Допустим, есть стадо овец. Одну из них как-то утром находят с перегрызенным горлом. Вопрос - кто виноват? Один скажет: старая мать-овца. Потому что ей нельзя было отпускать своё дитя на пастбище, где водятся волки.
Уже спустя минуту траурной речи Тамары Деннис я поняла, что лучше бы она поручила это дело мужу. Мама говорила ей, мол, не стоит. Но она не послушала. Она никогда никого не слушала.
Начала Тамара вполне сносно, но почти сразу расплакалась. Мы смотрели, как она плачет, разрываясь между печалью и постыдной, учитывая обстоятельства, неловкостью. Роберт попытался было увести её назад, но та отмахнулась, мол, сейчас-сейчас, не трогай меня, дай мне немного времени, я только приду в себя. Но она так и не пришла. Стояла и плакала. А мы стояли и смотрели.
Я покосилась на гроб, что стоял за её спиной. Строго говоря, никто даже не был уверен, что в гробу - Дейзи. Взрыв сделал опознание затруднительным, и на эти останки претендовала ещё как минимум одна пара родителей. Но Тамара вцепилась в них с такой яростью, словно они могли волшебным образом вернуть Дейзи к жизни.
- Это наша дочь, - всхлипывала она, вцепившись Роберту в рубашку. - Разве ты не видишь?
Той паре пришлось уступить, и я понимала, почему ("не трогай меня, сейчас-сейчас"). Тамару, впрочем, понимала тоже. Ей просто важно было что-нибудь похоронить.
- Я беременна, - сказала вдруг Рут.
Я даже повернулась к ней, хотя это, наверное, было не очень прилично. Меня не удивило, что она сказала - учитывая, как безалаберно они с Тайлером относились к контрацепции, этого стоило ждать - удивило, как. Это не был её обычный хвастливый "хоть что-то я сделала раньше чем ты" тон. Она сказала это, как говорила о погоде.
- Я не хотела никому рассказывать пока - сама понимаешь, если дойдёт до Пруденс, меня могут исключить, - сказала она и тоже повернулась ко мне. - Хотела объявить всем в марте, когда Тайлеру будет двадцать один и мы сможем пожениться. Но вчера я увидела, как она плачет, и как-то само собой вырвалось.
Я снова выпрямилась, чтобы наши перешёптывания не бросались так в глаза, и заправила прядь за ухо, чтобы лучше её слышать.
- Я думала, она будет меня ненавидеть. Ты же знаешь, какая она строгая. Думала, объявит меня шлюхой и скажет всем, что против свадьбы. А она обрадовалась. Обняла меня, как будто я ей родная, - Рут вздохнула, словно воздуха набрала перед прыжком в воду. - А ведь она никогда меня не любила, помнишь? Всё так изменилось.
Я снова перевела взгляд на гроб и всхлипывающую перед ним Тамару. Раз за разом я прокручивала в голове вспышку сентябрьского видения - вот Дейзи поправляет волосы, вот направляет взгляд в объектив, вот замирает перед щелчком фотокамеры. Чёткое, но едва ли понятное пророчество на одной чаше весов дополнялось пусть и неоднозначно опознанными, но вполне материальными останками на другой. И я не знала, какая из них в итоге перевесит. Поначалу не знала даже, какой вариант обрадовал бы меня больше - тот, где опостылевший пророческий дар давал сбой, или тот, где Дейзи оказывалась жива. И пусть я немало времени провела в мечтах о первом, сейчас я искренне надеялась на второй. Дейзи не должна была умереть. Только не Дейзи. Она была слишком доброй, чтобы умереть в двадцать, и слишком нерелигиозной, чтобы умереть в церкви. Там могла бы умереть я. Но не Дейзи, нет. Я отказывалась в это верить.
- Ты поедешь с нами на Острова? - спросила Рут. - Нужно вытащить куда-то Чарли и Тайлера. То есть, Тайлер, конечно, справится, но Чарли меня беспокоит.
Я проследила за движением её головы, и увидела, как Чарли идёт к Тамаре - чтобы первым выразить свои соболезнования. Он обнял её и стал что-то говорить, позволяя выплакаться на своём плече. Я посмотрела на стеклянные бусины, в которые превратились его глаза, и мне стало страшно.
