Джон стоял напротив вагона с цифрой "5" и смотрел на толпу вчерашних школьников. Большинство из них строили перед родственниками невозмутимые мины, другие, наоборот, бледнели всякий раз при взгляде на поезд с логотипом Международного университета им.Хамбла. Джон курил. Пиликанье телефона он скорее почувствовал, предугадал, чем услышал. Но открывать сообщение не спешил. Сделав затяжку, он зашёл в тень, взглянул на часы на здании вокзала и только потом достал телефон и открыл сообщение.
Белка:
"Сегодня Эшли пришла повестка в суд. Наконец-то. Никогда не понимала, почему все эти суды так долго тянутся. В общем, если всё пройдет, как говорит мисс-они-у-меня-не-отвертятся, то уже через месяц на нашу голову свалится её наследство и пара врагов в лице семейства Альто. Что-то не складываются в нашей семье отношения с ними. А ты как? Папа спрашивал о тебе. Эшли хотела поехать на вокзал, но он ей запретил. Ты как доедешь до колледжа – позвони, пожалуйста. И... передавай от меня привет Томми".
Дым медленным облачком выходил изо рта и носа, пока Джон в третий раз перечитывал последние два предложения. Ответ был написан быстро – даже телефон уже запомнил эту комбинацию, так часто Джон её набирал, всякий раз стирая. Пять простых слов, которые Джон подготовил заранее. Пять простых слов, которые он должен был сказать ещё три недели назад.
"Я не еду в Финиш".
Пять простых слов он так и не отправил адресату. Джон закрыл сообщение в тот же момент, когда рука Дольфа опустилась ему на плечо.
— Ну, всё, пошли на посадку.
Йон, как всегда молча, протянул Джону банку газировки и вернулся к сумкам. С последней затяжкой Джон отправил окурок в урну и пошёл следом. Телефон в кармане молчал, но его тяжести было достаточно, чтобы напоминать о себе.
Поезд отправился точно по расписанию. Джон был уверен, что на место он приедет тоже ровно через четыре часа. Пунктуальность, начищенные полы, гениальные ученики с золотыми ложками в заднице – МУХа любит всё, что подчеркивает её престиж. Джон не хотел думать о том, что он будет делать, когда этот же поезд привезет их обратно в Сансет Велли. Не хотел он думать и о том, что скажет семье, когда выяснится, с каким шоу Джон покинул приемную комиссию "Финиша". Он не хотел об этом думать, вот только мысли не спрашивают разрешения.
Спустя три часа все уже устали обсуждать предстоящий экзамен, и теперь в вагоне всё отчетливее слышались не голоса, а стук колес. Редкие смешки из соседних купе были скорее напоминанием о том, что поезд вообще-то забит людьми. Джон рисовал в планшете, когда после перекура вернулся Йон и снова взял в руки гитару. Йон не отличался словоохотливостью Дольфа или Чипа, не обладал нравом Ноты, но было в нём что-то, что внушало спокойствие. Джон смотрел на него и думал, что, наверное, Йон единственный, кого не заботит поступление. И единственный, кто точно знает, что делает.
Нота бросила карты, поджав губы. Последняя банка газировки перекочевала на половину стола Дольфа.
— Ты мухлевал.
— Нет. Может, ещё партейку? — сощурился Дольф, поднимая со стола короля червей. Он даже не пытался скрыть улыбку.
— Ну, уж нет. На сегодня мне унижения хватит. Джода, а ты что там делаешь? — она подтянула ноги, села рядом с Джоном и заглянула в планшет. — Это кто?
— Младшая сестра.
— Хорошо рисуешь. Аж противно. Соответствуешь выражению "талантливый человек талантлив во всём"?
— Нет, просто у меня, как и у Дольфа, руки растут из нужного места.
Дольф прыснул, а Йон подчеркнул провал Ноты четырьмя известными нотами.
— Значит всё-таки мухлевал, гад.
