[Kamille]

AlexArt, ...

Верно, ёлка тут центральный персонаж.) Бонус же новогодний.)) С цветами ты очень многое угадал и правильно увидел!

Итак, первый кадр. Юный Хьюберт на тот момент испытывает разные эмоции - ощущение волшебства праздника, желание увидеть новогодние подарки, однако, если учитывать бирюзовый цвет, можно подумать, что мальчик чувствует себя отрешённым...

Всё так! Он и правда был счастливым ребёнком, но всё-таки одиноким. До определённого возраста до него вообще никому почти не было дела, можно и так сказать...

Второй кадр. Здесь отнюдь отсутствуют цвета. Хьюберт чувствует лишь тоску и печаль. Сразу становится ясно, что происходит. Так же и с третьим кадром. Только наоборот. Мэй рядом, и Хьюберт чувствует себя счастливым.

Да, у него тогда шёл активный поиск себя и он чувствовал себя пустым. К Мэй он очень долго и упорно стремился, а потому с ней наконец-таки смог быть счастлив (потому что ему больше не нужно было искать что-либо).

Самое интересное - четвёртый кадр. Судя по записи, можно выдвинуть версию, что недавно произошло нечто ужасное, в результате которого Мэй погибла, а Хьюберт лишился правой руки. Мужчина чувствует скорбь. Именно поэтому у ёлки преобладает белый цвет. Оттенки бирюзового, скорее всего, означают воспоминания об отце

Трагическое событие могло произойти и давно уже по времени, просто он до сих пор не сможет это отпустить. И не мудрено... Бирюзовый тут можно понимать и как отношение к прошлому (которое теперь уже было полностью с ним), и к будущему.

ещё не поздно стать хорошим отцом для Ирис

Он тут не только про свою дочь думает

Линия Дирка интересно так состыковалась в сюжете.

Да, у меня есть своя версия насчет того, что произошло с Дарлинг. Относительно скоро мы это, возможно, узнаем...

А вот концовка интригующая. Кто же там весь в крови? Почему-то не покидает мысль, что "Алая Смерть" мог(-ла) быть причастен(-на) в случившемся.

Возможно. Как минимум то, что он(она) сообщил(-а) Мэй, что там никого не будет. Естественно, Мэй хоть какие-то выводы для себя из сложившейся ситуации сделает...

Предисловие

Это не совсем тот бонус, которого вы так ждёте, но, я думаю, вам тоже будет это интересно. Сюжетно эта зарисовка будет отрывком аж 11-го отчёта (аж самой не верится, что он так близко!). Если вы не узнаёте вьюношу, пришедшего к Мэй... В бонусе "Верь мне" есть немного о нём. Поехали!

Не пишется

Мэй издаёт протяжный рычащий звук и плюхается лицом на клавиатуру. Не пишется... О, сколько боли и испорченных нервов стоит за этими простыми двумя словами... Не пишется, и всё тут. И казалось бы, условия ведь идеальные – свой кабинет, где никто не тревожит, целая гора источников, которые лежат прямо перед ней, любые удобства под рукой – кофе, чай, печеньки… Пиши – не хочу. И она хочет, но… не пишется. Перед ней уже несколько часов сияет пустотой лист редактора, который она пытается портить время от времени какими-то каракулями, так же быстро исчезающими при нажатии беспощадной клавиши delete.

Мэй кривится и стирает то, что случайно написала при столкновении лбом с клавишами. Ей кажется, что даже этот хаотичный набор букв получился лучше, чем то, что она пыталась написать первоначально.

Мэй переводит компьютер в сонный режим и решает сделать перерыв на чашечку чая. Взгляд непроизвольно падает на лежащую на столе по её левую руку книгу – «Странствия Принца-ворона», автор Дестини Пьеркассе.

Эта книга теперь всегда с ней. Мэй с тоской вздыхает и проводит пальцами по шершавой обложке – вряд ли она когда-нибудь достигнет уровня мастерства этой неизвестной, но жнецовски талантливой Пьеркассе. Мэй читает эту книгу за завтраком, в транспорте, пока добирается до своего кабинета, на обеде, вечером перед сном. Можно сказать, в любую свободную минутку её руки так и тянутся полистать страницы этой чем-то чарующей истории. Хьюберт как-то даже полушутя признался, что уже почти ревнует её к этой книжонке. «Ну и пусть ревнует» - думает Мэй. В разумных дозах это чувство даже может быть полезным. Тем более, что книга и правда шикарная и стоит того.