Другой скажет: молодой баран. Потому что ему не стоило оставлять овцу без присмотра, даже если у них вдруг случились разногласия.
Риверхилл закрыли на целый месяц. Я знала, что многие не вернутся туда потом, но мы решили остаться - дергийская молния не стреляет в одно место дважды. После всего, как ни парадоксально, Риверхилл можно было считать самым безопасным местом в стране.
Билеты на Острова Рут брала за полгода - тогда ещё на них четверых. Я бы с гораздо большим удовольствием осталась дома, да и неловко было лететь по билету Дейзи - но Чарли, услышав это от меня, отмахнулся и лично переоформил его на моё имя. Его привычный деловой тон меня немного успокоил. Я рассудила так - раз Чарли ведёт себя как обычно, значит, и чувствовать мог то же, что и обычно. Они ведь всё равно расстались. Возможно, он давно перестал её любить. Возможно, боль притупилась за ежедневной рутиной. Возможно, он слишком рационален, чтобы погружаться в горе.
К тому же рядом был Тайлер, в сревнении с которым Чарли выглядел вполне ничего. Тот едва ли парой слов с нами обменялся за всю поездку. Я не знала, что Тайлер может быть ещё тише, чем обычно, но у него получилось. На любые попытки Рут разговорить его он либо отмалчивался, либо огрызался, и через несколько дней она просто молча стала приносить кофе и еду под дверь папиной комнаты, которую он полюбил из-за наличия в ней боксёрской груши.
Чарли же был приветлив. Он улыбался стюардессе и персоналу в аэропорту, а по приезду первым ушёл на пляж. Целых два дня я пребывала в блаженном неведении, пока не поняла, что он так и не отправился к развалинам Ну-чака. Обычно он летел туда сразу же, а потом брал экскурсию и с удовольствием поправлял экскурсовода, когда тому случалось ошибиться. Поэтому я пошла на пляж к нему.
Чарли сидел на берегу в окружении книг и делал пометки себе в тетрадь. Я присмотрелась к его ногам, но не нашла на них и следа прилипшего песка. Он даже не подходил к воде.
- Что ты делаешь? - спросила я.
- Готовлюсь к экзамену.
У меня в горле появился ком.
- До экзаменов ещё несколько месяцев, Чарли.
- Я знаю, - ответил он. - Это очень сложный экзамен.
Очевидно, посчитав разговор законченным, Чарли вновь уткнулся в книгу. Я села рядом с ним.
- Хочешь поговорить?
Волна коснулась стопки учебников, и Чарли придвинул их ближе босой ступнёй.
- Нет, не хочу. Я в порядке, Сандра. Просто не трогай меня сейчас.
Он сказал это мягко, потому что всегда так говорил со мной. Стеклянные глаза-бусины смотрели куда-то мимо меня.
- Ладно, - ответила я.
И стала как Рут - молча приносить ему еду, а потом забирать пустые тарелки.
Третий скажет: пастух. Потому что пусть его и выгнали с пастбища, никто об этом не знает.
Я сразу поняла, что Дэвид дома. Его не должно было быть - СимБР подписали с ним шангийский контракт на два месяца. Но я почувствовала его здесь до того, как успела бы услышать или увидеть. Бросив чемодан на пороге, я прокралась в спальню и поражённо выдохнула: Дэвид лежал в ванной. И если бы я не видела этого сейчас своими глазами, я бы ни за что не сочла это возможным.
Ванная в этой квартире предназначалась исключительно для меня. Это я могла киснуть в ней часами, расставив по периметру всю свою косметику. Дэвид предпочитал душ, да и тот длился едва ли две минуты, если меня не было в душевой кабине вместе с ним. Но факт оставался фактом - сейчас он лежал в облаке белых пузырьков, источая ядовитый клубнично-персиковый аромат моего лосьона. Пустая бутылка от него валялась на полу, рядом с ворохом смятой одежды.
- Чего не позвонила? - спросил он, запрокинув голову. - Я бы тебя забрал.
