и болтовня об этикете не мешают ей смотреть на мужчин, как на людей второго сорта. И уж точно не помешали бы всадить ему нож в спину, начни он недостаточно этично себя вести. Это будут ужасно долгие пять лет.
- Членами Совета являются все сотрудники, являющиеся не только преподавателями, но и занимающие другие - административные - должности. То есть, как вы понимаете, с момента подписания трудового договора и вы являетесь его членом тоже. Поэтому, я бы настоятельно рекомендовала вам...
Интересно, есть у неё кто-нибудь? То есть не муж - мужа, конечно, нет. Но хотя бы любовник? Кто-нибудь достаточно слабый, чтобы не суметь убежать, когда она поймала его в свои этичные мортемианские руки?
- Я не стану настаивать на костюме и галстуке. Люди вашего круга вряд ли привычны к такой форме одежды. Но вынуждена предупредить, что у нас не принято надевать джинсы на официальные мероприятия. Разумеется, многим это покажется очевидным, но так как вы военный, я сочла нужным сделать акцент на и так, казалось бы, понятной вещи...
Какой-нибудь худенький симлендский клерк. С залысинами. И дрожащими руками. То есть, изначально они могли и не дрожать, но потом точно начали. Когда она вцепилась в его шею и утащила в своё мрачное логово.
- ...кроме того, учитывая, что университет - мортемианский, у нас принято чтить религиозные традиции. Даже если вы сами блуждаете во тьме атеизма, я думаю, было бы неплохо подавать хотя бы формальный пример студентам. Они ведь всё замечают, знаете? Скажем, если вы будете хоть раз в неделю появляться на утренних службах в церкви...
Бла-бла-бла. Если побрить её налысо и нацепить военную форму, она станет похожей на рахитичную версию полковника Беннета.
- Отдельно хочу сказать об опозданиях. Они совершенно недопустимы. Особенно когда дело касается заседаний. Взять хотя бы нашу сегодняшнюю встречу. Я понимаю, что вы только что с дороги, и вряд ли успели прийти в форму после перехода, но попрошу учесть, что на Совете никто не будет ждать двадцать минут, пока вы соизволите...
Срочно нужен алкоголь, сигареты и женщина. Без мортимерового камня и строгих моральных принципов.
- ...и если вы не станете позволять себе подобного поведения, уверена, наше сотрудничество станет успешным и плодотворным. Мы ведь поняли друг друга, господин Фарбер?
Точно. Прямо сейчас.

****

- Ты, наверное, думаешь, что я дергийка, - отзывается Эмбер где-то за его спиной, - но нет. Я вообще не отсюда.
Дэвид тянется за зажигалкой и закуривает. Думает он, конечно, вовсе не о её происхождении. Но ей-то откуда знать. Сейчас Эмбер его раздражает, хотя ещё десять минут назад, пока послеоргазменная тупость не схлынула, он был в неё почти влюблён. Теперь же ему больше всего хочется дать ей в руки её одежду и вытолкать из комнаты. Не будь это её комната, он так бы и сделал.
- Я из пятой параллели. Эмигрировала четыре года назад, чтобы заработать, - продолжает та. - А у нас рыжий - это просто рыжий.
- Держи в курсе, - вздыхает Дэвид и снова подносит сигарету ко рту.
Эмбер смеется. Когда она смеется, она нравится ему больше. Он даже оборачивается, чтобы посмотреть на неё, и вспоминает вдруг, почему вообще её выбрал - глаза. Янтарные, тёплые, без тени привычной для дергийцев синевы или мутной зелени. Она, пожалуй, и не врёт даже.
Не то чтобы у Дэвида были предубеждения насчёт дергиек - хотя, кого обманывать, были, конечно. Они есть у всякого, кто прошёл Четвёртую Тотенбуржскую войну. У него и насчёт шлюх были предубеждения. Но здесь, в Симленде, чтобы подняться к девушке в номер, надо сначала несколько дней ходить вокруг неё кругами и убеждать, что Мортимеру с Беллой глубоко плевать на то, чем они с ней собираются заняться. Сейчас у Дэвида нет на это ни сил, ни желания, ни времени.

Когда он тянется за кошельком, чтобы оставить Эмбер денег, та вдруг хватает его за руку. Накрывает ладонь так, что купюры хрустят в его кулаке.
- Не надо, Дэвид, - говорит она. - С тобой я так не хочу. Я вообще собираюсь завязать и найти нормальную работу.
Но он всё равно оставляет деньги на столе. А когда выходит и вдыхает тяжёлый после дождя воздух, понимает, что раздражает его вовсе не Эмбер. Теперь его раздражает всё. Мозг, не затуманенный мальрапидином, сексом или алкоголем запускает критичность восприятия на хренов максимум. Его раздражают ливни и вечно затянутое тучами небо. Раздражают люди, думающие так, как им велят их духовники. Раздражает его работа, двинутые на почве религии коллеги и пугливые студенты. А ещё раздражает, что Миа умерла, а он ни черта не может с этим сделать.
Дэвид вытаскивает из кармана телефон и листает записную книжку, в поисках номера такси. Натыкается на номер Эмбер, который та, конечно же, сама туда вписала. Это его раздражает тоже. Дэвид листает дальше, даже не пытаясь отвлечь себя от раздражения какими-нибудь посторонними мыслями.
Теперь с этим чувством придётся научиться жить.

****

Тот день не задался для Дэвида с самого начала. Истеричная соседка принялась выламывать его дверь в шесть (шесть, твою мать!) утра, чтобы громко обвинить в затоплении. Он попытался объяснить, что затопить соседнюю квартиру у него не вышло бы даже при сильном желании, но та предсказуемо слушать не захотела. В результате Дэвид захлопнул дверь перед самым её носом, рявкнув, чтобы обращалась в суд, если хочет. Половину прошедшей ночи он с кем-то из коллег напивался в честь Дня Прощения Грехов, и хотя голова раскалывалась, как каштан под орехоколом, сон больше не шёл. Вдобавок ко всему, по дороге в университет его оштрафовали за превышение скорости, поэтому в аудиторию он входит злой, как десяток дергийских пленных.
И студенты считывают это в момент. Поэтому когда Дэвид, бросив бумаги на стол, обращает к ним свой взгляд, от них не слышно ни шороха. Сидят и смотрят на него перепуганными телятами. Блестят глазами и зелеными камушками на тонких шейках.
- Что со столами опять? - спрашивает Дэвид. - Поставьте так, как было в прошлый раз. Или мне каждую пару вам напоминать?
Студенты вскакивают и принимаются сдвигать парты буквой П. Дэвид наблюдает их возню с лёгким любопытством. Выучить имена он пока, конечно, не успел, но для облегчения восприятия поделил их на категории. Точнее, они сами поделились. Представителей каждой можно безошибочно узнать в каждой группе с первых же секунд. Вот, к примеру, рыжая в ряду справа относится к оппозиционерам. На прошлой паре он прикрикнул на неё за то, что та разговаривала с соседкой, и с тех пор она пусть и молчит, но смотрит на него волком исподлобья. А потом, когда пара заканчивается, собирает вокруг себя других оппозиционеров и они вместе обсуждают какая он, Дэвид, мерзкая тварь.