Мэй наливает кипяток в кружку и садится за своё рабочее место. Почему она не просто свернула рабочий файл, но и выключила компьютер? Ей так было проще. За тем ступором, накрывавшим её всякий раз, когда она собиралась поработать над своей книгой, было и ещё кое-что. Мэй начала осознавать это лишь совсем недавно. Там прятался страх. Страх, что она не соответствует. Что она не станет так же хороша, как и... Да хотя бы как та же Пьеркассе.

Помнится, она так не боялась даже тогда, когда решилась на разговор о своём происхождении с Рэймондом, своим названным отцом. К тому моменту Мэй считала себя уже без рода и племени, терять ей было нечего. Каково же было её удивление, когда Рэй не только спокойно согласился об этом поговорить, но и будто бы давно готовился к этому непростому разговору. Тогда-то Мэй и узнала, что всегда была Ландграаб. С такой фамилией она родилась, с такой и... Она хотела по-черному пошутить, что умрёт.

Однако для Мэй давно уже не было секретом, что Хьюберт что-то для неё готовит. Что-то очень важное. Мужчины в такие моменты всегда становятся по-особому скрытными, но нельзя подумать на них что-то… не то. Если внимательно следить за тем, какие вопросы они начинают задавать, чем внезапно могут заинтересоваться… В общем, тут и детективом быть не нужно. Так что, возможно, в скором времени Мэй может стать госпожой Брокенстоун, а, значит, покинуть этот мир будучи Мэй Ландграаб ей почти что не грозит... Но, пока её благоверный так и не решился на этот серьезный шаг, думать о подобном рано. Пока что рано.

Sneaker Pimps - Perfect One

Дверь кабинета внезапно распахивается настежь. Мэй ещё не успевает как следует рассмотреть возмутителя спокойствия, но узнаёт его сразу же - никто к ней не заявляется так эффектно, только... Да, это был он. Его повадки. Не то, что обычные клиенты – они, перед тем, как прийти, вежливо звонят. Не то, что Хьюберт, который сначала робко постучит раза три, а затем заглянет и спросит "Можно?".
Дверь едва ли не с ноги и без предупреждения может открывать только один человек. Это был Ланс. Лан-се-кха-кха (Прости, Творец, но как же ему не подходит это имя!). Ланс.

Вместе с ним в комнату врывается привычный запах мяты – Ланс так любит её, что употребляет почти что в любом виде – жвачка у него всегда была с этим вкусом, напитки он тоже брал по возможности с мятой, и даже когда готовил еду не мог без неё обойтись. Мэй коротко хихикает – от одного лишь душистого аромата ей вспоминается то, что рассказывал об этом растении Хьюберт. А именно то, что оно далеко не самое полезное для мужского здоровья. Вернее, совсем не полезное. Это прекрасно характеризует Ланса.

– Что? – кивает он в её сторону и упирает руки в боки.
Мэй пытается скрыть улыбку и стать самой мисс серьёзностью. С ним иначе и нельзя – Ланс был тем редким человеком, который смог спокойно дожить до своих лет с напрочь атрофированным чувством юмора. Для него вообще по жизни всё было слишком серьёзным.
– Ни-че-го, – говорит она медленно почти нормальным тоном, – А тебе что тут нужно?
– Ты как всегда негостеприимна, – вздыхает Ланс и по-хозяйски обходит её кабинет, – и на звонки тоже как всегда не отвечаешь. Это грубо.
– Я же сказала, что занята. И попросила меня сегодня не беспокоить по пустякам.
– Я когда-нибудь беспокоил тебя? – Ланс подходит к окну, и Мэй пользуется моментом, чтобы скорчить его затылку рожицу. Он оборачивается на неё, и она тут же принимает прежний невозмутимый вид, – Тем более по пустякам… Что-то не припоминаю.
– Ах, ну да, ну да, точно, – многозначительно несколько раз кивает Мэй и кашляет в кулак, чтобы спрятать смешок, – и зачем же вы пожаловали, сэр Ланселот? Круглого стола у меня, к сожалению, в кабинете нет.

Он скрещивает руки на груди, а затем долго и выразительно смотрит на неё. Мэй мысленно перебирает факты о Лансе, выбирая, какой из них раздражает её больше всего. Привычка вламываться без предупреждения со своими архиважными делами? Нет, к этому она уже почти привыкла. А как насчёт манеры делать вот эти многозначительные патетичные паузы (в основном не к месту), по которым она, якобы, должна обо всём догадаться? Возможно, этот факт она поместит на вершину своего личного топа. Что бы он там и ни пытался передать ей телепатически, сейчас он выглядит просто как робот с зависшей программой. И это уже становится не смешно.