- Меня папа привёз. Я думала, ты в Такемицу.
Дэвид отмахнулся.
- Да нечего там было два месяца делать. Давай ко мне.
Я стала снимать одежду, а он смотрел на меня из-под полуприкрытых век. Я тоже смотрела на него, ожидая увидеть своё отражение в его радужках, но там отражалась только пена.
- Дэвид, что случилось?
После морозного воздуха улицы вода казалась почти кипятком. Погрузившись в неё целиком, я прильнула к Дэвиду всем телом - его кожа по сравнению с водой казалась прохладнее. Он не отвечал, пока я не устроилась, и я уже решила было, что не ответит. Закроется от меня, как Чарли. Этого я, наверное, боялась больше всего.
- На вот, почитай.
Дэвид протянул мне телефон. Едва не уронил его в воду, но я успела подхватить. Такую вещь жаль было испортить - у нас подобные не продавались. Да что там, его здесь даже чинить никто не взялся бы. Первый симлендский смартфон должен был поступить на продажу через несколько месяцев, но учитывая их дороговизну, едва ли они быстро станут так же привычны для нас, какими были для Дэвида.
Это была статья. Даже заметка скорее, с официального сайта "Симлендской Правды". Ровно половину экрана занимала фотография улыбающейся Пруденс с какой-то журналисткой, оставшуюся же - мелкий текст, который Дэвид увеличил для меня одним движением пальцев.
"Такие трагедии, разумеется, нельзя предвидеть", говорит ректор университета, профессор Крамплботтом. "Однако, и моя вина в этом тоже есть. Идея вручить безопасность студентов в руки чужака из восьмой параллели изначально казалась мне сомнительной, но под давлением коллег я согласилась дать ему шанс. О чём, разумеется, жалею. Могу заверить, что после произошедшего Дэвид Фарбер и все его подчинённые были уволены, и, смею надеяться, каждый из нас теперь будет думать дважды, прежде чем всерьёз положиться на чужака..."
Я подняла на Дэвида глаза. Он смотрел на меня, ждал моей реакции, и его взгляд тянул меня к земле.
- Она напишет опровержение, - сказала я. - Ей всё равно не удастся долго скрывать. Я схожу к ней, расскажу, где теперь работаю, и заставлю открыто признать, что виноват не ты, а...
- А кто? - перебил Дэвид. - Кто виноват? Уилдли, старый пень, которому сто лет в обед и давно пора на пенсию? Ты правда считаешь, что с него можно за это спрашивать? Эти люди погибли из-за меня.
Я в первую секунду даже не нашлась, что сказать. Только теперь до меня начало доходить, в чём, собственно, дело. Ему плевать было, что сказала Пруденс и что скажут читатели "Симлендской Правды". Потому что он, лотарио, верил в то, что они говорили.
- Тебя там не было, - сказала я.
- Не было, - согласился Дэвид. - И поэтому погибли сорок человек.
Я услышала хлопок, и только тогда поняла, что это моя рука соскользнула с его запястья. Из-за мыльной пены не получилось сжать его хоть сколько-нибудь сильно.
- Сорок человек погибли, потому что хайристы заложили в церкви взрывное устройство. А ещё потому что Уилдли не мог с этим справиться, а Пруденс уволила единственного человека, который мог.
- И что? - Дэвид ударил рукой по краю ванной, отчего у меня зазвенело в ушах. Я невольно скользнула по ней взглядом, чтобы проверить, не расколол ли он её. - И что, что мог? Все что я мог - это три года мериться шарами с Пруденс! И в тот единственный раз, когда я действительно был нужен, меня там даже близко не было, потому что она успела вышвырнуть меня оттуда к хренам!
- Вышвырнула, потому что хотела вышвырнуть, - отрезала я. - Ты сам знаешь, что она просто искала повод. Дениз Кранберри переспала с половиной преподавателей и даже несколькими студентами, а Пруденс знает, и молчит, потому что её муж спонсирует университету поставку скрепок и бумаги для принтера.
- А ты не думаешь, что ты тоже могла там быть? - спросил Дэвид. - В той церкви. Что тогда?