Кудрявая Баррет в ряду напротив - достойная представительница категории подхалимов. Эти хуже оппозиционеров в сто раз, потому что ждут его расположения только за улыбки и демонстративное выполнение всех команд.
- Картавый, закрой окно, - кивает Дэвид парню с первой парты и садится за стол. - Рыжий – да-да, ты – иди сюда, тему запишешь.
Тот подскакивает в секунду и несётся к доске, по дороге едва не споткнувшись. Ботинки шаркают по полу, стараясь силой трения предотвратить падение их владельца на пол, и Дэвид с тоской думает, что слабаки - категория рыжего - хуже даже подхалимов. Последние его хотя бы не любят на самом деле. А эти сначала дрожат, как лихорадочные, стоит ему к ним обратиться, а потом чуть смелеют и всюду ходят за ним с полными страха и обожания глазами. И самое обидное, что прикрикивать на них бесполезно - страха и обожания во взгляде от этого только добавляется. Стокгольмский, мать его грубым образом, синдром.
- Состав и структура вооружённых сил,- диктует ему Дэвид, скользнув взглядом по свежераспечатанным бумагам со стола. - Если не будете тормозить, отпущу раньше – у меня совещание. Писать нужно быстро, для особо одарённых по два раза повторять не буду. Вопросы?
- Да, - тут же звучит в ряду напротив. - Зачем нам вообще нужен ваш предмет?
Дэвид поворачивается к источнику голоса и видит зелёную в ряду напротив, что сидит, заложив руки за голову.
- Повтори? - переспрашивает Дэвид.
- Я спросила, зачем нам нужен этот предмет, - не сбавляя громкости, говорит та. - Я приехала сюда учить литературу. Чтобы потом стать преподавателем литературы. Где мне потом будет нужна эта околовоенная ерунда?
Дэвид поднимается с места и подходит к её парте вплотную. Обычно этого хватает, чтобы вызвать у студента падение уровня смелости до нуля, но эта даже взгляд от него не отводит. Смотрит с вызовом, но без страха.
- Вот представь, что пока ты сидела на паре литературы, ваш университет захватили дергийские террористы, - говорит он. - Что делать будешь? "Беллу Всепрощающую" им прочтёшь?
- Хоть бы и так, - отвечает та. - Зря, что ли, руководство университета вас наняло? Вы с ними и разберётесь.
Зелёная - тоже из оппозиционеров. Но, в отличие от рыжей, она не станет ждать перемены, чтобы рассказать подружкам, как сильно его ненавидит. Она выскажется прямо сейчас, глядя ему в глаза. Дэвид мысленно ставит ей плюс за смелость и минус за тупость.
- Надеюсь, она у тебя от зубов отскакивает, - вздыхает он. - Будет бидно запнуться и умереть на полуслове с простреленной башкой, не досказав её до конца. Остальные, кто не собирается перекладывать на Беллу ответственность за свою защиту – слушайте меня.
- Господин Фарбер, - раздаётся вдруг голос за его спиной. - Белла - это и есть защита.
Дэвид оборачивается, чтобы посмотреть на очередную самоубийцу, и видит девочку за первой партой. На полголовы ниже рыжей соседки. Бледную, как смерть, с огромными, в поллица, глазами. Как у оленёнка. Таких как она Дэвид даже по стенке не размазывает, потому что это ниже его достоинства. На таких ему достаточно дунуть, чтобы они упали.
- В главе "Возвращение к истокам" Книги Беллы сказано: "…и тогда принявшие меня в сердце своё, не убоятся больше ни слёз, ни крови, ни смерти, потому как дарован им будет вечный мир", - продолжает та. - У нас в церковных школах дети с первых занятий знают, что праведники находятся под опекой тех, в кого верят.
Дэвид подходит к ней вплотную, на ходу пытаясь вспомнить, относится ли она тоже к оппозиционерам, когда понимает, что видит её сегодня впервые.

- Самая умная, Бэмби? - произносит Дэвид и та слегка вздрагивает. - Расскажи об этом родственникам тех, кто погиб при взрыве Убежища Беллы в шестьдесят восьмом. Их, наверное, не учили в церковных школах, и они не знают, что их погибшие близкие находятся под опекой. Но вообще, если ты уже решила, что готова к ним присоединиться и кроме вечного мира тебя ничего не волнует – то тебе и правда тут нечего делать. Ты свободна.
Её глаза распахиваются сильнее - хотя куда уж сильнее - и это делает её похожей на героиню аниме. Дэвид делает шаг в сторону, освобождая для Бэмби проход. Но Бэмби, конечно, никуда больше не собирается.
- Извините, - тихо говорит она. - Я не имела этого в виду.
Дэвид смотрит на неё, и думает, что нет, к оппозиционерам она не относится. В ней слишком мало сопротивления. В ней его вообще нет. С кем-то другим - возможно, но не с ним. С ним она больше спорить не будет.
- Ладно, живи пока, - смягчается Дэвид. - Почему прошлую пару прогуляла?
- Я не прогуляла, - качает головой та. - Просто плохо себя чувствовала.
- Раз прогуляла - отрабатывай, - Дэвид протягивает ей пачку бумаг из папки. - Раздай всем. И далеко не уходи, потом соберёшь.
Бэмби берёт бумаги и снова вздрагивает, когда их пальцы соприкасаются. Она больше не смотрит ему в глаза, и бросается прочь от него в ту же секунду, как бумаги оказываются у неё. А Дэвид принимается диктовать конспект, что надоедает ему минуте на третьей. На четвёртой он начинает то и дело путать слова, потому что читать с листа внимательно ему лень, а на пятой думает, что зря согласился на преподавательскую работу. То есть, зря вообще сюда приехал. Неужели нельзя было попросить Беннета отправить его в какую-нибудь горячую точку? Там от него однозначно было бы больше пользы.
"Очень большая польза от тебя будет, если ты сдохнешь" подаёт голос Миа у него в голове. "Просто тебе не нравится чувствовать себя виноватым, а нравится представлять, как ты героически гибнешь в бою. А Хелен потом плачет на твоей могиле".
"Это ты мне говоришь?" хмыкает в ответ Дэвид. "Пока что она плакала только на твоей".
"Думаешь, ей было мало?"
"Заткнись".
Голос и правда затыкается, и Дэвид в ту же секунду жалеет об этом. Потому что из всех существующих голосов он именно этот хочет слышать сейчас больше всего.
Пара длится дольше, чем ему бы хотелось, но меньше, чем положено, потому что Дэвид как и в прошлый раз отпускает всех до звонка. Пробегает глазами список студентов, и останавливается там, где не стоит галочка о посещении за прошлую неделю - Кассандра Хагенштрем. Бэмби. Он отрывает взгляд от журнала и ищет её взглядом - она как раз торопится к выходу, прижимая стопку книг к груди.
- Подожди, - окликает её Дэвид и вытаскивает пачку печенья из-под стола. - На вот, возьми.
Бэмби замирает напротив, смотрит большими глазами на упаковку, а потом поднимает их на него самого.
- Извините, мне нельзя, - качает головой она.
Извините. Дэвид придвигает пачку ближе к ней.
- Я разрешаю. Бери давай. И так бледная, ещё в обморок мне хлопнешься тут.
Она и правда выглядит так, словно эта пачка - первая еда, которую она видит за неделю. И когда её рука хватает оттуда целую пригоршню, Дэвид почти готов поверить, что так оно и есть.
- Спасибо, - говорит она и вылетает прочь из аудитории, вслед за рыжей оппозиционеркой. Перебрав в голове все существующие категории, Дэвид в конце концов определяет Бэмби в новую, пока что состоящую из неё одной - свои. А затем забывает о ней на целую неделю.

****

В субботу он вспоминает о ней снова, когда устраивает для всей группы внеплановую тренировку. Он даже гонять их особенно не планирует - просто хочет посмотреть, так ли они плохи, какими кажутся. Бэмби не говорит ему ни слова, поэтому какое-то время Дэвид её даже не замечает - ровно до того момента, как она падает без сознания посреди стадиона.
Он оказывается рядом в несколько секунд, и не дышит, пока его рука не касается её запястья. Дэвид чувствует её пульс. Тогда он позволяет себе выдохнуть.
- У неё танафазия, - всхлипывает рыжая, подскочив к ней. - Она может умереть! Ей нужно в больницу!
Дэвид успел изучить рыжую достаточно хорошо, чтобы не придавать её паническим припадкам особенного значения, но сердце всё равно невольно начинает биться быстрее. Ему только мёртвой студентки сейчас не хватает, чтобы окончательно здесь спиться.
Он подхватывает её на руки, и направляется в сторону госпиталя, на ходу крикнув студентам, чтобы расходились по комнатам. Родственники Бэмби - рыжая, зелёная и тот парень, что вечно умничает не к месту - крик игнорируют и увязываются за ним. И если последние двое хотя бы просто спокойно идут, рыжая через пару минут уже вовсю заходится рыданиями, чем нервирует в разы сильнее.
- Да прекрати ты ныть, - первой не выдерживает зелёная. - Ну обморок и обморок, в первый раз что ли? Она же не умерла.
Рыжая притихает, но успокаивается окончательно, только когда доктор Шмидт объявляет ей, что жизни Бэмби ничто не угрожает.
- Это реакция на физическую нагрузку, - поясняет он, помогая уложить её на койку. - С танафазией нужно быть осторожнее.
Шмидт принимается рассказывать о болезни, но Дэвид слушает вполуха, и взгляда не отводит от иглы, протыкающей почти прозрачную кожу на запястье Бэмби.
- Ей нужно поспать, - отвечает Шмидт на молчаливый вопрос Дэвида. - Будет лучше, если ночь она проведёт здесь, но вам всем не о чем беспокоиться.
- Я же тебе говорила, - зелёная толкает рыжую в бок, и та улыбается, немного расслабившись.
Дэвид старается выглядеть таким же спокойным и равнодушным, но у него расслабиться отчего-то не выходит. Поэтому когда Шмидт торжественно выгоняет всех из палаты, он остаётся сидеть у её, Бэмби, постели. Кроме него там остаётся только дежурная медсестра, что раз в полчаса принимается выгонять и его тоже.
- Может, вы пойдёте? - вздыхает она. - С ней всё будет в порядке. Когда проснётся - я вас наберу.
- Так может, вы пойдёте? - предлагает в ответ Дэвид и выдыхает дым в форточку. - Я сам с ней посижу.
Медсестра качает головой и вздыхает снова. Курить в палате ему, конечно, нельзя, поэтому он то и дело выходит в коридор. Медсестра каждый раз надеется, что он не станет возвращаться обратно, но он возвращается. Садится у кровати Бэмби и смотрит на её безмятежное лицо. Сам Дэвид от безмятежности далёк, поэтому опасения медсестры ему хорошо понятны. Он, небось, выглядит так, словно задушит Бэмби, стоит ей только проснуться. Потому что ему, чёрт возьми, хочется сделать именно это.
- Вот кто тебя просил геройствовать, а, Бэмби? - он убирает с её лица мешающую чёрную прядь. - Съем я тебя, что ли, если скажешь, что тебе нельзя?!
Бэмби не отвечает, потому что спит. Всё так же спокойно, что злит Дэвида ещё больше. Ему спокойный сон в эту ночь не светит в любом случае, хотя виновата в этом она. Поэтому он больше ничего ей не говорит - копит злость до момента, когда она откроет глаза. Тогда он выскажет ей всё. Чтобы даже в самых смелых своих фантазиях она больше не смела так с ним поступать. Чтобы она запомнила этот разговор на всю жизнь - недолгую, кстати, учитывая, как она обращается со своим здоровьем.
Но когда она, наконец, открывает их и фокусирует на нём свой пока ещё мутный, но уже чертовски виноватый олений взгляд, Дэвид вдруг понимает, что злиться на неё больше не может.