— Это было слишком соблазнительно, — оправдался он. Нота демонстративно взяла газировку, пшикнула ею, глядя на Дольфа, и сделала глоток в качестве платы за моральный ущерб. Дольф ответил ей широкой улыбкой. В руке он крутил короля червей. — Кстати, Джода, забыл спросить, как твои отреагировали на то, что ты в МУХу решил поступать?
Джон опустил глаза в планшет и стал смотреть сквозь него. Улыбаться тут же расхотелось. Выбрав черный цвет, он нахмурился и принялся закрашивать тени на портрете.
*чтобы посмотреть, что рисует Джон - кликните на скриншот*
— Я им еще не говорил.
Тон получился безразличным, и Джон знал, что все сейчас смотрят на него. Именно поэтому он стал ещё усерднее водить пальцем по экрану, мол, смотрите, как я занят. Как будто они бы купились на этот дешевый трюк.
— То есть, как это еще не говорил? — протянула Нота. — Мне казалось, что в твоём возрасте уже пора пользоваться речевым аппаратом по назначению.
Джон шумно выдохнул через нос и откинулся к стене. Спинка сиденья смягчила удар, но лучше бы нет. Иногда Джону казалось, что физическая боль могла бы помочь ему найти правильные слова.
— Я не хочу их обнадеживать. Если поступлю, тогда поставлю перед фактом.
— Когда. Даже не смей мне мяукать свои если, Джода, вселенная этого не любит, — Нота повернулась к нему лицом и нависла сверху, из-за чего Джон оказался зажат в углу. В такие моменты всегда хотелось уйти подальше. Например, в лес.
— Ладно-ладно. Когда, — он выделил слово интонацией, — поступлю. В общем, через неделю узнаем, — спорить с Нотой было бесполезно, она хорошо владела женской логикой. Особенно если направляла ей на незащищённые участки мужского мозга.
Дверь задрожала, и в открытом проёме появилось бледное лицо незнакомого парня. Его черные волосы обрамляли острые скулы и доходили до подбородка.
— Ребят, привет, в вашем же купе Майкл едет?
Нота и Джон ответили хором. Очень несинхронным хором.
— Кто?
— Да, в нашем, а что? — Джон отложил планшет, благодарный парню за спасение от неприятного разговора.
— Мы с ним законнектились ещё час назад, а сейчас от него фидбека нет, — он выражался предельно неясно, но Джону это почему-то нравилось.
— Чего? — спросила Нота.
Парень с глупой улыбкой на пару секунд завис, обдумывая, что именно оказалось непонятно в его речи современному человеку, затем присел. Начать он решил издалека.
— Я Мортимер, третий курс Института IT-технологий Хамбла, — представился он и протянул руку для пожатия. Нота тоже вытянула ладошку. Мортимер странно посмотрел на нее, помедлил и, улыбнувшись, сжал одними пальцами. — Майки еще час назад написал сестре, что идет к нам в четвертый вагон, но куда-то ливнул, то есть пропал. В общем, сейчас он не отвечает на звонки.
Все смотрели на Мортимера. Дольф ожил первым: он бросил взгляд на время, затем на Джона с Нотой и подтвердил общие мысли.
— Ну да, Чип час назад ушел, сказал, что скоро вернется. Может, по дороге у кого-нибудь осел?
— Я так и подумал, поэтому заходил ко всем, пока до вас добрёл. Белла пошла в начало поезда, но было бы странно, если бы Майки скипнул наше купе, ну, то есть прошёл мимо.
— С чего бы? — Нота сложила ноги по-турецки и засунула руку в пачку чипсов. Джон наконец расслабился: такая Нота излучала больше добра. — Чип, конечно, создатель странностей, но то, о чём ты говоришь – его обычное поведение.
Не успела она договорить, как пиликнул телефон Мортимера. Джон таких мобильников еще не видел. Задняя крышка переливалась разными цветами, плавно меняла изображение. Это было что-то отдаленно похожее на смешивание воды и масла. Дольф присвистнул. Мортимер отреагировал на него округлившимися глазами, отразись в них пиксельные знаки вопроса – никто бы даже не удивился. Когда же Мортимер понял в чём дело, то перевел взгляд на смартфон в своей руке, словно только что заметил.