- Меня не было в той церкви. Если бы не ты, я вообще лежала бы сейчас задушенная под деревом, как Присси или Альфа Кэтрин, потому что...
Я осеклась. Рассказывать Дэвиду о том, что видела во сне, как хайристы обсуждают моё убийство, я пока не была готова.
- ...потому что они видели меня с тобой, - закончила я. - И поэтому никто мне ничего не сделал.
- А если бы не видели, я мог бы всё ещё там работать. И те сорок человек всё ещё были бы живы.
Он смотрел требовательно. Скажи, мол, какой я урод. Признай это, давай. От этого взгляда у меня сжалось сердце.
- Дэвид, ты кем себя возомнил? - спросила я. - Богом?
Он вскинулся. Я попыталась прочесть по взгляду, задела ли его. Хотелось думать, что да.
- Тогда перестань думать, что можешь всё контролировать. Ты не можешь. Потому что ты обычный человек. А у обычных людей бывают случаи, когда они ничего_не могут_сделать. Этот случай - такой.
Дэвид смотрел на меня ещё несколько секунд в упор, а потом откинул голову назад. Я потянула его за руку вверх.
- Пойдём отсюда, - сказала я. - Сделаю тебе кофе. Ты ел что-нибудь сегодня?
Дэвид дёрнул меня обратно, и в следующую секунду моя голова снова оказалась на его плече.
- Ещё пять минут. Добавь горячей воды.
Я повернула кран. А потом снова легла на него и положила руку туда, где билось его сердце. Следующие полчаса я отслеживала, как под моими пальцами успокаивается его стук.
Четвёртый скажет: хозяйка стада. Потому что она выгнала пастуха, а на его место посадила старую развалину.
Когда-то Чарли рассказывал мне о конвергентной эволюции. О разных биологических видах, имещих определённые физические сходства благодаря обитанию в схожей среде. Я слушала его вполуха, но сейчас вдруг вспомнила об этом. Когда ворвалась к Пруденс в кабинет, и швырнула страницу из "Симлендской Правды" ей на стол.
- Вы должны написать опровержение, - сказала я. - Будет несправедливо вводить в заблуждение всю страну, только чтобы сохранить за вами рабочее место.
Пруденс вздохнула и подняла на меня глаза.
- Напомни мне, когда я разрешила вваливаться в мой кабинет без стука. Выйди, постучи, и зайди как следует.
- Я хочу увидеть опровержение завтра. Если его не будет, я приглашу сюда съёмочную группу Любимого Симлендского Телеканала, и мы снимем опровержение вместе.
- Если у тебя хоть одно записывающее устройство обнаружат на входе, ты вылетишь отсюда вслед за своим любовником, - отрезала Пруденс.
- Пускай, - кивнула я. - Тогда мы снимем второй сюжет. О том, как бедную журналистку выгнали из университета за правду.
Пруденс изогнула бровь.
- Правда в том, что я очистила университет от порока и разврата в лице неверующего чужака, - сказала она. - Из тебя его влияние, конечно, не вытравить, но благодаря мне - и только мне - десятки других девушек останутся неиспорченными.
- И мёртвыми, - добавила я. - Тоже благодаря вам.
Пруденс встала из-за стола и нависла надо мной, как грозовая туча. Я смотрела на тонкую линию, в которую превратились её губы, и думала - я ведь когда-то её боялась. Подумать только.
- Пошла вон отсюда, - сказала она. - Немедленно.
Я кивнула и пошла к выходу. Конвергентная эволюция, да, Чарли? Только теперь, спустя четыре года в Риверхилле, я ясно ощутила, как в моей оленьей пасти отрастают львиные зубы.
Пятый скажет: соседский мальчишка. Потому что он решил свести счёты с пастухом, а об овцах вообще не подумал.