****

Дэвид прицеливается и бросает шарик на противоположную сторону стола. Он приземляется точно в один из стаканов Бекки, отчего та недовольно морщится.
- Так не честно, - говорит она. - Ты слишком близко стоишь. Это жульничество.
- Пей давай, - отмахивается Дэвид.
И Бекки пьёт. Количество виски в её стаканах - чисто символическое, но она всё равно уже едва на ногах держится. Ей приходится всё время на что-то опираться, чтобы перестать шататься на каблуках. Ох уж эти мортемианские девочки.
- Может, тебе уже хватит? - предлагает он, когда Бекки в третий раз роняет мячик для пинг-понга на пол. - Домой я тебя не отвезу, но могу такси вызвать.
- Если струсил - так и скажи, - улыбается та. - Я всё ещё выигрываю. И это ты мне даже не поддавался.

Дэвид вздыхает. Он поддавался, конечно. Играй он с ней по-честному, никакого веселья бы не получилось - она уже через полчаса спала бы пьяным сном в углу спортзала, а он сидел бы рядом, грустный и трезвый. Возможно, играть в виски-понг с непьющей преподавательницей религиоведения было не очень хорошей идеей, но все остальные развлечения, включающие алкоголь и красивых девушек, Дэвид здесь уже попробовал.
Бекки бросает мячик на его сторону стола, и попадает по одному из стаканов. Тот опрокидывается, и виски тут же разливается по столу.
- Извини, - говорит Бекки. - Я такая бестолковая.
Дэвид закатывает глаза в ответ на её реплику и оглядывается в поисках какой-нибудь тряпки. У него уже появляется шальная мысль протереть стол собственным локтем, но Бекки, к счастью, вовремя находит где-то в подсобке старое полотенце и принимается вытирать стол, поднимая каждый стакан по-очереди.
Она нравится ему, Бекки. Его к ней тянет. Каждое утро, приехав в университет, Дэвид в первую очередь именно её отыскивает в одном из корпусов, а если она в этот день не работает, то ходит мрачный и злой, пугая громкими криками студентов. Сначала Дэвид думает, всё дело в контрасте - на фоне смертельного занудства всех остальных преподавателей Риверхилла Бекки оказывается потрясающе адекватной. Но вскоре понимает, что это не единственная причина. Просто она слишком сильно напоминает ему его собственную сестру. Однажды он случайно называет её Хелен, и от осознания степени своей ностальгии у него сжимается сердце. Бекки - его личный островок дома в чужой четвёртой параллели. Вовремя введённый чит-код на непроходимом уровне ужасно нудной компьютерной игры.
- Перерыв, хорошо? - говорит она, и, схватив один из стаканов, садится на пол у стола.
Дэвид кивает и садится рядом. Смотрит, как она потягивает смешанный с соком виски - уже не морщится, как в начале.
- Слушай, Бекки, - говорит он. - Что ты знаешь о Кассандре Хагенштрем?
Бекки поворачивает к нему голову, стараясь сфокусировать на нём рассеянный взгляд.

- Первокурсница, - пожимает плечами она. - Тихая, но отвечает всегда хорошо. А почему ты спрашиваешь?
Дэвид видит недоумение на её лице, и понимает вдруг, что нет - у них с Хелен всё же есть некоторые различия. Например, Хелен знает его не в пример лучше. И задай он такой вопрос ей, у неё однозначно появилась бы версия, почему. Бекки же смотрит на него с незамутнённостью ребёнка.
- Она упала в обморок у меня на паре, - отвечает Дэвид. - Забыла сказать мне, что у неё танафазия и ей нельзя. Представляешь?
Бекки мрачнеет и даже будто бы трезвеет немного.
- С ней же всё в порядке?
- С ней - да, - отвечает Дэвид. - А меня чуть удар не хватил. Думал, откинется прямо там, а меня потом под суд.
- Она просто стеснительная. Всё время молчит, - Бекки снова поворачивает голову к нему. - Ты же не будешь её сильно ругать?!
Дэвид усмехается и качает головой.
- Не буду.
Когда они снова поднимаются на ноги, Бекки снова едва не падает, и у него проскакивает мысль, что надо бы завязывать столько пить. Ну, с завтрашнего дня.

****

Как-то раз Дэвид рассказывает Хелен об очередном скандале на местном телевидении. Главный музыкальный канал страны осмелился крутить клип Ричарда Ферри с полуобнажёнными девицами в кадре, и мортемианская организация "Левкианские букетики" добилась увольнения директора уже спустя неделю после начала ротации. Его преемник, перепуганный до смерти таким поворотом, теперь не пускает в эфир ничего, где нет слов "Мортимер", "Белла", "прости прегрешения" и "смерть неверующим в страшных муках". Дэвид заходится смехом, говоря об этом, хотя ещё недавно плевался бы ядом, и от Хелен этот факт, конечно, не укрывается.
- Втянулся, смотрю? - говорит она ему с экрана ноутбука, и только тогда Дэвид задумывается об этом впервые.

Нет, четвёртая параллель ни на йоту не стала ему больше нравиться с момента приезда. Но его жизненная философия за последний год мутирует в философию котёнка, который запутался в пододеяльнике, и решил перестать бороться. Где-то Дэвид даже пользу извлекает из своего нового положения. Как умеет.
Например, теперь он регулярно проходит обследовния в сентфордской клинике. Не то чтобы у него были проблемы со здоровьем, но раз его трудовой договор позволяет делать это бесплатно - почему нет? Редкие рекомендации врачей он, конечно, пропускает мимо ушей, но в каждом без исключения кабинете обязательно зачерпывает горсть конфет из миски на столе. Их скапливается в конце концов так много, что его от них уже тошнит - теперь он только бросается ими в нерадивых студентов на парах.
Кроме того, Дэвид открывает для себя корпус для преподавателей - комнаты, предназначенные для сотрудников, что живут далеко от Риверхилла. Он тут же закрепляет за собой самую большую, и теперь почти не ездит в Сентфорд посреди недели. Но регулярно принимается заказывать доставку ужасно вредной и совсем немортемианской еды, которую курьер привозит к воротам университета, а Абернати затем приносит ему под дверь. Пруденс поначалу возмущалась, что Дэвид смеет заниматься чревоугодием на глазах у невинных студентов, поэтому спустя время он идёт ей навстречу, и ест бургеры исключительно в преподавательской.
А ещё Дэвид начинает тренироваться в университетском тренажёрном зале. Оборудование там оставляет желать лучшего, но людей почти нет - кроме парочки случайно туда заглянувших полудохлых симлендских мальчиков. Да и те, глядя, какой вес Дэвид выставляет на тренажёрах, окончательно демотивируются и заглядывать перестают. Зато начинают заглядывать симлендские девочки. Не для того, чтобы заниматься, а чтобы иногда лениво крутить педали велотренажёра и поглядывать, как Дэвид делает становую тягу. Без футболки. Жарко же.
После одной из таких тренировок он и натыкается на Бэмби в коридоре. Она как раз пытается открыть огромный пакет с печеньем, но хотя пальцы её побелели от усилий, преуспеть в этом деле ей не удаётся. Какое-то время Дэвид молча наблюдает за её тщетными стараниями, а потом не выдерживает:
- Думаешь, если потереть, то он станет больше?
Бэмби разворачивается и прижимает руку ко рту. Смотрит на него так, словно он её за чем-нибудь неприличным застукал. Настроение, уже приподнятое взглядами девочек из зала, поднимается ещё на пару пунктов вверх.
- Нет, я...- качает головой она, - я просто...
- Давай сюда.
Дэвид берёт пакет из её рук и открывает в одну секунду. А затем протягивает ей обратно.
- Спасибо, - Бэмби поднимает на него оленьи глаза и тут же краснеет.
Потому что футболку Дэвид, конечно, так и не надел. Взгляд она отводит почти сразу, но он успевает его поймать и зафиксировать в сознании. Этот взгляд он хорошо знает. Совсем не так на него смотрит Пруденс, если ей случается наткнуться на него в таком виде - она смотрит зло. Не так смотрит Бекки, когда он переодевается при ней - она смотрит смущённо. Бэмби же, при всей своей мортемианской скромности, смотрит иначе. Заинтересованно.
И эта мысль неожиданно громко резонирует у Дэвида в голове. Нет, он, конечно, знает, что нравится ей. Она приходит на каждую его пару, садится за первую парту и смеётся всем его шуткам - нужно быть идиотом, чтобы не увидеть, что она к нему расположена. Но Дэвид почему-то только сейчас замечает, что одним расположением дело не ограничивается. Как интересно.

