Она смотрит в зеркало и морщит носик. Ну кому нужны эти платья? Подумаешь, День Рождения. Их ещё столько будет! И что теперь? На каждое платье надевать? Она представляет, как сейчас спустится вниз, заглянет маме в глаза и тоненьким голоском посетует на то, что платье жмёт в подмышках. А ведь так понравилось, так хотелось именно в нём праздновать двенадцатилетие. В зеркале отражается идеальное для этого выражение лица. Улыбнувшись ему, она уже идёт воплощать свой план в реальность, как в комнату стучатся.
— Белка, можно? — в проёме появляется лохматая голова Джонни. — Я не один.
Не один? Она вытягивает шею, но никого не видит.
— Заходи.
Джонни входит, а за ним... О, нет! Её сердце начинает колотиться быстрее, а голова как будто надувается и начинает кружиться. Волосы! – вспоминает она, и старается пригладить их. Что-то нога зачесалась. Ой, теперь рука. Глупая, не дергайся, он же смотрит. Всё пропало! Ещё и это платье дурацкое!
— С Днём Рождения, Аделька. Красивое платье, — это он мне? Она отводит взгляд. Глупая, конечно тебе.
— Привет. Спасибо, Томми, — нужно что-то сказать. Но что? Как дела? Нет, не то. — Тебе не жарко? — ЧТО?!
Он смеется. Ну почему она такая глупая? С досады хочется плакать, но она улыбается и выдавливает смешок, мол, так и задумывала.
— Нет, мне не жарко. А вот ему – да, — он показывает на спортивную сумку в руках Джонни и улыбается. Как всегда обаятельно.
Ох, Творец. Адель чувствует, как её щёки краснеют, а вместе с ними и гадкие веснушки. Она опускает голову, но тут же ловит себя на мысли, что именно сейчас она глупее, чем когда-либо была. С недоумением смотрит сначала на Томми, потом на Джонни, и, наконец, на сумку.
— Сумке? Жарко? Опять шутите?
— Ты посмотри-ка, кажется, она сердится.
— Осторожнее. Помнишь фильм "Белочка-убийца"?— спрашивает Джонни. — Она его тоже смотрела. Да, Белка?
— И ничего я не сержусь! — она насупливается. Вот всегда они так.
Джонни усмехается и опускается перед сумкой на колени. Томми стоит рядом, поглядывая на Адель. Она уверена, что сейчас цвету её щёк позавидует даже помидор. А может выгнать их из комнаты? — мелькает мысль, но Адель не настолько безумна, чтобы выгонять Томми. О, Творец, даже платья не так ужасны, как эта глупая мысль.
Но стоит ей только бросить взгляд на сумку как она забывает и о Томми, и о платьях, и даже о том, что она теперь почти взрослая. Почти.
— Собака!!! — взвизгивает Адель и бросается к сумке.
Он совсем как игрушка: маленькие лапки, глазки-бусинки, даже шёрстка плюшевая. Щенок тычется носом в её ладони и повизгивает. Да он же боится, бедненький.
— Ты зачем его в свою вонючую сумку засунул?!
— Сюрприз тебе сделать хотел, — Джонни ведет носом. — И ничего она не вонючая.
— Это твоя спортивная сумка, конечно, она вонючая.
— Да не воню... Блин, он описался.
Томми принимается хохотать, а с ним и Джонни. Адель ничего не остаётся, как прижать щенка к себе и улыбнуться.
— Он такой классный, спасибо.
— Классной девчонке – классный подарок, — произносит Томми, и на этот раз Адель не отводит от него взгляд.
***
Курили. Адель понимает это, едва зайдя в комнату. Они всегда курят у Томми в комнате, пока его мама на работе. А она постоянно на работе. Но, кажется, Томми только рад полной свободе. Маму ему заменяет приставка, Джонни отведена роль брата, а отец... отец для него – футбол, другого он не знает, Томми сам так говорит. Нос чешется и, потерев его рукой, она подходит к окну и распахивает его. От порыва ветра со стола слетает пачка чипсов. Лучше бы она улетела в окно, а вместе с ней и сигареты, думает Адель под радостный возглас Джонни. Томми отшвыривает джойстик и откидывается к стене, но ударяется затылком. Здесь Адель стоило бы закрыть уши, но ей всё-таки уже четырнадцать.
— И чипсы туда же, — бубнит Томми, глядя на россыпь крошек на ковре.
Джонни, всё ещё улыбаясь, убирает джойстик, поднимает пачку и заглядывает внутрь.
— Тут ещё осталось, — говорит он, достаёт несколько чипс и запихивает их в рот. — А, нет, показалось.
Улыбка сама появляется на губах Адель. С ними она всегда улыбается. Они даже ссорятся так, что смеяться хочется. А ради этого можно и потерпеть сигаретный запах.
— Аделька, кинь сижки, — Томми смотрит прямо на неё. Ну, это уже слишком. Джонни никогда так не борзел.