— А, это – ничего сложного, девять электромагнитов на управляйке с рандомайзером и сыпучими ферромагнетиками со светофильтрами для интерференции света. Сделал на втором курсе.
— Как раз об этом и подумал, — парировал Джон невозмутимым тоном.
Мортимер посмотрел на Джона с улыбкой, с которой ученый смотрит на сообразительную обезьянку. Жаль было его разочаровывать. Пока Мортимер читал сообщение, Джон переглянулся с Дольфом. В этот раз сдержать улыбку было сложнее.
— Отбой, ребят. Майки уже нашёлся. Белла пишет, что он завис в тамбуре второго вагона. Был рад поболтать с вами, но мне уже пора. Удачи на экзамене, надеюсь увидеть вас осенью в МУХе.
После ухода Мортимера Дольф встал с сиденья и с кривой ухмылкой достал пачку сигарет.
— Мне теперь пососать никотинового монстра надо, а то меня как будто училка трахнула. Вроде и неплохо провели время, но как-то неловко.
— Согласен, чувствую себя героем романа "Стена меж нами", — подтвердил Джон вставая, — я с тобой.
— И я, — вставила Нота, выходя из купе за Йоном.
Даже тамбур этого поезда был идеально чист. Джон бы не удивился, узнав, что в МУХе еще существует рабство, а эти вагоны отдраивают сотни невольников. Чиркнув зажигалкой, Джон затянулся и тут же услышал голос Ноты.
— Котики, обслужите даме рот, — Йон посчитал себя самым галантным котиком и поднёс ей зажигалку. Выдыхая дым, она издала стон удовлетворения. — Не думала, что старость может быть такой унизительной.
— Тебе всего двадцать два.
— Уже, Дольф, уже.
Вторую затяжку ей не дал сделать звонок телефона. Нота выругалась и затушила сигарету о металлический порожек на урне в стене тамбура.
— И почему нельзя просто позвонить? Уверена, что видеозвонки придумали вот такие же Мортимеры как этот. Привет, Санди! — промурлыкала Нота уже в дверях. Там же она столкнулась с девушкой, которую Джон запомнил, когда садился на поезд. — Эй, киса, давай как-то аккуратнее, что ли! Нет, Сэндвич, это я не тебе.
Девушке повезло, что Нота не видела её взгляда, иначе кому-то пришлось бы отскребать её милое личико от пола. Она продефилировала мимо Дольфа и остановилась в метре от Джона. Достала тонкими пальчиками тонкую сигарету и обхватила её пухлыми губами. Ресницы вспорхнули, и Джон поймал на себе её взгляд. Девушка оценивала его несколько секунд, дольше, чем позволяют приличия, и только потом обратила внимание на сигарету в руках.
— Поможешь?
— Конечно, — ответил Джон, поднося зажигалку. От одного взгляда на её ротик в штанах становилось тесно.
Девушка закрыла глаза и выпустила колечко дыма. Когда она их снова открыла, Джон стряхивал пепел с истлевшей сигареты.
— Холли.
— Джон.
Холли курила, Джон смотрел и фантазировал. Она, впрочем, тоже была далека от скромницы и поддерживала игру в гляделки. Её взгляд скользнул по его джинсам, остановился на ремне. Совсем не джентльменские мысли так его увлекли, что он почти почувствовал её руки у себя на бедрах. Наконец, она заправила выбившийся локон за ухо, затушила сигарету, хотя та не истлела еще и на половину, и, не оборачиваясь, сказала:
— Может, повезет, и я увижу, как ты куришь без всех этих тряпок?
— Может.
Уголок её рта приподнялся. Она развернулась, открыла дверь и вышла. Джон впервые курил с мыслью о том, что в МУХе может быть не так уж и плохо. Краем глаза он заметил дым и обернулся. Дольф и Йон смотрели на него с такими ухмылочками, будто Джон только что закончил съёмку в фильме для взрослых.
— Что?
— Да нет, ничего, — съязвил Дольф, затушил окурок и вместе с Йоном покинул тамбур.