- Чего гуляем? - спрашивает Дэвид и Бэмби тут же словно сжимается в комок.
- У меня пара у профессора Крамплботтом, - отвечает она. - Но мы просто недавно в этом корпусе, и я заблудилась.
- Мне как раз к ней. Пойдём, провожу.
Бэмби не сдвигается с места. Только смотрит на него снизу вверх. И Дэвид усмехается уголком губ. К Пруденс ему, конечно, не надо. А даже если бы и было надо - он бы не пошёл. Но Бэмби врёт ему так отчаянно и так неумело, что будет преступлением её на этом не словить.
- Я скажу, что ты была мне нужна, - говорит он после длинной драматической паузы. - Скажешь потом, помогала разбирать мне бумаги.
- Спасибо, - выпаливает она, до хруста сжимая пакет печенья.
Бэмби смотрит на него с благодарностью крепостного, получившего от помещика вольную. Как служитель древнего культа смотрит на божество, вдруг спустившееся к нему на землю. Этот взгляд Дэвиду немного нравится.
- По коридорам только не шатайся, - бросает он ей. - Ещё раз увижу – получишь уже от меня.
Дэвид собирается уже развернутся и уйти, как вдруг слышит в спину:
- Я не ем обычно это печенье, - он оборачивается и переводит взгляд на пакет, который она всё ещё стискивает в руке. - Просто сегодня так, а обычно – нет, я его не ем.
Дэвиду кажется, что у него сейчас голова лопнет от умиления. Он много чего успел насмотреться в этой параллели, но, наверное, впервые видит девочку, считающую поедание печенья страшным-страшным грехом. Тогда же Дэвид думает, что ему и правда стоит привлечь её к помощи с бумагами - необязательно прямо сейчас, а когда появится подходящий повод.
Повод появляется уже на следующий день.

****

Дэвид видит её с ключом у двери и ускоряет шаг. Последние несколько недель Пруденс гоняет его из кабинета в кабинет - говорит, что в связи с ремонтом, но Дэвид подозревает, старой обезьяне просто нравится создавать ему неудобства. А заодно и Бэмби, которая теперь занимается всей его документацией. Едва она успевает привыкнуть к одной двери, как приходится учиться открывать другую. Чёртовы старые замки.
- Сильно не нажимай, - говорит Дэвид и кладёт свою руку поверх её. - Просто вставь до конца и потяни вверх, тогда дёргать не придется.
Бэмби кивает и высвобождает руку. Проходит в кабинет не глядя на него. Она всегда ужасно смущается, когда ему случается к ней прикоснуться. Поэтому он делает это постоянно.
- Я взяла форму номер ноль три у Аманды, - она раскладывает бумаги на его столе и садится рядом. - Нужно закончить на этой неделе, потому что на следующей Пруденс уедет, и надо успеть получить её подпись.
- Торопишься куда-то?
Бэмби качает головой. Её широко распахнутые оленьи глаза следят за каждым его движением.
- Тогда давай кофе выпьем. Пруденс никуда не денется.

Она кивает и откидывается на спинку стула. И Дэвид делает кофе для неё. Он знает, какой именно она любит - некрепкий, почти полностью состоящий из молока и сахара. За последние недели он многое успел о ней узнать - из разговоров со знакомыми, собственных наблюдений или от неё самой. Он паззл за паззлом дополняет её мысленный образ, получая с каждым днём всё более чёткую картинку. Например, у неё есть сестра и брат, и ни на одного из них она по-настоящему не похожа. Она соблюдает заповеди, но всегда с интересом слушает истории о том, как их не соблюдает он. Её легко заразить эмоциями - она никогда не может сдержать смех, если рядом кто-то смеётся. Когда она задумывается над чем-то, то принимается водить ручкой в тетради или накручивать на палец чёрную блестящую прядь. Она любит клубничное печенье. Всегда отказывается, когда он предлагает, но если просто поставить перед ней тарелку, она незаметно для себя опустошит её за полчаса. А ещё она его не раздражает. Совсем. Наверное, она первый человек здесь, который совсем его не раздражает.
"Совесть не мучает, Гумберт?" спросила бы Миа, окажись она сейчас здесь. "Она привязывается к тебе. Потом плакать будет, когда ты уедешь".
Дэвид бы отмахнулся. Он ничего плохого не делает. И делать не будет. Он же не какой-нибудь больной извращенец. Через пару лет закончится его контракт, и Дэвид вернётся домой - он надеется, в лучшем состоянии, чем уезжал оттуда. А всё, что было у него здесь - останется здесь.
- Можно мне взять последнее? - Бэмби указывает на тарелку с печеньем.
- Бери, конечно. Хочешь ещё кофе?
Через пару лет он, наверное, будет счастлив такому исходу.

****

Когда Бэмби пропускает у него вторую пару подряд, Дэвид сперва думает, что она умерла. Заходит к Аманде, морально приготовившись к худшему исходу, и заводит о ней разговор. Та пожимает плечами и отвечает что-то нейтральное, тем самым роняя зерно подозрения в его вспаханную неопределённостью душу. В тот же день Дэвид берёт в деканате журнал их группы. И, просматривая страницу за страницей, укрепляется в подозрениях всё сильнее - её посещаемость оказывается почти безупречной. Пустота в клетках напротив его пар кажется чем-то чужеродным на фоне стройных рядов чернильных галочек.
Тогда Дэвид думает, что он что-то сделал. Обидел её чем-то, а она не сказала. Попробуй её пойми. Но просканировав мысленно все свои сомнительные реплики, Дэвид не находит ничего, что могло бы её задеть. И начинает злиться.
Пусть он даже и сказал что-то не то. Кто ей давал право его в ответ игнорировать? Сложно было рот открыть и сказать? Почему он должен о ней беспокоиться, пока она не считает нужным даже на глаза ему показаться? И в один момент, устав вариться в своих эмоциях в одиночку, он выкладывает всё это Бекки. Потому что больше некому.
- Это на неё не похоже, - говорит она, как только Дэвид замолкает. - Может, испортила какой-нибудь документ, и боится тебе признаться?
Дэвид качает головой. Испорти Бэмби очередную бумажку из деканата, он бы даже не заметил. И она об этом знает.
- Почему ты сам с ней не поговоришь? - снова спрашивает Бекки, подцепив двумя пальцами печенье из пачки. - Она постоянно в университете. Её должно быть несложно поймать.
- Я не собираюсь её ловить, - говорит он. - Ещё я за студентками не бегал.

Бекки какое-то время молча хрустит печеньем. Дэвид слушает её хруст, прикрыв глаза, только раз в несколько секунд подаётся вперёд, чтобы сделать глоток кофе.
- Знаешь, Дэвид, - снова подаёт голос она. - Я такого от тебя не ожидала. Ну, кого-то вроде неё.
Дэвид ей не отвечает. Достаёт зажигалку, закуривает, и, глядя, как рассеивается перед глазами дым, решает, что тема Бэмби для него теперь закрыта. Больше он не станет о ней думать. Не хочет его видеть? Скатертью дорога.
Он снова погружается в опостылевшую рутину, которая пусть и сидит у него в горле, но позволяет ему снова почувствовать себя спокойно. Встать, выпить кофе, завести машину, приехать в университет. Покурить, прикрикнуть на студентов, поругаться с Пруденс, снова покурить. Поговорить с Бекки, поговорить с Хелен, заехать в супермаркет, вернуться домой. Выпить пива. Может, чего-нибудь покрепче. Написать с десяток смс, лечь в постель, уставиться в потолок. Смотреть на него, пока не начнёт расплываться перед глазами. Снова встать. Повторить круг ещё с десяток раз. А потом однажды услышать знакомые шаги из коридора и стук в дверь. И ясно ощутить, как всё спокойствие улетает к чертям.