— Сам возьми, — отвечает она, ехидно улыбается и "случайно" толкает их в щель между столом и стеной. Сейчас главное не оборачиваться, думает она, выходя из комнаты за пылесосом.
Пылесос она находит в прачечной на первом этаже. Место хранения не меняется, а вот сам пылесос опять новый, опять из рекламы, и на этот раз моющий и беспроводной, отмечает она. Адель берет за ручку, разворачивается и утыкается в Томми. Комок в горле перекрывает доступ к кислороду. Планы меняются, теперь главное – не краснеть и не забывать дышать. Вдох. От него вкусно пахнет, но сигаретный душок пробивается сквозь цитрусовый аромат одеколона. Специально что ли набрызгался? У Джонни такой же одеколон, однако, от него пахнет иначе. Как от родственника, что ли. Томми же... Да к Жнецу запах, он слишком близко. Настолько, что она может сосчитать прожилки в радужке его глаз.
— Тебя тоже нужно пропылесосить? — на полуслове голос садится, и она кашляет, мол, воздух у вас тут так себе.
Он смеется. И от этого звука комок из горла перемещается в живот. Хорошо, что она до сих пор держит пылесос, иначе он может подумать, что у неё болезнь Симкинсона. Да она и сама бы так подумала.
— Стирка лучше помогает, — с этими словами он снимает футболку, и только в этот момент Адель замечает на ней мокрое пятно. Вот глупая. Сняв футболку, Томми скручивает её и так нагленько улыбается. — Пропустишь?
Это уже сверхглупо. Всё-таки краснеет. По-любому. Она отодвигается, пропуская полуголого Томми в прачечную, и пока он стоит спиной, чуть ли не бегом взбирается по лестнице. Гадкие, гадкие чипсы, все беды от них.
***
Трибуна гремит возгласами победы. На поле игроки в красных футболках кучкуются в круг. Потные, с улыбками на лицах, они кричат, чуть ли не громче болельщиков. Адель тоже улыбается. Теперь даже махать помпонами как-то легче, ведь последняя игра в этом сезоне заканчивается победой "Красных Китов".
Она залпом выпивает пол-литровую бутылку воды и, сложив помпоны, идёт искать Джонни. Или Томми? Да какая разница – они всегда вдвоём. В этом и состоит удобство влюблённости в друга брата. Продираясь сквозь толпу потных китят в мужской раздевалке, она улыбается и обменивается поздравлениями. Это и её победа, всё-таки. Пару раз Адель попадает в объятия. Первый – когда сама поздравляет с победой, второй – когда попадается на глаза счастливому вратарю. Теперь её одежда становится на порядок мокрее и приобретает новые нотки в аромате. Можно было бы переодеться, но уже поздно – от словоохотливого вратаря её как раз спасает Джонни и втаскивает в круг свидетелей победы.
Томми, распаляясь о своих впечатлениях от игры, так активно размахивает руками, что уже образовал вокруг себя сферу отчуждения. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять смысл фразы "глаза горят". Казалось, что если сейчас появятся слоны и все начнут петь, танцевать и искать пропавшего брата, Томми скажет, что именно у этого брата он отбил мяч за минуту до конца тайма. И именно в этих горящих глазах Адель видит своё отражение, когда Томми, наконец, поворачивается. Ровно секунду он молчит, затем сворачивает свою речь примитивным "В общем, было круто". А потом... Потом он её целует.
Ночь. Музыку слышно за два квартала. Когда машина останавливается – Адель выдыхает, поворачивается к Эшли и впервые за эти месяцы решает не язвить. Не то время, не та ситуация. Просить Эшли остаться в машине и не заходить в коттедж кажется Адель чем-то неестественным, неправильным. И в любой другой день на эту просьбу Эшли бы фыркнула и заперла её в машине, а потом Адель ещё бы месяц вынашивала план мести. Но Эшли кивает. Молча. Даже не убирая руки с руля и смотря таким пустым взглядом, за который полиция обычно просит сдать мочу на анализы. Смотреть на Эшли в обычный-то день не в радость, а сегодня... Сегодня Адель впервые страшно. Она закусывает губу, выходит, и идёт искать Джонни.
От звука тело вибрирует. Адель перешагивает через чью-то ногу, заметив рядом две другие в туфельках. Она замечает силуэты людей на диване, чувствует запах сигарет, кислый запах спиртного и... тошнотворный запах жжёной травы. Адель тоже приглашена на эту вечеринку, она тоже могла бы быть одним из силуэтов.
Найти Томми не составляет труда. На диванчике, в окружении толпы он как всегда что-то рассказывает. Он всегда там, где эпицентр звуков, запахов и девушек. Джонни сказал бы, что это девушки там, где Томми, но какая, в сущности, разница? Они пишут ему в соцсетях, выкладывают с ним селфи на своих страницах, улыбаются ему. А от того как они смотрят на Адель, хочется коллекционировать глаза. Их щебетание Адель слышит даже дома, в полной тишине. Вот и сейчас музыка долбит так, что глухой оглох бы во второй раз, но уши болят почему-то от хихиканья.