– Сначала скажи, что у тебя за дела, – наконец соизволяет «отглючить» офисный рыцарь, – что-то я не заметил, что ты и правда так занята.
Мэй приподнимает бровь.
– С каких это пор я должна перед тобой отчитываться?
Мэй делает максимально каменное лицо, и тогда Ланс… улыбается?
– Я ведь твой друг, Мэй. Ты забыла, сколько нас всего связывает? Учеба, мои выступления, журналистика…
Мэй закатывает глаза и машет на пришедшего рукой. «Снова начинаются трели о себе любимом, да своей жёлтой газетёнке» – думает она и пытается заглушить у себя в голове его голос. Но Ланс продолжает неожиданно кратко:
– Если тебе вдруг нужна моя помощь… Только попроси.

– Помощь? – переспрашивает Мэй. Чтобы сиятельный сэр Ланселот предлагал кому-то руку помощи… Это для неё неожиданно.
– Помощь. Как от друга и более успешного коллеги.
– Ох, дорогой, – вздыхает Мэй, – куда уж мне до твоей успешности…

Мэй снова становится смешно. Как это… Забавно, что он до сих пор считает её бедной заблудшей овечкой. Просто из-за того, что теперь Мэй работала только на саму себя.

– Так что там у тебя? – продолжает упорствовать он.
Ей хочется ответить, что никакая помощь ей не требуется, но вот же он стоит. Ждёт. Смотрит на неё. Просто буравит взглядом. Нужно ответить хоть что-то, может тогда он от неё отстанет…
– Что ты обычно делаешь, если у тебя не идёт текст?

Ланс снова зависает и через несколько мгновений смешно хмурится:
– Как это «не идёт»?
– Ну, не пишется. Что, тебе это не знакомо?
– Нет.
– Ну вот… Погоди… Что? Ты… правда не понимаешь, о чём я?
– Не понимаю, – качает он головой.
– То есть, ты никогда не сомневаешься в том, что ты пишешь? Как так?
– А зачем сомневаться? – продолжает хмуриться Ланс, – Если у меня хорошие статьи.

Теперь Мэй не знает, смеяться ей или плакать от… смеха. Она, конечно, знала, что эго Ланса слишком раздутое. Но чтобы настолько…
– Как я и думал, ничем ты не занята. А теперь послушай, – он резко хватает её за плечо и Мэй охает от неожиданности, – Это действительно важно.

– Обязательно меня вот так вот держать… – пытается возмутиться Мэй, но мужчина не слушает её и даже не замечает робких попыток вывернуться.
– Я знаю, из-за кого тебя уволили из «Симвилля…»!
– Что?.. Уволили?..
– Да. Это всё он. Это всё из-за твоего ботаника.
Смеяться над Лансом пропадает всякое желание. Теперь Мэй просто хочется поскорее найти удобный предлог, чтобы выставить его за дверь. Её замешательство Ланселот принимает за ожидание продолжения.
– Я уверен, это он всё подстроил. Он и Энджелин… Ты только не падай… Были любовниками!
Мэй поднимает взгляд на Ланса, и на лице её нет и тени прошлой улыбки.
– Я знаю, – говорит она глухо, – и что?
– «И что?»… Мэй! Из-за этого типа ты как минимум лишилась работы!
– Ланс, всё не так…
– Он сломал твою карьеру и возможно прямо сейчас ломает твою жизнь!
– Ланс! – кричит Мэй, и только тогда он замолкает, – Это тебя не касается. Пожалуйста, уходи.
Но Ланселот, напротив, шагает ближе.
– Он что, настолько хорош? – голос его становится тише и немного подрагивает, – Он что…
«Лучше, чем я?» – слышится в этой дрожи.

Мэй кажется, что время внезапно замедляет свой ход. На этом странности только начинаются – всё вокруг вместе с тем теперь становится словно бы фрагментарным, и девушка испытывает странное ощущение, будто сейчас может пропустить какой-то важный момент.

Раз. Мэй обнаруживает себя во внезапно крепких объятиях Ланса.
Два. Чувствует на своих губах его горячее дыхание и удушающий мятный запах.
Три… Мэй начинает дрожать и наконец-таки приходит в себя. Она что есть силы отталкивает нахала. Тот не сопротивляется, но явно выглядит удивлённым.
Ход времени снова возвращается на круги своя.