Теперь университет снова наводнили военные. На этот раз - наши, симлендские. Смысла в этом было не больше, чем в массаже сердца для разложившегося трупа, но в нашей стране многое происходило слишком поздно. Защитные цвета их униформы даже могли бы вызвать во мне волну ностальгии, но я была слишком изведена учёбой и едва ли их замечала. Из-за месячного перерыва преподаватели вынуждены были вычитывать курсы по ускоренной программе, да и Хардинг, очевидно, вознамерившись проверить меня на прочность, гонял меня во все те места, куда не хотелось ехать другим (платным) репортёрам. Я едва кофе успевала купить, чтобы не свалиться где-нибудь в коридоре сонным бессмысленным мешком. Рут, мучимая токсикозом, нечасто составляла мне компанию, поэтому свои редкие дни в университете я обычно проводила в одиночестве. В один из таких редких дней Инесент и нашёл меня.
- Кассандра, - глухо позвал он, подойдя ко мне вплотную. Я вздрогнула, когда поняла, что он стоит рядом со мной. - Давай поговорим. Пожалуйста.
Я смотрела на него, и не понимала, что удивляет меня больше - что он подошёл, или что он попросил. Инесент всегда говорил со мной так, будто это мне больше нужно. Слово "пожалуйста" из его уст звучало так, словно он его украл.
- Давай, - сказала я.
И пошла за ним. Не так давно я многое отдала бы, чтобы с ним поговорить, а сейчас едва ли представляла себе эту беседу. Что я могла ему теперь сказать? Что не имела права его обманывать? Что мне жаль? Но мне больше не было жаль.
Инесент толкнул дверь в пустую аудиторию, и, бросив портфель у подоконника, сел у окна. Я, чуть подумав, села рядом. Он нырнул рукой в карман, и вытащил пачку сигарет.
- Не возражаешь?
- Нет, - мотнула головой я.
Он попытался зажечь одну, но зажигалка поддалась не сразу. Смотреть на сигарету в его подрагивающих пальцах казалось чем-то ирреальным.
- Инесент, ты в порядке?
- Да. Как у тебя дела?
Я хмыкнула. Этот вопрос он мне тоже нечасто задавал. Это ведь Инесент. Он и так знал, как у меня дела. Он знал, что с моими делами не так, и как их можно исправить, о чём сразу незамедлительно сообщал. Заболел он, что ли?
- Отлично. Ты хотел что-то обсудить?
- Да, - кивнул он.
Точнее, сначала кивнул, а потом сказал. Словно тело его не слушалось.
- Я хотел поздравить тебя с замужеством. Это мортимероугодный шаг, и он полностью перечёркивает весь тот блуд, что ты совершила. Так было правильно.
Теперь он стал больше похож на самого себя. Я, до этой секунды напряжённая, даже слегка расслабилась. И кивнула.
- Если бы я знал, что у тебя с ним серьёзно, я бы не стал мешать.
Я снова кивнула, глядя куда-то в стену перед собой, но уже спустя секунду повернулась и поражённо уставилась на него.
- Ты знал, - сказала я. - Про меня и Дэвида.
- Конечно, - кивнул Инесент и затянулся. - Многие знали. Вы не очень-то хорошо прятались.
Теперь я не отводила от него взгляд, а вот он продолжал смотреть в стену.
- И Пруденс тоже ты рассказал, - заключила я.
- Да, - сказал он.
Я спрыгнула на пол, взяла сумку и двинулась к выходу. Инесент успел поймать меня за локоть.
- Кассандра, подожди, - он сжал пальцы. - Я не хотел, чтобы так вышло. Я не хотел. Я просто думал, что если его уволят, то ты перестанешь грешить, и всё будет как раньше. Понимаешь меня?
- Инесент, пусти.
Инесент не пустил.
- Я не прошу у тебя прощения, потому что знаю, что это простить нельзя. Я просто хочу услышать от тебя ответ на один вопрос, - он сжал мою руку сильнее, как будто боялся, что я вырвусь раньше, чем он закончит говорить. - Те люди в церкви. Это я их убил?
Он смотрел так же требовательно, как Дэвид, лежа в персиково-клубничной ванной. Ждал моего приговора. Хотел его. Просил.
- Их убил Джокер.
Инесент ослабил хватку. Я выдернула руку и пошла к двери.
Шестой скажет: волк. Потому что это он прятался за белоснежными кудряшками, скрывая своё истинное нутро. И многие с ним согласятся. Почти все. Возможно, только я скажу, что виноваты люди. Это им было проще закрывать глаза, чем взять ружьё и выстрелить ему в голову.