****

Кофе из вокзального автомата оказывается таким же противным на вкус, как и на вид. Дэвид размешивает сахар и всё же пьёт, глоток за глотком. Не сразу понимает, зачем. До него доходит, только когда с северной стороны снова дует ветер - такой сильный, что приходится сильнее запахнуться в куртку. Тут холодно, вот в чём дело. Сознание ещё не успело это осмыслить, как тело уже нашарило монетку в кармане и бросило её в отверстие кофейного автомата. Тело у него всегда реагирует быстрее рассудка.
Тем более что мёрзнуть он не привык. Дома ему почти всегда было жарко - Дэвид всегда оказывался тем самым ублюдком, который обмахивается газетой и просит открыть окно, пока остальные натягивают свитера. Теперь же холод становится программой по умолчанию, но Дэвид старается не думать об этом.
Месяц назад он выбил в ректорате возможность взять практиканта в деловую поездку, которая таковых не подразумевала и не предполагала. Месяц назад он предложил Бэмби, своей несовершеннолетней студентке, этим практикантом стать. Месяц назад она согласилась. И если он пошёл на это в трезвом уме и твёрдой памяти, значит такая мелочь, как смена климата, не должна волновать его вовсе.

Он снова делает глоток кофе и вглядывается в толпу, глазами сканируя прохожих. В один момент среди них мелькает черноволосая голова, и зрительный детектор зажигает в сознании Дэвида красную лампочку. Он ловит её взгляд и расслабляется, как от дозы мальрапидина внутривенно. Наверное, везти Бэмби в свой заграничный дом и правда плохая идея. Наверное, его сожгут и четвертуют местные власти, если он кому-нибудь хоть словом обмолвится, зачем. Но когда она оказывается рядом, Дэвид без тени сомнения берет её чемодан и ведёт её к вагону поезда. Наверное, потому что ему плевать.

Часть II. Проросшее семя

Дэвид заходит в свою квартиру на ватных ногах. Происходящее всё ещё кажется ожившей страшилкой, из тех, которыми его пугали на уроках этики в школьные годы: если вы, дорогие дети, станете заниматься сексом с несовершеннолетними в общественных местах, придёт ваша начальница и выгонит вас из параллели. Чёрт бы её побрал.
В порыве злости Дэвид швыряет сумку к лестнице и направляется к бару. Он хватает все бутылки с мало-мальски алкогольным содержимым и выносит их к дивану. Мысль надраться сегодня вдрызг больше не кажется такой безумной, как ещё полчаса назад. Уже без четверти четыре, а значит, пройдёт максимум час, прежде чем Пруденс подаст прошение о депортации на его имя. К концу дня его одобрят и отправят Дэвиду смс с вежливой просьбой явиться к порталу и убраться нахрен туда, откуда он пришёл. Тогда у него останется всего двадцать четыре часа. Завтра вечером его объявят в розыск, и сюда прибудут представители власти, чтобы максимально унизительным образом сопроводить его к порталу силой. Завтра вечером. Не прямо сейчас.
Дэвид минуту-другую изучает алкогольную коллекцию на полу, прикидывая, с какой из бутылок лучше начать, но взгляд ни на чём не задерживает. Вместо этого он хватает первую попавшуюся и швыряет её о стену. Зеленоватые осколки сыпятся на пол, в тёмно-красную винную лужу. Тогда Дэвид вспоминает о небрежно брошенной сумке, и плетётся за ней. Выудив смятую пачку сигарет из внутреннего кармана, он возвращается к дивану и закуривает. Дым в лёгких не приносит облегчения. Минуту назад, пока он таскал из бара бутылки, было не так дерьмово - мозг удавалось занять движением тела. Теперь, когда тело бездействует, произошедшее наваливается на Дэвида снова.
Самое обидное - он ведь даже не заслужил этого. Он вывернулся наизнанку, чтобы сделать университет Риверхилл самым безопасным местом в стране. Он привёз лучших из своих людей, чтобы родители не боялись отправлять сюда своих детей. И как его здесь за это отблагодарили? Вышвырнули, как ненужного котёнка на улицу, едва подвернулся повод.
Дэвид роняет сигарету на пол, но даже не наклоняется, чтобы поднять. Ему плевать, если будет пожар. Пусть здесь всё нахрен сгорит, раз так.

Тишина давит на нервы, давит на мозг. Дэвид закрывает глаза и прислушивается. Будь здесь Миа, она привела бы его в чувство. Она бы сказала, что мрачно курить и жалеть себя - худшее, что он может сделать в этой ситуации. Что вместо того, чтобы думать о том, какая Пруденс сука, неплохо бы подумать о Бэмби, которая осталась в Риверхилле, и которой местная полиция нравов в его отсутствие устроит аутодафе. Но Миа ему этого не скажет - она ничего больше не скажет, потому что умерла. Теперь некому говорить ему правильные вещи и толкать на правильные поступки. Теперь всё это он будет делать сам.
С этой мыслью Дэвид открывает глаза и направляется в душ. Горячая вода смывает с него остатки нерешительности и оставляет одну только сухую злость. Когда он протирает запотевшее зеркало локтем и смотрит на своё отражение, то понимает вдруг, что ничего ещё не кончено. Пруденс ещё не победила. Он не даст ей победить, потому что он - Дэвид Фарбер.
Он живёт в четвёртой параллели.
Он носит на шее кольцо своей девушки.
Он курит "Брэмбли" и хуже всех играет в "Не буди ламу".
Повышения принято отмечать капустным пирогом, а не пивом.
Рыжий цвет волос - признак принадлежности к малоконтинентальной расе, а не отсутствия души.
Расстояния измеряются в километрах.
Литр бензина стоит два симолеона.
Мэр Сентфорда - Дина Браун.
Самое распространённое мужское имя - Мортимер, самая популярная тема для разговора в барах - политика, самая агрессивная женская секта - Клуб Садоводов. Дэвид врос в этот мир, как донорский орган в человеческое тело, и теперь никакая сила не заставит его уехать отсюда. Во всяком случае, до тех пор, пока его Бэмби остаётся здесь.

Когда он спускается вниз, от прежнего мрачного расположения духа не остаётся и следа. Теперь у него в пальцах покалывает от жажды деятельности. Первым делом Дэвид вытряхивает содержимое сумки на пол и поднимает два телефона - местный и привезённый из дому. В первом - с десяток неотвеченных от бывших подчинённых, во втором - столько же от полковника Беннета. В другой раз Дэвид перезвонил бы тут же, но сейчас он не имеет на это права. Каждый из них достаточно пострадал от его неосторожности. К тому, что он собирается делать дальше, они не должны иметь никакого отношения. Дэвид вытаскивает симкарты и бросает в свежеразожжённый камин. К ним отправляются и банковские карты тоже. Первое же использование выдаст его местоположение, а этого он больше не может себе позволить.
В квартире ему тоже оставаться нельзя - её, как и все принадлежащие ему заведения, передадут обратно в государственную собственность в тот момент, когда на прошении о депортации заалеет министерская печать. Поэтому Дэвид открывает сумку и складывает туда всё, что может пригодиться в следующие несколько дней: ноутбук - последнее средство связи с восьмой параллелью, одежду и остатки наличных. Подумав немного, он кладёт туда ещё и кольцо матери, что досталось ему, когда Хелен отказалась его носить. Дэвид хотел подарить его Бэмби, как-нибудь громко и демонстративно. Скажем, на вручении дипломов, когда она будет уже совершеннолетней и со всеми документами на руках. Он вышел бы на сцену и сделал ей предложение у Пруденс на глазах. И никто бы им ничего не сказал. Всего полгода, и из подлого растлителя малолетних он превратился бы в порядочного человека, уважащего семейные ценности.
Забросив сумку на плечо, Дэвид переступает порог и бросает ключи в ближайшую урну. Давит в себе порыв зайти в гараж, и идёт к перекрёстку, ловить попутку - номера его машины теперь тоже вне закона.
Первый же лендвейл тормозит по его сигналу, и Дэвид, пока идёт к нему, один за другим отбрасывает варианты временного жилья. Друзей он станет подставлять в последнюю очередь, а любая гостиница потребует паспорт - как и любой законопослушный арендодатель. Контактами незаконопослушных Дэвид обзавестись не успел, а значит, вариант у него теперь только один.
- Мотель Дейла Уолтера в пограничном, - говорит он, склонившись к окну.
Водитель кивает, и Дэвид садится на соседнее сидение. Когда индустриальный дистрикт остаётся позади, ему даже не хочется обернуться. Точка невозврата пройдена, мосты сожжены. Теперь ему больше нельзя смотреть назад.