Адель огибает в дверях девицу с коктейлем в руках и подходит к единственному свободному месту вокруг Томми – его затылку.
— Томми, где мой брат?
— А вот и Белочка! Я думал ты не придёшь. Присоединяйся, я как раз рассказываю о последней игре. Как мы этих лосей... — он нахмурился, — лосо-сей разбили. На консервы прям.
Да он пьян. Адель задает вопрос раза три, не меньше, прежде чем Томми перестает её приглашать к столу. А когда она повторяет вопрос в четвертый раз, ближайшая девица просит Томми не отвлекаться и прогнать Адель. Зря она это сделала. Томми не из тех, кто слушает советы. Ему требуется несколько минут, прежде чем выйти из-за стола, где бонг занимает главное место. И если Адель наблюдает за Томми, то серые, зеленые и карие глаза оценивают её. Как всегда.
— Ад... елька, — выдыхает Томми, прижимая её к стене коридора, — я скучал.
— Скажи, ты тоже курил?
— Ну конечно, я же курю.
— Ты знаешь, о чём я. Я видела бонг, ты тоже курил? — глупый вопрос, запах правдивее слов. — Ты же обещал!
Он отводит взгляд. Курил.
— Ну да. Прости, не удержался.
— Но ты обещал, что больше не будешь!
— Это последний раз, обещаю, — улыбается и заглядывает в глаза. Безотказная тактика.
Адель смотрит в эти голубые глаза, надеясь найти там хоть что-то, чему ещё можно поверить. Он уже обещал. Закусив губу, она поднимает взгляд к потолку и выдыхает.
— Ладно, — говорит она, уже разглядывая пол. — Где Джонни?
Томми расплывается в улыбке и целует её в щёку.
— Он в комнате. Отдыхает. Я его туда отвёл, чтоб не натворил чего.
Первое, что ощущает Адель, когда заходит – это жар и духота. Второе – смесь странных запахов. Красные стены, свечи, резная мебель, Джонни на кровати под красным покрывалом. Эта комната как будто изолирована от остального дома. Джонни кажется в ней лишним, но спать ему это не мешает.
— Да он же голый! — восклицает Адель, заметив школьную форму на полу.
Томми смеется.
— Жарко похоже стало. Знаешь, а мне тоже жарко, — Адель не замечает, как он оказывается рядом. Пары шагов хватает, чтобы попасть в ловушку между стеной и Томми. — И тебе, я же знаю.
Его руки касаются её груди. Сквозь запах алкоголя и курева пробиваются цитрусовые нотки. Он так близко, что она ощущает тепло его тела. Его глаза блестят, когда он наклоняется к ней.
— Нет! — она выставляет руки и упирается ими в его грудь. — Я не могу. Не при брате.
— Да он же спит, — Томми чуть отодвигается и этого Адель хватает, чтобы выскользнуть. — Да что с тобой?
— Нужно его одеть и довести до машины. Эшли ждет. Поможешь?
На секунду ей кажется, что он откажется. Некоторое время он раздумывает, разглядывая Адель, усмехается и всё-таки кивает.
Часы показывают четвертый час ночи. Адель не спится. Она крутит в руках мобильник, пока слезы прокладывают дорожки по щекам. В тусклом свете экрана телефона их блеск особенно заметен. Пальцы находят в списке имя и последовательно нажимают на всплывающие подсказки. Он уже обещал. Большой палец надолго зависает над кнопкой. Адель закусывает губу, выдыхает, зажмуривается и с тихим воем жмёт на галочку с пометкой "Да".
Подушка ещё никогда не казалась ей такой каменной, но остаток ночи Адель спит не просыпаясь.
К концу завтрака глаза уже не такие опухшие и Адель решает не тянуть. Она подходит к Эшли, когда та остается наедине с посудой. Журчание воды, стук тарелок – как будто ничего не изменилось. Как будто это ещё один обычный день, в который Эшли моет посуду. Адель вспоминает, как часто она помогала ей по дому. Вот только скорбное "никогда" не требует счета.
— Эшли, я поеду с вами.
Эшли не отвечает. В другой день она бы высмеяла Адель за столь переменчивые решения, ввернула бы какую-нибудь колкую фразочку. Но Эшли не отвечает. Не реагирует.
— Я... я просто не смогу здесь, — голос сбивается, слёзы брызгают из глаз, — одна. Не выдержу без мамы. Я... боюсь, — на последних словах она срывается на рыдания и закрывает лицо руками. На очередном надрывном вдохе она чувствует прикосновение мокрых пальцев Эшли к своей руке.
— Хорошо, — хрипит она.
Успокаивается Адель только в её объятиях.