Джон оказался прав. Поезд прибыл ровно в час дня. В этом месте даже дышалось по-другому: не было того чистого воздуха, как в Сансете, не было запаха хвои. Пахло пылью и камнем, что, по сути, одно и то же. Запах изгрызенного гранита. Джон подошел к стенду с планом размещения общежитий в студенческом городке и поставил сумку и гитару под ноги, дождался остальных.
— Куда нам теперь?
— Общежитие №36, вроде, — Дольф развернул бланк допуска к сдаче экзамена. — Да, тридцать шестое. Это... Южная гнутая улица, 505. Пошли на автобус.
Джон сел на своё место и устремил взгляд в окно. Кроме студгородка площадью с треть Сансета, МУХа отличалась от большинства университетов еще и тем, что поступление состояло из трёх этапов. Пройти первый этап не составило труда. Средний балл аттестата Джона был равен пяти баллам, а рекомендательные письма от Китобоя и мастера по Сим Фу послужили доказательствами заслуг перед страной. Джон получил свой допуск ко второму этапу и три дня проживания в студгородке.
Второй этап – прослушивание наступит уже завтра. Дольф выбрал самую популярную композицию "Мышей". Джон разучивал её неделю с перерывом на сон и еду, еще две доводил до автоматизма. Он должен был уметь играть свою партию даже с закрытыми глазами, заткнутыми ушами, и даже если бы он внезапно осознал, что у него нет рук – он обязан был сыграть идеально. Все должны были.
***
Зал для прослушивания наполнился абитуриентами со всех уголков мира. Рядом с Джоном сидела миниатюрная китаянка и тёрла кулачки, рядом с ней – на своих местах елозил коллектив из Франции. Джон сглотнул. Он еще никогда не видел, чтобы столько людей в одном помещении могли так тихо себя вести. Когда запел дуэт девушек из Сан Мишуно, Джон вздрогнул. Родной язык стал казаться ему чужим, что даже шёпот Дольфа он не сразу расшифровал.
— Главное не паникуй. Представь, что это наш обычный концерт.
— Было бы проще, не паникуй я на наших обычных концертах. Зря я сюда приехал, нужно было ехать в Винденбург, поступать в Финиш и не выёживаться.
— Если бы я всегда думал о том, что неправильно поступил, то повесился бы уже через месяц. Расслабься и не думай о людях в зале.
— Ты всегда такой спокойный?
— Только, когда другие напряжены.
Комиссия комментировала выступление девушек, но Джон почти не слышал их – всё заглушал стук собственного сердца. Результаты экзамена говорили сразу, списки должны были вывесить завтра. Судьи, ведь они действительно судьи, а не комиссия, могли разбить коллектив, если считали, что кто-то из претендентов слабее. Когда девушки поравнялись с креслом Джона, он заметил, что у одной из них покраснели глаза.
— Всё, пора готовиться. Сейчас французы, потом мы, — шепнул Дольф.
Джон вытер ладони о джинсы и вышел на сцену, прошёл, даже не сощурившись, под лучом прожектора, вцепился в гитару. Пот проступил на лбу, подмышки намокли. Стало холодно. Из темноты зала смотрели лица, Джон не сразу понял, что все они смотрят на него, а когда понял, горло стянуло словно колючей проволокой.
Усиленный микрофоном голос Дольфа вывел Джона из оцепенения. Сначала задвигались пальцы, и только потом пришло осознание, что экзамен уже начался. Джон старался не смотреть в зал. В барах он всегда видел людей, видел, как они кидали "козу", махали кулаками, подпевали. Там была своя атмосфера, и волнение отходило уже с первыми аккордами. Здесь Джон не видел никого. Только спина Дольфа на фоне черноты маячила впереди. Тот как всегда зажигал, ему было всё равно где выступать. Первую ошибку Джон допустил на припеве – руки вспотели, и Джон неправильно зажал аккорд. Вторая последовала сразу за первой. Джон сжал зубы и перевел взгляд на гитару. Лучше играть, разглядывая струны, чем ошибаться в каждой строчке. Конец Джон доиграл, сосредоточившись на гитаре в руках и музыке. Песня закончилась так же быстро, как и началась. В тишине раздались хилые аплодисменты из зала, которые тут же и затихли. Джон подошел к краю сцены и встал между Дольфом и Нотой. Два члена комиссии обсуждали что-то между собой, третий крутил в руках карандаш.