****

Водитель высаживает его на парковке и, заскрипев колёсами, уезжает. Дэвид окидывает мотель взглядом и ещё раз оглаживает ремень сумки - очень нехарактерный для него невротический жест. Он не привык, что есть только она. Он привык, что есть ещё и машина. Без неё он чувствует себя так, будто его лишили половины тела.
Если бы кто-то из друзей попросил бы его назвать место, где анонимный преступник может легко ограбить их, изнасиловать и убить, а потом ничего не получить за это, Дэвид быстро и без колебаний назвал бы мотель Дейла Уолтера. По иронии судьбы, сейчас Дэвид направляется именно туда, потому что теперь этот анонимный преступник - он сам.
- Нужна комната на ночь, - говорит он парню у стойки.
- Сорок два - наличными, сорок пять - кредиткой. Но мне нужен ваш паспорт, или любой другой документ, идентифицирующий вашу личность.
- С собой ничего нет, - пожимает плечами Дэвид. - Может, без документов обойдёмся?
- Ничего не выйдет. Анонимная регистрация - незаконна, поэтому здесь тебе ничем помочь не могут.
- Я слышал другое.
Парень усмехается. Понимает, в какую сторону идёт разговор. Он, наверное, понял это сразу. Дэвид снова начинает злиться, но не подаёт виду.
- Слушай, без обид - но я впервые тебя вижу, - говорит парень. - Откуда мне знать, что ты не устроишь мне здесь проблемы?
Дэвид достаёт кошелёк и вытаскивает две купюры, номиналом в сто и двести симолеонов. и кладёт их перед парнем на стойку.
- Мои друзья Уотерфилд и Дин могут за меня поручиться.
Парень смотрит на купюры пустым взглядом, а затем придавливает их двумя пальцами к столешнице, и двигает к Дэвиду обратно.
- Боюсь, Уотерфилд и Дин больше не считаются здесь доверительными лицами.
Дэвид забирает деньги и вытаскивает последнюю оставшуюся в бумажнике купюру - пятьсот симолеонов. Тратить столько в первый же день он не планировал, но выглядит он, наверное, богаче, чем сейчас является. Во всяком случае, в глазах этого алчного ублюдка.
- Это лицо - достаточно доверительное?

- У вас сутки, - кивает парень и протягивает ему ключи.
Дэвид сжимает их в ладони - так сильно, что зубцы врезаются в кожу - и поднимается на второй этаж. Сутки - это чертовски мало, но больше ему всё равно здесь оставаться нельзя. Он не какой-нибудь похотливый супруг, желающий скрыть похождения от своей законной половины, и не студент, что в тайне от мамы покупает наркотики. Через несколько дней его начнут искать всерьёз, а парень внизу не станет рисковать своей шкурой, скрывая его здесь от властей. Значит, всё придётся провернуть максимально быстро.
Дэвид бросает сумку на кровать и достаёт ноутбук. Межмировое интернет-соединение в этой части города слабое, но оно - последняя его надежда, и он не дышит, пока в углу экрана не появляется слово "подключено". Затем он принимается листать контакты и морщится, обнаружив, что Хелен была онлайн целых два часа назад.
Дэвид пишет ей несколько нервных сообщений о том, что произошло, в надежде, что значок у её никнейма загорится зелёным. Но он не загорается. И может ещё долго не загораться. Хелен ведь может быть сейчас на дежурстве, или, скажем, спать после дежурства. Есть шанс, что она не появится здесь ни сегодня, ни завтра, а любой другой человек в списке контактов Дэвида совершенно точно помочь ему не сможет.
Он оставляет ноутбук на столе и обыскивает комнату. Спустя пару минут он обнаруживает в тумбочке под умывальником недопитую бутылку вина, тянется за ней и делает несколько глотков. Конечно, это далеко не то вино, что можно было найти в его теперь уже бывшей квартире, но сейчас Дэвиду хочется выпить. Ему нужно выпить, потому что больше он всё равно ничего сделать не может.
Дэвид ставит громкость ноутбука на максимум, устраивается с бутылкой на кровати и принимается ждать.

****

Той ночью ему снится, что его взяли. Парень-администратор сдал, наверное - никто ведь не знал больше, что он здесь. Мотель окружили полицейские машины, в комнату ворвалось двое копов, и, сцепив наручниками его запястья, повели вниз под вой сирен. Пара минут требуются Дэвиду на осознание, что наручниками послужила неудобная поза, в которой его угораздило заснуть, а то, что он принял за сирены, оказывается мелодией вызова в скайпе. Сонливость пропадает в ту же секунду, и корпус, движимый скорее рефлексом, чем сознанием, принимает вертикальное положение.
- Дэвид, ты как? - спрашивает Хелен, когда он принимает вызов. - Может, всё-таки приедешь? Здесь вместе решим, что делать.
Дэвид качает головой.
- Не могу. У меня несколько дней, и мне нужно найти способ легально вывезти её из параллели.

Хелен слегка скисает, но не спорит. Молча тянется за телефоном и принимается обзванивать знакомых. И напряжение само собой его отпускает. Сейчас они найдут способ всё решить - вместе они всегда всё решали. Когда они вдвоём, у них будто вообще нет слабостей, им по плечам любая задача.
Спустя пару часов уровень оптимизма Дэвида, правда, несколько падает - когда оказывается, что случаев эмиграции из четвёртой параллели в восьмую пока не было ни единого. Более того, к ним даже по временным контрактам никто не ездил. Движение всегда было односторонним - из восьмой в четвёртую, не наоборот.
- Попробуй найти способ получить гражданство здесь для меня, - решается, в конце концов, Дэвид.
- Для этого нужно прожить в параллели пять лет, - отвечает Хелен. - При этом у тебя должна быть работа и хорошие рекомендации, а не уголовный розыск и громкое увольнение. Тебя отправят обратно, как только обнаружат, а это вопрос максимум пары недель. Как ты себе это представляешь?
Дэвид вздыхает. Голову отчаянно таранят мысли о нелегальных способах, но он пока держит их на периферии сознания. Возможно, и до этого тоже дойдёт, но только когда точно не останется никакого другого выхода - создавать для Бэмби проблемы с законом он станет в последнюю очередь. В памяти всплывают эмигранты из восьмёрки, о которых упоминал полковник Беннет, но те случаи были значительно менее проблемные, чем у него. А у Дэвида больше нет времени играть по правилам.
Случай не по правилам вспоминается только один. И вспоминается он в тот момент, когда мозг успевает отбраковать все другие возможные и невозможные варианты, оставив в голове только цифровой шум и тёплый янтарный взгляд.
- Дэвид? - окликает его Хелен. - Что такое?
- Я сейчас, - бросает он в ответ и встаёт на ноги.
Стационарный телефон на ладан дышит, и Дэвид старается едва к нему прикасаться, чтобы не развалился. Этот номер он раньше мог набрать спросонья, в темноте и с закрытыми глазами, но теперь ему приходится приложить усилия, чтобы вспомнить последние две цифры.
- Да? - отзывается знакомый голос в трубке.
- Эмбер, это Дэвид. Помнишь меня? Нужно поговорить.
Та затихает на миг, и он с удивлением понимает, что нет - не помнит. Интересно у них повернулась жизнь.

- Слушай, Дэвид, сейчас мне нужно уходить, - отвечает она спустя несколько секунд раздумий. - Но если ты позвонишь ближе к выходным, я постараюсь что-нибудь придумать. Идёт?
- Это срочно, - перебивает Дэвид. - Ты говорила, что эмигрировала из другой параллели. Что ты для этого сделала?
- Вышла замуж, - отвечает Эмбер. - А что?
Дэвида словно что-то ударяет под дых. Цифровой шум пропадает, остаётся только ясная-ясная голова.
- Продиктуй адрес, - говорит он ей. - Я сейчас приеду.