– Мэй, я… – пытается что-то сказать юноша, но теперь Мэй не хочет слушать его вовсе.
Теперь она не хочет пытаться быть вежливой с тем, кто так нагло по ней топчется. Она замахивается, чтобы влепить ему крепкую пощёчину, но… Он перехватывает её руку на полпути.
– Я понимаю, ты расстроена… – снова он что-то бормочет
– Заткнись. – твёрдо произносит Мэй.
И они оба замирают в молчании.

– Послушай, «друг»… – теперь Мэй первой прерывает тишину, – Если ты ещё раз это сделаешь…
– Сделаю что?
– Если ты снова попробуешь…
– Так что попробую, Мэй?
– Если ты опять включишь режим придурка и будешь ко мне приставать… Тогда эта встреча станет последней. Ты меня понял?
Она уже ни на что не надеется, но он всё-таки сдаётся:
– Понял.
«Аллилуйя!» – думает Мэй и мысленно выдыхает. Остаётся только выпроводить его отсюда, и тогда можно будет спокойно работать. Ей даже кажется, что она наконец-таки чувствует нужный настрой для того, чтобы сесть за написание книги. Ничего хуже Ланса в этот день с ней точно больше не произойдёт…

– Но знаешь что... – он решает оставить за собой последнее слово, и Мэй уже ничего не говорит. У неё просто нет моральных сил на это. – Ты никогда не думала, а вдруг ты окажешься в такой ситуации, когда от тебя все отвернутся? Ну, и даже твой ботаник, вот представь. И тебе будет не к кому бежать плакаться. Представила? Я почему-то уверен, что только тогда ты поймёшь, куда тебя завела твоя гордость. И что ты тогда будешь делать? Ты придёшь ко мне. Вот увидишь… Верь мне.

Мэй хватает первую попавшуюся под руку книгу и швыряет её в убегающего Ланса. Не смотря на то, что бросок был метким, к её огорчению, книга отскакивает от двери и падает на пол. «Ну и катись к Жнецу» – думает вслед Лансу Мэй, возвращая несостоявшееся орудие убийства на полку. Затем садится на своё рабочее место, и тогда эмоции запоздало накрывают её с головой.

Спустя несколько часов и нескольких чашек успокаивающего чая (единственного, в составе которого она не нашла мяты), Мэй всё-таки снова включает компьютер и садится за работу. Теперь, когда по ней штормовыми волнами прошлись ненароком всколыхнутые эмоции и чувства, в голове царил потрясающий порядок. Будто этим всплеском унесло всё лишнее, что мешало ей сконцентрироваться на книге. Будто теперь она знала, что может спокойно писать свой текст. Нет, не может… Обязана.

Переживает ли она теперь из-за того, что произошло здесь несколько часов назад? О, нет… Всё-таки это был Ланс, Жнец его де… То есть Творец помилуй. На него грех обижаться, он всегда таким был. Можно только пожалеть… Мэй уверена, что ни при каких обстоятельствах, что бы ни случилось, она не обратится к Лансу. Даже будь он последним человеком на Земле. Потому что… Мэй привыкла рассчитывать только на себя. Впрочем, и в Хьюберте она была теперь наконец-таки уверена. Но если вдруг что… У неё всегда был тот самый друг, к которому можно обратиться за любой помощью. «Так что нет, Ланс. Ни сегодня, ни завтра, никогда». – отвечает она ему мысленно и завершает продолжившийся в её голове спор. Теперь можно и правда спокойно работать.

Ведь… Если такие, как Ланс, считают себя чуть ли не Творцами Всевидящими, никогда в себе не сомневаются, продолжая годами писать паршивые статьи в жёлтую прессу, то… Почему она так боится попробовать что-то написать сама? Боится, что окажется хуже Ланса? Ох, куда уж хуже… Она мотает головой, и теперь старается не отвлекаться на посторонние мысли вовсе.

Слова становятся настоящими, стоит им возникнуть. Поэтому Мэй не торопится, пишет неспеша - ей действительно страшно, что те строки, которые появляются на мониторе под стук клавиш – правда. Что это действительно правда про неё. Что, если её родители и правда живы – это может помочь ей найти их.

"Меня зовут Мэй Ландграаб, я наследница старейшего рода Ландиграабов, славящегося своими купцами и мореходами... И эта книга обо мне и о моих предках."

Она лёгким движением поглаживает книгу Дестини Пьеркассе и улыбается. «Хорошее начало», – думает Мэй, – «Надеюсь, она бы одобрила.»

Стук клавиш не смолкает до самой ночи.