Опровержения от Пруденс, конечно, не появилось. Ни на следующий день, ни в день после него. Поэтому, в очередной раз возвращаясь из дома, я захватила смартфон Дэвида из восьмой параллели. Если кто-нибудь из охраны найдёт его, я имею все шансы вылететь из университета в тот же час, но меня это больше не беспокоило. Теперь меня бепокоила только камера в этом самом смартфоне. Не Мортимер весть что, но какой-то материал я и с ней могла сделать.
К месту взрыва нам, если по-хорошему, ходить нельзя было, но в округе ни одной больше церкви не было, и я всегда могла сказать, что пришла к обломкам помолиться. Сейчас, правда, глядя на них впервые после того дня, мне пришло в голову, что молиться было больше негде. Хайристы превратили церковь в ничто.
Я пробиралась через завалы, стараясь ступать осторожно, чтобы найти точку обзора получше, как вдруг на пустом участке земли заметила то, что заставило меня остановиться. Это был люк. Самый обычный железный люк, ведущий куда-то под землю.
"Ты знала, например, что вся охранная система университета сосредоточена именно здесь?" сказал голос Инесента у меня в голове. "Всё, над чем так трясётся Инквизитор, находится в подвале этого здания".
Я потянула крышку вверх. Та неохотно, но поддалась. Идти вниз, наверное, не стоило, и в другой раз я, наверное, просто ушла бы отсюда. Но голос Инесента всё ещё звучал у меня в ушах, и я решила решила рискнуть.
Шаг за шагом я спускалась по винтовой лестнице, освещая себе путь экраном смартфона. Это действительно была комната для охраны. Вокруг стояли запыленные, но нетронутые взрывом шкафы и аппаратура. Настоящий оазис посреди хайристского хаоса.
Я обводила взглядом мутные очертания предметов, пока не увидела на полу что-то блестящее. Свет от экрана, который я тут же туда направила, помог понять, что этим чем-то был мортимеров камень. Наверное, кто-то обронил его здесь.
Я села на корточки, чтобы подобрать его, и тогда, в тот самый момент, до меня вдруг дошло. Шестерёнки в голове крутились, как сумасшедшие, соединяя бессмысленные прежде точки в совершенно ясную картинку. Мортимер. Всё ведь было так просто.
Разумеется, я подозревала Сная - его все подозревали. Он же такой отвратительно нерелигиозный и такой возмутительно рыжий. Только за это его могли упечь за решётку. И я упекла. Заставила Пельц-Шмидта упечь. А потом выдохнула с облегчением, что Джокером оказался кто-то чужой. Разве посмела бы я всерьёз подозревать мортемианина?
"Откуда ты знаешь?" вновь спросила я Инесента в своих мыслях. Он ответил, так же, как и в тот раз: "Иногда, чтобы услышать что-нибудь важное, достаточно просто не затыкать уши, Кассандра".
Я сжала камень в ладони и полезла наверх. Ты прав, Инесент. Больше не буду.
Аманда очень удачно осутствовала в приёмной, и я бросилась к телефону. Был вечер, а он терпеть не мог, когда ему поздно звонили, но я не могла ждать до утра. Я бы сошла с ума, если бы пришлось ждать до утра.
- Господин Пельц-Шмидт? - выдохнула я в трубку, едва замолкли гудки. - Это Кассандра Хагенштрем, студентка университета Риверхилл. Я знаю, кто является Джокером местной хайристской группировки. И я могу вам сказать, если вы пообещаете, что позволите мне первой сделать репортаж о его аресте.
- Эй, придержи коней, - прервал меня он. - Давай ты не будешь ставить мне условия? Это серьёзное заявление. Расскажи всё, что знаешь, и я подумаю, что можно сделать.
- Я могу приехать к вам сейчас?
Тот замолчал. Я принялась считать секунды вместе со стрелкой старых и невозможно громких настенных часов Аманды.
- Приезжай. Но постарайся скорее. Я буду только до семи.
Часы тикали, когда я положила трубку. Я едва различала этот звук из-за шума крови в моих ушах.