****

Когда Эмбер открывает дверь, Дэвид едва её узнаёт. Нет, выглядит она так же, как и тогда - даже одета как тогда. Всё портит выражение лица: за время их плодотворного общения в прошлом она ни разу не выказала недовольства его приходом. Чёрт, да раньше она едва в обморок от восторга не падала.
- У меня была встреча с парнем, который за пять минут платит как за всю ночь, - объявляет она, пропуская его внутрь. - А ты взял и всё испортил.
- Не завязала? - спрашивает Дэвид и садится на пол у дивана.
- Ой, заткнись.
Эмбер протягивает ему пиво из холодильника, и тот, пока пьёт, не сводит с неё глаз. От пива становится хорошо, и Дэвиду кажется, он понимает, почему она так и не нашла другую работу. Потому что делать мужчинам хорошо - это всё, что Эмбер умеет в жизни. Этим пропитана её сущность, от пальцев ног до кончиков рыжих волос. Сложно противостоять искушению брать деньги за то, в чём ты мастер. Дэвид и сам по схожим причинам пошёл в силовые структуры. Потому что всё, что умеет в жизни он - это делать мужчинам плохо.
- Так ты замужем?
- В прошлом году развелась, когда получила гражданство, - отвечает Эмбер и садится рядом. - Это был фиктивный брак. Я жила с ним, раз в неделю выгуливала его в центре и отдавала часть заработка - а он за это подыгрывал мне на всяких проверках в министерстве. Если хочешь провернуть то же самое - учти, эти твари придирчивы, как черти. Но если готов пять лет изображать любовь на публику, могу посоветовать несколько девочек со склонностями к авантюризму.
- Спасибо, у меня есть, - хмыкает Дэвид. - Но сейчас она находится в отлично охраняемом здании, откуда её ещё полгода не выпустят, а меня - не впустят.
- По закону тебя никуда не впустят, - отвечает та. - Даже если появишься на пороге госструктуры с невестой и полным пакетом нужных документов, у вас не только заявление не примут, они ещё и полицию вызовут, чтобы отправить тебя к порталу и вернуть назад.
Дэвид вдруг вспоминает свой сон и слегка поникает. Брак больше не кажется волшебной таблеткой от всех болезней, как ещё полчаса назад. Чёртова симлендская бюрократия.
- Можно и без госструктур обойтись, - снова подаёт голос Эмбер. - Церковный брак на Великом Континенте приравнивается к гражданскому, а заморочек с ним меньше - не нужно проходить сотню инстанций, нужна только подпись священника, подтверждающая, что брак состоялся. Есть знакомые в церкви?
Дэвид кивает. С университетским священником он не знаком, конечно, но с одним человеком он как-нибудь договорится. Оставалась, правда, проблема с охраной. Кто-нибудь из его людей, конечно, пропустил бы его, даже рискуя работой - вот только Пруденс уволила всех вместе с ним, а значит, все те, кто мог бы помочь ему с пропуском, давно вернулись в восьмую параллель. Ещё есть, конечно, Бекки - но во-первых, по первому же контакту с университетскими знакомыми его легко могут вычислить власти, а во-вторых, у неё нет допуска к студенческим спальням. Даже получи он её пропуск, шансов добраться до Бэмби в тёмное время суток у него крайне мало.
- Твоё отлично охраняемое здание, - бормочет Эмбер, вырывая его из раздумий, - имеет какие-нибудь не очень охраняемые участки?
Дэвид качает головой. Ни в один корпус без пропуска попасть невозможно, он знает это, потому что сам помогал проектировать охранную систему. И подошёл он к этому, мать его, ответственно, тщательно и серьёзно. Мышь не пролезет, если Пруденс того не захочет.
Рука сама тянется к ноутбуку и включает его. Там, в ноутбуке - Хелен. Дэвид уверен в этом, потому что теперь, зная, что произошло, она не сможет оставить его одного. Хелен придумает какой-нибудь выход, потому что даже в этой ситуации выхода не может не быть. Не теперь, не когда он успел зайти так далеко.

Но когда окошко скайпа появляется на экране, первым никнеймом, на который Дэвид бросает глаза, оказывается совершенно ему незнакомый. Более того, этот кто-то - местный, потому что никому в восьмой параллели не пришло бы в голову неиронично назвать себя mortemian_girl. И от осознания этого факта у него леденеет нутро. В четвёртой параллели о скайпе почти никто не знает, и Дэвид использовал аккаунт только для связи с родными. Ни у кого из местных даже не было его контактов.

mortemian_girl: Здравствуйте, господин Фарбер. Меня зовут Бонни Баррет, и я получила сто баллов за курс начальной военной подготовки, хотя посещала только по одной паре каждый семестр. Вы об этом не знали, потому что я взломала базу университетских данных, и никто ничего не заметил. Это не единственная вещь, которую я могу взломать. Если добавите меня прямо сейчас, обещаю, что вы не пожалеете об этом.

- Это может быть уловка правительства, - говорит Эмбер, склонившись к экрану. - Они жуть какие изобретательные. Я бы на твоём месте не велась.
Дэвид молча жмёт на кнопку "добавить". Эмбер закатывает глаза, а пользователь mortemian_girl принимается набирать следующее сообщение.

mortemian_girl: У меня есть универсальный пропуск с доступом в абсолютно все корпуса и помещения университета. Назовите адрес, и я привезу его в течение часа.

- Не вздумай звать её сюда, - говорит Эмбер. - Не хочу оказаться за решёткой только потому, что прятала тебя здесь.
Рука Дэвида зависает над клавиатурой. Эмбер накрывает его пальцы своими и слегка сжимает.
- Неужели тебе это не кажется подозрительным? Не думаю, что сопливая девчонка способна взломать твою навороченную охранную систему. Тебя пасут.
Дэвид мягко высвобождает руку. И печатает в ответ:

david_farber: Первая Прибрежная, 2.

****

Дэвид добирается до места за десять минут и оставшиеся пятьдесят молча ругает неизвестную Бонни на все лады, будто это она опаздывает, а не он раньше пришёл. Улица в такое время уже пустует, но продавщица из круглосуточного магазина напротив подозрительно косится на него последние полчаса. В таком месте никто не станет вызывать полицию, конечно - Дэвид уверен, что среди местных подозрительных типов он наименнее подозрительный - но лишнее внимание ему сейчас ни к чему.
Когда на углу тормозит старый смуго минима, он сразу понимает, что это Бонни. И что приехала она одна. Кто бы за ним не охотился сейчас, машины у них однозначно дороже.
Бонни выходит и, натягивая рукава свитера на окоченевшие пальцы, направляется к нему.
- Возьмите, - она протягивает ему пластиковую карточку вместо приветствия. - Но вам лучше не появляться там сегодня. В четверг Пруденс не будет целый день, а в ночь на пятницу дежурит Винстон. Он будет спать, а значит, никто не заметит вас на камерах.
- Где взяла? - спрашивает Дэвид, кивая на пропуск.
- Я сама его сделала. Не думайте только, что я их направо и налево раздаю. Сейчас такой есть только у меня и у вас.
Дэвид кивает. Бонни смотрит на него снизу вверх, потому что она маленькая - ещё меньше Бэмби, и от этого у него появляется странное чувство диссонанса. Пусть она и взломала результат работы его лучших специалистов, её даже опасаться как-то неловко. Бонни кажется безобидной. Беззащитной даже.

- У меня есть условие, - говорит вдруг она, когда Дэвид уже собирается спрятать карточку в карман. - Вы должны рассказать Кассандре, что это я вам помогла. Я хочу, чтобы она знала, что мы с ней в рассчёте.
- Я расскажу, - кивает Дэвид. - Спасибо, Бонни.
Она кивает в ответ и возвращается к своей машине. Наверное, вернётся в Риверхилл - туда, где советовала ему не появляться сегодня. Дэвид почему-то уверен, что её никто не поймает.

****

Когда таксист высаживает его на Осиновой улице, и Дэвид снова замечает, что раздражается. Ему не нравится, что его можно откуда-то высадить. Ему нравится самому всех высаживать, а потом оставаться в машине, сколько захочется. Поездки на пассажирском сидении Дэвид смело поместил бы в топ-лист вещей, которые он больше всего ненавидит в жизни. Туда же вошли бы знакомства с родителями его девушек, кстати. Отличный сегодня выходит день.
Теперь у Дэвида есть универсальный пропуск. А ещё, наверное, несколько дней, прежде чем его станут искать всерьёз. Он воспользуется этим завтра ночью, чтобы проникнуть в университет и получить свидетельство о браке, которое потом вместе с прочими документами отвезёт в миграционную службу для получения вида на жительство. И тогда всё снова станет, как раньше. Даже лучше, чем раньше. От этой идиллической картины его отделяет только один документ - разрешение на брак несовершеннолетнего от ответственного за него родителя. Странно думать, что вся его дальнейшая жизнь зависит от одной жалкой подписи на клочке бумаги.
По дороге в Торвилль Дэвид проиграл в голове все возможные варианты - что Даниель Хагенштрем захлопнет дверь перед его носом, что закатит скандал, что позвонит в полицию или хотя бы попытается его ударить, но когда тот приоткрывает дверь и поднимает на него глаза, Дэвид уничтожает эти варианты разом. Просовывает каждый мыслеобраз в воображаемый измельчитель, пока они не превращаются в груду воображаемых бумажных полосок.
Потому что он чертовски похож на Бэмби. Слишком похож, чтобы они не смогли договориться.
- Чем могу помочь? - настороженно спрашивает Даниель.
Чуть более настороженно, чем спрашивают у завлекателей в религиозные секты или навязчивых торговых агентов. Дэвид его понимает. За мортемианского проповедника или продавца пылесосов его можно принять разве что спьяну.
- Я Дэвид Фарбер, из университета Риверхилл. Хочу поговорить о вашей дочери.
Глаза Даниеля сощуриваются под стёклами очков. Это имя он, конечно, уже слышал. Вероятнее всего, только по телефону, от Пруденс лично.
- Здесь больше нет моих дочерей, обе уехали, - сообщает Даниель. - Но если вам срочно нужно ещё кого-нибудь совратить, можете поспрашивать у соседей.