— Итак, — огласил седой мужчина в центре. Джон вдруг понял, что забыл их имена, а ведь Дольф рассказывал о каждом. — Почему вы решили выбрать именно эту композицию группы "Steel Mouse"?
— Мы посчитали, что наши возможности соответствуют ей, мистер Роджерс, — ответил Дольф. Он тяжело дышал и говорил громче, чем нужно.
Мужчина кратко кивнул и опустил голову. Следующей подала голос женщина с длинным лицом.
— Думаю, что насчёт себя вы не ошиблись. Но не у всех уровень подготовки так же высок, как и ваш. Джонатан, вы давно выступаете?
Джон не был готов услышать своё имя. Он привык быть Джоном, Джонни, даже Джодой уже почти привык. Но полным именем его не называли уже очень давно.
— Э... м... Где?
Женщина чуть приподняла бровь. В зале послышались смешки. Если бы можно было провалиться сквозь землю, то сейчас было самое подходящее время. Джон напрягся. На выручку пришёл Дольф, в отличие от Джона он никогда не вёл себя как идиот.
— Мисс Ричардс, Джон вошел в состав Антиминора в прошлом году.
— Понятно. Как хорошо, когда в группе есть человек обладающий даром речи. Мне теперь через вас общаться с остальными членами группы? — смешки в зале усилились, Роджерс и Ричардс тоже слегка улыбались, но третий даже не смотрел на сцену. Его больше интересовали собственные ногти.
— Я умею разговаривать, — выпалил Джон раньше, чем успел сообразить, что лучше было бы промолчать.
— О, вам удалось меня удивить. К сожалению, умение разговаривать не единственное умение, которым должен обладать музыкант, — она посерьезнела. — Научиться играть может каждый, научиться хорошо играть – настойчивый, но добиваются успеха лишь уверенные в себе. К сожалению, в вас нет того, что могло бы зажечь публику.
Джон раздул ноздри, сжал кулаки... и выдохнул. Стало как будто легче и тяжелее одновременно. Слова Ричардс крутились в голове словно на повторе и пропечатывались с обратной стороны черепа. Джон запомнил всё, что она сказала. Ричардс же забыла о Джоне сразу, как только назвала другое имя. Оно было Джону незнакомо, но он сразу понял, что речь о Ноте.
— Ривер, в вашем рекомендательном письме написано, что вы окончили колледж Ле Мандраж с максимальным баллом и выступали в различных заведениях на протяжении пяти лет.
— Да.
— Сегодня, во время своего исполнения вы допустили несколько грубых ошибок, хотя ваша партия не показалась мне сложной. Вы как будто сами не слышали, что играете. Для человека, имеющего такой опыт как ваш, это непростительно. К сожалению, вы, так же, как и Джонатан, не проходите. Для остальных: Майкл Холостякки, Йон Лессен, Стейн Свард, третий этап через три дня, поздравляю.
Благодарностей не было. Все, как под конвоем, развернулись к выходу со сцены. Уходя, Джон смотрел на третьего члена комиссии – мужчину тридцати лет с дредами на голове. Всё время, пока говорила Ричардс, он сидел, откинувшись на кресле, и молчал, а сейчас лениво водил карандашом в своём блокноте. Его показная скука идеально подчёркивала провал экзамена.
— Подождите! — крикнула Нота, и её голос эхом разлился по залу. Шепотки стихли, пара человек, идущих к сцене, остановилась. Все смотрели на Ноту. Джон схватил её за руку, но она вывернулась, даже не заметив его. — Я хочу сыграть соло!
Джон размышлял долю секунды, слова сорвались быстрее, чем он успел их полностью осмыслить.
— Да, я тоже, — почти прорычал он. Лицо горело, руки напряглись, будто Джон только что пробежал стометровку. Последний раз он испытывал это чувство, избивая Этана.