Дэвид вздыхает. Что ж, могло быть и хуже.
- Учту, - сухо отвечает он. - Но я не за этим пришёл.
Очная ставка длится несколько секунд, после чего Даниель, не меняя выражения лица, приоткрывает дверь шире.
- Ну, входи, - говорит он. - Дэвид Фарбер.
Его имя Даниель выделяет интонацией особо - как делают люди, когда хотят показать, что им кто-то очень сильно не нравится. Жестом предлагает сесть. Сам не садится, а отходит от дивана на пару шагов и становится напротив. Дэвид знает, почему. Они изначально в разных весовых категориях, а относиться с презрением к кому-то больше и сильнее тебя самого - задачка не из лёгких. Пока Даниель стоит, он кажется себе выше. Так ему проще думать, что он всё контролирует.
- Скажу честно, что ты - последний человек, с которым мне хотелось бы сейчас разговаривать, - начинает он, - поэтому давай сразу к сути. Надеюсь, не за прощением грехов пришёл?
Смотрит сквозь запотевшие стёкла очков, не моргает. Неестественно прямая линия плеч выдаёт напряжение. Дэвид достаёт из сумки распечатанный на принтере Эмбер бланк с разрешением и кладёт на стол.
- Нет. За подписью, - отвечает он и придвигает бланк к Даниелю по лакированной поверхности стола. - Хочу жениться на твоей дочери.
Даниель опускает глаза на бледноватые строчки и слабо усмехается. Удивлённым он не выглядит. Раздражённым скорее.
- Я думаю, ты меня не понял, Дэвид, - говорит он, снова подняв на него глаза. - Мне ясно, в каком отчаянии ты сейчас находишься, потому что я тоже терял работу и репутацию. Но даже не представляю, с чего ты решил, что мне захочется помогать тебе остаться в параллели после того, что ты сделал. Поэтому вот, как мы поступим. Ты прямо сейчас отправишься к порталу и вернёшься туда, откуда приехал. А я взамен не стану подавать иск о возмещении морального ущерба, что ты нанёс моей дочери. Идёт?
- Да какая, нахрен, репутация?! - вспыхивает в ответ Дэвид, но принимает очную ставку и смотрит на него точно так же в упор. - Ты серьёзно думаешь, я скрываюсь от властей, потому что умереть как хочу здесь работать? Плевать я хотел на эту работу и на всю вашу чёртову параллель! Всё, что меня меня здесь волнует - это твоя дочь, которая без разрешения этой старой летучей мыши даже за ворота теперь выйти не может!
- По твоей милости и не может, если ты забыл, - цедит сквозь зубы тот. - Я вижу тебя впервые в жизни, а ты уже успел порядком испортить ей жизнь - и теперь всерьёз ждёшь, что я позволю тебе делать это дальше? Ты вдвое старше её, ты в розыске, тебя вышвырнут из параллели, если я сделаю всего один звонок в полицию! И назови мне хотя бы одну причину, почему я не должен делать этого прямо сейчас!

- Потому что твоя дочь этого не хочет! - Дэвид придвигается к Даниелю ближе, практически нависает над столом, отчего тот невольно отшатывается. - Я обещал ей, что вернусь за ней, и перевернул для этого весь город! Знаешь, что она скажет, если узнает, что это из-за тебя я к ней так и не приехал? Не знаешь? Так позвони и спроси!
Дэвид придвигает к нему стационарный телефон, едва не выдернув провод. Даниель смотрит на телефон, смотрит на Дэвида, и в глазах его читается недоумение пополам с растерянностью. Внезапно воцарившаяся тишина звенит в ушах после нескольких минут непрерывного крика, и только тогда Дэвид понимает. Чёрт возьми, тогда он понимает всё.
- Ты не говорил с ней, - выдыхает он. - Тебе не разрешили.
Даниель делает неопределённое движение плечом.
- Ей не разрешили. Нарушителям нельзя пользоваться телефоном.
- И приехать к ней тебе тоже не разрешили, - продолжает Дэвид.
Кричать на него больше не хочется. Незачем теперь.
- В университете Риверхилл очень строгие правила, - поясняет тот. - Это обусловлено статусом элитного учебного заведения, и когда Сандра подавала туда документы, я об этом знал.
- А, то есть это нормально для тебя, что какие-то законы какого-то хоть трижды элитного университета, запрещают тебе, на секундочку, отцу, разговаривать со своей дочерью?!
Даниель открывает рот, но ответная реплика так и не вырывается из его рта. Он смотрит на Дэвида ещё несколько секунд, а затем поворачивается к кухонному шкафу. Спустя несколько секунд поисков он достаёт оттуда бутылку коньяка и наливает себе немного. Дэвид мысленно присвистывает, прочтя название марки на этикетке.
- И что ты предлагаешь? - снова подаёт голос он, нервно поглаживая пальцами бокал. - Требовать права общения с дочерью через суд?
- Нет, я предлагаю подписать разрешение, чтобы она могла выйти за меня замуж. Как только это произойдет, ни одна живая душа ни под каким соусом не сможет ей запретить общаться с семьей.
Даниель берёт разрешение в руки и снова пробегает по нему глазами. Замирает на последних строчках. Вся воинственность в нём стухла, он даже ростом будто ниже стал.
- Я люблю её, - говорит Дэвид, заставив того оторвать взгляд от бланка. - Нереально. Никого так не любил. Мы встречаемся больше года, и я женился бы на ней в любом случае, как только это разрешили бы ваши законы. А то что Пруденс тебе по телефону сказала - нужно на десять делить.
Даниель слушает молча, с нечитаемыми эмоциями на лице, а потом откладывает бумагу в сторону и достаёт второй бокал, для Дэвида. Заполняет на половину и ставит перед ним на стол.
- Я подпишу, - вздыхает он. - Но ты должен рассказать мне всё с самого начала. Не хочу больше выслушивать новости от университетского руководства по телефону.
Дэвид кивает. Берёт бокал, делает глоток - коньяк обжигает с непривычки, как давно он не пил ничего настолько крепкого? - и начинает говорить. Следующие двадцать минут Даниель ни разу не пытается его перебить.

****

Защитный механизм издаёт знакомый писк, когда Дэвид проводит по нему карточкой, и это вызывает в нём что-то похожее на ностальгию. Как будто его сто лет здесь не было.
Когда Дэвид работал здесь, главный вход охранялся круглосуточно. Несколько человек патрулировали территорию в любое время дня и ночи. Сейчас же здесь тихо, как в гробу. Слышно только его собственные шаги и мерное дыхание.
К моменту, когда он переступает порог комнаты Бэмби, к этим звукам добавляется ещё и ускорившееся биение сердца - но самой Бэмби внутри не оказывается. Дэвид осторожно закрывает за собой дверь и подходит к окну. Отец Петер будет ждать их ещё два часа, папка с документами приятной тяжестью ощущается в сумке, а оставшихся денег как раз хватит, чтобы добраться до миграционной службы в Плезантвью. Точка невозврата пройдена, мосты сожжены. Как слова, написанные секретными чернилами - осталось только дождаться, когда они проступят на бумаге.
Голову привычно атакуют сто тысяч сценариев сегодняшней ночи, когда что-то идёт не так, но Дэвид шлёт их все к лотарио. И мысленно рисует Бэмби, её лицо - каким оно будет в первые секунды после того, как она его здесь увидит. Он готовится зафиксировать в памяти намертво каждую из её черт. Потому что именно их он будет восстанавливать перед внутренним взором каждый день, час, миг, пока не вернётся сюда снова. Не как вор, как хозяин, как тот, кто имеет право здесь быть. И тогда он заберёт её отсюда, чтобы привезти в то место, что он теперь называет домом.

****

1) Мальрапидин (эсп. malrapide - медленно) существует только в реальности четвертой параллели.

2) Смуго минима - машина из игры.

3) Об упоминаемых купюрах и изображенных на них лицах можно почитать здесь

4) +1 балл за текст