— Мы не даём вторых шансов, — спокойно сказала Ричардс, не поднимая взгляда от бумаг перед собой. Видимо, такие умники ей уже встречались.
— Мы не просим второй шанс, — парировал Джон. Он заметил, что третий член комиссии ожил и теперь с интересом смотрел на него. — Мы просим личный экзамен отдельно от коллектива.
— Вас нет в списках, — Ричардс начала терять терпение.
— Вы сами прекрасно знаете, что есть.
Ричардс хотела ещё что-то сказать, но третий наклонился и через Роджерса стал что-то шептать ей. Пока они перешептывались, как школьники на контрольной, Джон взглянул на Ноту. Не нужно было быть экстрасенсом, чтобы понять, что она растерялась. Сейчас она напоминала Джону Белку, и её вид внушал в него странную уверенность. Ричардс скорчила гримасу и повернулась к сцене.
— Кто пойдёт первым?
Нота несколько секунд смотрела Джону в глаза, затем кратко кивнула и громко произнесла:
— Я.
— Раз мы отклонились от правил, результаты узнаете, когда выступит и второй претендент.
Никто не будет ждать абитуриента, если он опаздывает на экзамен, никто не будет давать ему второго шанса, никто не будет этот шанс даже просить. Но они попросили. И, что важнее – им не отказали.
Когда Нота закончила, Джон взял в руки акустическую гитару и вышел на сцену. Прожектор светил как будто ярче, чем прежде. Джон настроил микрофон, сел на стул и только в этот момент осознал, что не знает, что будет исполнять. Прожектор как будто выжег все идеи. Сжав гриф гитары, Джон перебирал в голове композиции, которые знал. И ни одна из них не задерживалась настолько, чтобы остановить на ней свой выбор. В зале стали слышны шепотки, кто-то кашлянул. Всё повторялось.
— Всё ясно, — подытожила Ричардс. Она сказала это с такой интонацией, что в голове Джона что-то щелкнуло, и он сильнее, чем нужно зажал аккорд. Музыка пролилась в зал.
Смотреть сольное выступление Джона
Джону не нужно было скакать по сцене, чтобы зажечь публику. С этой песней это не так работает. Волнение отступило, пальцы ласкали струны с такой легкостью и нежностью, с которой мать гладит ребенка. Джон закрыл глаза и запел. Не для комиссии. Для Белки, которая даже не знала, что Джон так и не доехал до Винденбурга. В какой-то момент голос перешёл на шепот, словно Белка была рядом, и Джон пел ей перед сном. Он улыбнулся, представив её сонное лицо и лохматую голову. Вот она выглянула из-под одеяла, вот свернулась клубочком словно кошка. Джон знает, что, в конце концов, она не выдержит и присоединит свой голос к его. Так было всегда.
Последний аккорд прозвучал так тихо, будто Джон закончил колыбельную. Так оно, впрочем, и было. Джон не хотел открывать глаза, но реальность протискивалась в голову тихими скрипами и голосами сотен людей. Он разлепил веки и сощурился от яркого света, отставил гитару и, смотря в зал поверх головы Ричардс, подошёл к краю сцены. Джон с удивлением обнаружил, что сейчас лица не вызывали в нём того страха, который был в первый раз. Простые лица простых людей. Возможно, в них страха даже больше, чем в Джоне.
— Чья это песня? — прохрипел самый молчаливый член комиссии.
— Я её написал два года назад.
Его лицо осталось непроницаемым. По нему вообще сложно было сказать, одобрял он выступление Джона или нет. Из-за повисшей тишины казалось, что теперь весь зал затаил дыхание и ждал приговора. Закончив совещаться, Ричардс забарабанила пальцами. Она не смотрела на Джона, предпочтя ему стол.
— Мы приняли решение, — она подняла голову, но в этот раз её взгляд блуждал по сцене, не находя жертву. — И, к сожалению, оно оказалось не единогласным. Тем не менее, мистер Джастис... — она сморщилась, — решил дать шанс одному из вас. Речь о вас, Джонатан. Вы проходите в третий тур, поздравляю. Что же касается вас, Ривер, то наше решение осталось неизменным.